Эмулятор истинности

Леонора обожает готовить. Подолгу зависать на кулинарных сайтах, выискивая всё новые и новые рецепты, ходить по магазинам в поисках той самой приправы, застывать над плитой, вдыхая тёплый запах готовящейся еды. Больше, чем готовить, Леонора обожает только кормить. Приносить контейнеры с пастой/лазаньей/рагу в участок и предлагать всем желающим попробовать. Очень настойчиво предлагать, потому что коллеги смотрят голодными глазами, стыдливо пряча кружки с дрянным кофе и коробки из-под пончиков со вкусом химии, но стесняются, да, стесняются объедать Леон. Того, что они боятся отравиться и едва ли не со слезами на глазах подносят вилку ко рту, не видеть в упор. В участке Леонора находится на своём месте. Она знает всё и обо всех, может сходу назвать шесть вариантов раскрытия преступления (все неверные, но никто не идеален) и готова в любое время суток сорваться на любимую работу. Потому что не может спать. Стоит её голове коснуться подушки, как она проваливается в мутное нечто, которое невозможно назвать полноценным сном. Стоит ей закутаться в одеяло, как сон сбегает в ужасе, развевая белые флаги и включая в ушах пожарную сирену. Поэтому Леонора готовит, кормит и снова готовит, а круги под глазами замазывает тональником. Конечно, в своей проблеме она не одинока. Конечно, существуют специальные психологические тренинги для тех, кому не повезло разминуться в часовых поясах. Конечно, её туда регулярно посылают, угрожая разнообразными санкциями. Конечно, Леонора не ходит ни на какие тренинги. Конечно. — Эй, Фебе, сколько можно летать в облаках? — Напарник — кажется, третий за последние полгода — осторожно трогает Леонору за плечо и тут же отходит на шаг. Правильно, один раз он отступить не успел — и в итоге целовал холодный пол кабинета. Леонора не виновата, что у неё рефлексы. — Да, м, Майк. Не суетись. Напарник дуется, становясь похожим на воинственного шпица: рыжие волосы дыбом, нос дёргается, вокруг глаз — синеватые тени. Тоже проблемы со сном. Леонора примирительно поднимает руки и предлагает: — Будешь пасту? Свежая, с грибами. Майк бледнеет едва не до зеленцы, отступает на шаг и быстро бормочет о неотложных, ну просто-таки вселенской важности делах. Леонора провожает его разочарованным взглядом, но быстро берёт себя в руки и открывает папку с новым делом. Действительно, работа сама себя не сделает.

***

Леонора бежит за мелким воришкой, оскальзываясь на мокром асфальте и мечтая о паутине Человека-Паука. Вот кому хорошо: выстрелил — закрепил — подошёл — повязал. А простым копам приходится бегать… Увлечённая погоней, она сталкивается с кем-то и рявкает: — Perbacco!* Падает, хватается за первое, что подворачивается под руку, — острые плечи под плотной тканью, — но всё равно не удерживается на ногах. Она падает на спину, больно ударяясь позвонками, и сверху её придавливает чужое тело. — Ой, — испуганно выдыхает тело Леоноре в лицо. Это девушка, хорошенькая и светлая, как с картинки, и её лучистые голубые глаза заставляют в душе Леоноры что-то с громким скрипом провернуться и встать на место. — Ты не ushyblas'? — А, э, нет. — Леонора впервые теряет все слова и дёргается, когда острый локоть врезается ей в бок. — Оу, крошка, осторожнее. — Прости, — пищит девушка и ворочается, пытаясь собрать разъезжающиеся конечности в кучу. Леонора то ойкает, то хихикает, то пытается ей помогать (на самом деле, изучает на ощупь), пока рация сквозь помехи не спрашивает: — Фебе, ты, пшш, где потерялась? Леонора морщится и перестаёт валять дурака. Да и асфальт в середине весны не пышет жаром. Она осторожно перехватывает тонкие запястья, разводит в стороны и говорит: — Не суетись. Девушка вскидывает тёмные брови и неуверенно спрашивает: — Не… что? — признаётся виновато: — Я плохо говорю по-английски. У неё грубый акцент и мягкий голос, и Леонору прошибает дрожью от этого контраста. Так быстро она ещё никогда не влюблялась. — Медленнее, — Леонора фыркает и отпускает руки, чтобы провести по её талии и бёдрам. Девушка краснеет, но почему-то и не думает возмущаться, зато поднимается на ноги с удивительным проворством. Отряхивает юбку, нервно прикусывая розовые губы. Леонора встаёт, смотрит на неё, напрочь забыв про тихо шипящую рацию и затерявшегося в переулках воришку. Ей кажется, что мир вокруг замер, стал картонным, как облезшие декорации в школьном спектакле. — Я Леон, — говорит она, расцветая в самой обаятельной улыбочке, и с деланой небрежностью поправляет форму на груди. — Леонора Фебе. А как зовут тебя, крошка? — Меня зовут, э, kak zhe ono po-angliyski?.. Свет, да. Меня зовут Свет.* — Необычное имя! — Леонора дёргает за вьющуюся прядь волос, чтобы прийти в себя, и предлагает: — Я должна извиниться за это столкновение. Дашь свой телефон? Угощу пивом после смены. Свет улыбается так ярко, что Леонора давит желание сощуриться. И думает, что это имя удивительно ей подходит.

***

Свет спит в её кровати, светлые волосы разметались по синей наволочке, брови трогательно заломлены, а губы яркие-яркие, потерявшие форму, зацелованные. Ей, Леон, зацелованные. Она выдыхает в распахнутое окно ментоловый дым и устало прикрывает глаза. Снова не то. Она так надеялась, что девочка с другой стороны планеты окажется той самой, но… Судьба та ещё сучка. Снова обманула. Пепел сыплется на обнажённые бёдра, пачкает смуглую кожу сероватой сажей, и Леонора недовольно морщится. Думает, что это символично: она так же портит всё, к чему прикасается. Леонора давит сигарету в кофейной чашке и соскальзывает с подоконника. На девочку в своей постели она смотрит с бесконечной усталостью. И равнодушием. *Perbacco! — Чёрт возьми (ит) *Она сказала «My name is Light». Кто-то очень растерялся)