***
Нынешним утром в жизнь воплотился один из главных страхов Ирьена — он проснулся в полном одиночестве. До сих пор только тепло Шемаара не давало тяжелым пробуждениям превратиться в мучительные, когда приходится недвижимо лежать, пока в омертвелое тело по капле втечет достаточно жизни. Чувствительность возвращалась так медленно, что Ирьен успел увериться — без помощи Шемаара не то что встать — пошевелиться не получится. Он не мог видеть, но ему представлялось, будто его тело сейчас похоже на кусок несвежей свинины в дешевых мясных лавках — сероватой и тусклой. Надежда проснулась вместо со слухом — по дому кто-то ходил, открывал двери и что-то тихо неразборчиво бормотал. Шаги незнакомые. Усатый генерал Мортелл, кто же еще. Слуги молчаливы, а Шемаар ходит по-другому. Значит, его рядом нет. Мысль о том, что кто-то чужой войдет в спальню, пока он находится в таком беспомощном состоянии, напугала и одновременно разозлила до умопомрачения. Это бешенство ему и помогло не превратиться окончательно в мертвую свиную тушу, а сильнейшим усилием воли сначала слабо заскрести пальцами по простыням, потом бесчувственными, словно чужими локтями сдвинуть с места еще неживое тело, безграничными долгими попытками дотащить себя до края кровати и упасть на пол. И даже тогда никто не пришел! И тут Ирьена пронзила тревога — Шемаар никогда не оставлял его по утрам. Может, с ним что-то случилось? Никому Ирьен не скажет, каких усилий ему стоило дойти до кухни. И как закололо в груди при виде легкости и дружелюбия, с которыми Шемаар разговаривал с усатым генералом Мортеллом, кормил его и едва заметно улыбался в ответ на неблагодарность и обвинения. Еще и отдал одну из своих рубашек. По нескольким услышанным фразам вдруг показалось, что усатый Мортелл знал о Шемааре больше, чем сам Ирьен. И это, наверное, стало последней каплей.***
Только когда в поместье не осталось ни одного генерала, Ирьен немного отрезвел и задумался. Могло ли такое быть, что этот Мортелл просто очень нравился Шемаару? От этой мысли вновь вспыхнула начавшая было утихать злобная ненависть, но, не найдя поблизости цели для выхода, была сразу же подавлена усилием воли. Не бежать же теперь на столичные улицы подстерегать Мортелла, чтобы сбросить ему на голову камень потяжелее? А Шемаар хоть бы слово против сказал! Если раньше он мог демонстрировать силу этикета, согласно которому не полагается прилюдно ругать вышестоящих перед его подчиненными(а Мортелл, как ни смотри, все еще генерал), то почему молчит сейчас? Так злится, что не хочет разговаривать? Раньше Ирьен, не задумываясь, подошел бы, обхватил его руками поперек груди и спросил прямо. Или даже потребовал все рассказать и не злиться. Раньше это было сделать очень легко. Однако, чем больше времени проходило с первого пробуждения, тем сложнее было решиться на самые простые вещи. И голова иногда от сущей мелочи забивалась ненужными мыслями и опасениями, мешающими отдаваться на волю случая с безрассудной уверенностью в своей правоте. Не понятно, откуда выросла эта нерешительность, но чем дальше, тем больше она сковывала и убивала легкость и приятность обычной повседневной жизни. Не сразу, но он все же решился приблизиться к Шемаару. Тот уже разобрал часть дорожки у дома,обнажив поврежденную трубу, и теперь навыдергивал страницы из книги, скрутил из них тугую грушу и, как показалось, мстительно, заталкивал в трубу, чтобы перекрыть воду. Обычно Шемаар к книгам относился бережнее. Ирьен бочком подкрался поближе, присел на корточки и, как будто заинтересованно, поднял обложку. Несколько страниц все еще упорно цеплялись за переплет. А. Эта книга. — Когда в следующий раз соберетесь ломать трубы, — заговорил Шемаар, не поворачивая головы. Ирьен уронил остатки книги. — Выбирайте те, которые дальше от дома. Если в стенах от сырости заведется плесень, придется менять стены. — Учту, — покладисто ответил Ирьен, не став отнекиваться. — Я бы мог помочь. Может тебе нужно ведро? Или большая тряпка? Или позвать слуг? Показалось, что Шемаар уже собирался отказаться, но в последний момент передумал. — Да, нужно ведро. И принесите из кухни горелку. А я пока перекрою воду. Шемаар слил остатки воды в трубах через промасленный тряпичный рукав в ведро, а Ирьен унес и вылил ее в пруд. Очень быстро о прорехе в трубе напоминали только мокрая земля вокруг и еще не застывшая горячая смола на стыках труб. И вскоре и эти следы скрылись за слоями камней и плиток дорожки. «Почему ты ничего не говоришь о генерале Мортелле?». Хоть Шемаар и не высказывал неодобрения, Ирьен был уверен, что уж подумал-то он много всего. Не мог не подумать. Но почему-то промолчал и продолжает делать вид, будто ничего не произошло, заставляя следить за каждым движением брови, чтобы не пропустить знак, который бы явно показал, насколько Шемаар