«Остановись... остановись».
Она не ушла за ним. Она не последовала во тьму. Она знала, что умерев вслед за Ларком, не найдёт его душу. Он бы не позволил ей провалиться в бездну. Да, сердце барда принадлежало не ей... Но так хотелось! Силы её покинули, душевные муки ослабили. Лили слышала, как за зелёным коконом кричали люди, звали её. Они боялись нового голода, что уже ослабил страну до её прихода. Люди нуждались в своей королеве. Деревья, которые уже начинали зеленеть с приходом весны, неожиданно высохли, земля потрескалась, трава пожухла. Королевство ослабло, и паника накрыла столицу. Дымка на рассвете укрывала пыльные улицы, мёртвыми змеями расползшиеся между домов. Утром горожане избегали выходить из своих убежищ, думали, что смерть может настигнуть их. Она коснётся их кожи и иссушит, обескровит. Королева в горе... Лили сутки провела рядом с телом рыжего менестреля, невесомо гладя лицо кончиками пальцев. Его тело стало деревенеть, волосы высохли, поблекли, кожа пожелтела. — Когда я была маленькой, у меня ведь не было друзей. Да и никто не был нужен, пока ты был рядом. Помнишь, как мы играли в лесу в прятки и я потерялась? Ты тогда нашёл меня рядом с белой волчицей. Я пригрелась к её боку, а она не хотела подпускать тебя ко мне. Она рычала, защищала, пока я сама ей не сказала, что ты мой друг... ты был единственным моим другом... — королева лежала на полу, положив голову на грудь барда, надеясь, что вот-вот мужчина сделает вдох. Кокон из шипастых лиан практически не пропускал свет, поэтому укромное гнездо было будто отрезано от реальности. — Молчишь, родной... Я всегда любила тебя, мой ангел, кажется, всю свою недолгую жизнь. Когда я успела тебя упустить? Или я никогда и не была тебе так близка? А сейчас ты даже мне ответить не можешь, — эльфийка горько усмехнулась. Её глаза воспалились — капилляры полопались. Сухие, потрескавшиеся губы двигались с трудом, а кожу щёк саднило от слёз. — Люди сгубили тебя... Я их освободила, а они убили тебя. За что? Из мести? Но не тому они мстить решились. И теперь с одной из их народа твоя кровь, она родила твоего сына... — на последних словах глаза эльфийки широко распахнулись, и она подскочила на месте. — Ларк, твой сын у неё! Не позволю сгубить! Не позволю! — крикнула Лили, уже не ожидая, что эльф ответит. Женщина опустила взгляд на умиротворённое бледное лицо и поджала губы. Она медленно приблизила своё лицо к его, желая оставить поцелуй на синих обескровленных губах. Не решилась... поцеловала покойника в лоб. — Я буду беречь его, как зеницу ока. Не дам в обиду никому и никогда, — решительно заявила королева, и распутала клубок зелёных лиан. Слуги, всё это время ждавшие свою госпожу, обрадовались её появлению. Лилиан одним взглядом дала понять, что к ней подходить не стоит. Она приказала отнести тело менестреля в лучшие покои. Она лично займётся им. А сейчас её цель иная — защитить дитя. Сухой ветер трепал портьеры. Воздушные потоки будто подталкивали хрупкую эльфийку в спину. Она держалась только из-за мысли, бьющейся в её голове колоколом: «Ребёнок!». Ворвавшись в темницы, Лили застала уставшую Амаю, которая крепко прижимала дитя к груди. Младенец только что поел и теперь сладко спал. При виде королевы улуанка напряглась, устремив злобный взгляд голубых глаз на эльфийку. Лили, увидев женщину, презрительно скривилась. Гнев и отчаяние опять затмевали разум. — Ларк тебя не спасёт, жалкая, — лицо Лили застыло, словно фарфоровая маска. — Он придёт! Я знаю! — прошипела мать, крепче обнимая дитя. — Он пришёл... его принесли, — Лилиан проглотила вязкую