…на сто пятнадцатый раз всё получилось.
Кажется.
Дин окинул нарисованную линию придирчивым взглядом и не нашёл, к чему придраться.
Удивительно.
Он прикусил губу, поскрёб по переносице ногтем и наконец-то расслабил плечи. Внутри звенела блаженная тишина, ширилось кристальное спокойствие и мерно пульсировало сердце. Дин растёр сведённые от напряжения пальцы и страдальчески поморщился.
Будь проклят тот момент, когда он «залип» на рисовании!
В их мире чем-то всерьёз интересоваться было опасно. Не то чтобы отсутствие интересов спасало от «залипания», но шанс оттянуть момент фиксации был чуть больше нуля.
Плюс-минус один процент.
И то ненадолго.
Дин «влип» в рисование сразу, с размаху и по самый растрёпанный хвост. Стоило побывать на выставке современных художников, пройтись под яркими лампами по серой плитке пола, прикоснуться к деревянным рамкам и проследить взглядом переливы цвета. Стоило вырвать из тетради лист, взять в руки карандаш, провести первую линию.
Линии и стали его проклятьем. Манией. Болотом, в которое он ухнул с головой и едва ли сумеет выплыть.
Чёрные линии неоконченного рисунка расползались по листу, катышки стёсанной бумаги пятнали белую гладь, и Дин с тихим отчаянием понимал: выиграна битва, но отнюдь не война. Он дёрнул ногой, задевая пальцами
что-то, и заглянул под стол.
Дьявол.
Комки смятой бумаги устилали пол, покачивались под лёгким сквозняком. Несколько штук нашлись на незастеленной постели и один — в пустой кружке. Дин кинулся пересчитывать листы в альбоме и с досадой понял: только что, в очередном приступе «залипания», он уничтожил сорокавосьмилистовый альбом. Остались две последние страницы, с одной из которых, покрытой сероватыми катышками, смотрел его недорисованный кот. Хитрая кошачья морда презрительно щурилась, высовывая мягкий язык, и даже без покраса казалась живой. Если бы не черновые овалы вместо туловища, лап и хвоста.
Дин в который раз подумал, что давно стоило перейти в цифру, освоить графический редактор и перестать каждую неделю покупать по шесть альбомов, но мания не отпускала свою жертву, заставляя брать карандаш снова и снова. И рисовать, рисовать, рисовать.
В животе тоскливо заурчало.
Дин стянул с волос оранжевую резинку, перекидывая на запястье к пятёрке её товарок, и запустил пальцы в волосы, массируя кожу головы.
Иногда он чувствовал себя мазохистом: зарабатывать рисованием, по сотне раз переделывая заказ из-за какой-то незначительной, на первый взгляд, детали, тратить на это немыслимое количество сил и времени. Он постоянно терял карандаши и ластики в недрах дома. Вдохновение находило в совершенно неподходящих местах и ситуациях: на тумбочке в прихожей, у кухонного окна (подоконник там такой узкий, что можно даже не пытаться пристроить лист), на ступеньках лестницы.
Дин был счастлив.
Да, пожалуй, что счастлив: любимое, пусть и очень утомляющее, дело, свой дом, доставшийся от бабушки по материнской линии, широкий круг общения в сети и доставка. Да, доставку Дин любил особой любовью человека, предпочитающего лишний раз из дома не выходить. Не из социофобии, — о чём вы вообще? — но из принципов сохранения энергии.
Лень ему было, в общем, куда-то идти.
Кстати о доставке. Дин размял пальцы — суставы громко хрустнули — и схватился за мышку. Чего он сегодня хочет? Китайскую кухню или фастфуд? Или… Взгляд зацепился за красный шрифт на чёрно-белой клетке «Mamma mia», и Дин поразился одновременно двум вещам: безвкусности названия — серьёзно, что за прошлый век? — и простоте логотипа.
Любопытство оказалось быстрее логики.
Дин пробежался по меню, особо не вчитываясь: названия на итальянском ему совершенно ни о чём не говорили, а вот картинки выглядели аппетитно. Он закинул в корзину какую-то пасту под красным соусом, салат из вроде-как-овощей и тортик. Без тортика невкусно.
Оплатив доставку, он с чистой совестью откинулся на спинку стула и решил заняться… ничем. Потому что стоит взять карандаш — и доставщик может звонить в дверь до посинения, Дин его не услышит.
Он привык ждать.
Еду, ответ, знак — не суть важно, просто ждать, что счастье само свалится ему на голову, хочет он того или нет. Дин не пытался кого-то там искать, чтобы избавиться от «залипания», потому что со своим «залипанием» — несмотря на все его сложности — Дин свыкся и даже сроднился. Было бы жалко с ним расставаться.
Куда хуже приходилось его другу по переписке. Тот, прячущийся под ником Hellord, поделился, что физически не может молчать. Говорить или печатать — неважно, главное: доносить свои мысли до окружения. Хоть до комнатного цветка. Немного помогало живое общение: человеческий голос успокаивал и давал передышку от нескончаемого монолога, но ненадолго.
Дин иногда представлял, каково это: встретиться с таким человеком в реальности — и не мог подавить озноб.
Немыслимо.