злится. Если ему нравится генерал Мортелл, значит, не нравится тот, кто пытается спустить его с крыши, это же очевидно. Недолгое присутствие усатого генерала будто сдернуло с глаз повязку и указало на то, от чего Ирьен успешно отворачивался все это время. И что-то незыблемое качнулось, привычный фундамент, опираясь на который, можно было смело идти навстречу любой опасности и без раздумий расставаться с печатью, титулами, деньгами — чем угодно. Это новое ощущение тоже не позволяло, как раньше, подсесть поближе и погреться о Шемаара.. Ирьен нашел выход — как бездушную грелку таскал за собой мальчишку-слугу и все никак не мог взять в толк, почему так раздражает его преданный не моргающий взгляд и не прошенные робкие прикосновения. Даже когда Ирьен отправил его чистить пруд, слуга продолжал пялиться и при любой возможности тянуть к нему свои мокрые горячие руки. Позже, когда мальчишка отжимал рубашку, Ирьен впервые заметил тонкие черные линии, рваными полосками расчерчивающие его тело по бокам. Стоило слегка подковырнуть одну полоску ногтем — мальчишка отскочил, как ошпаренный, и не подпускал к себе, пока не оделся и не застегнул мокрую рубашку до самого горла. Неизвестно, сколько еще Ирьен бесцельно бродил раздраженный и встревоженный, если бы не послание от Кернолахана с бумагами о помиловании Мортелла и приглашением явиться во дворец. — Зачем снова во дворец?— нашел повод деланно возмутиться Ирьен, хотя на самом деле испытал облегчение от возможности поехать и слить на кого-нибудь свое раздражение. — Если они снова меня разозлят, я могу не сдержаться... — Вы все же постарайтесь... — и как будто сделав поблажку, добавил. — Не убить никого. — Но ведь Кернолахан снова начнет провоцировать. — Потому что хочет, чтобы вы поддались на провокацию, и из этого они извлекут свою выгоду. — Но если я не смогу удержаться? Могу я его... хотя бы ударить? — Только не насмерть, — будто смиряясь, вздохнул Шемаар. — Сейчас совсем неподходящее время разбираться с кровной местью... Чтобы оправдать убийство кого-то из семьи Кернолахан, нужен очень весомый повод. — Оскорбления — разве не достаточный повод? Что это как не намеренное оскорбление — заставлять меня ездить во дворец по первому же зову! Кернолахан мог посетить меня лично. Оба они. Руки Шемаар двигались ровно, маленький нож убирал тончайшую стружку с деревянной непонятной штуки, похожей на часть засова на воротах. — Это не оскорбление. Важные встречи подобного рода всегда проводятся во дворце, — ровно и занудно объяснил Шемаар. — Чтобы гарантировать безопасность обеим сторонам договора. И еще... уверен, Его Величество тоже желает знать подробности и не любит, когда о важных вещах договариваются за его спиной. — Кажется, это называется трусость? — Осторожность. И она родилась не на пустом месте. Когда-то за стенами закрытых поместий рождались самые опасные заговоры. А при вовлечении магов заговорщики могли даже создать еще одно транспортное кольцо и переслать в столицу армию для захвата трона. Защита и барьеры вокруг поместья мешают императорским прозревателям отслеживать заговоры. И отвечая на невысказанный вопрос Ирьена, почему бы Его Трусливому Величеству не приказать сломать все барьеры, Шемаар добавил: — Примерно семьдесят лет назад издали указ, запрещающий создавать новые и укреплять старую защиты. Со временем они ослабнут достаточно, чтобы не быть препятствием для магов. — О? А нашу ты хочешь укрепить? Это же незаконно? — Совершенно верно. — И я мог бы сказать, что это неуместно, безнравственно и неподобающе? — Ирьен попытался скопировать тон Шемаара. — Закон, мораль и этикет — разные вещи. И, напомню, вас ждет карета. — О, — Ирьен мог бы уже давно уйти, но тянул время в нерешительности. Он медлил. Сомневался. Взвешивал за и против. Генерал Мортелл ему не нравился, но тот сейчас с Хловером, и за него Шемаар может не переживать. — Кернолахан... говорил не только про генерала Мортелла, — наконец, переломив себя, произнес он. — В прошлый раз он упоминал безгрудую хозяйку борделя... Шемаар сразу же оторвался от деревяшек. — Просто, чтобы ты знал. — Причем тут... почему вы говорите об этом только сейчас? — начал Шемаар, и замолчал, будто что-то припоминая. — Мне как раз нужно в ту сторону. — Да, я так и думал. Уезжал он с тяжелой головой, уже жалея о том, что сказал — неожиданно тяжело оказалось видеть, как пара слов о той красноволосой сразу же заставили Шемаара беспокоиться и отбросить всю работу.***