слюну, боясь сказать правду, но она хотела, чтобы бывшая рабыня прочувствовала, на своей шкуре всю ту боль, которую ощутила и она. — Твой народ... люди... убили его! Я дала вам свободу, а вы убили моего ангела! Отомстили ни за что! — королева не выдержала и выкрикнула последние слова. Внутри Амаи застыл холод. Глаза будто опустели. Стоящий рядом стражник даже забеспокоился, что она сейчас упадёт в обморок и подошёл ближе, протянув руки. — Врёшь! Ты мне врёшь! — вскочила с постели мать, разбудив младенца. Лицо мальчика скривилось, вот-вот младенец готов был заплакать. — Он мёртв! Боже, он правда мёртв! — слёзы вновь наполнили фиалковые глаза. Королева протянула вперёд сломанную лютню, которая была перепачкана в крови. — Думаешь, у меня рука бы поднялась совершить такое?! — сквозь всхлипы прошептала эльфийка. Амая взглянула на закричавшего младенца, будто он призрак. Женщина слегка покачнулась, и стражник для страховки всё же придержал мать за плечи. Лили бросала обеспокоенные взгляды на ребёнка, изогнув брови, желая успокоить. Амая заметила её взгляд. — Ты пришла забрать и его, верно? Если бы ты сразу отпустила Ларка, он был бы жив! — вскипела улуанка, злобно сверкая глазами. — Не-ет. Ты не получишь нашего ребёнка! — в ослабевшей женщине неожиданно появились силы. — Нет, нет, нет! Амая, послушай... — попыталась как-то оправдаться Лили. Амая с удивительной прытью вытащила кинжал из-за пояса стражника и отступила на шаг. Королева с ужасом наблюдала за помешавшейся женщиной. Столько месяцев взаперти и новость о смерти возлюбленного заставили разум помутнеть. Стражник не решался сделать и шага в сторону сумасшедшей. Одно неверное движение могло спровоцировать безумную. Амая напоминала грызуна. Они выглядят милыми и забавными, но их матери безжалостны. Ведь во время опасности они способны сожрать своё потомство... Амая приставила клинок к покрасневшему от криков младенцу, сверкая голубыми пустыми глазами. Волосы взлохмачены, как у ведьмы, на худом теле сорочка висела, будто на вешалке. Месяцы взаперти превратили цветущую деву в полоумную. Сердце эльфийки готово было остановиться. Миллион раз она уже пожалела о своём плане. Лучше бы она правда отпустила менестреля, дала бы счастливой семье быть вместе. Ларк никогда бы не выбрал свою подопечную, он нашёл свою возлюбленную. И это не Лилиан. Теперь Лили видела результат своей слабости. — Не позволю его забрать! Мы последуем за ним! За ним! — закричала Амая, занеся кинжал над головой плачущего ребёнка. — Нет! — хватило секунды, и вся комната обросла белыми цветами, обволакивая стеблями мать эльфенита и ни в чём не повинного стражника. Рука Амаи не достигла цели, а глаза её застыли. Стражник тоже остался неподвижным. Младенец продолжал надрываться от плача, и только его крик смог заставить двигаться ошарашенную королеву. Эльфийка ступала по белым цветам, и вскоре уже держала малыша в своих руках, укачивая. — Тише, мой хороший, тише, — Лили боязливо отступила от застывшей женщины, прижав к груди дитя. Амая была похожа на прекрасную статую. Жестокая воительница с кинжалом в руках и отчаянием в глазах. Взъерошенная солома волос, точёное лицо с впалыми щеками. Казалось, что даже одежда ее застыла. А рядом стражник, словно фарфоровый болванчик с испуганным взглядом. Королева осторожно прикоснулась к шее улуанки и облегчённо выдохнула, почувствовав пульс под пальцами. Она обвела удивлённым взглядом комнату, пытаясь понять, что же за растение она взрастила тут. Пыльца витала в воздухе, сверкая в пламени факелов. Парализующее растение. В груди больно кольнуло, и