Он, наверное, заткнул бы болтуна кляпом и связал руки, только бы наконец-то настала блаженная тишина. И даже понимание, что человек, в общем-то, ни в чём не виноват, так уж распорядилась природа, не помогало.
С Hellord было легко общаться на расстоянии: он рассказывал много забавных историй, часто перескакивал с темы на тему, если возникала пауза, и радовался даже кратким Диновым ответам. А может, краткости и радовался: всегда был повод что-то добавить/дополнить/оспорить, прислать сотню-другую смайликов и самому с собой обсудить тревожащую проблему. Иногда Дину казалось, что Hellord и вовсе не нуждается в собеседнике, ему достаёт и иллюзии. Но это было не так: друг мгновенно вычислял перемены в настроении Дина, чуть ли не через экран, и реагировал на них с неизменным юмором и теплом.
Иногда Дин хотел его увидеть.
Но чаще нет.
В дверь наконец-то позвонили, и Дин вздрогнул от удивления. Уже прошло полчаса? Как быстро время летит. Он поднялся на ноги и почти побежал к двери, на ходу завязывая волосы в хвост. Замок сопротивлялся недолго, но за те краткие секунды, пока Дин проворачивал заевший ключ, он успел понять, что курьер с кем-то говорит по телефону, причём очень эмоционально.
Дверь наконец-то распахнулась.
— …у белой розы — цвет твоей щеки, — курьер вскинул взгляд, встречаясь с Дином глазами, тёмно-карими,
коньячными, и понизил тон до громкого шёпота, — у красной розы — твой огонь румяный. У третьей розы — белой, точно снег, и красной, как заря…*
Уловив что-то в лице Дина — не иначе образцовое изумление, — он прервался и сказал уже нормальным голосом, без… воркующих (?!) ноток:
— Добрый день. Доставка из траттории «Mamma mia»! Вы Дин?
Дин открыл рот, чтобы что-то ответить, но курьер — к слову, смуглый и вертлявый, как итальянец — снова зачастил:
— Конечно Дин! Ну, или друг Дина. — Он почти впихнул Дину пакеты с едой и сверху положил чек. Пальцы курьера, горячие, с обкусанными ногтями, небрежно коснулись рук Дина, заставили на секунду задержать дыхание. — Не мог же я ошибиться адресом? Не мог. В общем, приятного аппетита, приятель, а мне ещё пару заказов развезти надо.
Он небрежно махнул себе за спину, где стоял криво припаркованный синий автомобиль, и отступил на шаг. Чуть не упал со ступенек крыльца, но удержал равновесие и, стремительно развернувшись, зашагал к машине, что-то бубня себе под нос. Наверняка дорассказывал стихи. Не Дину. Не кому бы то ни было. Но самое главное: не Дину!
Дин тряхнул головой, гадая, почему его это задело. Почему его вообще должно это волновать. И не нашёл ответа.
Он мог только замереть в ступоре, снесённый волной слов, и смотреть вслед курьеру, думая, как на всё это реагировать: равнодушно или оскорблённо. Решил забить, забыть как можно быстрее и идти уже есть (желудок поддержал тихим ворчанием), потому что думать о чужих странностях — дело в высшей степени бесперспективное.
Через пару часов, взяв в руки карандаш и проведя первую линию, Дин с удивлением не почувствовал привычного «залипания». Впрочем, раздражения по этому поводу он не почувствовал тоже, лишь странный эмоциональный подъём и дикое желание поделиться. Хоть с кем-нибудь.
Первым на ум пришёл Hellord.
15:32
[Привет, представляешь, я встретил своего соула. Случайно]
[И тут же потерял(]
15:32
[Прикинь дружище я тоже]
[Уже десять минут молчу и офигеваю от жизни]
15:33
[Как так-то? Хорошо хоть адрес знаю]
[Он красивый только тормоз]
[Как думаешь это лечится]
[???]
Дин фыркнул, невольно поражаясь этакой синхронности. И замер:
он?..
Про себя-то он знал давно и не видел никакой трагедии в том, что не заглядывается на девчонок и их прелести, как все «нормальные» парни, зато невольно любуется случайно встреченными парнями. Или их фотографиями. Но того, что Hellord
такой же, он почему-то совершенно не ожидал. Накидываться с вопросами было бы глупо и крайне нетактично, и потому Дин решил плыть по течению. Не заострять внимание.
Подумать об этом завтра, в общем.
15:34
[Ты-то кого угодно разговоришь, балаболка]
[И как оно молчать?]
15:34
[Офигенно]
[Тишина такая хоть воздух слушай]
[Его зовут дин]
Дин задержал дыхание, сжав пальцы в кулаки до лёгкой боли. Не может же быть таких…
15:34
[Наверное]
[Блин почему я не дождался хоть слова?]
15:35
[Раньше бы заткнулся и мог сразу понять]
[А теперь снова ехать]
[Сонеты ему еще читал представляешь?]
[Шекспира]
…совпадений?
Сердце колотилось часто-часто, почти больно, и Дин прикусил губу до крови,
15:37
[Эй ты здесь???]
прежде чем решился написать короткое:
15:37
[Приезжай. Меня зовут Дин]
И как в омут с головой:
15:38
[Ты не договорил про третью розу]
*Шекспир — У лилий белизна твоей руки — Сонет 99
