***
Рыцарь смотрел в потолок юрты, вспоминая далёкие тёплые дни в оранжерее. На душе было тоскливо. Если бы он знал, к чему приведёт его геройство — стал бы он сражаться с вождём? Определённо да. В приоритете было победить варваров, а уж как расплачиваться после, шевалье не волновало. Победа не принесла желаемой радости, словно бы обернувшись против него. Внутри будто ныла болезненная струна. Его закрыли в душной комнате для проведения ритуала, который должен был пройти между ним и дочерью вождя. Оказалось, что «оставить в племени частичку себя» — это совершенно не отрубить руку или ещё какую конечность... а жаль. Лучше уж так, чем то, что ему предстояло. Клем просто никогда не желал кого-то, кроме королевы. Он лежал на жёстких шкурах и размышлял о своей жизни в целом, пытаясь — наверное, впервые в жизни — здраво оценить свою слепую преданность. Юноша прикрыл глаза, вспоминая любимое лицо, которое изучил так хорошо, что мог представить сразу — достаточно было лишь подумать о Лили. Как считал шевалье, она приняла его под свою опеку из забытого рода. Она не спасла его от неминуемой смерти. Нет. Но он оказался на хорошем положении, его обучали лучшие учителя. Лили была иногда строга, но, в основном, нежна к нему. Несмотря на всю опеку, его каждый раз одёргивало: «Она тебе не мать». Клем ощущал заботу и кроткую ласку... но он хотел больше. С каждым годом чувство усиливалось, как дождь — сначала выпадает парой капель, но со временем обрушивается на землю могучим ливнем. Он был ребёнком, и лишь получал радость от происходящего вокруг. Предполагал, что ему не хватает настоящей материнской любви. Хотелось думать, что Лилиан — не просто замена биологической матери. Но чем старше шевалье становился, тем больше деталей стал подмечать: печальный взгляд, когда эльфийка смотрела на его лицо, море вины и страдания в глубине сиреневого озера; трясущиеся холодные руки, которые хотелось сжать в своих горячих ладонях; жертвенность, несмотря на эгоизм. Часто казалось, что госпоже самой нужна опека и надзор... даже больше, чем ему самому. Желание видеть в Лилиан маму отпало, сменившись готовностью оберегать и защищать. Но понимал, что королева... недосягаема. Он лишь игрушка в её властных руках. Он никогда не мог бы быть вместе с ней, но Клем искренне старался быть лучшим, несмотря на насмешки и косые взгляды. Ему даже не приходило в голову завести отношения с другими девушками. Клемент отдавал всего себя тренировкам... но зачем? Лили была единственной, кто любил его просто так, потому, что он есть. Даже Ева, его преданная подруга, не относилась к нему так бережно, она просто когда-то оказалась рядом... Клемент подозревал, что Лили поспособствовала их дружбе. Шевалье знал, что Ева присматривала за ним по приказу Лилиан, но был не в обиде на подругу. Ева компенсировала это искренней поддержкой. Она никогда не осуждала юного шевалье. Честно признаться, скорее всего он бы натворил куда больше шалостей, если бы не Ева и её развитое чувство ответственности. В комнату вошла девушка в длинном платье и ярком платке, расшитом жемчугом, шёлковыми нитями. В полных руках, унизанных костяными амулетами, раварка держала зажжённую ароматическую палочку. Дочка вождя подняла на Клема круглое, румяное лицо, и улыбнулась так, что около её глаз собрались задорные морщинки. Клем молча встал, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Цэцэг? — спросил Клем, не зная, куда девать руки. Девушка кивнула, осторожно вставив ароматическую палочку в кадильницу, стоящую на низком деревянном столе. Цэцэг медленно подошла к юноше, взяла его ладони в свои. Какое-то время она пристально разглядывала его, делая ситуацию ещё более неловкой. Спустя несколько секунд молчания, она не удержалась и... расхохоталась. Клемент и вовсе покраснел, вырвав руки из цепкого захвата. Он считал, что дочка вождя попросту издевается над ним. Внутри начинала закипать злость. Он чувствовал себя шутом на карнавале. — Да чего смешного?! — не выдержал шевалье, напрягаясь всем телом. Цэцэг только громче расхохоталась, небрежно отбрасывая неудобный головной убор и платок. На пышную грудь упали две дивные толстые косы, которые завивались на концах. На