Эскизы на тему...

      Рафаэль не помнил, когда ещё брату было так плохо. Стоял под дверью ванной комнаты, скрестив на груди руки, и морщился на каждый звук. Да сколько может его там выворачивать?.. Донателло остановился посреди коридора со стаканом воды и какими-то таблетками, зажатыми в ладони. Микеланджело сидел на корточках у стены, подпирая кулаками грустную мордашку. Сочувственно косился на дверь. Рафаэль тенью отошёл от стены, приблизился к Донателло. Неожиданно поймал его за подбородок и второй рукой вытер брату скулу.       — У тебя там это, кровь. А у мелкого шишка на весь лоб.       — Ты сам весь поцарапанный, — тихо отозвался Донателло. — Мы-то ладно…       — Иди умойся, что ли. В лаборатории есть мойка, туда идите. Чтобы отец не заметил, — тихо пробормотал Рафаэль. Оглянулся на дверь в ванную комнату. — Удивляюсь, как он до сих пор не услышал, как там Лео из панциря вытряхивает.       — Ему бы выпить это, — Донни протянул лекарство.       — Выпить? — Рафаэль внимательно взглянул на брата. — Это, может быть, выход. Короче, ты давай там, бери мелкого и разберитесь с собственными синяками. Лео я сейчас сам займусь.       — А… а если он не выйдет? — непривычно притихший Микеланджело поднял глаза на Рафаэля.       Неожиданно темперамент осознал, что сейчас он как-то автоматически стал старшим, раз уж Леонардо не в форме. И братья смотрели на него почти с надеждой — что вот сейчас он решит все проблемы. Раф вздохнул — приходилось соответствовать. Склонившись к Майки, тихо объяснил:       — Значит, я выломаю дверь.       — А мастер как же? — у Майки засветились глаза в предвкушении такого поступка.       — А мастер заставит меня поставить её потом на место, — Рафаэль выпрямился. Кивнул Донателло, и тот покорился. Позвал Микеланджело. Уже вслед ему хулиган тихо произнёс, — катаны его ототри.       Донателло обернулся, ошеломленный. Забыл о Майки, даже о таблетках для Лео забыл. Подойдя, зашептал:       — Ты что, спятил? Да он меня прибьёт, если узнает, что я трогал его оружие!       Еще мгновение назад Рафаэлю казалось, что он владеет собой. Но самообладание неожиданно лопнуло, как мыльный пузырь, и темперамент яростно рыкнул на Донни:       — Если ты этого не сделаешь, тогда тебя прибью я! Не тупи! Ты что, не понимаешь, что его опять начнёт выворачивать, если он будет чистить оружие и вспомнит всю сцену на крыше?! Не беси меня, Донни! Делай, что сказал! — и, заметив, как подобрался от грубости учёный брат, Рафаэль уже мягче добавил, — я всё возьму на себя. Не переживай.       Когда братья скрылись в лаборатории, Рафаэль приблизился к двери ванной комнаты. Там было тихо, только слышно было, как тонкой струйкой в раковине течёт вода. И почему беззвучен Лео? Что там, утопился он в унитазе, что ли? С него станется. Хулиган, прижавшись к двери, тихонько побарабанил кончиками пальцев по полотну. Ответа не последовало.       — Лео? — тихо позвал Рафаэль. — Ты меня слышишь? Лео, можно мне войти? Открой. Слышишь? Я выломаю дверь, если ты мне не откроешь, — как можно спокойнее предупредил хулиган. И всё же постарался, чтобы решительность тона не оставляла сомнений.       — Ты… один? — слабый голос Леонардо.       — Один, один! Малые в лаборатории, Донни подлатает мелкого после драки, — отозвался Рафаэль. — Открой, пожалуйста. Долго я еще канючить под дверью буду?       Створка медленно приоткрылась. Леонардо стоял в дверях, тяжело привалившись к косяку. Поднял на брата пустой, потерянный взгляд. Голубые глаза точно остекленели — ни мысли, ни желания Рафаэль в них, как ни силился, не разглядел. Смотрел на мокрое лицо (умывался, но неаккуратно, только размазал пыль и кровь). Покосился на полотенце — так и есть, все в разводах, нужно бы замочить, пока Сплинтер не увидел… Но это потом. Рафаэль осторожно тронул брата за плечо.       — Пойдем со мной.       — Я не хочу в спальню! Я… я не смогу там один остаться! — вскинул глаза на Рафаэля Леонардо. Хулиган вздрогнул, столько ужаса и тоски отразилось в одном взгляде старшего, и поспешно покачал головой.       — Нет, по спальням мы пока не пойдем. Посидим на кухне. Идём, Лео, здесь холодно торчать всю ночь. И глупо, как минимум!       Леонардо послушно поплёлся следом. Ничего не спрашивал, ни на что не реагировал. Войдя, оглядел кухню, точно чужой. И Рафаэль, обернувшись, почти физически ощутил нежелание брата занимать место. Он словно перестал считать себя достойным вообще какого-то места в доме.       