Где двое, там третий – лишний. (Старая поговорка)
Среди жителей площади Сент-Джеймс были: пять графов, семь герцогов, шесть герцогинь, три лорда (скоро будет четыре), пожилая графиня, куртизанка по имени Долли Флетчер и очень знаменитый актёр-мужчина, Квилл Лоуренс. Эти дома были одними из самых модных в Лондоне — созданные лучшими архитекторами, построенные из лучших материалов и декорированные по самым дорогим вкусам. Даже грязь на грунтовой дороге казалась самой чистой в Лондоне. Элизабет впервые увидела своё новое супружеское логово из окна экипажа. Когда они остановились в тёмном углу площади, она протёрла пальцами в перчатках слегка запылённое окно, и с тревогой выглянула. Над ней возвышалась стена из гладкого песчаника — три этажа и железная ограда внизу. Кладка была художественно выстроена, увенчанная замысловатым карнизом вдоль горизонтальной крыши. Сквозь длинные окна второго этажа мерцала люстра, освещающая потолок большой комнаты, расписанной, как сумеречное небо. Оно переливалось голубоватым оттенком персиковых облаков, было усеяно краснощёкими серафимами и цветочной лепниной. Входная дверь была широко открыта, в то время как мужчины-слуги в напудренных париках бродили туда-сюда, нося деревянные ящики и мебель из припаркованного ландау, переполненного имуществом. Элизабет жевала щёку изнутри, пока изучала свой новый дом. Конечно, это был не самый грандиозный дом на улице, но он был намного шикарнее, чем любой дом, в котором она когда-либо жила. Она не могла вспомнить большую часть лондонского дома своего отца, так как её воспоминания давно поблекли. Она помнила только глупые мелочи — например, лысый, уродливый каменный бюст у основания лестницы, на который отец вешал свой парик, когда возвращался домой. В коридоре всегда пахло пудрой, — вспомнила она. Когда кучер резко открыл дверь экипажа, Элизабет вздрогнула. Он молча держал дверь, пока Лорд Беккет появился по другую сторону и протянул ей руку — жест супружеской рутины. Ей понадобилось время, чтобы собрать юбки и плащ, тогда она наконец опустила руку ему на плечо, и он наградил её нетерпеливым взглядом. — Можете не спешить, — саркастически заметил он. Элизабет закатила глаза. — Ах, простите, я не знала, что мы торопимся, — отрезала она, выходя на улицу, её юбки тянулись вниз по ступенькам следом за ней, — Почему бы Вам не попробовать протиснуться через двери и спуститься вниз с чёртовым корсетом на талии! Как только её носок коснулся мягкой грязи на улице, его пальцы соскользнули, он повернулся и поднялся по каменным ступеням, ведущим к входной двери, состороив усмешку, которую она не увидела. Когда он исчез внутри, