You've been fighting the memory Ты боролась с воспоминаниями All on your own, Сама по себе, Nothing washes, nothing grows, Ничего не исчезает, ничего не растёт, I know how it feels being by yourself in the rain, Я знаю, каково быть самим собой под холодным дождём, Vancouver sleep clinic — Someone to stay
День первый
Она попыталась жить, как прежде. Ведь проще сказать, что всё закончилось, чем ничего не было. На её теле лишь один шрам, но на душе — более тысячи. Она разрывается изнутри и смотрит на себя в зеркало. Можно ли чувствовать себя настолько опустошенной, что даже в собственном отражении видеть взгляд, в котором лишь пустота? Ведь люди как-то переживают расставания. Некоторые через множество километров живут и держат свою так называемую «любовь» в руках. Сколько тысяч девушек были брошены собственными парнями — всего двадцать пять процентов не смирились и покончили жизнь самоубийством. Но здесь немного другое. Любовь ли была у Паркер? Она сидела в «Зелёной груше» в наушниках и что-то писала в блокноте. На компьютере был выведен плейлист и статья о том, что серийного убийцу Малибу было успешно осужден на пожизненно. В новости было прикреплено фотография Саши, что было не мало важным, а также символическая надпись: «Лейтенант не дала показаний». Теперь-то она может себя так назвать. Лейтенант Александра Паркер — наверное, одно из лучших событий, что случилось за это лето. Лето, которое стало таким родным лишь за три месяца. Кажется, ещё вчера она сидела на пляже в открытие пляжного сезона, а вот уже нужно следить за техникой, которую начинают пересчитывать, из-за конца туристического сезона. Сашу сменят на другого спасателя, ведь людей столько не будет. Девушка и не заметила, как на листе начали образовываться легкие линии. Она редко рисовала, так как не имела к этому таланта, но всё же появились маленькие очертания какого-то дерева. Первый день осени. Шесть дней назад она стояла в аэропорту и смотрела вслед своей первой привязанности. И уже практически неделю, Паркер пытается делать что угодно, лишь бы не зацикливаться на лице Томаса в своей памяти. Почему люди до сих пор не придумали аппарат, который сможет контролировать отделы памяти и делать так, чтобы мы забывали то, что не хотим помнить? Девушка перечитала практически все книги, написанные матерью. Удивительно, что такая жизнерадостная женщина писала настолько глубокие и печальные истории. Будто в жизни мамы было слишком много боли, которую она выплеснула на бумагу. Глупо, наверное, было видеть в главных героев в себя, но с этим ничего нельзя было сделать. Саше хотелось написать научную работу, высадить тысячу деревьев, подарить людям счастье, но единственное, что получалось лучше всего — огрызаться и закатывать глаза. Будто без Томаса, все эмоции встали в привычный тонус, что всегда был недоволен. Эта ровнейшая полоса самоконтроля вновь была идеальным квадратом, за границы которого не выходили даже мысли. Грубо говоря, она получила желанное — вновь одна, в Малибу, и любимых людей рядом нет. Ей нужен совет, и хотелось собрать вещи, рвануть к маме, а потом Саша вспоминала… Брала ключи от собственной машины и медленно шла по маленьким дорожкам на кладбище. Азалия расцвела. Возле могилки стоит небольшая лавочка, куда девушка мягко опустилась. Последний раз шел дождь. Хоть кто-нибудь бы объяснил ей, нормально ли чувствовать себя так одиноко. Нормально ли хотеть лечь под одеяло и смотреть в одну точку, нормально ли хотеть сжечь все вещи к чертям собачьим, нормально ли вообще быть парализованной в эмоциях? Сложно улыбаться, сложно плакать. Но почему не сложно проматывать в голове все те дни, кусая себя за губу? Она может часами смотреть на точку в стене кухни, сидя на обеденном столе и вспоминать, будто это было тысячу лет назад не с ней. Сдохли все бабочки до одной, а в глазах перестал гореть огонь. А о