— I hate feeling like this
Я ненавижу это чувство,
I'm so tired of trying to fight this
Я так устал пытаться сражаться с ним.
— Неужели тебе мало того, что уже есть между нами? — спросил Аластор сквозь громкую музыку. Чарли покосилась на микрофон. Она знала, что пока у Аластора в руках трость, то всё, что происходит с ним и вокруг него — это достояние общественности, это попадает в его прямой эфир. Завидев этот взгляд, Аластор пояснил: — Пока играет музыка, нас никто не слышит. — Не проще ли просто его выключить? — Я не могу, — Аластор пожал плечами. — Временами… я просто обязан вести эфиры. — Лишение пространства на личную жизнь звучит ужасно, — заметила Чарли. — Мы же в Аду, и я отбываю здесь пожизненное наказание за грехи, — Аластор звучал совершенно равнодушно, говоря об этом, но через миг он вдруг нахмурился: кажется, Чарли чуть ли не впервые видела, чтобы на лице Аластора не сияла извечная улыбка. — Неужели тебе мало того, что уже есть между нами? — повторил он свой вопрос.— Tell me what you will listen
Скажи мне, что слушаешь меня…
Обрывок песни донёсся до Чарли, но она отмахнулась от него: не до песни ей сейчас, не до музыки. Пусть песня играет дальше, заглушая разговор Чарли и Аластора, пусть: едва ли Чарли слышала музыку, едва ли разбирала слова. Мысли её были громче любых мелодий. Чарли опустила взгляд, ещё крепче сжимая в руке кусочек бумаги. — Нет. Мне достаточно. Но… — Но что?.. Прикрыв глаза, Чарли вздохнула. Всё происходящее походило на чудесный сон, который превращался в кошмар. Вчера… вчера признание так легко слетело с её губ; и так же легко Аластор подтвердил, что её чувства взаимны. Казалось бы, чего ещё желать их душам? Наконец-то они открылись не только сами себе, но и друг другу. Наконец-то они поняли, что чувствуют на самом деле — как относятся друг к другу. Между ними не осталось недомолвок или невысказанных эмоций — между ними теперь должен царить покой и благодать, но… нет. Покой и благодать может быть только где-то Наверху, а здесь же, Внизу, такое невозможно — невозможно как раз благодаря Верху. В ладони Чарли сжимала письмо от ангела любви, Анаэль. Пришло оно утром, потревожив покой Чарли, и гласило следующее: «Чарли! Высокопоставленные ангелы, на коих наше Небесное сообщество возлагает надежды и коим поет почести о славе и величии, и кои готовы добровольно Пасть, иссякли, а результата до сих пор не видно: ты всё ещё никого не выбрала, хотя мы тебя предложили такой большой и разнообразный спектр кандидатов! Однако, не отчаивайся. Как Ангел Любви я лучше всех понимаю, насколько любовь — дело тонкое и не терпящее спешки. Вопреки всеобщим ожиданиям с нынешнего дня я буду посылать тебе простых смертных: под простыми смертными, естественно, я подразумеваю вовсе не людей с Земли, но души людей, что попали к нам за их высоконравственные деяния и праведную жизнь. Конечно, если твой выбор падёт на одного из предыдущих высокопоставленных кандидатов, которые все до единого занимают не последние места в управлении нашим Царством, то это станет более прочной основной для союза между Небом и Адом, но тем не менее, союз с простым смертным тоже допустим. И поскольку мы уже пошли на такую неописуемую дерзость, как попытать твоё счастье среди простых смертных, то мы пойдем и на следующий шаг. Твой следующий кандидат — простая смертная, ангел Анджелика. Да, да, уверена, ты удивишься, потому что весьма неожиданно увидеть в списке своих будущих мужей девушку. Внесу ясность в ситуацию: моё Начальство не в восторге от такого поворота событий, но допускает такой исход. Всё же ты из Ада, у вас, мягко говоря, весьма низкий уровень морального поведения, а если уж говорить прямо, то у вас вообще этот уровень отсутствует. Собственно, вот что я подумала: все предыдущие кандидаты были хороши. И чин, и дух, словом, всё было при них, и при том они были все такие разные, но у тебя с ними не заладилось. Между ними, помимо высокого поста, мало было общего. Конечно, кроме того, что все они были мужчинами. Так, может быть, дело было в этом? Поэтому посылаю тебе барышню. Мисс Анджелика — праведная девушка. Согласилась она на такой шаг только лишь ради Высшего Блага. Поэтому будь с ней помягче, не приставай к ней сразу же. Сегодня в полдень она появится у твоего отеля. Удачи!Анаэль»