Да, отец их готовил, объяснял, что будет тяжело. Что реальный бой отличается от тренировки, что там нет второго, третьего, пятого шанса, дополнительной попытки. Что или ты, или тебя. Но кто же мог подумать, что на деле выйдет так. Как-то получилось, что трое из них прекрасно понимали, во что судьба вовлекла их семью. Леонардо тоже вроде понимал. Вёл себя во время драки, как превосходная машина для убийства. Темперамент даже позавидовал его отточенным движениям, его пластике и грации, кажущейся лёгкости, с которыми подросток управлялся с катанами. Он вёл бой виртуозно, как будто это не первый, а сто первый раз в его жизни. Но ровно до того момента, как катана пронизал тело футклановца. Рафаэль не видел, как это произошло. Он только заметил, что Леонардо выпустил рукояти мечей и попятился, а клинки так и остались в поверженном враге. Дальше хулиган помнил смутно. Потому что ему пришлось сначала забирать оружие брата (не без труда, потому что враги не давали передышки), а потом следовать за лидером чуть не по всем крышам Нью-Йорка. Леонардо бежал так, точно по пятам гналась вся преисподняя с котлами и вилами. Потом его, почти не соображающего, что происходит, пришлось тащить домой. А дальше, когда Донателло попытался умыть перепачканного брата, Лео заметил окровавленные катаны в руках хулигана, и его начало тошнить…       Рафаэль, сильно не церемонясь (не хрустальный, в конце концов!) подтащил Леонардо к его месту за обеденным столом и усадил. Лидер попытался встать, но Рафаэль удержал, положив руки на его плечи. Склонился, заглянув в его лицо.       — Посиди со мной. Пожалуйста.       Это сработало. Голосом хулиган выделил это «со мной», переключая Леонардо. Прося поддержки, присутствия, может быть, даже помощи. И у старшего сработало с детства такое для него важное ощущение семейственности, взаимовыручки. Он поднял глаза на темперамента и, кажется, впервые за весь вечер увидел его по-настоящему. Потянул руку, осторожно коснулся плеча Рафаэля и вздрогнул, когда тот болезненно поморщился.       — Раф, да ты же… тебе плечо распороли!       — И ты решил потыкать в него пальцами в надежде, что мне полегчает? — насмешливо спросил хулиган, вернувшись к кухонным шкафам. Леонардо теперь не сорвётся с места и не убежит, как на крыше пару часов назад. Так, что Раф его едва догнал. Он был здесь, сейчас, и задиристый мутант решил пользоваться моментом. В первую очередь обмотал тонким кухонным полотенцем свое истерзанное предплечье; немного полегчало, хотя, если бы рану обработал Донателло, было бы еще лучше. А может, так останется шрам, будет чем похвастаться перед Майки. Это всё-таки не какая-то жалкая шишка! Темперамент полез шарить по полкам. Где-то был запас у мастера Сплинтера. Эйприл передавала ему на праздники от отца бутылку чего-то…       — Что ты ищешь?       — Вот это, — Рафаэль, наконец, выудил из глубины шкафов стекляшку с мексиканским джином.       — Ты что, сдурел? — слабо запротестовал Леонардо, растерянно взглянул на дверь. — Что мы отцу потом скажем?       — Не твоя забота, — решительно отрезал Рафаэль. — Я хочу выпить. У меня нервы ни к чёрту! Ты что, думаешь, после того, что произошло, я так просто лягу и усну?       — Ты… ты это только для меня делаешь, — фраза больше походила на вздох, и если бы в убежище не царила тишина, Рафаэль едва ли расслышал слова. — Со мной всё в порядке, Раф, правда… Я… Я дал слабину.       — Да. Есть такое дело, — неожиданно согласился хулиган. Он уже отвинчивал пробку бутылки, понюхал и поморщился. Леонардо взглянул на него, чувствуя себя настоящим трусом, но ничего обидного или обвиняющего ни в поведении, ни в словах брата не было. Рафаэль поставил стаканы на стол, уселся рядом со старшим и плеснул джина на самое донышко. — Пахнет не фонтан. Думаю, и на вкус тоже ерунда, не сливочное пиво. Ладно, давай бахнем, а потом поговорим, если захочешь, — и он, стукнувшись своим стаканом о стакан Леонардо, залпом, как лекарство, проглотил выпивку. Лео медленно, нехотя, но всё же повторил за братом. Пищевод обожгло, мутант закашлялся. Но через секунды горечь сменилась теплом, а на языке остался только травяной привкус без оттенка спирта.       — Гадость, — честно признался Леонардо и отодвинул от себя стакан. — Не хочу больше.       — Еще по одной. За здоровье папы, — усмехнулся темперамент. У него заблестели глаза, и старшему мутанту показалось, что хулигану больше нравится сам процесс, нежели вкус и ощущения, которые приносит алкоголь. Видимо, так Рафаэль чувствовал себя взрослее. Не желая отставать, Лео послушно выпил, но теперь уже решительно отставил стакан в сторону.       — Фу!       — Согласен, — Рафаэль повторил его движение. И, сложив руки на столешнице, взглянул на лидера. Леонардо под его взглядом сжался, но не отвёл глаз. Вот. Сейчас начнётся. Сейчас Рафаэль обвинит его в трусости, в предательстве, назовет его… назовёт его убийцей и будет совершенно прав. Раф внимательно наблюдал все перемены в лице брата и, наконец, усмехнулся, покачав головой.       — Что смешного? — Леонардо опешил.       — Да Майки. Ему такую шишку набили на лбу, что он… он прямо единорог теперь! — и Рафаэль тихо, беззвучно засмеялся. Уронил голову на руки, и Леонардо почувствовал, как против воли у него перекашивается в усмешке рот. Наклонился к Рафаэлю и прошептал:       — Ты не это хотел сказать.       — Неа, не это, — смеясь, согласился темперамент. — Просто вспомнил — и смех разобрал!       — Раф. Я убил человека. Я сегодня человека убил, — Леонардо почувствовал, что ему вдруг стало легко говорить об этом. Понял, что с непривычки выпитый крепкий алкоголь развязывает ему язык и гасит чувства, притупляет боль и отвращение к самому себе. Рафаэль со своей интуицией, как всегда, всё сделал правильно. Не давил, не расспрашивал, не уговаривал и не отвлекал. Он просто занялся собой, позволяя Лео либо начать разговор, либо просто тихонько напиться на тёмной кухне. И первое, и второе ему казалось выходом. Вот теперь на произнесённую фразу Рафаэль поднял голову. Смеяться перестал, янтарный взгляд стал пронзительным и суровым.       — Я видел.       — Я мог этого не делать.       — Мог, разумеется.       — У меня же был выбор: убить его или отступить.       — Допустим.       — И я всё-таки его убил.       — Да. Потому что, если бы ты не сделал этого, он бы убил твоего брата. Майки крутился слишком близко. Если бы ты отступил, проявил человеколюбие и гуманность, Майки получил бы клинок под рёбра. Поэтому давай рассмотрим ситуацию ещё раз: был ли у тебя выбор?       — Но это ведь неточно, могло случиться и по-другому.       — Могло, — Рафаэль не спорил. — Это ты завтра расскажешь отцу. Сядете с ним и Донателло на татами, воспроизведёте на бумаге сегодняшний бой. И посмотришь, могло или не могло. Отец скажет тебе то же, что говорю я. Ты спас жизнь своему брату. Не забывай, пожалуйста, о том, что мы для этого взяли в руки оружие. Остановить тех, кто намерен причинить вред нам, нашей семье. Неужели ты до сих пор жалеешь, что мелкий отделался только шишкой?       — Конечно, нет, Раф! Но… Мне кажется, я должен был поступить иначе.       — Перекрестись, — спокойно посоветовал темперамент. — Перестанет казаться.       — Ты ужасен! — воскликнул Леонардо. — Это настоящий цинизм…       — Вот и нет. Я просто смотрю на вещи реально. И если ты сам, добровольно, откажешься от своего образа непогрешимого рыцаря, который ты для себя выдумал, тебе станет гораздо легче, Лео. Не размахивать катанами, рубя противников, как капусту, станет легче, правильно пойми. А принять себя самого и нашу судьбу. Ну, вот такая она у нас, местами неприглядная. Однако выбор у тебя есть и сейчас. Поставь катаны на полочку и займись разведением своих уродских бонзеев.       — Бонсаев.       — Да без разницы, — усмехнулся Рафаэль. Смотрел на брата, и Леонардо не мог отвести глаз от младшего. В словах хулигана была не правда и не логика. Непреложная истина, у которой нет граней или сторон, как ни крути. Придётся смириться и принять действительность такой, какая она есть. Хотя бы для того, что их собственный мир не растворился в череде битв и не исчез безвозвратно. Чтобы в комнате крепко спал отец. Чтобы в лаборатории суетился Донателло и тихо смеялся осторожным шуткам присмиревшего после первой серьёзной драки Микеланджело. Чтобы была эта кухня и тёплый жёлтый круг света от лампы над столом. Чтобы был хулиган, сидящий так близко, что Леонардо мог рассмотреть, насколько удивительный медово-огненный рисунок радужки его глаз. Неожиданно Рафаэль протянул руку и, положив ладонь на затылок старшего, притянул его к себе.       — Иди сюда.       Леонардо покорно спрятал лицо на плече брата. Защищённость. Тепло. Прощение самого себя. То, что ему было так необходимо сию секунду. Рафаэль знал и чувствовал это. Он молчал и, похоже, забылся в своих мыслях; пальцы хулигана осторожно, невесомо гладили старшего. Леонардо понимал, что Раф видит этот мир иначе. Ярким, чётким, без искажений и без прикрас. Он знал и принимал всё, что происходило с ними, и всё, что только должно было произойти. Лео осознавал, что ему придётся этому учиться, придётся однажды по-настоящему открыть глаза.       Но не сегодня. Не сегодня.       Сегодня — жёлтый свет лампы. Тишина ночного дома. И сильное плечо брата, на которое всегда можно будет опереться.