событиях недельной давности напоминает лишь боль в животе и ночные кошмары. Периодически хочется проснуться от теплой руки и голоса, что скажет: «Это всего лишь сон», но это не происходит. И если раньше можно было только задыхаться, то сейчас крик наполнял комнату, а из сна было всё сложнее выйти. Это всё повторялось. Каждый раз, как будто плёнка кассеты. Каждый раз закрывая глаза, Саша попадала в тот беззаботный день тридцатого июня. Вроде бы он был такой чудесный, красивый и живой, но доставлял столько боли, словно нож загоняли под кожу. Она молчала, глядя на серую бетонную плиту. Наверное, каждый мечтал бы о таких идеальных отношениях с матерью, какие они были у Саши и Кэйтлин. Глупо верить в то, что после смерти души людей попадают на небеса и оттуда они могут нас наставлять. Но Саша верила. Ей казалось, что задавая вопрос у себя в голове, ответ сам придёт к ней, как послание мамы. Но можно ли задать вопрос, ответ на который ты не хочешь знать? Было ли это любовью? Тем чувством, какое описывала мама в своих книгах. Чтобы колени подгибались, а тело кидало в дрожь только от одного воспоминания. «Что ты чувствуешь, когда закрываешь глаза?» Саша прикрывает глаза. Она не думает ни о чем, просто выполняет указание собственного голоса в голове. Темнота. В которой можно лишь увидеть разноцветные круги. Темнотой являлись её собственные чувства, в которых она не могла разобраться. «А теперь сделай тоже самое, только подумай о нём.» Улыбка появляется на лице девушке, потому что перед глазами появляется его доброе и поистине красивое лицо. Она может видеть, как он ведет её куда-то, что-то говоря, но слов разобрать не может. «Смотри, ты любишь маму, папу, Элиссию и его. А знаешь, как я это поняла? Всё просто. Ты всю жизнь сомневаешься, как бы ты этого не отрицала. Тебе всю жизнь что-то мешает сделать толчок. В основном это твои страхи. Когда-то ты навязала себе страх влюбляться, а теперь получаешь вопросы. Дрожь по телу, улыбка, в глазах вот этот огонь, о котором постоянно говорит Салливан. У тебя вызывают эти эмоции люди, которых ты любишь. Тебе не нужно много времени, ты доверилась ему — и этого достаточно. Ты же раньше никогда в жизни не перешагивала через собственную гордость, никому не уступала, тогда с чего вдруг такие поблажки? Ты зареклась, что никогда не свяжешь свою жизнь с актёром, но, причинив боль собственной сестре, ты хотела быть с ним. Открыла дюжину своих секретов, а следом готова была пожертвовать собой, чтобы спасти ему жизнь. А теперь скажи мне, что это не любовь.***
Тридцать первого августа Томас встретился с Араоном, который промыл ему мозги. Если уж актёру хочется иметь одинокие связи, то просьба не светиться, ведь всем интересно, почему это Томас в Англии, а с ним нет его спутницы. Теперь ходили слухи о том, что Холланд ездил в Малибу именно к Саше, ведь кто знает, если раньше их вместе не замечали. Он сидел на диване с бутылкой пива и нехотя смотрел чемпионат по футболу. Уже шестой день он пребывает в семейном доме за городом, в ожидании съёмок во время обсуждения исхода «Человек-паук: Вдали от дома». Ему не хотелось абсолютно ничего. Родителям он утверждал, что всё в порядке. Старшие ожидали увидеть девушку, что так снесла крышу их сыну, но когда Томас, поджав губы, отрезал, мол, это её работа и никаких отношений у нас кроме дружеских не было, стало ясно — с ним что-то происходит. Отец — юморист — частенько отпускал шутки, с которых раньше смеялся Холланд, и ожидал увидеть улыбку на его лице, но этого не случалось. Томас просто сводил брови на переносице, пытаясь отогнать собственные мысли. Отношения с семьёй значительно ухудшились, ведь парень был погружен в собственные раздумья. За семейным ужином, когда речь заходила о девушке, что спасла ему жизнь, он мог посидеть две минуты и подождать, вдруг они прекратят. Но когда разговор