полных щеках от широкой улыбки образовались ямочки, делая девушку ещё более прекрасной. Когда смех прекратился, Цэцэг по-хозяйски приобняла Клема, напоминая этим жестом своего отца. — Прости, не удержалась, — она снова хихикнула, прикрыв ладонью рот. — Просто тот, кто так отважно победил моего отца, трясётся перед связью с девушкой. Я слышала, как ты предлагал отрубить палец. Зачем? — она весело хлопнула Клема по спине. — Я-то думал, что... — от смущения он не смог закончить. Цэцэг тяжело вздохнула, увлекая юношу на жёсткую постель, покрытую шкурами. Она внимательно посмотрела на него — всё с той же нежной и озорной улыбкой. — А ты симпатичный. Я рада, что отца победил именно ты, а не какой-нибудь уродец, — небрежно бросила Цэцэг, и тут же поджала губы. — У тебя кто-то есть? Клем отвёл взгляд, не решаясь ответить, но кивнул. Раварка начала медленно развязывать ремешки на платье. Ткань с шелестом сползла с полных плеч, оголяя мягкую грудь с тёмными ореолами. Клем всё ещё не решался поднять взгляд. Цэцэг спокойно взяла юношу за руки, поднеся их к своей груди. Затвердевшие горошины сосков упёрлись в шершавые ладони, вызывая дрожь и возбуждение. В Клеме боролись чувство справедливости и желание. Он уже был сформировавшимся юношей, и постыдные фантазии ему были не чужды. И всё же... какая досада, что вместо той, к которой он действительно желал прикоснуться, перед ним была дочка достойного противника! Оплошать перед девушкой он не хотел. Прижав раварку к постели, Клем неумело сжал мягкое полушарие груди, не до конца зная, что нужно делать. Цэцэг болезненно застонала, и Клем тут же убрал руку. — Прости, — он попытался медленно приблизиться, поцеловать, но, встретившись с томным взглядом раварки, тут же отпрянул. Аромат палочки должен был действовать как афродизиак, но на рыцаря дурман не влиял, а лишь только раздражал и напрягал. Цэцэг прикрыла рукой грудь... хотя это мало помогло, учитывая её объём. Это делало ситуацию ещё более нелепой. Клемент вцепился в волосы, оттягивая локоны в стороны. — Прости... Я просто... Просто не могу, — шептал Клем, представив осуждающий взгляд госпожи. Цэцэг тяжко вздохнула. И вот этот воин сразил её отца? Позор... Она подобралась к шевалье со спины, невесомо коснулась его напряжённых плеч. — Счастливая, конечно, твоя девка, — грустно отозвалась Цэцэг, начав разминать напряжённые мышцы шевалье, медленно подбираясь к оголённым участкам кожи. — Она не моя девка, — зашипел Клемент. — Не девка, ладно. Однако ты настолько верен... Не встречала таких воинов. У нас не принято так. Равары желают оставить как можно больше наследников, поэтому часто имеют детей вне брака. Наши женщины специально обучаются расслаблять мужчин, чтобы удержать их чуть дольше в своей постели... Но верных мало, — Цэцэг прошлась ноготками по затылку, вызывая мурашки на спине юноши. — А ты с ней уже спал? Со своей возлюбленной? Расскажи о ней, — Цэцэг шептала Клему прямо на ухо, почти касаясь мочки, медленно расстёгивала ремешки на жилете, развязывала завязки у ворота рубахи. Клем постепенно начал расслабляться, прикрыл глаза. — Нет... Мы не были вместе... что бы там о нас ни судачили. Мне никогда не светит быть с ней, — в голосе горе-вояки звучали грусть и обречённость. — И ты сдашься? Дашь возможность взять её другому? — девушка вплотную прижалась к спине шевалье, потеревшись животом и грудью о его тонкую рубаху. — Нет! — неожиданная мысль о том, что рядом с Лили может оказаться кто-то другой, вызвала негодование и ревность. — Так зачем думать о том, что ты можешь быть недостойным? Меня вот ты достоин... — раварка провела губами по его щеке, царапнула ноготками мужские бёдра, обтянутые плотной тканью штанов. Цэцэг плотоядно облизнулась, заметив, что тело рыцаря отвечало на её старательные ласки. — Закрой глаза и говори о ней — как она выглядит, пахнет... что ты чувствуешь? — неожиданно попросила она, повалив юношу на постель и устроившись рядом. Девушка мягко, почти невесомо гладила руки, грудь и живот шевалье, возбуждая, заставляя кровь течь быстрее. — Она хрупкая... даже слишком. Иногда кажется, что ещё день и она сломается под грузом проблем. Она постоянно задумчива и печальна, но, когда