Вспомнив текст письма, Чарли не сдержала очередного тяжело вздоха. — Но так нельзя, — наконец, сказала она и подняла взгляд на Аластора. — Неужели ты не понимаешь, что так просто нельзя? Я — принцесса, я несу ответственность за свой народ. Я обязана делать всё ради их благосостояния, даже если это идёт в разрез с моими чувствами. Мой долг — защищать их любой ценой. В той же степени, что и каждый из них служит мне, не меньше и я служу им. И если мне надо связать свою жизнь с ангелом ради того, чтобы прекратить войны между Верхом и Низом, то я готова на это. Тем более… ангелы пришли к нам из-за меня: я нарушила равновесие, я стремилась создать новый мир, где земли Ада больше не будут окропляться кровью демонов, убитых в Чистке. Я не могу бросить всё на полпути, погрузив все миры во мрак кровопролития. А из микрофона донеслось:— And the more I hide I realize
И чем больше я прячусь, тем больше осознаю,
I'm slowly losing you
Что я медленно теряю тебя.
— Comatose… Коматоз… Аластор смотрел на Чарли и не улыбался. Такая бескорыстная, такая преданная, такая отважная, и такая наивная — она являла собой воплощение всего лучшего, всего самого чистого, что только есть в этом мире. Она была словно герой из сказок, который шел к своей высокой цели своими высокими светлыми тропами. И сколько бы козней ему не строили злые духи, сколько бы его не искушали, не пытались повернуть его на путь тьмы, показывая более лёгкие пути достижения цели, а иногда вовсе пытаясь разрушить веру в лучшее, веру в добро, веру в праведный путь, этот герой из сказок всегда преодолевал эти трудности: терял зрение или голос, руку или ногу, но никогда не терял своё сердце и душу. И всегда шёл своим путём, который нарёк единственным правильным. Вот такой же сейчас и была Чарли: она выбрала себе тропу, решила, что это единственный верный путь, и пошла по ней невзирая на всё: на ужас родителей, на уговоры друзей, на отчаяние Аластора, на здравый смысл. Аластор правда пытался её понять, и он понимал. Понимал стремления Чарли. Но не мог смириться с тропой, по которой она шла. — Но у тебя есть право отказаться. Если ты откажешься, то Люцифер с ангелами найдёт другой способ подписать соглашение, — сказал Аластор. — А если не найдёт? — грустно улыбнулась Чарли. Аластор медленно втянул воздух, а на фоне всё шумела музыка, ударяясь о сознания словно волны моря об острые скалы:— I don't wanna live
Я не хочу жить,
I don't wanna breathe
Я не хочу дышать,
'Less I feel you next to me
Если тебя нет рядом со мной.
Аластор сжал губы в тонкую ниточку. Иногда Чарли в своём упрямстве была просто невыносима! Почему бы ей не перестать печься о других больше, чем о себе? Почему бы ей не начать делать то, что хочется, а не то, что надо? В том-то и была проблема: Чарли хотелось делать то, что надо. — И ты считаешь это правильным? — спросил Аластор. — Считаешь правильным жертвовать своей жизнью ради других — ради демонов, которые могут и не заслужить прощения, а заслужив, упустить свой второй шанс и сгинуть; ради демонов, которые даже не захотят тебе сказать спасибо?— You take the pain I feel
Ты забираешь боль, которую я чувствую,
Waking up to you never felt so real
Пробуждение рядом с тобой никогда не казалось таким реальным.