Только за дворцовым стенами Ирьен заметил, что не сменил туфли с домашних на парадные. А Шемаар и не напомнил. Это еще больше испортило настроение, и к площади, где, как и в прошлый раз, собрались избранные аристократы - сегодня их было намного меньше, он подошел уже удрученным и с совсем не соответствующими месту и времени мыслями. Более того, ни один служка даже на миг не мелькнул лицом Шемаара. Он занят или он забыл, — Ирьен как раз мысленно определялся — расстроиться, обидеться или же подождать с этим до возвращения. Первым его встретил тот хороший посланник генерала Дагила — Зирас-Тан. Собственно, из всех присутствующих только к нему можно было отнестись благосклонно. Дедушка Хловера не приехал. Маг, напоминавший позой сучковатую жердь в плаще, стоял ближе всех к широкой лестнице. Скромно, в серое, одетый советник — Шемарар сказал, его зовут Мирл Второй, о чем-то переговаривался с непоколебимым командиром всех гвардейцев. Оба Кернолахана надели те же наряды, что и в прошлый раз — а еще смели что-то говорить про одежду Ирьена. Не сбавляя шаг, Ирьен пронесся мимо, желая побыстрее приступить к делу. После совета он подумал наведаться в библиотеку — вдруг сегодня будет удачный день. — Командующий Сула, — тихо произнес за спиной голос посланника Дагила. Он подстроился под быстрый шаг Ирьена и шел немного позади, на грани дозволенного этикетом. — У меня послание от его превосходительства генерала Дагила. Генерал справляется о вашем здоровье и будет рад, если вы найдете возможность посетить его лично. Не как командующий, а как сын своего отца. Ирьен несколько шагов шел молча. — Не торопитесь отказываться... — И не думал. Я приму ваше приглашение... — он незаметно осмотрелся. Шемаара не видно, отчего появился огромный соблазн исчезнуть, не предупредив, чтобы убедился, что об Ирьене тоже беспокоятся и ищут. — Позже. — Как вам угодно. Я проживаю в гостином дворце, и в любой момент к вашим услугам. Ирьен знал про гостиный дворец — его покои выделяли для высокопоставленных гостей издалека, для послов и командующих, которые могли опасаться за свое благополучие, или которым не было нужды выходить за пределы дворцовой стены. Сам Ирьен раньше так часто пользовался услугами гостиного дворца, что для него оборудовали личные покои и отдельные рабочие кабинеты. В этот раз Его Императорское Величество не заставил себя ждать. Он явился сразу, едва высокие двери во дворец закрылись, отсекая холодный колонный зал от малейших проблесков солнечного света. Как только все присутствующие выполнили бессмысленные — на взгляд Ирьена, но необходимые — по общему мнению, церемонии, первым слово взял молодой Кернолахан. — Позвольте с позволения Вашего Величества первым делом напомнить присутствующим, на какие унизительные уступки наша семья пошла ради благодушия командующего Сула! — с чувством произнес он, выйдя на освещенное место перед троном. — Все это сделано вопреки справедливости и вековым традициям защиты чести, которые строго регламентируют наказания и поощряют справедливое возмездие за непоправимые проступки и тем более за убийство членов семьи! Наша доброта и великодушие были восприняты близкими героически погибшего генерала Ибо как позорное малодушие! Над безупречной репутацией нашей семьи повисла тень, которая будет стоить нашему роду несравненно большего, чем стоила бы жизнь одного из генералов командующему Сула. — Из вас слова хлещут, как из пробитой трубы, — прервал этот поток Ирьен. — Воды много, а смысла мало. — Приношу свои извинения, командующий. Меня подвели мои же завышенные ожидания, — с достоинством склонил голову младший Кернолахан. — Я полагал, что ни у кого из присутствующих не возникнет затруднений при понимании смысла моей речи... Ирьен нахохлился и скрестил руки на груди. — Из всего вашего многословия я понял, что вы пытаетесь выставить меня дураком, но из-за трусости не способны сказать мне это прямо в лицо. Честь семьи! — презрительно хмыкнул он. — Как же. — Вам простительно путать трусость и достойное воспитание. — Как думаете, юный Кернолахан, сильно ли поможет ваше достойное воспитание и красноречие на границе, если придется отбивать наступление с юга? — тонко улыбнувшись, прокомментировал маг. — Или вы рассчитываете и там прятаться за спиной вашего глубокоуважаемого отца? Ирьену не понравилось это заступничество, он бы и сам нашел, что ответить. — Прошу заметить, у нашей семьи хватает ответственности не оставлять южную границу под управлением потерявшего навыки и компетенции недееспособного командующего, — он обернулся к Ирьену. — Главная польза, которую командующий Сула в нынешнее время может принести Империи и Его Величеству — это передать свои полномочия в надежные руки. И продать свои побрякушки ради нужд снабжения, если это единственное богатство, которое у него еще осталось. — Какое грубое хамство вы позволяете перед лицом Его Величества и всех присутствующих, — проворчал маг. — Говорят, на юге за такое могут скормить бродячим собакам. — Прошу извинить, если слова правды режут ваш слух, уважаемый маг, — Кернолахан даже слегка поклонился сутулой фигуре. — Но мы все здесь прекрасно понимаем нынешнее