её что-то интересует или забавляет, она смешно дёргает ушами. Я не знаю, что так довело её, но у неё много седых прядей, хотя для её расы это не свойственно. У неё самая нежная улыбка, которую я знал, а в глубине глаз — океан любви, которую она будто бы бережёт, боится отдать целиком. Поэтому хоть она и оберегала меня, старалась сдерживаться... Уф! — Клем закусил губу, но глаз не открыл. Цэцэг давно стянула с юноши штаны и исподнее, добравшись до возбуждённого органа. Клемент с такой чувственностью говорил о той далёкой дуре, которую раварка не знала, что она даже приревновала. Слушая влюблённый лепет партнёра, она осторожно лизнула головку члена, вызвав неожиданную дрожь. Пальцы ловко скользили по конопатой коже, вырисовывали узоры на животе и груди. Цэцэг с наслаждением зарылась пальцами в поросль в паху, добираясь до самых чувствительных мест. Цэцэг не нужен был чужак — она прекрасно знала, что юноша не остался бы с ней, и всё происходило даже не по его желанию. Романтические чувства были ей не нужны и чужды. Главное — заиметь наследника от победителя, каким-то образом сумевшего одолеть вождя. Таков обряд, и против него идти было нельзя. Союз принесёт лишь плюсы: ей — почёт, как матери сильнейшего воина, ему — пожизненную поддержку дикого народа. Отказ означал смерть обоим. Цэцэг смирилась, а вот упрямый шевалье все никак не мог побороть совесть. Клем постарался отодвинуться, но искусительница не отпускала, смакуя во рту возбуждённый член. Шевалье зажмурился до разноцветных кругов перед глазами. Испытывал отвращение к самому себе, считая, что не имел права испытывать наслаждения... но он испытывал, и от этого было горестно и приятно одновременно. Его буквально разрывали противоречивые чувства. Девушка продолжала свою сладостную пытку, причмокивая губами, облизывала, словно сахарный леденец, достоинство победителя. Клемент чувствовал, как изнутри нарастает волна, смывая образ его возлюбленной королевы, оставляя лишь до невозможности приятные ощущения. Стон сам собой вырвался из груди, и Клемент поспешил прикрыть ладонью рот. Влажные звуки лишь усиливали воображение. Цэцэг воодушевилась произведенным эффектом и ускорилась. Клем свободной рукой сжал жёсткую шерсть постели, вырывая ворсинки из шкуры, выгибаясь навстречу рту раварки. Цэцэг резко отпрянула, вызвав у юноши разочарованный стон. Терять время дочка вождя была не намерена, тут же оседлав юношу. Она резко насадилась на член полностью. В её глазах всё потемнело от боли. Даже возбуждение не могло унять муки от разорванной плоти. Из глаз брызнули слёзы. Она не решалась двинуться, ожидая и считая секунды, когда сможет привыкнуть. Перед глазами Клема стояла пелена. Увидев девичьи слёзы, рыцарь тут же приподнялся, желая успокоить. — Тебе больно? Ай, глупый вопрос... — Клем нерешительно приобнял девушку за плечи, прижимая к себе. Цэцэг приложилась лбом к выпирающей ключице. Наконец-то она могла внимательнее, не спеша оглядеть партнёра. Отстранившись, она провела по мужской груди маленькой ладошкой, ощущая под кожей тренированные мышцы, напрочь лишённые силы. Всё тело юноши было в ссадинах и шрамах — некоторые были давние, уже побелевшие и незаметные, а некоторые свежие, покрасневшие. Цэцэг улыбнулась, заметив россыпь веснушек от лица, доходящих до самого паха. Сам Клем почти не рассматривал девушку, лишь ощущал жар её тела. Она была сладкой. Невольно в голове вспоминалась мягкая выпечка матери Евы, Бет, когда та баловала еще маленького Клема пирогами. Девушка плотно обхватила член, и стенки её лона пульсировали, вызывая дрожь по телу. Раварка посмотрела в потемневшие глаза горе-вояки. Она видела в них красную пелену вожделения и... стыд? Бесконечное, пожирающее внутренности раскаяние. Ей стало неловко, но ритуал нужно было закончить. — Сделай это... просто сделай, — раварка медленно двинулась, громко выдохнула. — Сделай, ведь ты боролся за победу, — она вцепилась ноготками в его плечи, сдерживая стон. — Если хочешь жить и вернуться к своей любимой... Одолей меня, ничтожество! Или ты сдашься?! Готов отдать свою возлюбленную другому?! Готов так просто отказаться от неё?! — Цэцэг неожиданно почувствовала, как юноша сильно