Чарли долго молчала. Она мяла и мяла бумажку в руках: нервно, отчаянно, дёрганно. Прикусив нижнюю губу, Чарли искала ответ, но как бы она не рылась в своих принципах и своих ориентирах, однозначного ответа она никак не могла найти. — А ты считаешь обрекать тысячи и тысячи демонов на влачение жалкого существования в обмен на одно единственное моё желание правильным и равноценным? Аластор моргнул, и его глаза вспыхнули алым в темноте коридора. — Класть свою жизнь на алтарь безликой неблагодарной толпы — это неправильно, — наконец, сказал Аластор. Чарли покачала головой. — Ты же при жизни был католиком? Чуть наклонив голову набок, Аластор с лёгким непониманием уставился на Чарли: к чему она спрашивает? Аластор кивнул. — Тогда ты должен знать все те предания о великих мучениках, — продолжила Чарли. — Они страдали и страдали не ради определенных и дорогих людей — они страдали ради людей в общем, в целом. Они страдали ради этой самой безликой толпы. — Но ты же не собираешься становиться мучеником! — возмутился Аластор, сжав трость так крепко в кулаке, что его перчатки затрещали по швам. — Ты же не собираешься! Тебе это не к чему! Это не твоя дорожка!— I don't wanna sleep
Я не хочу спать,
I don't wanna dream
Я не хочу видеть сны,
'Cause my dreams don't comfort me…
Потому что мои сны не утешают меня…
Аластор злился и бесновался — открыто и искренне. Он не мог принять того, что Чарли так смиренно принимает свою горькую участь: принимает, хотя у неё есть возможность отказаться. — Мученики — глупцы! Ты только посмотри на всех их деяния в перспективе. Они ничего не достигли, ничего не изменили, ничего не добились: всё, что они сделали, это страдали. И страдали понапрасну! Не равняйся на них! Чарли грустно улыбнулась. — Конечно, я не собираюсь на них равняться. Я просто… хочу следовать по той дороге, которую считаю правильной. — И вот эту дорогу ты считаешь правильной? Опустив голову, Чарли вновь взглянула на письмо в руках и тихо сказала: — Я уже не знаю, что правильно, а что нет. Не знаю, Аластор. Но знаю, что поступить иначе просто не могу.— I hate living without you
Я ненавижу жизнь без тебя.
Dead wrong to ever doubt you
Смертельная ошибка — сомневаться в тебе.
В какой раз Аластор убедился — глупо было полагать, что Чарли так легко отступиться от своего пути: пути, который она выбрала сама и по которому решила следовать до последнего. Чарли наивна, в ней горит вера в лучшее, но вместе с тем она упряма: упряма до безобразия в своих идеях и поступках. Упряма и преданна: она готова отдать всю себя своей мечте. И она отдает — и не только себя, но и свои чувства, не осознавая, что тем самым ранит чувства других. Глупо было сомневаться в намеренье Чарли следовать до победного конца вне зависимости от того, какой ценой достанется ей эта победа и какой именно будет конец у нее самой.— But my demons lay in waiting
Но мои демоны таятся в ожидании,
Tempting me away
Искушая меня уйти.