положение дел, и оттого, что вы хотите замалчивать проблему, ситуация не изменится. — Господа, пожалуйста, позвольте напомнить вам о необходимости придерживаться установленных норм и правил приличия, — подал голос советник — Это собрание высшей знати, а не базарная ссора! С тем же успехом он мог бы взывать к двум дерущимся петухам. — Мы и не ссоримся, мы рассуждаем о совести и ответственности, — возразил Кернолахан. — Если командующему есть что сказать по этому поводу, конечно. Моя совесть позволяет не впечатать твое наглое лицо в пол, хотел сказать Ирьен. Но это не сработало в прошлый раз, и наверняка не сработает и теперь. Он вздернул подбородок, чтобы выглядеть самым надменным и высокомерным на этом собрании. — В заботе о целостности и благополучии вашей семьи, — важно начала Ирьен. — Моя совесть не может позволить просто отдать эту печать и не думать о последствиях. Признаться, меня так ужаснули подробности казни венита Де-Эмея, что я на целый день потерял аппетит. А что, если, подумал я, в одно прекрасное утро проснусь в своем поместье, и голова моя будет заполнена воспоминаниями о моей прошлой жизни? И что если в это прекрасное утро я решу, что семья Кернолахан повела себя излишне бесчестно и коварно, и у меня возникнут сомнения, что она руководствовалась мыслями о благе Империи, а не исключительно стремлением к собственной выгоде... кто знает, что я могу сделать, узнав, что потерял печать от южной границы всего лишь из-за недолгого недомогания? Внезапно, но этот глупый аргумент оказал на присутствующих больше впечатление, чем все угрозы прибить Кернолахана печатью. — Продолжайте, — вдруг прозвучало с трона. Пыл юного Кернолохана будто окатило холодной водой, да и Ирьен от неожиданности подрастерял часть высокомерие и едва справился с порывом зарыться носом в высокий теплый воротник. — Я не могу не признать справедливость аргументов этого болтливого болвана, — Ирьен ткнул подбородком в сторону Кернолахана. — Поэтому, если Ваше Величество не нашел более подходящих кандидатов, я, разумеется, передам юному болтуну и печать, и все свои обязанности. Но во имя безопасности... всего, пускай они станут ее хранителями только на время моей так называемой некомпетентности. И еще, чтобы передача титула не была воспринята грабежом, компенсация должна быть достойной. — У Ирьена закончились все красивые слова, поэтому он закончил коротко. — Другими словами, я готов отдать печать. В аренду. За хорошую плату. Такую, чтобы впоследствии у меня даже мысли не возникло, что я продешевил. — Немыслимо! — Сумасшествие. — Это неприемлемо! — Так мало людей, и так много шума, — пожаловался Ирьен. — При условии, если вы по какой-то причине погибните раньше, печать окончательно переходит под нашу ответственность, — нашелся молодой Кернолахан. Его отец от этих слов недовольно поморщился. Доверенный генерала Дагила на миг закатил глаза, но больше ничем не выдал своих мыслей. — Ах да, — вспомнил Ирьен. — В таком случае, в договоре, который мы с вами подпишем, обязательно упомяните, что я оставляю за собой нынешнюю неприкосновенность со всеми вытекающими расследованиями в случае трагических неожиданностей. Кажется, это называется так. И охрану, которая так любезно сопровождает меня по улицам столицы. И, разумеется, мой дом ... его я тоже оставляю за собой. — К генералу Мортеллу вы тоже приставите охрану? — негромко процедил Кернолахан так, чтобы слышал только Ирьен. — Или окружите гвардейцами публичный дом? Упоминания генерала Мортелла мигом вернуло воспоминаниями и настроением в то злополучное утро. Ирьен помрачнел. Хотелось намекнуть, что он не возражает, если усатый генерал свернет себе шею, спасаясь от пожара в том самом публичном доме, но в таком случае, Мортелла могут назло оставить в покое. Лучше уж быть погрубее. Ирьен достал из-под плаща печать и небрежно швырнул ее в Кернолахана, заставив его согнуться от удара в грудь, но сразу же выпрямиться с гримасой боли на лице. — Забирайте, — хмуро бросил ему Ирьен. — И не вздумайте ломать комедию и отказываться — в третий раз предлагать не стану. И я буду ждать исполнения ваших обязательств. Без них эта печать — всего лишь кусок камня. — У нас ломается весь регламент, — обреченно подал голос советник. — Предпочтете, чтобы ломались драгоценные аристократические кости? — прошелестел маг. — Мои глубочайшие извинения, Ваше Величество, но как видно, у командующего Сула заканчивается терпение. — Неслыханная наглость швыряться печатью перед лицом Его Величества! Мое воспитание, к сожалению, не дает возможности достойно вам ответить! — Значит, недостойно отвечать вам воспитание позволяет, — Ирьен повернулся взглянуть на старшего Кернолахана. — Ваш сын совершеннейший дурак. Если это понимаю даже я, при всей моей... хм, недееспособности, то понимает и Его Величество. Если вы своим молчаливым попустительством этого безобразного поведения надеетесь спровоцировать меня разбить вашему отпрыску голову и дать повод для кровной мести, то можете выбросить эти мысли из головы... — Что вы ...