только сейчас пришло осознание всех «если бы». Если бы у ребёнка не было врождённого эльфийского иммунитета к природным ядам. Если бы она не успела. Если бы она убила, а не парализовала. Королева не удержалась на трясущихся ногах и осела на холодный пол, усеянный белыми цветами. Малыш в её руках был удивительно спокоен, уцепившись маленькими ручками за кружева платья. Эльфийка опустила взгляд на младенца, наконец сумев в полной мере разглядеть его, дотронуться. Он был ещё так мал. Всего сутки от роду. Выглядел вполне здоровым. На макушке пёрышки светлых волос. Глаза, как и у всех младенцев, бледно-голубые... пока. Младенец, не осознавая происходящего, лишь заинтересованно пытался сфокусировать мутный взгляд на лице Лилиан. Королева умилённо улыбнулась, поцеловав малыша в лоб. — Ты прекрасен, Клемент, — она не знала, дала ли Амая уже имя ребёнку. — Милый, ты единственный будешь воплощением добра и света. Прости меня, родной, за все беды, что я тебе принесла. Прости... — шептала королева, целуя маленькое лицо. Цветы не просто парализовали тело Амаи, а полностью остановили процессы в организме. Она находилась между жизнью и смертью. Королева смогла приготовить противоядие, испытав его на стражнике, который был парализован вместе с заключённой. Оно подействовало безотказно... но Лили испугалась давать лекарство улуанке. Не потому, что её эгоистичное желание оставить ребёнка себе перевешивало справедливость — отпустить мать с сыном. Ей было страшно. Она боялась, что обезумевшая мать могла бы действительно убить себя и ребёнка. Она уже попыталась это сделать. А ещё Лили осознала, сколько боли причинила несчастной женщине. Ей было стыдно смотреть в голубые глаза Амаи. Улуанку тайно увезли в северную провинцию Рокдена. В башне приготовили покои, где уложили тело. Королева оставила там трёх стражников — Артура, Гареда и Итана, дабы они охраняли покой улуанки, несколько слуг, чтобы всегда поддерживали порядок, и управляющего. Под сводами храма Лили сконфуженно жалась, прижимая спящего младенца к груди. Королеве не без оснований казалось, что она погрязла во грехе, от которого ей не отмыться. Однако, несмотря на всё, она не хотела, чтобы Клемент знал, кто его родители. Эльфийка желала оградить ребёнка от всей этой трагичной истории, где она оказалась главным злом. Узнай он, что она сделала с его родителями — этот малыш возненавидит её. Поэтому, пока Клемент ещё так мал, пускай у него будет иная судьба. Да, королева с ног до головы погрязла во лжи. Во благо, всё лишь во благо. В это она верила. Вот только убеждать Кирхенбаума пришлось долго. Архиепископ не хотел приписывать ребёнку чужое имя. Это грех. За такое попадают в ад, и брать на себя такой груз мужчина не желал. — Отец Карл, вы знаете меня ещё совсем наивной девочкой, на ваших глазах я выросла. И я слишком много сделала для Бога, — женщина оглядела храм, в который она столько вложила из казны. — Я могу лишить вас этого, не забывайте, кому принадлежит ваша жизнь, — в тени позолоченных колонн хрупкая эльфийка злобно сверкала глазами. — Моя жизнь принадлежит Богу, — гордо заявил архиепископ. Королева усмехнулась, крепче прижав к себе Клемента. — Я не сомневаюсь... но моих полномочий хватит, чтобы лишить вас головы — и устроить встречу и с Богом, и с его дочерью раньше положенного срока, — малыш захныкал, готовый разразиться громким воплем, королева немедленно стала укачивать младенца. Заявление сильно напугало архиепископа. Он не был готов отстаивать своё мнение ценой жизни. Но приписывать ребёнку чужое имя... Кощунство! Нарушение заветов и