— Уже почти полдень, — заметила Чарли. — Так что я пойду. Мне правда пора. Аластор уставился в спину Чарли: невольно скосил взгляд вбок, заметив свою тень. Чернее ночи, сейчас она стояла и бездействовала. Не бесновалась, не прыгала вокруг своего хозяина, не пыталась заявить о себе. Она замерла и даже не колыхалась. Чарли упряма и преданна. Но ведь и Аластор тоже! — Я о тебе волнуюсь, — сказал Аластор. Чарли замерла, но не обернулась. — Я не хочу, чтобы ты связывала свою жизнь с кем-то, кто тебе ненавистен. — В этом нет нужды. Ты прекрасно знаешь, что настолько далеко я не пойду. «Но ты уже пошла слишком далеко! — подумал Аластор и скрестил руки на груди. — И всегда остаётся опасность, что ты пойдешь ещё дальше!» — И я не выберу в свои жизненные спутники того, кто мне не нравится, — добавила Чарли. Аластор шумно фыркнул, издав ряд неразборчивых скрипучих помех: — Никто из них тебе не понравится. Слова пронзили Чарли своей истинностью — такие простые, такие очевидные и такие верные. Действительно, Анаэль была кое в чём права. Кандидаты в мужья для Чарли были разные, на любой вкус, и все по-своему хороши, но ни один не запал в сердце Чарли. И между ними всеми было одно общее. Анаэль решила, что их объединила принадлежность к полу. Но она ошиблась. Их всех объединило то, что Чарли их не любила. И не могла полюбить. Потому что уже любила другого. Горькая ситуация — Чарли точно знала, что не может свернуть с намеченного пути, но этот путь теперь был полон печали. Никогда и ни при каких обстоятельствах Чарли не найдёт ангела, который мог хотя бы немного ей понравиться, потому что сердце её украдено демоном. Медленно вздохнув, Чарли расправила плечи и обернулась. Может быть, признание правды было плохой идей, потому что теперь впутывалось ещё больше эмоций и возникало ещё больше противоречий, которые порождали собой лишь одну горечь. Может быть, было бы куда лучше, если бы они оба промолчали и остались друзьями? И всё же душу Чарли грело, что её чувства взаимны. И это не только рождало сомнения и метания в сердце Чарли, но также даровало ей решимость. Нахмуренные брови расслабились, а уголки губ приподнялись. В глазах Чарли засверкали весёлые искры, и она, сжав ладони в кулаки, уверенными широкими шагами подошла к Аластору. Аластор отступил назад. На шаг и ещё на один шаг, и ещё — до тех пор, пока он не уперся спиной в стену. — Что ты задумала? А Чарли молчала. Она лишь подошла вплотную: даже не подошла, а прижалась к Аластору, облокотившись ладонями о стену по две стороны от его плеч. Аластор оказался зажат между стеной и Чарли. Прикосновения он не любил — не любил он также, когда в его личное пространство вторгались. Чарли, однако, была иным случаем. Аластору нравились ненавязчивые касания Чарли, её объятия и сцепленные с ней ладони. И всё же… такого напора от Чарли Аластор не ожидал — не ожидал, что она так нагло и резко, а вовсе не нежно и ласково, ворвётся в его личное пространство, заставив его задержать дыхание, смотря на неё вниз, пока она, подняв голову, не отрывает взора от его глаз. — Ты прав: никто из них мне не понравится, — согласилась Чарли. Голос её был крайне серьёзен, однако в глазах всё ещё танцевали весёлый танец неугомонные искры. — И мы оба знаем, почему, — добавила Чарли. Её брови чуть вздернулись вверх, она привстала на цыпочки и пристально уставилась на Аластора. Чарли явно ждала, когда он спросит. И он спросил: — И почему же? В воздухе не повисло ни одной помехи: в коридоре гремела звенящая тишина. Голос Аластора звучал чисто и по-человечески: приятный, немного бархатистый, не слишком высокий и не слишком низкий — хорошо поставленный голос