сжал её бёдра, притянул к себе, насадил на всю длину. Клем зарычал, не в состоянии больше сдерживать огонь порочной страсти. Он сжал тёмные горошины сосков, резко скрутил, вызвав у их обладательницы громкий крик. Клемент молча перевернул партнёршу на постели, поставил на четвереньки и повыше задрал её зад. Затем обхватил полные бёдра и продолжил. Цэцэг выгнулась в пояснице, устраиваясь поудобнее, подстроилась под ритм, подмахнула задом. Клем вновь зажмурился, представляя на месте другую, ту, которую он действительно желал. Она недоступна, так далека... Да какого чёрта?! Он трахал раварку, хотя даже не желал этого! Только ради королевы он рисковал головой! Готов был отдать любую конечность ради победы, и теперь его одолевал стыд, что ему нужно оставить ребёнка дочке вождя! И всё ради госпожи... Ради его Лилиан! Цэцэг ощутила, как Клем смачно шлёпнул её ладонью по ягодице. Раварка ощущала нечто странное: жжение, боль и мазохистическое удовольствие. Хаотичные движения лишь раззадоривали, хотелось лишь большего. Цэцэг не понимала, что так вывело юношу из себя, но была не против, лишь бы он не останавливался. Клем, резко схватил молодую женщину за грудь, вновь оттягивая чувствительные соски. В нём смешались гнев и возбуждение, стыд и отчаяние. «Хотели победы? Получите!». Цэцэг громко и отрывисто стонала, когда Клем, словно очередное механическое изобретение Ноа, без остановки вбивался в сочащееся соком лоно. В глазах вновь появились разноцветные круги. В голове становилось до безумия пусто. Шевалье больше ничего не волновало, кроме как дойти до конца, получить желаемое расслабление. Рывок. Ещё один. Клем услышал собственный протяжный стон. С блаженным удовольствием закатив глаза, он чувствовал, как долгожданная пустота наконец накрыла его. Она будто унесла его куда-то далеко от войны и ответственности, насмешек и волнений. Клем повалился на жёсткие шкуры, прикрыв глаза и закрывшись от мира под сгибом локтя. Совесть будет вечно припоминать ему эту ночь. Когда последние крохи удовольствия с мелкими судорогами покинули тело, новоявленный мужчина решился посмотреть в сторону. Цэцэг уже не было в комнате. Даже её одежда исчезла. Словно и не было этой ночи. И он вновь был в своих грёзах о госпоже. Однако Клемент понял простую истину: «Я хочу домой. Я хочу к Лилиан».***
Лили находилась в молельне уже около часа, и даже не собиралась уходить. Редкие лучи солнца проглядывали сквозь щели ширмы. Запах ладана и свечей, что пропитал стены храма, успокаивал. Где-то в глубине божьего дома можно было услышать тихое пение — кто-то из прислужников читал молитву. Лили обнимала себя за плечи, неспособная согреться, хотя весна уже почти наступила, и королева вновь могла колдовать в полную силу на своей земле. Но ей не хотелось. Не тогда, когда армия Клема была разбита, и от него самого давно не было вестей. Сердце замирало только от одной мысли, что её милый Клем не вернётся домой. Ей было противно от осознания, что она вновь могла оказаться виновной в смерти дорогого ей человека. Клем казался единственным лучиком света в бесконечном водовороте предательств и боли. Она просто не могла потерять ещё и его... только не его. Лили понимала, что без Клема у неё больше не будет смысла бороться дальше. Сердце вновь сжалось, тело сводило судорогой от долгого пребывания в одной позе, но Лили больше не знала способа успокоиться, кроме молитвы. Старый архиепископ тихонько постучал костяшками пальцев по ширме. Лилиан велела предупредить её сразу, как только будет известно хоть что-то об отряде де Лютана. Королева тут же развернулась, в её глазах было лишь удивление и неверие. — Он... отряд вернулся? — она замерла, в надежде смотря на первосвященника. Архиепископ кивнул и Лилиан тут же пронеслась мимо старика, чуть не задев его плечом. В её глазах стояли слёзы облегчения. «Вернулся! Он вернулся!». Почему-то в памяти всплыло, как когда-то в тронном зале она увидела мёртвое тело Ларка, и сейчас она так боялась вновь увидеть труп. Стоило королеве распахнуть двери в зал, как она замерла на пороге. Живой, даже возмужавший шевалье стоял посреди зала в окружении десяти своих воинов — единственных оставшихся в живых после победы