догм! — Но я ведь знаю, кто родители этого мальчика. Вы просите меня о невозможном. Де Лютан — вымерший дом. Нельзя возрождать мёртвый род под предлогом найденного ребёнка. Будут требовать доказательства! — в словах Кирхенбаума отчётливо слышалась обречённость. — Вот вы их и предоставите. Я знаю, что у вас есть что-то с гербом этого дома! Вы сами мне показывали, когда предоставили записи всех, кто был записан при рождении. Он не будет безродным. Клемент де Лютан! Он будет под моей протекцией, — тихо прошептала Лили, стараясь укачать малыша, дав ему свой кружевной платок, который младенец тут же стиснул в руках. — Это грех, моя госпожа, страшный грех, — архиепископ совсем поник. Мужчина открыл маленькую шкатулку, где хранил все самые ценные вещи. Там же была и печатка с гербом дома Лютан — человеческая рука в пламени. Род никогда не славился покладистостью и добротой. Отнюдь, это были довольно алчные и жестокие аристократы. Впрочем... А разве бывают бескорыстные и миролюбивые? В глазах королевы отразилась благодарность. Баронство она сможет приписать ему ещё с рождения. Имя де Лютан давало много привилегий, учитывая то, что архиепископ подтвердит принадлежность мальчика. А лекаря и всех, кто был свидетелем рождения Клемента, королева сошлёт в ту же северную башню. Он будет её шевалье. А затем Лили распорядится, чтобы Клемент получил лучшее образование. Королева сделает всё, чтобы сын Ларка мог за себя постоять. Похороны друга проводились исключительно по порядкам эльфов. Эльфийка почему-то не пожелала отдавать человеческому Богу душу наставника. Она устроила самый пышный погребальный костёр, какой смогла. Вокруг собрались все, кто знал менестреля. На похоронах присутствовали Дол с семьёй, стражники, служанки и артисты, горожане... Ларк успел за время жизни во дворце найти немало друзей и соратников. Кто-то задавался вопросом: «Куда же подевалась его возлюбленная?». Шепотки проносились по толпе коварными змеями. «Сбежала с другим». «Да нет же, в тюрьму попала». «Пыталась отравить королеву». «Надеюсь, где-то в канаве сдохла». «Улуанцы убили эльфа». Слухи чёрными тенями распространялись с сокрушительной мощью. Амая оказалась в глазах людей предательницей и заговорщицей, вовсе не любившей светлого менестреля. Одна лишь Ева, прислушиваясь к злым языкам, морщилась и фыркала. Она не верила, что Амая и Ларк не были преданы друг другу. Девочка знала, что милая служанка, которая лечила её разбитые коленки и утешала, когда ту задирали мальчишки, не может быть плохой! На месте могилы с прахом Лили удалось вырастить прекрасное цветущее дерево с ярко-красными цветами, словно напоминание о рубиновом цвете глаз барда. — Прощай, мой ангел, — прошептала эльфийка, не отрывая взора от алого дерева рядом с королевским садом. Малыш в её руках жалобно скривился, отворачиваясь, будто прячась. Чтобы закрепить и подвести итог и сохранить тайну — всему королевству было строго запрещено говорить о менестреле и его возлюбленной. Мертвы оба и пускай земля заберёт память о них. А живых, кто будет шептаться — накажут!***