Вы не можете позволять себе высказывать подобные возмутительное и безосновательные обвинения! — отчеканил старший Кернолахан, с него на миг слетела недавняя расслабленная отстраненность, и Ирьен встретился с непробиваемым взглядом, напомнившим о ком-то вроде генерала Остера. — Раз уж сам командующий признает себя недееспособным, то не закономерно ли будет поднять вопрос об опекунстве? — тяжеловесно напомнил его сын. — Ваш неуемный наследник куда больше нуждается в опекуне, чем командующий Сула, — вдруг вступил в разговор маг. Чудесным образом его слабый голос заставил замолчать всех. — Если же командующий прав, и вы намерены принести сына в жертву собственным амбициям, то будьте любезны не забыть после его погребения посетить нашу гильдию. Мы выделим для вас самых лучших дознавателей. — Вы забываетесь! Взгляды и тон Кернолахана будто отскакивали от непримечательной накидки мага. — Приемлемо, — вдруг донеслось с трона, прекратив все споры. Он точно пользуется каким-нибудь колдовством, — решил про себя Ирьен, не видящий других причин для своего трепета и уколов непонятного чувства в груди. Всего лишь какой-то высокомерный старикан на высоком кресле, а вон, как его слушается даже этот Кернолахан. — Глава семьи Кернолахан, продумайте условия передачи печати под вашу ответственность и на условиях, удовлетворяющих обе стороны договора. Советник Мирл, согласуйте условия с командующим Сула. Видимо, считая, что он все сказал, Император встал и растворился в темноте за троном. Так просто? И так быстро? Какой он, все-таки, немногословный. Как кто-то, не желающий общаться с людьми, все еще продолжает быть императором? Зачем ему это надо? — Мы сегодня же начнем подготовку условий соглашения, — поклонился пустому трону советник. — На этом объявляю совет оконченным. Глава семьи Кернолахан поджал губы и промолчал. — Отец? — Уходим. Вцепившийся в печать наследник, резко притихший, последовал за отцом не сразу, едва не забыв перед уходом поклониться пустому трону. — Неплохо, весьма неплохо, на редкость скоротечное и продуктивное обсуждение, — Маг никуда не торопился, сложил руки в широких рукавах на животе и не сводил с Ирьена глаз. Он не скрывал своей заинтересованности. Обычно блеклые глаза оживленно блестели и молодили сероватое лицо на десятки лет. — Намеренно или нет, но вы только что очень удачно посеяли крупное зерно недоверия в семье ваших недоброжелателей. Скажите, вы и в самом деле рассчитываете вернуть себе память? Раньше любой маг бы сказал, что это невозможно, но глядя на ваш великолепный и непонятный прогресс, уже нельзя быть уверенным ни в чем. Вы даже представить себе не можете, насколько эта загадка захватила умы наших ученых. Они уже сейчас готовы озолотить того, кто даст им хотя бы зацепку — Все еще хотите потрогать мой амулет? — поинтересовался Ирьен, тоном дав понять, что не позволит коснуться его и пальцем. Маг растянул тонкие губы в полуулыбке. — Мы терпеливы, командующий Сула. Мы подождем, пока нам ничего не будет мешать. От этого голоса у Ирьена в груди будто шевельнулась холодные рыбьи кишки. Он дернул плечом и отвернулся, желая продемонстрировать, что не придал значения словам мага, хотя такая прямолинейность заронила сомнение — а правильно ли он делает, так легко отдавая печать? — А вас, — обратился Ирьен к доверенному посланнику генерала Дагила — единственному человеку здесь, который должен быть на его стороне. — Вас устраивает кандидатура Кернолахана? Зирас-Тан посмотрел как будто сквозь него. — Он богат. Юг это устраивает. Ах, вон оно что. Да, верно, у Ирьена же нет ничего, кроме поместья и, как выразился этот наглец, побрякушек в волосах. Ирьен отвернулся, чтобы никто не заметил, как он стиснул зубы. Почему он злится? Для него эта печать — не больше, чем досаждающий кусок камня. Стоит от нее избавиться, и не придется уезжать из столицы, встречаться с генералом Мортеллом, и Шемаар точно будет рядом — он сам обещал. Разве что, рядом будет та красноволосая... но красноволосой Шемаар хотя бы не давал свои рубашки и не приглашал к себе в дом. От навалившегося напряжения шаг Ирьена сделался слишком тяжелым — если бы не мягкие домашние туфли, удары его подошв о плитку наверняка оставили бы трещины в камне. До сих пор нигде не мелькнуло лицо Шемаара. Вместо того, чтобы поехать домой, Ирьен вопреки советам, выпрыгнул из кареты, не доезжая до поместья и, не скрываясь, прямиком поспешил к тому самому борделю. Он просто посмотрит. Вдруг Шемаар там, не случилось ли чего, и как ведет себя красноволосая. Квартал, который ночью увлекал ярким праздником, днем