продолжался, Холланд, не сказав ни слова, бросал вилку в тарелку и покидал столовую. Харрисон частенько говорил, что это у него посттравматический стресс, не каждый день тебя от пули закрывают, но материнское чувство Никки давало о себе знать. Томасу не хотелось отписываться от неё в инстаграме, удалять её номер и фотографии. Это был тот самый короткий срок, за который он мог думать о чем угодно, но в мыслях постоянно появлялась рыжеволосая особа, которая каждый раз вызывала бурю эмоций, что заставляли парня сжимать руки в кулаки. В небольшом спортзале он мучил себя изнурительными тренировками практически весь день, чтобы потом лечь в кровать и быстро заснуть, ни о чем не думая. Вполне хорошая тактика, ведь сил практически не оставалось на дурацкие загоны и просмотр ленты в социальных сетях, где появлялась её рыжая макушка. Вряд ли, конечно, это были новые фотографии, но всё равно это сильно действовало на актёра. В очередной раз боксируя, песня Эда Ширана перестала играть, и в небольшом спортзале появилась мама парня. Женщина осмотрела сына и улыбнулась уголком губ. На серьёзные темы они перестали говорить, когда Тому исполнилось шестнадцать, и именно об этом Никки жалела больше всего. Холланд бросил взгляд на женщину и повел плечом. Он снял боксерские перчатки и плюхнулся в кресло, отпивая воды из бутылки. Со лба стекали капельки пота, а серая майка была почти напрочь мокрой. Никки вдохнула побольше воздуха и опустилась напротив. — Промывать мозги я тебе не буду, ты и так взрослый мальчик и сам решишь, что тебе делать, но совет я всё же дам, — Томас дернулся, но продолжил сидеть. Он понял о чем именно мать хочет с ним поговорить и как бы ему не хотелось, продолжил сидеть на месте. — Никто кроме тебя и Харрисона не знает, что происходило в Малибу, но как вы приехали, я могу точно сказать — ты изменился. Вот только не знаю в какую сторону. Вроде бы, как звонил нам, голос был другим, и мне казалось, что ты счастлив. Но сейчас что-то не так. Ты раздражителен, холоден, и ещё масса других качеств, которые раньше в тебе проявлялись не так сильно. Не в стрессе тут дело, дорогой, а в девушке. Том до скрипа сжал челюсти и поднял взгляд на добрые глаза матери. — Я не знаю, кто она, что так изменила тебя, но знаю точно — ты влюблён. И знаешь, по-серьёзному. И она тоже, просто я не знаю, что там у вас случилось. Возможно, девочке сложно, а, возможно, она думает не только о себе. Ты можешь продолжать убеждать себя в том, что она могла тебя использовать, но вряд ли девчонка закрывала тебя от пули просто по долгу работы. Решать не мне, Том, а только тебе, но я бы так просто не отказалась от собственного счастья. Женщина поднялась с велюрового дивана и провела рукой по мокрым волосам сына. Она не ждала быстрого ответа или реакции Тома, ведь знала, что это не так просто, как хочется. Уже около входа, Никки услышала негромкое «спасибо» и слегка улыбнулась. Она надеялась, что это пойдёт ему на пользу. Мать всегда за счастье своего сына.День второй
— Александра, зажги свечи! Срочно! — вскрикивает Элисия, выглядывая из окна. Свет в доме отсутствует, и Саша, подсвечивая фонариком, с помощью зажигалки зажигает свечи на праздничном торте. Одна за одной появляется двадцать четыре огонька, которые подсвечивают надпись: «С днём рождения, Том!» Щелкает замок и слышатся мужские голоса. В огромном загородном доме появляется шесть мужчин, которые оживленно что-то обсуждают. Девушки выгнали их погулять ещё в начале дня, разрешив отпраздновать день рождения Томаса в мужском кругу. Сами же начали огромную подготовку, ведь за кучей еды нужно было успеть подготовить подарки. Когда в доме две Элисии — это настоящий дурдом. И сестра Саши, и девушка Сэма были невероятно похожи, даже частенько говорили в унисон, после чего заливались смехом. Шутки были идентичными, и ругались с одинаковым тоном в голосе. Саше