над раварами. Лили не знала, как поступить. Она желала кинуться в объятия Клемента, провести ладонями по лицу, прижать к себе, убедиться, что перед ней не видение... но правила вынудили её расправить плечи и медленно войти в зал. Она еле вытерпела весь официальный приём, который был необходим. Вместо головы вождя Клем принес официальный мирный договор с личной печатью Монх-Оргила. — Они теперь будут подчиняться мне, госпожа, — гордо сообщил Клемент передавая свёрнутый свиток. — У варваров есть своя печать? — удивился Адам Бург, который ожидал королеву вместе с отрядом. Клемент неоднозначно пожал плечами, словно был сам этим удивлён. — Они не такие уж и варвары, господин Бург, — Клемент перевел взгляд на Лили, с теплотой заметив, что её уши слегка дёрнулись. Едва зал опустел и Лили с Клемом остались одни, как по щекам королевы тут же покатились слёзы. Клемент мигом растерял свою дутую гордость и подошёл к госпоже, стараясь заглянуть в мокрое от слёз лицо. — Бог услышал мои молитвы... Я думала, ты погиб... Я думала... — слов не хватало, и Лили закрыла лицо ладонями. Клем огляделся по сторонам, убедился, что они действительно одни. Он медленно подошёл к Лилиан, заключая ту в крепкие объятия. Сердце наполнилось умиротворением и счастьем. Он дома. Лилиан уткнулась лицом в его камзол, хватаясь ослабевшими пальцами за грубую ткань. Она словно бы убеждалась в реальности происходящего. — Я люблю тебя. И никогда не посмею оставить. Я всегда говорил и вновь повторюсь... Я буду защищать тебя, чего бы мне это ни стоило, — Клемент погладил чёрные локоны и ласково поцеловал госпожу в висок. Лили отрывисто всхлипнула, подняла покрытый поволокой взгляд на рыцаря. Провела холодными пальцами по его горячей коже, и Клем, перехватив хрупкую кисть, поцеловал увитое венами запястье. Лили проморгалась и позволила себе улыбнуться. — Ох, мой милый Клемент, я тоже... тоже люблю тебя, мой дорогой, — Лили удовлетворённо вздохнула, наконец успокоившись. Клем горестно улыбнулся, осознав, что их любовь различна. Она всё ещё не видела в нём мужчину, несмотря на его признание. И ему не хотелось всё так оставлять. — Нет... Я правда люблю тебя... Как мужчина любит женщину. Как муж — жену... Я так давно люблю тебя, что уже не помню, когда это началось, — Клемент притянул к груди её холодные хрупкие руки, с надеждой глядя на любимое лицо. — Я знаю, что недостоин быть рядом с тобой. Но я не хочу останавливаться. Моё сердце сгорает, Лилиан... Достаточно подумать, что я мог бы потерять тебя, как у меня появляются силы бороться. Бороться до последнего вздоха. Королева удивлённо смотрела на шевалье, не веря своим ушам. Она растила его, оберегала... Его чувства по отношению к ней должны быть неправильными, аморальными. Однако Лилиан словно давно знала, что во взгляде Клема не было сыновней любви к ней, как и у неё к нему материнской. Она будто сама позволила мальчику принять эти чувства, взрастила их в нём... и вот, наконец, Клемент созрел. Хотя Лили не понимала, почему же так испугалась. Всё ведь так, как она и хотела — Клемент любит лишь её, как не любил её Ларк. Так что же останавливало сердце? Почему оно замерло в страхе? Всё время королева так желала любви, мечтала о счастье... Она неожиданно отошла на шаг, прижав руки к груди, словно прячась. В памяти всплыла Амая и все грехи, что Лилиан совершила... Она была недостойна этих чувств. Чего же ожидала? О Боже, да она лишила мальчика родителей! И сейчас, конечно же, не зная правды, он будет её любить. Лили открыла рот, чтобы возразить, что это неправильно... Она обманывала Клема всю жизнь, и его любовь к ней — лишь обман. Не смогла. Ведь сама эльфийка любила мальчика всем своим насквозь гнилым сердцем. Была не готова... всё ещё не готова отпустить. Клемент был для неё всем. Даже важнее тех чувств, которые она испытывала к Ларку, давно смирившись с утратой. Королева подняла на шевалье затравленный взгляд, с трудом выдавив из себя улыбку. Крепкие объятия и сладкий шёпот: — Тогда не оставляй меня... никогда. Услышав это, Клемент тут же притянул к себе возлюбленную, кротко целуя медовые уста. Он с восторгом осознал, что Лили отвечала ему, неуверенно обвив его шею руками.