выглядел просто приличным. Площадь со сценой занята рынком — не тем шумным базаром с курами, овощами и толкучкой, а спокойными лотками на колесах, торговцы которых выглядели незаинтересованными, будто выжидающими вечера, чтобы с первыми фонарями разъехаться по домам. Хорошо, что рядом нет Хловера — тот бы снова разорался, как сварливая жена. От уверенного толчка в дверь что-то хрустнуло между створками. Кого вообще удержат такие слабые замки? А появившиеся люди — работники этого нарядного места, не посмели и слова сказать хотя бы потому что за Ирьеном, как и всегда, увязались гвардейцы. Но благоразумно, повинуясь недовольному взгляду, остались топтаться у входа. В прошлый раз он легко нашел Шемаара по мелькавшим среди слуг знакомому лицу и благодаря острому слуху. Сейчас же он сразу поднялся на четвертый этаж. Сначала он вошел в ту же дверь, где в прошлый раз видел Шемаара , распивающего вино с красноволосой. Но внутри цветной комнаты был полумрак — окна занавешены шторами, а та красноволосая одна лежала на кровати, среди подушек и воздушных покрывал — не спит, сразу же открыла глаза. И тут он услышал голос. Два голоса. Соседняя дверь, понял он. — Постойте! — донеслось ему вслед, но Ирьен не собирался разговаривать еще и с ней. За сегодняшний день он уже достаточно наговорился с неприятными людьми. Соседняя дверь не была даже заперта на замок. Он распахнул ее, сделал шаг за порог и больше не смог двинуться — ноги отказали. Его словно окатило ледяной водой — сдавило горло, сердце пропустило удар или два. А потом ускорилось и застучало в висках, медленно окрашивая зрение в темно-красные тона. Не выказывая ни малейшего удивления, Шемаар поднялся с кровати, не торопясь накинул легкий длинный халат — черный, гладкий, и явно очень дорогой, в отличие от его обычной рабочей одежды. Пригладил ладонью растрепавшиеся волосы. Никогда прежде Ирьен не видел его таким. И он никогда не видел этого мужчину, который даже не потрудился встать — только приподнялся на локте и даже с некоторой насмешкой взглянул на Ирьена. — Вам не стоило сюда приходить, — Шемаар приблизился вплотную и совершенно естественно, как делал это десятки раз, поправил отогнутый воротник его плаща. — Идите домой. Совершенно остолбеневшего Ирьена мягко, но настойчиво выставили за порог и закрыли перед носом дверь. И как-то вдруг стало кристально ясно — и почему Шемаар перестал помогать ему во дворце, и почему после освобождения Мортелла он настолько отдалился, что Ирьен не мог к нему даже приблизиться и обнять. — ...не стоит ..забудь... — послышался сквозь дверь незнакомый голос. — ...останься до вечера. Он стоял, окаменев. В груди что-то распирало и распирало, дышать было трудно, как будто вместо воздуха он вдыхал горячую вязкую жидкость. И с резким звуком внутри как будто что-то треснуло, и если пошевелиться — можно развалиться на две половинки. Красным пятном на границе зрения стояла, не решаясь приблизиться, та женщина. Она все знала и видела. Очень медленно, Ирьен разжал ладонь — на пол посыпались сухие куски крашенного дерева — ручка на двери превратилась в изуродованную корягу. Но по ту сторону двери никому до этого уже не было никакого дела. Ирьен деревянно, осторожно, боясь развалиться на части, отвернулся и очень медленно, неловко переставляя ноги, начал спускаться на первый этаж. На улице легче не стало. Кто-то из охраны услужливо подогнал карету.***
В поместье весь сдерживаемые напор эмоций взорвался, как искра, попавшая в кувшин с маслом. Больше не нужно было сдерживаться, — он напролом шагал сквозь цветочные кусты, углубляясь в сад, пинками сносил резные камни у садовых дорожек, ударами кулака выламывал попавшиеся под руку толстые ветви. Домашние туфли расползлись по шву, но на ногах еще держались, перчатки из тонкой кожи он сам сорвал с рук и швырнул в кривое дерево — прямо в табличку с угрозами. На низких ветвях этого дерева когда-то спал Шемаар... Первый удар был нерешительным, зато от второго и третьего сдвоенный, склоняющийся над землей ствол треснул и раскололся по всей длине, вываливая наружу светлые волокна древесины, как мясо из-под лопнувшей корки запеченных специй. И, больше не способный держаться на ошметках, под собственным весом, ствол тяжело осел в траву. Должно было полегчать, но стало только страшнее. Что подумает Шемаар, когда это увидит? Как он посмотрит? Думать об этом не хотелось, но как всегда бывает — если пытаешься выбросить мысли из головы, они начинают лезть с утроенной настойчивостью. Не в силах стоять на месте, Ирьен заметался по саду, не тронув, однако, больше ни одного дерева. Размеренный стук, который Ирьен сначала принял на ток крови в ушах, на самом деле доносился из кухни. Кто-то рубит поленья для печи? Или готовит ужин? Он рванул на звук, влетел в кухню и остановился. Выдохнул — то ли с облегчением, то ли с разочарованием — никого, кроме мальчишки-слуги. Печка жарко трещит поленьями, мальчишка стоит к ней вплотную, его почти не видно за высокой корзиной, которую он взгромоздил на стол. Такие же корзины стоят в рядочек вдоль стола, и в каждую этот слуга поместился бы целиком. Мальчишка тоже подойдет. Ирьен слишком замерз, и после взрыва разрушения в саду скудные остатки тепла утекали из тела, как вода из плетеной корзины. Он приближался навстречу этому счастливому, прилипшему, как мокрый лист, взгляду. Мальчишка словно чувствовал состояние Ирьена — потянулся и свободной рукой осторожно прикоснулся к плащу, будто утешая. Стоило увидеть грязные бурые следы пальцев на белом плаще, как начавшее стихать раздражение вспыхнуло, как полено в печи. Он всего лишь отмахнулся — возможно, излишне резко, и мальчишка, не сумев удержаться на ногах, падая, зацепил рукой корзину у края стола, и самым неудачнейшим образом опрокинул ее прямо на себя. Из полупустой корзины по полу рассыпались серые неаппетитные мясные куски, мешая неловко барахтающемуся мальчишке резво вскочить на ноги. На полу вообще вдруг оказалось слишком много рук и ног. И на столе. Ирьен уже видел мертвецов. Только что убитых, которые еще при нем ходили и разговаривали и потом в смерти выглядели почти живыми. Эти же — сизые, суховатые куски, один из которых упал прямо ему под ноги, никак и никогда не могли принадлежать живому человеку. Он взглянул на слугу другими глазами, и только что обратил внимание на тесак в его руке — непропорционально громоздкий для худой руки, он не сочетался с виноватой и совершенно невинной улыбкой, с которой мальчишка приближался и вновь тянул к плащу свои грязные пальцы. Ирьен брезгливо отступил на полшага. Что здесь делают куски мертвецов? Знает ли об этом Шемаар? Он вспомнил, как сегодня, и вчера, и каждый день, он видел в своей тарелке мясо. И тот час же изнутри поднялась мощная волна отвращения — не менее сильная, чем недавняя ярость в саду. Больше не сдерживаясь, он встретил настойчиво тянущего руку мальчишку кулаком в лицо. Как совсем недавно ломал ветви в саду. Голова с треском смялась и лопнула, как жбан с тестом.. Мальчишку отшвырнуло к печи, и он остался неподвижно лежать в странной и некрасивой позе. Через некоторое время он тоже станет таким же синеватым, как окружающие его куски плоти. Не успокоившись на этом, Ирьен начал брезгливо опрокидывать корзины, переступал, отбрасывал пинком то, что из них вываливалось, шел дальше и снова опрокидывал. К перепутанному клубку, бурлящему внутри, как кипящее кислое вино, вкинули горсть холодного отвращения — серого, как куски плоти на полу. Он с омерзением обтер руки какой-то тряпкой и кинул ее в огонь. Сразу же потянуло вымыться целиком. Он был так занят собой, что не сразу обратил внимание на застывшую с другой стороны печи женщину. Она неслышно появилась из тени той части кухни, где раньше лежали горами старая утварь и пустые корзины, а теперь только клубилась пыльная густая тень. Ирьен посетовал про себя, что поторопился снять перчатки. Они шагнули навстречу друг другу одновременно. В ее руках не было оружия, но та уверенность и скорость, с которыми она приближалась, требовали отнестись к ней серьезно. Ее черные глаза мгновенно выцвели в бледную пыль, лицо подалось вперед, как сброшенная на карнавале маска, рот раскрывался все шире, будто она собралась зевать. Ирьен не стал ждать продолжения и запустил в нее попавшийся под руку широкий нож для мяса — из тех, что в изобилии лежали у разделочной доски. Острие вошло в этот рот, отбросив женщину туда, откуда она вышла. Он с отвращением осмотрел кухню. На столе в беспорядке раскиданы отделенные от мяса кости, корзины — на полу, разбитые упавшим мальчишкой кувшины — масло блестит на черепках, собирается в лужицы, куски несвежего мяса и серовато-сизая ступня, оставшаяся на столе на разделочной доске. Из угла, куда улетела женщина, уже ощущалось какое-то шевеление и шорох, и пыль на границе темноты и света клубилась, как живая. Там еще кто-то есть? Не было ни страха, ни любопытства, только безмерное отвращение — что вот это все происходит в его поместье, что эти — могли ходить по его дому, пока он спал, что вся еда, которую он здесь ел, стала подозрительной. Голой рукой Ирьен выхватил из печи горящее черное полено и закинул вслед за женщиной, в темноту. Этого показалось мало, и еще одно полено полетело в другую сторону — в самую гущу корзин. На прощание он задержался у выхода и швырнул в огонь уцелевший кувшин масла. Вспыхнуло резко и сразу. Ирьен вылетел из кухни и остановился у пруда, прямо посреди моста. Огонь уже вырывался из окон, что-то вспыхивало, билось. Дышалось тяжело, внутри клубилось что-то тяжелое и черное, как пыль в углу кухни. Наверное, скоро вернется Шемаар. Поместье вдруг показалось маленькой, удушающей клеткой. Не теряя голову, Ирьен решительным шагом пошел в дом, сменил плащ и обувь, нашел новые перчатки — ладонь снова обгорела, и вышел за ворота к ожидавшей неподалеку карете.***