иногда казалось, что это не она Паркер, а Элисия номер два. Рыжеволосая одета в нежно-коралловый костюм с шортами и белую футболку. Конечно, ей бы хотелось надеть что-то более откровенное, но эти идеи стоило оставить на ночь. Девушка взяла в руки торт и медленно двинулась по коридору. Остальные женщины начали петь всеми любимое «Happy birthday to you» и при свете свечей, Саша заметила, как на лице парня расплылась улыбка. Глупо, наверное, было выносить торт в начале торжества, но это была она из традиций Холландов. Томас наклонился, чтобы задуть свечи. Но огонь не погас. Саша двинула бровями и подняла взгляд на парня. Никого не было. Лишь одна она стояла с тортом в руках. Страх медленно пробежался мурашками по спине, а пальцы невольно разжались, вот только удара об пол не послышалось. Единственным источником света являлись свечи, что сейчас как сквозь землю провалились. Девушка дотронулась стены, но тут же отдернула руку — та была холодная, как лёд. Из кухни послышалось шуршание и Саша шагнула навстречу звуку. За столом сидела мама. — Мам, где все, что случилось? — спрашивает рыжая и дотрагивается к плечу матери. — А ты не знаешь? — женщина поднимает точно такие же глаза, как у Саши. Дочь лишь качает головой в отрицательном жесте. — Постой, — глаза Саши забегали по родному лицу, — ты же… — И не только я. Все умерли из-за тебя, — мать рывком поднимает дочери руки и заставляет посмотреть на ладони. Даже в темноте Паркер видела и чувствовала на руках то, что хотела показать ей Кэйтлин. Кровь. Много крови. Беспорядочно переводя взгляд с одной руки на другую, Саша вновь потеряла момент, когда осталась одна, в комнате, где лежал лишь пистолет и Томас на бетонном полу. Руки затряслись, колени подкосились. Вкус крови чувствовался на языке, потому что Саша пыталась закрыть руками рот, чтобы не кричать от боли. Это он лежал с простреленным животом, а не Саша. В голове постоянно раздавался голос матери. Ведь действительно, будь Паркер чуть быстрее, возможно, мама бы была жива; следила бы за языком и не была настолько гордой — остановила бы Элисию; а была бы чуть-чуть умнее — не позволила бы себе влюбится в парня. Сегодня ровно неделя. Саша просыпается от очередного кошмара в холодном поту. Она уже не может спать в кровати, поэтому кое-как помещается на диване, где было удобств в разы меньше. У неё не получается жить, как раньше. Три месяца назад её лицо можно было назвать самодовольным и стервозным, ведь она себя так предоставляла. Сейчас — она, кажется, стала такой. Без кривоватой улыбки, но вечно недовольная и озлобленная. И сегодня настроение было не в дугу. Звонок из участка, с просьбой от Рэя, что всё-таки придётся дать пару слов об убийце, ведь это как-никак США, и тут люди хотят знать правду. Сцепив зубы, Саша собралась и появилась в участке, как того просили. Пару раз попробовала уговорить начальника, чтобы тот посадил за стол её кабинета рядового детектива и чтобы тот читал с листочка. Мол, она не в форме и не готова давать комментарии, но грозный взгляд Рэя заставил заткнуться. Паркер подогнула под себя ногу и села в рабочем кресле. Девушка подвигала плечами, размяла шею и потёрла глаза. Высыпаться стало огромной проблемой в её жизни. Никакие таблетки не спасут твою задницу от бессонницы, а если и подарят сон, то только с приправой чудесных кошмаров, каких даже в фильмах ужасов не увидишь. Её длительно мурыжат журналисты, задавая вопросы по теме и не только. Постоянно пытались подцепить её, вывести на эмоции, но Саша лишь кусала себя за внутреннюю сторону щеки, пытаясь сдержать порыв грязи из собственного рта. Безоговорочно, хотелось плюнуть на всех репортеров и покинуть до жути душный кабинет, но приходилось сильнее сжимать ручку, что аж костяшки белели. Это точно будет последний день пока она держится трезвой. Лучше словить белку, но перестать чувствовать всё дерьмо, которое чувствует сейчас. Хотя последний раз не увенчался успехом. Что ещё делают девушки, когда сходят с ума? Кажется, они смотрят сериалы, плачутся подругам в кофту и поглощают пищу. Подруг у Саши нет, да и наедать лишние килограммы не охота. Есть надобность в выпивке, которую нужно исполнить.***