диктора, которого приятного слушать. Чарли не сдержала улыбки. Аластор, вдруг заразившись её таинственным весельем, улыбнулся ей в ответ, уже не робея от такой близости, и чуть склонил голову вниз, словно собирался услышать секрет. — И почему же? — вновь повторил он. — Потому что нравишься мне ты, — наконец, сказала Чарли. Аластор не успел вздохнуть, как Чарли задорно щёлкнула его по носу и моментально исчезла: поспешно скрылась из коридора, нырнув на первую попавшуюся лестницу, в спешке убегая на нежеланное свидание. Лишь Аластор остался в полном одиночестве в коридоре, всё ещё облокачиваясь о стену. Его тело содрогнулось, и он ощутил, что ноги его почти не держат: у него возникло непреодолимое желание присесть прямо здесь и сейчас, на пол. Но он удержался: уставился в пустоту коридора, оперевшись о трость. А из микрофона донеслось:— Oh, how I need you…
О, как я нуждаюсь в тебе…
***
— Желали меня видеть? Оказавшись на пороге кабинета, Аластор замер в дверях. Обыкновенный офисный кабинет, принадлежащий Чарли, где обычно их компания и сочиняла «коварные» планы, связанные с Вознесением грешных душ, сейчас был занят Владыкой Ада — Люцифером. Он сидел за рабочим столом, настолько несуразно низкий по сравнению с высокими стопками бумаг, которыми стол был завален от края до края, что его присутствие выдавала только высокая шляпа-цилиндр, которая и виднелась из-под гор макулатуры. — В общем — да, — ответил Люцифер: он раздвинул руками стопки бумаг в разные стороны: стопки опасно покачнулись, но не упали. — А если не в общем, а в деталях? — спросил Аластор. Он всё ещё стоял в дверях, не смея зайти. Люцифер был отцом Чарли, и Аластору уже довелось несколько раз с ним общаться. Правда, в основном в присутствии самой Чарли. Радио Демону казалось, что он неплохо понимал, что из себя представляет Люцифер — эдакий спокойный немного безразличный Падший ангел, которого если не тяготит звание Владыки Преисподней, то, как минимум, не сильно заботит, и для которого нет ничего важнее семьи. Лилит и Чарли — вот это безусловные приоритеты. Казалось, Люцифер пойдёт на всё, чтобы исполнить желания своих девочек, и в этом должна была крыться его слабость — его предсказуемость. Однако, это было далеко неверное утверждение: кто бы мог подумать, что любящий отец не будет поддерживать дочь в её планах на отель? кто бы мог подумать, что любящий отец будет просто-напросто бросать свою дочь в бурлящую грешную жизнь? Всё очень просто. Люцифер никогда не покидал дочери, всегда был рядом, и был уверен в её друзьях — они её защитят. Да и в других демонах он был уверен: никто не посмеет серьезно навредить Чарли, боясь гнева самого Люцифера. И всё же, какими бы предсказуемыми любовь не делала поступки, то, что было на уме Люцифера, оставалось загадкой. Аластор предполагал, какие мысли его заботят по поводу Чарли, но всё остальное — остальные помыслы, желания и грядущие действия — оставались для него тайной. От Люцифера можно было ожидать всего: гнева или милости. Одобрения или осуждения. Приказа или просьбы. Аластор замер в ожидании. — Вижу, вы проделываете большой труд ради каждой Вознесенной души, — держа в руках несколько бумаг, Люцифер пробежался по ним взглядом, проигнорировав вопрос Аластора. Или то был ответ на него? Так или иначе, Люцифер отложил бумаги в сторону и, сцепив ладони в замок на столе, сказал: — Что же ты стоишь в дверях? Проходи, поговорим. Люцифер усмехнулся, ослепляя Аластора неестественным сиянием своей лучезарной улыбки, за которой было невозможно прочитать ни одну эмоцию. Хмыкнув в ответ, Аластор дёрнул плечами и прошёл внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. — Присаживайся, — добавил Люцифер. Аластор в благодарности чуть склонил голову, опустившись на диван, который обычно занимали Даст и Вегги. Однако этот кабинет, принадлежащий Чарли и являющийся в некотором роде их штаб-квартирой, сейчас был полностью во власти Люцифера. — В деталях, — сказал Люцифер, — я надеялся увидеть не только тебя, но и Чарли. — Чарли утром пришло письмо от ангела Анаэль: она, знаете, весьма своеобразная особа, не берущая в расчёт чужую жизнь. Любит она назначать встречи Чарли с ангелами заранее, а предупреждать Чарли о них едва за пару часов, — ответил Аластор с лёгким пренебрежением и раздражением в голосе: слабые, не слишком шумные, помехи звенели в воздухе, пока он говорил. — Чарли пришлось поспешить на встречу, и к вам явиться смог только я. Остановив свой пытливый взгляд на Аласторе, Люцифер хмыкнул. От него не скрылся тот любопытный факт, что Аластор называл свидания Чарли с ангелами не свиданиями, а всего лишь встречами. — Значит, Чарли на встрече? — Именно. Люцифер всё не сводил взгляда с Аластора. Этот Радио Демон казался ему занятной персоной: он не робел, он умел держаться и подать себя. Но сможет ли он сохранить такой высокий уровень в течение всего разговора? — Значит, письмо от Анаэль Чарли получила этим утром? — Абсолютно верно. Улыбка на лице Люцифера стала ещё шире. — Значит, с самого утра ты был с Чарли? После небольшой паузы послышался уже менее беззаботный голос Аластора — он явно понял, к чему клонит Люцифер: — Да. — Значит, — Люцифер хищно улыбнулся, обнажая острые зубы, и чуть наклонился вперёд, — эту ночь ты провёл вместе с Чарли? На лице Аластора отразилось секундное замешательство, и Люцифер уже решил, что вот и загнал Аластора в угол — он не сможет найти достойный ответ и сохранить свою невозмутимость и беззаботность. И действительно: беззаботностью в голосе Аластора и не пахло, но на её место пришло замешательство. Однако невозмутимость по-прежнему осталась, когда он сказал: — В некотором роде — да. — В некотором роде? — переспросил Люцифер. — Что это значит? — Значит: мой ответ зависит от того, что подразумевать под «провести ночь вместе». Люцифер задумчиво побарабанил пальцами по столу. — И что же должна значить эта фраза, если твой ответ — да? — Она значит, — невозмутимо продолжил вешать Аластор, — что мы находились в одном помещении всю ночь. — И спали вместе? — А здесь — снова всё зависит от контекста, — даже с лёгким воодушивлением сказал Аластор. — Опять же, если подразумевать под этим физическую близость, что может подразумевать под собой и фраза «провести ночь вместе», то мой ответ — нет. Однако если «спать вместе» значит спать рядом друг с другом, то мой ответ будет положительным. Улыбка с лица Люцифера не слетела, но в его глазах показался недобрый огонёк, а в голосе послышалась угроза: — И часто вы так проводите ночи? — Сегодня — впервые, — признался Аластор. Пусть он и не был никогда отцом, но беспокойства Люцифера ему было вполне понятно: он беспокоился за Чарли так же, как беспокоилась за Аластора его мать, Бетти, и как он беспокоился за неё. Поэтому Аластор добавил: — У меня нет низменных намерений по отношению к Чарли. Я демон немного другого порядка, иных страстей и грехов. — Да что там, — Люцифер махнул рукой. — Чарли сама кого хочешь в кровать затащит. «Вот с этим не поспоришь», — подумал Аластор, вспомнив, как утром Чарли прижала его к стене. А Люцифер продолжил: — Так что если и беспокоиться о чьей-то сохранности, то о твоей. — Да уж… — Аластор склонил голову, его взгляд опустел, уставился в никуда, а воздух зарябил помехами, свидетельствующими о том, что Радио Демон впал в задумчивость. — Так, — напомнил о себе Люцифер, прервав размышления Аластора, — в каких вы с Чарли отношениях? Дёрнувшись, словно старое радио от заряда тока, Аластор уставился на Люцифера. Казалось бы, вопросы о близости должны были куда больше ввести Аластора в ступор и напугать возможными последствиями, но на них он ответил легко и уверенно. Но именно на этот вопрос, по сравнению с другими вопросами совершенно невинный, у Радио Демона не нашлось ответ. Аластор хлопнул глазами, которые на миг вспыхнули алым, а потом погасли, поджал губы и спросил: — Как отличить любовь от дружбы? Улыбка Люцифера стала ещё шире: кто ещё из демонов посмеет отвечать на его вопрос вопросом? — Тебе стоит спросить это у Лилит: она человек, как и ты. Она объяснит доходчивее. — Но она женщина, а вы мужчина, как и я, — возразил Аластор. — Разве это не показатель того, что вас я пойму лучше, нежели её? — Вполне может быть… — уклончиво согласился Люцифер, сдержав усталый вздох. Он снял свою шляпу и поставил её перед собой: она полностью скрыла Люцифера от взгляда Аластора. — Почему ты решил спросить о разнице между дружбой и любовью именно меня? — спросил Люцифер: его ладонь показалась над шляпой и стряхнула от туда несуществующие пылинки. — Потому что вы образцовая семейная пара, которая вместе с Сотворения мира и по сей день. Лучшего примера не найти. Люцифер не сдержался — он невольно хохотнул и водрузил цилиндр обратно на голову. — Хорошо льстишь, — вполне дружелюбно сказал Люцифер: всё-таки спокойное уверенное поведение Аластора вызывало уважение. — Однако, не буду отпираться, ты прав. Аластор улыбнулся в ответ, словно зеркало отражая улыбку Люцифера. — Где находится грань между дружбой и любовью — вот в чём вопрос, — начал Люцифер. — И однозначного ответа на этот вопрос найти невозможно. — Невозможно? — Невозможно, — подтвердил Люцифер. — Для каждого ответ свой и этот ответ надо искать в себе. В своём сердце. В своей душе. — Звучите прямо-таки как ангел, — фыркнул Аластор. Люцифер вновь хохотнул, заметив: — Но я и есть ангел. Просто Падший. — Заметно. Улыбка Люцифера стала снисходительной: прожив столько лет, он смотрел на Аластора как на ребёнка, да и вёл себя сейчас Аластор как ребёнок. Он хотел получить определенный ответ на слишком сложный для такого определенного и однозначного ответа вопрос, а не получив этот ответ, дулся. Такое ребяческое поведение от такого сильного и расчётливого демона как Аластор забавляло Люцифера. — Могу сказать лишь про себя, — продолжил Магне. — Это настолько сильное чувство, что оно заставляет поступать вопреки всему и всем, вопреки даже инстинкту самосохранения. Дружба — это тоже своего любовь, конечно, это частный случай любви. Любви обширной и распространяющийся на несколько личностей. А любовь романтического плана узконаправленна, более конкретна, более… определена. И охват её действия — один человек, — Люцифер на миг замолчал. — Стало понятнее? Аластор не отвечал. Он смотрел на Люцифера и думал о себе и Чарли. Можно ли его чувства к Чарли считать настоящей любовью, пусть он и не жаждет прикосновений? Едва ли Аластор мог сравнивать свои чувства к Чарли с дружескими чувствами: не то, чтобы у него было много друзей. Ниффти была не более, чем знакомой. Хаск — коллегой и подчинённым. Энджел и Вегги… эти двое раздражали, подстраивали неприятности, но были друзьями Чарли, а потому и были друзьями Аластора. И, ему пришлось признать, в те редкие моменты, когда Даст не строил из себя порнозвезду и не зарывался с головой в пошлые шутки, он был весьма занимательной личностью, с которой можно было немного поговорить. Помимо Чарли, единственным настоящим другом