Искать доверенное лицо генерала Дагила не пришлось — он сам вышел навстречу, когда посланный служка доложил о приезде Ирьена. — Я собираюсь немедленно отправиться на юг, — Ирьен отбросил все обязательные и необязательные церемонии приветствия и перешел сразу к делу. Если такое резкое вступление и застало врасплох, то Зизас-Тан это хорошо скрыл. — Как пожелаете. Магам потребуется время, чтобы подготовить транспортное кольцо. — Долго? — Примерно три выкуренные трубки генерала Остера. Ирьен взглянул непонимающе. Это была насмешка? — Хорошо, — не стал спорить он.— Я подожду в библиотеке. Пришлите за мной, когда все будет готово. — Непременно, — спокойно и без тени подобострастия ответил тот. — Вам потребуется сопровождение? — Нет, я знаю дорогу. Ни на что особо не надеясь, Ирьен вошел в знакомый кабинет. Сорванный по пути белый цветок он положил на стол. Одного цветка — мало, для такого большого стола нужна целая охапка. Обычно сразу же должен был зайти служка с лицом Шемаара и принести , например, вино. Но не сегодня. Ирьен сверлил цветок взглядом и прислушивался, пытаясь уловить малейший шорох. И когда послышался стук в дверь, стало понятно, что тот, кого он ждал, не придет — он никогда не стучался и не спрашивал разрешения. Да, надеяться было нелепо. Хонатери и раньше не выказывал энтузиазма при встречах, а теперь, выполнив свою работу, он, наверняка, с облегчением понял, что больше не обязан встречаться по чьему-бы то ни было приказу. Перед уходом Ирьен отстегнул от плаща дорогую брошь и положил рядом с цветком, и только после этого решительно вышел из кабинета.***
На своей памяти он впервые видел транспортное кольцо. Оно находилось под землей, в душной темной пещере, в которой внимание уделили только ровному, выложенному плиткой полу. Само кольцо кольцом , по сути, и не было. Из пола вырастали два сужающихся к верху каменных рога, украшенные, как и все, чего касались маги, какой-то мудреной резьбой. Тут не хватало ни света, ни воздуха. Фонари совсем тускло освещали небольшую площадку перед кольцом. Зато в избытке было тихих неприметных людей в плащах. Невысокие сами по себе, они казались еще ниже из-за того, что сутулились, словно от холода. Кто-то покашливал в углу. — Из вопроса безопасности вы не можете отправиться одновременно, — прошелестел сутулый немощный человечек. — И мы не может отправить вас без охраны. Зирас-Тан не отреагировал, значит, слова предназначены Ирьену. — Какая еще охрана? — Командующему положена охрана. — Зачем? — Таковы правила, — терпеливо, как ребенку, объяснил маг. — А все правила, господин командующий, написаны по следам летальной необдуманности. Если в конце пути будет ждать засада, то охрана об этом позаботится, и прикроет вас. Если же засады не будет, они вернутся и доложат. — Гвардейцы уже на подходе, я предупредил, что мы отправляемся, — разрешил вопрос доверенный. — Вам тоже положена охрана? — Ему достаточно сопровождающего, — маг всем своим видом выразил пренебрежение к менее важной персоне. Шаги приближавшихся гвардейцев Ирьен услышал задолго до того, как они спустились по лестнице. Он хорошо помнил, как стучат о камень подошвы их сапог. — Капитан Рой, — Ирьен с разочарованием узнал вошедшего. Остальные десяток гвардейцев были ему незнакомы. — У вас есть поводы в нем сомневаться? — уточнил маг. — У меня есть поводы подумать о завещании, — проворчал Ирьен, и добавил, отмахнувшись. — Не берите в голову. Первым к кольцу пошел Зирас-Тан. Ирьен не заимел привычку моргать, как полагается, но сейчас показалось, будто он моргнул. Вот — двое подходят к кольцу, вот пересекают линию на полу. А вот уже как будто никого никогда и не было. Да, Ирьен плохо видел в полумраке, но сейчас зрение его не подвело. Через какое-то время сопровождающий вернулся так же необычно, как и исчез до этого, и пришла очередь Ирьена. Он больше не тратил время на любопытство. Не терпелось переступить эту линию и оказаться на юге. Под жарким солнцем, на греющем ноги песке, в шатре, в котором он проснулся впервые. Он снова будто моргнул, не моргая, и следующим шагом наступил на деревянную, мокрую площадку. Из самой глубины тела поднялась такая мощная незнакомая тошнота, будто сам желудок подтянуло к горлу, сгибая тело, как от удара в живот. Наверное, это и спасло ему жизнь. Первую стрелу он не заметил — только услышал, как она свистнула над головой, зато вторую рассмотрел хорошо — от нее Ирьена заслонил бросившийся наперерез гвардеец. Короткая толстая стрела вгрызлась ему в горло, и вышла зазубренным окровавленным наконечником между волосами и воротником.