« — Работа специальных агентов ФБР и заключается в том, чтобы спасать жизни людей. Так уж получилось, что мне выпала возможность повысить собственную квалификацию, ну и ненароком спасти жизнь актёру, — отвечает Саша, а на её лице не двигается ни одна мышца. Убедительно лжёт, не моргая. — Что на счет киллера? — Пожизненное заключение ему светит, — пожала плечами девушка. — Как отблагодарило вас семейство Холландов? — вот теперь Паркер дернула бровью и поджала губы, но вовремя опомнилась и, расправив плечи заговорила: — Думаю, это уже лично моё дело, мне достаточно лейтенанта и повышения зарплаты, — пытается выдавить из себя искреннюю улыбку, но это получается очень плохо.» Никки делает звук на телевизоре на десяток процентов больше. Оглянувшись назад, женщина возвращается к просмотру новостей и про себя отмечает, что была абсолютно права, так как прямые эфиры редко лгут. Появившийся в комнате Томас резко нахмурился. Он знал мимику Саши и сразу же понял, что девушка колеблется с каждым ответом. Томас прислушался к совету матери, но действий никаких не производил. У него в голове продолжали путаться мысли и решение, и лучшим способом было бездействие, которое до жути бесило его самого. Её зеленые глаза смотрели точно в камеру, и парню казалось, что она глядит ему прямо в душу. Будто Том перестал видеть ту пелену, которая даже сейчас находилась с ней. Холланд вообще перестал замечать её «плохую» сторону, которую она всем презентовала в качестве себя. С улицы отозвался Харрисон, что сообщил о готовности машины. Парни решили спустя неделю выехать в Лондон перед съёмкой, которая будет проходить через два дня. Томас вновь ничего не сказал Никки и проигнорировал такое появление Саши на телеканале. В какой-то мере его мнения расходились. Он понимал, что поступает вовсе не так, как его воспитали. Раньше мужчины добивались девушек, заводили сексуальные отношения после женитьбы и никогда не отказывались от собственного счастья. Но в тоже время Томасу казалось, что если Саша так захотела — ей ничего не помешает исполнить собственную прихоть. Возможно, Холланд проклинал женскую логику, да и саму Паркер, потому что такую девушку ещё попробуй вытерпеть. Хотя он был не против терпеть её. Тому нравился характер Саши, её непостоянность, прищуренный взгляд, то, как она злиться и как без особого усилия может заткнуть любого. А ещё то, как Саша сносила ему крышу. Томасу точно хотелось дотронуться её кожи, провести дорожку мокрых поцелуев вдоль живота, сжать упругую попу в руках. От этих мыслей в горле пересохло, и парень попытался перевести ход мыслей куда угодно, лишь бы не думать о рыжеволосой особе. Теперь, когда он видел рыжую макушку в толпе, ему казалось, что это обязательно Саша. Вот сейчас, она растолкает толпу и побежит к нему в объятия. Может, она протянет ему руку и они вдвоём будут танцевать посреди улицы, а, может, он уткнётся в её мягкие волосы с ароматом яблока и никогда не отпустит.День третий
Вынашивать идею об изменениях в себе долго не пришлось. Хотелось поскорее начать жизнь с чистого листа и единственный друг согласился ей в этом помочь. Конечно, третьим днём Салливан поднял её слишком рано. Он забарабанил в дверь и был совершенно недоволен тем, что Саша так бессовестно игнорирует его. Девушка, в свою очередь, прожгла Рота взглядом. В тонкой пижаме, что еле прикрывала её тело, и с ужасным настроением, она приказала ему сидеть в гостиной и не рыпаться, ибо будет хуже, а сама удалилась переодеваться. Не думая о выборе одежды, Саша надела жёлтую джинсовую юбку и