Слухи всё продолжали ползти. Королевский паж стал основной темой для разговоров. Лилиан определила с рождения баронство какому-то найдёнышу! Неслыханная дерзость! Хотя оспаривать слова самого архиепископа не стали. Самый святой человек не стал бы врать, а последний из рода Лютан был найден с печаткой с гербом рода. В итоге все сошлись во мнении, что правительница просто нашла себе замену. Что думают люди, королеву не волновало. Глашатай вышел на постамент, развернул пергамент. Трубачи вознесли инструменты, призывая народ. Яркое солнце слепило зрителей, собравшихся слушать новость. Мужчина театрально прокашлялся. Он чувствовал себя важным, намного более значимым. Хотя, пробежавшись зорким взором по бумаге, глашатай вздрогнул. — Внимание! Указ от королевы! — собравшиеся люди подошли ближе, и теперь щурились, всматриваясь в фигуру на сцене. — Отныне каждый, кто осмелится нарушить закон, будет наказан по всей строгости! — люди ничего не поняли поначалу. — За кражу даже крохи хлеба человек лишится конечности, ибо даже она достаётся тяжёлым трудом. За разбой человек будет выставлен на площади в клетке на потеху. За убийство человека без суда — казнь, способ которой будет определяться обстоятельствами содеянного. За предательство короны — сожжение на костре, — глашатай перечислил ещё ряд мелких нарушений и наказаний за них. Люди бледнели, слушая весь перечень того, что их могло ожидать, если они осмелятся нарушить закон. Ряд страшных пыток обещала королева. Люди не могли поверить в строгость заботливой обычно эльфийки. Список был озвучен и повешен на столбе в самом центре площади. Некоторые даже махнули рукой, не веря в такую форму наказаний. Со времён правления королевы Лилиан не было случаев жестокого обращения к своим подданным. А тут такое: дыбы, четвертование, клетка, битьё палками... А следить за порядком были оставлены Белые Кирасы. Зря люди не поверили. Потому что первые нарушители были наказаны на следующей же неделе. Остолоп Бранник решил наказать хозяина таверны, напав на него с ножом. Ибо, по мнению свинопаса, тот решил содрать с него неподъёмные деньги за выпивку. Нападение с ножом стоило Браннику отбитых шипастой палкой рук. Жена свинопаса была в ужасе, думая, что дражайший супруг больше не сможет работать. Однако увечья были ощутимы, но не смертельны, и калекой преступник не остался. Но люди действительно с тех пор стали относиться к своду законов куда серьёзнее. За глаза королеву стали величать не Лесной Волчицей, а Кровавой. Теперь её боялись. Но нашлось довольно много тех, кто считал такой вид наказаний справедливым. Бывшие потерпевшие из-за разбойников и воров... Или те, кто лишился члена семьи благодаря пьяному убийце, который был приговорён к достаточно мягкой форме наказания когда-то — простому отрубанию головы. А теперь весь сброд судили со всей строгостью. Последовало распоряжение вылавливать разбойников на дорогах, бывших невольников, которые справедливо мстили аристократам, более не имеющим ничего общего с работорговлей. Награды за пойманных преступников были мотивирующими. За живых полагалась двойная выплата. Королева приказала вывесить за границами городов заявления, что если разбои продолжатся, то казнить будут всех, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Лилиан была вымотана до дрожи в пальцах. Покои были переделаны. Ничего не осталось от красно-чёрных оттенков: зелёные портьеры, мебель из выбеленной сосны, голубые покрывала, а на стенах висели гобелены. Миновав свою спальню, женщина вошла в детскую, которая была оформлена в солнечно-жёлтых тонах. По всем комнатам её величества вились растения, которые достигали потолка, распространяя цветочный аромат. Над люлькой висел балдахин из светло-зелёного шёлка, скрывая младенца от чужих глаз. Королева заглянула в кроватку, заметив, что малыш проснулся. Его слух был довольно чутким. Потирая глаза маленькими кулачками, младенец посмотрел на вошедшую сонным взглядом. Его глаза изменились за девять месяцев. Два рубина, таких знакомых, смотрели с любопытством. Клемент что-то агукнул и улыбнулся, показав два