Волчья судьба.

      - Однако, когда дело касается убийства, вы, люди, такие сентиментальные~. – Нико вздрагивает от пробирающего до костей шёпота, пытаясь отпрянуть от вставшей позади фигуры оборотня.       Патре не отличается большим ростом, а на фоне Робин и вовсе выглядит немного карликом, но, тем не менее, кошка умудряется подобраться к шее и ушам, оставаясь незамеченной.       Археолог, ранее ознакомленный с некоторыми тонкостями не только народа оборотней, но и их способностями, до сих пор с трудом принимай факт существования чего-то настолько опасного, как Фиолетовое пламя. Если бы не Ария, которая поделилась записями Кристалл и её напарника… Сложно представить в каком напряжении пришлось бы ходить Робин, чтобы в один момент не получить сердечный приступ.       - Патре-сан, что вы тут делаете? – археолог тихо сглатывает, но слух оборотня никак не обмануть.       - Луче попросил. – Робин не видит, но точно знает, что кошка пожала плечами, мол, ничего такого.       Но это самое «ничего такого» отдаёт лёгким беспокойством в голове. Нико до последнего надеялась, что на это странное задания пойдёт кто угодно, кроме оборотня-кошки, потому состояния волчицы резко ухудшилось к тому моменту, когда Робин нужно было уже уходить. Она успела поменять повязки Арии, проверив заживление ран и качество швов – не так уж и сильно была ранена волчица, стоит быть честным, но порезов было до жути много, а на некоторых участках кожи, особенно нежной, видимо, не только у людей, присутствовали признаки отравления чем-то на основе свинца – сложно спутать это белые пятна с чем-то ещё. Благо, регенерация оборотня ого-го и яд или препарат, одна дрянь, выветрятся достаточно быстро, несмотря на изолированность внутреннего источника пламени (археолог успела много чего подчерпнуть из книг Сапфиры, ещё больше она сумела узнать о их уникальной физиологии и о том, как выявлять её «сбои»). Но, неожиданно, у Ди подскочила температура и появились странные, даже не чернильные, а какие-то бледно-синие круги под глазами – чем-то напоминало гематомы, но Робин понятия не имела, что могло оказывать давление изнутри, чтобы выступили подобные повреждения. Патре же, кажется, знала, потому перед уходом Нико не делала от волчицы и шага, уткнувшись носом куда-то в кисть Арии – передавала пламя и, кажется, даже не с целью «свести с ума», как кратко охарактеризовала основное свойство Фиолетового пламени археолог, а скорее просто для восстановления внутреннего тока энергии, который кошка сама же и заблокировала.       - Но Сапфира-сан…       - С ней всё хорошо, можешь не волноваться. – не видь Робин лично, насколько кошка трепетно относиться с волчицей, подумала бы, что от её вопроса просто отмахнулись. – Просто она оказывает очень сильное сопротивление и иммунная система не справляется.       Чужое "просто" не внушало доверия, но приходилось верить на слово.       В здании, куда пришла Робин с агентами правительства по следам Айсберга – девушка даже не задумывалась уже над тем, где именно они находятся, - было тихо. Дело ли в шумихе со стороны города, или же в «покое» для больного директора компании – не имело никакого значения.       Тишина пугала. Прошло слишком мало времени, по мнению Робин, с того момента, как она присоединилась к Мугиварам, но… К хорошему быстро привыкаешь. И к отсутствию въедливого чувства неудовлетворённости, и к скользящему «мима» одиночеству тоже. Нико слишком долго была одна, слишком не любила адаптироваться к новым обстоятельствам. Раньше она всегда терпела, приспосабливалась именно к тому факту, что вскоре всё изменится – нужно лишь перетерпеть. А после встречи с Монки Ди терпение просто лопнуло. Забавно, но она даже не заметила, как привыкла к немного ехидному и доброму взгляду капитана, к подозрительному, но в то же время довольному – старпома. Нами оказалась лёгкой «женской» отдушиной. Олень – милым и отзывчивым собеседником. Санджи был очень забавным и порывистым, но от того не менее приятным, даже «своим» (что это за «своим» она пока не понимает. Даже оборотень, вызывающий первое время слабые приступы паники – и тот перестал «нервировать» спустя какие-то считанные дни).       В этот раз Робин не приспособилась, она буквально влилась. И из-за своих поспешных и порывистым решений всё это начинает рушиться.       - Успокой своё сердце. – грубее, чем раньше, шепчет кошка. - Раздражает. – голос и в правду звучит раздражённо и встревоженно.       Сама Робин не видит никакой разницы – пульс кажется ровным, умеренным, даже в ушах не стучит привычным мотором, как перед падением гробницы в Алубарне. Но тогда оно билось не от страха, а от предвкушения.       - Сложновато, пока вы за спиной. – не стала спорить археолог, чуть заметно ухмыляясь. Именно ухмыляясь, потому что ничего, кроме ехидства не пронимает оборотня.       - Неужели Сапфира никогда не вставала у тебе за спиной? – насмешка.       Патре говорит так, будто бы знает Арию лучше, чем кто-либо на свете.       У Робин не получается приблизиться к правде – волчица не в состоянии прояснить ситуацию, а кошка… Кошка сама по себе самодовольная, самовлюблённая и дерзкая – едва ли она станет делиться хоть какой-то информацией не просто «не пойми с кем», а с идеологическим врагом.       Это злит…       Но не так сильно, как сама ситуация.       Робин ненавидит выбор так же сильно, как тошнотворную какофонию запахов: мороза, палёной травы и горелой плоти.        Впрочем, археологу с трудом верилось, что оборотень действительно была идейной – их раса вообще из поколения в поколение с людьми, в общем, и с Мировым правительством, в частности, были «на ножах». Без исключений, а если такие всё же были, то в истории никогда не упоминались даже мельком.       Почему?       - Почему же? – бедолага, так не вовремя оказавшийся на пути Робин падает – девушка без особых раздумий сворачивает ему шею под одобрительный хмык оборотня позади. - Просто от неё не веет угрозой.       Но Патре всё ещё не видно.       - Ха? – тянет, а потом Робин не без труда распознаёт знакомый скрежет за спиной – кости уже трупа ломаются в труху. - Как глупо… - археолог морщится, но продолжает идти вперёд, не сбавляя шага. - Не слишком ли у вас доверительные отношения??? – звучит немного истерично. - Бесит, ТЦ!       И обе замолкают. Как оказалось, в молчании идти куда приятнее и спокойнее. Даже не слыша шагов кошки позади, Робин знает – оборотень прямо за спиной и пока, надеется археолог, никакой «гадости» не выкинет.       - Как вас вообще много среди этих «Мугивар»? – невзначай интересуется кошка, подталкивая Нико в направлении лестницы.       Кажется, впереди уже последний пролёт лестницы, потому кончики пальцев дрожат – от предвкушения.       Робин не боится убивать. Страх крови у неё отбили дозорные в тот злополучный день, когда родина на тот момент маленькой девочки погибала во всепожирающем пламени. Страха отнимать жизни людей у неё и вовсе никогда не было. Тем более убивать во благо себе… Наоборот, было что-то приятное в смерти того, кто «существует» вне её выгоды. Приятое и горькое, потому что слишком многие, что раньше, что сейчас, стоят настолько близко к её «интересам», что «во благо» себе она давно бы уже утонула в чужой крови. Если её спросят: «почему?» - ответ мало что объяснит: «потому что могу, потому что надо». Даже сейчас она идёт на встречу CP-9, видя исключительную выгоду «во благо себе».       Но с каких пор близкая смерть и далёкие пылающие волей жизни стали ей столь близки, что сердце трепещет от одной «обратной» мысли?!       - Зачем? – она застывает, не дохода до двери, за которой находиться Айсберг.       Ровно три метра и один из агентов, основных агентов, которые маскируются чертовски глупыми масками, без каких-либо промедлений откроет ей дверь, за которой находиться один из немногих, кому Нико могла бы оставить жизнь. Могла бы, но не станет.       Знания – самый смертоносный яд и наркотик.       - Как же? – археолог ожидает тычка в спину или хоть какой-то реакции от агента в маске медведя впереди, но получает только лёгкую издёвку в спину. - Чтобы перебить всех и забрать Сапфиру себе. – в отражении стеклянного окна блеснули заострённые клыки и горящие глаза – кошка забавлялась, когда Нико Робин мелко вздрагивала на особо угрожающих «шутках», а перебивший охрану агент тихо хмыкает, будто бы насмехаясь.       Но не над Робин.       У неё не хватит духа перебить всю стаю госпожи.       У неё – нет.       У правительства - да.       - Едва ли она это позволит. – замогильным голосом произносит Нико, в который раз делая усилие над собой.       Они не позволят.       Шаг, а за ним ещё один и ещё один. Больше Робин не сдерживает своего дыхания, ожидая момента для отступления, как привыкла, больше не скрывает своей скорости и уверенности.       Знания – самый страшный яд и наркотик, который позволяет археологу идти вперёд.