черный топ. Волосы связала в хвост. Паркер открыла сейф и начала отсчитывать купюры. Не все деньги у неё лежали на счету, та как даже швейцарским банкам доверять не стоило. Она никогда бы не заметила пропажи нескольких купюр, но в этот раз что-то пошло не так. Саша повторно заглянула в сейф. Сначала хотелось начать корить саму себя за неосторожность, но потом вспомнила, как ведёт себя с деньгами и стало как-то наплевать на недостающую тысячу долларов. — Боже, как же я давно ждал тот день, когда ты наконец-то плюнешь на свои принципы и согласишься набить татуировку, — на лице Салливана расплылась улыбка. Саша лишь закатила глаза и кивнула на выход. У неё с ним близкие отношения, менее близкие чем с Томасом, но Роту она доверяет, как самой себе. Для неё, когда Салли переплетал их пальцы — это значило поддержку, а не любовную близость. Жаль, конечно, что у парня были свои предположения на этот счет. Всё то время, которое проводила Саша с Томасом, Салли не связывался с ней. Она перестала появляться в клубе, отвечать на его сообщения, и поначалу ему даже казалось, что Паркер пользовалась им. Хотя, наверное, так и было. Саша не умеет оказывать поддержку, умеет её только принимать. Если бы не было Рота, дело бы затянулось не на два месяца, а на полгода, и то и больше. Но даже это не остановило парня. Он будто молил всевышнего, чтобы тот прекратил её отношения с актёром и все встало на свои места. Салливан скоро сможет раскрыть Саше правду, и таким образом исполнит её мечту. Она переедет к нему в дом на берегу Тихого океана, они поженятся и у них появятся дети. Без того придурка, который заставил глаза Саши светиться. Парню постоянно хочется поцеловать пухлые губы девушки, также хочется не по-дружески обнять её. Они вошли в тату-салон, где Салли поприветствовала темнокожая девушка. На её теле тату смотрелись невероятно красиво, ведь в некоторых местах они были набиты белыми чернилами. Саша тут же начала разглядывать стены. Это был типичный тату-салон с соответствующей атмосферой. Здесь пахло сигаретами и краской, что придавало этому заведению некой небрежности, хотя, как сказал Рот, салон один из лучших в округе ЭлЭй. Салли указал на альбомы, которых было более десятка. Листая альбом с надписями, Саша наткнулась на цитату на французском: «MOURIR UNIQUEMENT POUR CE QUELQUE CHOSE QUI VAUT VAUT LA PEINE D'ÊTRE VÉCU*», и её рука невольно дотронулась шрама на животе. Работница улыбнулась и прочитала с нужным акцентом. — Бьём? — девушка подняла взгляд на Сашу, которая нерешительно кивнула. Оставшиеся полтора часа для Паркер были мучительными. Тату наносилось чуть выше шрама, но несмотря на это, боль была адской. Наверное, всё это время Саша не решалась на татуировку, только из-за того, что слишком любила своё тело. Теперь же — был комплекс. Шрам не был красивым, как считала девушка — это был ужасный рубец на её теле. Теперь уже Паркер не проявляла такую любовь к себе. Салли сказал, что за одной татуировкой пойдёт следующая, а потом и ещё, и ещё. Саша не приняла это близко к сердцу, ведь парень любил преувеличивать, хоть некий страх закрался к ней в душу. А вдруг, с этой работой у неё появится ещё тысяча шрамов на теле — не каждому же посвящать татуировку. Салли навёл камеру на «подругу», которая лежала прикрыв глаза. — Эй, Алекс, — он любил её так называть. Девушка раскрыла зелёные глаза и смущенно улыбнулась. — Ты чертовски красива. Странно, что за всю свою жизнь в Малибу, Саша не придала значения таким маленьким деталям. Когда комплименты делал Томас — её тело покрывалось мурашками, в особенности, когда он шептал ей это на ухо, она готова была неотрывно целовать его. Для Салливана же это звучит более чем должное, на что Саша не обращает внимания. Любая другая девушка взяла бы Рота под руку и повела бы в ЗАГС, ведь была бы по уши влюблена. Такие уж приёмы у Салли. Работница