Аластора была Рози. Аластор точно знал, что она не осудит, что она поддержит, что с ней можно разговаривать на любые темы: когда Аластор бывал с Рози, то не замечал, как утро сменялось вечером. Однако не так уж и часто он с ней встречался: и в остальное время у него не было непреодолимого желания увидеть её, не было никакого беспокойства за её благополучие. Однако стоило Аластору представить, что и с Чарли он будет видеться так же редко, как с Рози, и ему сразу же становилось дурно. Аластор мог представить, что когда-нибудь споётся с другим демоном так же хорошо, как с Рози — та же Франклин: если бы Рози не заказала её убийство, то, возможно, Аластор бы через пару десятков лет водил с ней такую же близкую дружбу — но Аластор совершенно не мог представить, чтобы он нашёл себе вторую Чарли. Да и судьба Рози и её дела на личном фронте совсем не беспокоили Аластора. И дела в её бизнесе тоже не были предметом его переживаний, иначе бы он не отходил от неё и включился в её бизнес. Но Аластор переживал за Чарли. Аластор помогал ей, а не Рози. Всё же, это была любовь. Любовь, как и сказал Люцифер, вопреки всему и всем, вопреки даже здравому смыслу и обстоятельствам. Любовь, которая проснулась в весьма неподходящий момент. Аластор вздохнул, а Люцифер спросил: — Так в каких вы с Чарли отношениях? Всё было просто до безобразия: смотря на Чарли и Аластора, Люцифер не мог не замечать искры, которые проскальзывали между ними. Искры искренних глубоких чувств. События Люцифер не смел торопить, пусть всё идёт своим чередом, но ныне обстоятельства изменились. Если Чарли или Аластор ещё не поняли свои чувства, то Люцифер был готов подтолкнуть их к этому, ведь это могло стать той самой гранью, за которую Чарли не решится шагнуть: не решится переступить через свои чувства к Аластору и выйти за ангела. Не знал Люцифер, что Чарли уже решилась на это. Немного подумав, Аластор наконец сказал: — В сдерживаемых. Улыбнувшись уголками рта, Люцифер решил, что шанс использовать Аластора, дабы отговорить дочь от брака с небожителями, существует. Он уже открыл рот, чтобы задать уточняющий вопрос, что же конкретнее значат слова Аластора, как за его спиной послышался оглушительный треск. Люцифер резко обернулся, смотря на улицу через стекло окна: Аластор тоже уставился наружу. Где-то неподалеку высотное здание падало как карточный домик. Складывалось, ломалось, роняя стены друг на друга, а демоны бежали из него врассыпную. Кровавые жестокие, а иногда до нелепости странные происшествия случались в Пентаграмм-Сити на каждом шагу, повседневно. Взрывались телевизоры, вспыхивали пожары, происходили разбои и делёжка территории. Крушение здания, конечно, было весьма неприятным и досадным делом, однако едва ли примечательным. И всё же Люцифер нахмурился: что-то его напрягало, что-то не давало ему покоя. Его отцовское сердце было не на месте. Да и Аластор испытывал подобное беспокойство. Сидя всё ещё на диване, он весь вытянулся, пытаясь разглядеть в облаке серо-чёрной пыли рухнувшего здания что-нибудь интересное. И он увидел. Увидел так же, как и увидел Люцифер. В плотной взвеси из пыли, грязи и кирпичной крошки, сверкнуло что-то яркое, блестящее, серебристое. Сверкнуло и сразу же пропало, но этого было достаточно любому демону, кто живёт в Аду не первый год, чтобы понять, чьё сияние он видел. А сияние то было священного ангельского оружия. Оружия, с которым ангелы спускаются во время Чисток. Оружия, которое единственное во всех трёх мирах способно уничтожить демона. Люцифер и Аластор, не сговариваясь, резко повернулись друг к другу и уставились с неприкрытым выражением ужаса, хором выпалив: — Чарли!