прорезавшихся зуба. Королева взяла младенца на руки, слегка покачала его, обходя комнату по кругу. Ребёнок скривил лицо, начиная хныкать — хотел есть. В соседней комнате — маленькой каморке — жила нянька, по совместительству кормилица Клемента. Женщина родила мёртвого ребёнка, и была только рада нянчиться с королевским шевалье. Нежная женщина с пышными формами и длинной русой косой почти до щиколоток. Она, услышав плач ребёнка тут же вошла в детскую, встав у порога, заметив королеву. Эльфийка с нежностью посмотрела на Клемента передавая его в руки нянечки. Уходить была не намерена. Она с интересом наблюдала за трапезой малыша. По какой-то причине к Клементу у неё так и не появилось материнских инстинктов. Она любила его, всем сердцем любила. Но считать своим сыном не смогла бы никогда. Может быть, смирилась, что он сын её ангела и улуанки? Может и так. Но она обещала себе и Ларку оберегать мальчика. И неважно, кем она будет приходится малышу, Лили будет его защищать. Лилиан вспоминала, с каким интересом смотрела на младшего брата Задекию. Как ревновала, когда мама уделяла ему больше внимания и заботы, а ей доставались иногда лишь крупицы любви. Со временем ревность ушла, и появилось чувство ответственности. Нерадивая нянька-эльфийка долго отсутствовала, Лили сама смогла успокоить капризного брата, долго укачивая на своих слабых руках. Она была горда собой, сумев усыпить младенца. — Ваше величество, мне уложить господина Клемента? — королева усмехнулась на этих словах. «Какой из него господин? Он ещё ни говорить, ни ходить не умеет». — Я сама. Можешь идти, — Лили взяла младенца на руки, вновь ощутив приятную тяжесть. Поев, Клем начал зевать и вновь хныкать. Вышагивая по светлой детской, утопая туфельками в ковре, королева безрезультатно пыталась усыпить младенца. Но у неё это категорически не получалось. Младенец кричал всё громче, размахивая ручками и выворачиваясь всем неповоротливым телом. В комнату от волнения даже снова заглянула нянька, но Лили настырно её прогнала. — Ну, что ты, мой хороший? — взволнованно спросила королева у покрасневшего ребёнка, ответом ей послужил новый крик. Присев в плетёное кресло-качалку, Лили стала что-то мычать, привлекая внимание Клема. Поначалу неясный, мотив стал переходить в напев, формируясь в колыбельную.— Ночь темна, лёг туман, Путника влечёт обман, Ты устал, ты мне поверь, Открой сновидениям дверь.
Клемент внимательно посмотрел на женщину ярко-красными глазами, и затих, прислушиваясь к её голосу. Запахи фруктов и цветов щекотали нос. Тёплый ветер путался в волосах, шептал что-то на своём языке, принося прохладу в нагретую ярким солнцем комнату. В детской королевского шевалье время словно замирало, создавая свой тихий мир умиротворения и спокойствия.— Жёлтые лепестки Что-то шепчут в твои сны, Лёг ты в ложе золотое, В небо не взглянув ночное.
Мальчик широко зевнул, намотав на пальцы чёрно-белые локоны её величества, не в состоянии больше бороться со сном.— Буду я твой сон хранить, Я не буду отходить, Ты так слаб и так устал, Ночь увидит, как ты спал.
Младенец уже сопел, отвернув голову ближе к груди эльфийки. Цепкие пальцы не отпустили во сне волосы, так что пришлось выпутываться, стараясь не разбудить малыша, продолжать петь.— Пусть тебя хранит тепло, Звёзды с лунною тропой Нарисуют тебе сны, Только спи.
В комнату просунулась голова Фергюса Монтилье, жестом показал, что королеву ожидают. Лили кивнула, последний раз взглянув в колыбельную, поглаживая светлый пушок волос.— Ночь уйдёт, придёт рассвет, И меня как будто нет, Солнца свет рассеет вмиг Феи лик...