отошла от Паркер, любуясь своей работой, после чего приложила смоченное в каком-то растворе чистое полотенце. — Из всех цитат, ты выбрала именно цитату Экзюпери, я удивлена, — проговорила девушка, убирая полотенце от тела Саши. — Готово. Художница сделала фотографию и показала рыжеволосой. Саша улыбнулась. Уроки французского хорошо давались, и она может с гордостью заявить, что знает больше пяти языков не считая английского. Не только татуировка стала поводом напиться сегодняшним вечером. Салливан Рот официально стал владельцем клуба, в котором раньше работал. Отец Дюкасс, в знак того, что очень сожалеет о том, что произошло в заведении под присмотром его дочери — переписал клуб на Салливана. Мало того, что переписал, так и дал начальный капитал. Парень учился на менеджера, а диджеем как-то сам стал, случайно. Что же, теперь каждый день у него, как праздник. Здесь не было ограничений, просто стояли заоблачные цены на алкоголь, который могли позволить себе люди, у которых на счету не нолик. Одним из самых глупых решений Саши этим вечером стало её соглашение на алкогольный марафон. Проще говоря, кто быстрее напьётся и у кого быстрее развяжется язык. Самая тупая игра на свете. Салливан выпил второй подход из семи шотов текилы. Саша давно повысила свой порог до десятка, поэтому чувствовала себя не так хорошо, как друг. Бармен выставил перед девушкой двенадцать рюмок и тарелку с лаймом и солью. Выдохнув в сторону, Паркер залпом начала вливать в себя алкоголь. Закинув в рот кислый фрукт и щепотку соли, она расставила руки в сторону, мол, ну что, переплюнешь? И Рот переплюнул, вот только напиться ему в тысячу раз сложнее. Для него пятнадцать шотов текилы были маленькой дозой, учитывая, что опьянить его может только настоявшийся бурбон в количестве двух бутылок. Взгляд у Салли был четким и на удивление, он твердо стоял на ногах, что не скажешь об опьяневшей Паркер. Салливан не был законопослушным мальчиком. Наоборот, любил делать то, чего не делают хорошие парни. Ему нужно было сказать пьяной о своих чувствах и она будет у него в постели, как он думал… — Знаешь, Алекс, — проговорил Рот и заправил рыжую прядь волос за ухо Саши. Девушка дернула бровями и отпила холодной воды. — Ты мне давно нравишься. Я, даже, люблю тебя. Кажется, только что ледяная вода обожгла горло. Саша нервно моргнула, поджимая губы. Вот только не это. Даже с алкоголем в организме, она не хочет слышать это от него. — Ты мне говоришь "люблю"? — она не переспрашивает, скорее всего просто утверждает и смотрит сосредоточенным взглядом на бар. Она стремительно трезвеет. — Я не дам тебе то, что хочешь от меня. Салли прищурился. Он проходится взглядом вдоль красивого тела в золотистом платье. Он же любит её такой. Чего ей ещё надо? Деньги — есть, открытость для неё — есть, внешняя красота соответствует внутренней, музыку пишет — не парень, а золото. — Это всё из-за него, да? — выпаливает Салли, крепко сжав челюсти. Саша невольно вздрагивает. — Если он Бог в постели, то ты же со мной не спала — не знаешь, может я лучше! Он актёр, то поверь, я буду известнее! Шатены нравятся? Да ради тебя я перекрашусь! Подарки дарит? Я же тоже дарил, ты не принимаешь! Так в чем проблема? Саша сильнее сжала губы. Салливан перекрикивал музыку и яростно жестикулировал руками. Вот-вот и он был сорвался. — Тебе нужны деньги? Бери мои деньги! — это резануло Сашу. Она резко обернулась, отчего перед глазами всё поплыло, но в лице не изменилась. Неожиданно слышать от человека, которого ты практически пять лет считаешь лучшим другом, что тебе нужны только деньги. — Я тебя не люблю, — выпаливает. Если раньше эти слова казались бесполезными, то сейчас они невероятно важны. И Саша это понимает. — Я люблю не тебя, Салл, и тут не трудно догадаться, — в глазах заблестели слёзы. — Его, да… — на выдохе произносит парень и запускает руку в волосы. — Прости, — он притягивает Сашу в мягкие объятия, сквозь боль жмурясь.***