***

      Айсберг знает, как выглядит смерть. Он знает, как выглядит жизнь. А ещё ему прекрасно известно, что голубой, приходящий за красным приведёт его в пучину отчаянья, а жёлтый дарует минутную слабость и покой.       Так говорили карты.       Владелец Галлей-Ла знает, что за ним придут и вполне себе готов к смерти. Он был готов принять её ещё в тот день, когда его названный брат погиб. Он был готов её принять и тогда, когда его мастер отправился в вечный круговорот душ. Готов он и сейчас встретиться с погибшими друзьями, родителями и учителем.       Готов, всегда готов, но всё равно вздрагивает, когда тяжёлые двери открываются, впуская, пожалуй, одного из самых неожиданных гостей. Нико Робин для Айсберга – символ погибели. Что в детстве, что сейчас – женщина внушает, но не своим именем и даже не знаниями, за которые он желает ей смерти, нет. Она внушат тем, что люди называют аурой. За женщиной плетётся вереница тысячи смертей, океан боли и страданий тех, кто пал от её руки и из-за её руки. Она жнец – убеждён мужчина. Жнец, чьи глаза, ледяные и безжизненные, сняться ему в самых страшных кошмарах подле демонического защитника, чья чешуя гуще и чернее самой тьмы, а огромные окровавленные клыки, выложенные ровными рядами пик, острее самых заточенных в мире клинков. Жнец синего гиацинта и предвестник мгновенного забвения.       Падение приносит адскую боль. Мужчина с трудом шевелит онемевшими руками, пытаясь хоть немного зажать открывшуюся рану. За спиною спрятан пистолет, но едва ли он верит, что оружие чем-то ему поможет. В голубых глазах нет абсолютно ничего, только непроглядная бездна и едва уловимая горечь.       Нико Робин кажется, что они похожи, от того взгляд становиться немного яснее.       От того привычная лёгкая горечь и спокойствия обращаются в обжигающую нутро усталость.       Жизнь медленно теряет свои краски.