Закрыв тихонько дверь в детскую, Лилиан вновь стала Кровавой Волчицей, готовой к государственным делам. Дойдя до коридора, где её ожидали Гюнтер и Адам, она натянула белые перчатки. — Что-то произошло? — серьёзно спросила королева, расправив плечи. — Да, ваше величество. По вашей пг'осьбе я отпг'авил письмо в конклав. Маги заинтерэсованы в сотг'удничестве, — Фергюс довольно улыбнулся. — Благодарю господин Монтилье. Мне было бы интересно получить возможность ознакомиться с человеческой магией. Взамен я готова предоставить всё необходимое для изучения эльфийской, — Лилиан бросила взгляд на покинутые покои, двинувшись вслед за советниками. — Господин Гюнтер, полагаю, у вас тоже есть что мне рассказать? — Да, моя королева. Поймали зачинщиков драки на площади, ждут вашего приговора, ибо самостоятельно решить проблему не могут, — Гюнтер пригладил волосы, прищурил единственный глаз. — Изложите ситуацию вкратце, — троица уже пересекла верхний этаж, спускаясь к нижнему ярусу. — Был пойман некий Ноа, утверждавший, что он изобретатель, готовый трудиться на благо страны. Продемонстрировав своё изобретение, сломал стойло, распугал лошадей. Местный конюх разозлился, пытался поймать юродивого. Но по ходу погони разрушил лавку торговца фруктами, лошади разломали еще несколько лавок. Началась драка. Все виновники происшествия ожидают вас. В глазах Лилиан можно было заметить что-то, отдалённо напоминающее азарт, но лицо оставалось серьёзным... только острые уши слабо дёрнулись. Тяжёлые дубовые резные двери распахнулись перед её величеством, являя небольшую группу связанных людей, стоящих на коленях перед троном. Королева важно прошествовала к своему месту, шелестя пышным нарядом. Ворот платья был под самый подбородок, а рукава доходили до середины ладони. Перчатки скрывали пальцы. На голове красовалась тяжёлая посеребрённая шипастая корона с алыми камнями, увитая цветами фиалки. Ноа взглянул на эльфийку с заинтересованностью. Юноша был ещё совсем молод. Черты лица за год изменились, заострились. Измазанный в душистых маслах одного из торговцев, он был похож на взъерошенного воронёнка. А его взгляд бессовестно скользнул по лицу королевы. Довольно неуважительно. Манер юноша точно не знал. Лили отвела взгляд от изобретателя, посмотрев на всех остальных с лёгкой скукой. — Мне известно, что произошло. Но я хочу услышать версию каждого, прежде чем вынести приговор, — строго оповестила королева. Вперёд выволокли Ноа. Старая рубаха, несколько раз латаная, протёртые кожаные штаны, которые были ему не по размеру, и истоптанные сапоги. Вид был непрезентабельный, но это точно не мешало юноше вести себя так, будто он уже получил место во дворце. В голубых глазах можно было видеть нескрываемое любопытство. — Ваше величество, я из города Фаго. Моё имя Ноа, я прибыл к вашему двору лишь затем, чтобы быть полезным! — речь королеву заинтересовала. — Это похвально, юный Ноа. Но мне сообщили, что ты вместо помощи уже успел навредить. Правда ли, что ты сломал стойло? И как тебе это удалось? — Лилиан положила ладони на подлокотники трона. Ноа смущённо отвёл взгляд, поджав губы. — Ваше величество. Я не хочу наговаривать на ваших подданных. Но произошедшее — чистая случайность. Ничего я толком не ломал. — Как это? — удивилась королева. — Конюх был неосторожен, я говорил ему: не трогай машину, не дёргай рычаг! А он что?! — были бы руки не связаны, Ноа точно бы жестикулировал. — Да она так шумела, что я думал, ты мне всех лошадей перепугаешь! — встрял конюх. — Молчать! Вашу версию я выслушаю позже, — строго сказала королева, посмотрев на Кирика-конюха. — Продемонстрируй своё изобретение, Ноа из Фаго, — улыбнулась женщина. — О! Благодарю, ваше величество! Вы будете удивлены! — улыбнулся юноша.