Одной из семейных традиций Холландов было пересматривание семейных альбомов раз в полгода, обычно именно в начале осени и на Рождество вся семья была в сборе. Сев в круг в гостиной. Харрисон тоже являлся неотъемлемой частью этого семейства, так как с Томасом он с самого детства, как та собачка (плохое сравнение, но именно так бы сказала Саша). Тесса лежала на коленях у Тома и поглядывала на всё семейство. Томасу мало хотелось сейчас что-либо вспоминать из прошлого, ведь даже там была Саша. Возможно, где-то на фотографии её рыжую макушку можно заметить. Никки выложила альбом на середину серого ковра. — Что же, на свой день рождения ты был в туре, поэтому твои фото мы смотрим первыми, — проговорила мама, и послышался смех Хаза, который сочувственно постучал друга по спине. Половину альбома все умилялись детскому сходству Томаса на Никки. Парень не с охотой глядел на некоторые фотографии. В его голове сидели мысли о завтрашних съёмках, поэтому он даже не заметил, как взгляд пропустил рыжеволосую девчонку, но, вовремя очнувшись, Холланд открыл инстаграм девушки. Была обновлена новая фотография, где Саша улыбалась, а на открытом участке её тела виднелась черная надпись. Томас пролистал вниз и нашёл нужное фото. Снимок в розовой мохнатой рамочке, где стоит в розовом платье Паркер лет семи. А следом дернул за край альбома, пододвигая к себе. Он вернулся к фотографиям из балетной студии и поднёс телефон к одной из фотографий. Саша стояла прямо возле него в первой линии, но почему в памяти есть только её глаза. На фото снизу стояла Никки, что прижимала к себе Томаса, а рядом стояла ещё одна женщина, рыжеволосая, прижимала к себе такую же девчонку. — Это одна из самых талантливых писательниц, — улыбнулась мама семейства. — Кэйтлин Дженна Неманн, — будто пробуя на вкус, проговорила женщина, — а это её дочь. Томас сделал пару снимков альбома и принял исходное положение. Значит, мама Саши носила псевдоним, или же это вовсе не была её мать. Но эту детскую мордашку Паркер сложно не узнать. Раньше, часы, проведенные с семьей, казались Томасу минутами. Сейчас же — всё длилось слишком долго. Разговоры были однотипными, и всё было слишком слащаво, аж до тошноты. Томас перенял взял у Саши. Ведь, как она говорила, любви к семейному очагу у неё не было, бабочки и цветочки не любит. И парень начинал считать, что причина вовсе не в нем, и не в безопасности, из-за которой Саша бросила его. Дело в ней. Закончив просмотр альбомов, семейство подарило друг другу улыбки и разошлось. Томас было хотел смотаться в подвал, и вновь измучить себя до потери пульса, но его тормознул Сэм. Брат прищурился. — Если я попрошу рассказать о ней, ты расскажешь? — на этих словах Томас сжал кулак и облокотился на стену, устало опуская взгляд. — Ого-о, — протянул Холланд. — Я думаю… — выдохнул Том. — Нет, я точно знаю, что люблю её, — в мыслях всплыл образ рыжеволосой, и парень невольно расплылся в улыбке. — Люблю её зелёные глаза, улыбку, волосы, колени, родинку в форме сердечка у плеча, люблю её манеру кусать себя за губу, когда волнуется, люблю смех, люблю, как она выглядит, когда спит, — говоря это, Томас не замечал, что все те дни, которыми он пытался забить Сашу резко обратились в прах. Он не может её забыть. — Думаю, этого вполне достаточно, чтобы сказать, что всё случится само собой, — улыбнулся брат и положил руку на плече Тому. — Поверь мне, у нас с Элисией всё также. Если любит — вернется. — Но она ни разу не сказала, что любит меня, — поднял глаза старший. Сейчас он выглядел будто ему не двадцать три, а семнадцать и он сам не может себе помочь. — А разве обязательны слова? Томас, действия — вот, что говорит о любви, — Сэм улыбнулся и, развернувшись на каблуках, вышел на задний двор, где в гамаке сопела его девушка.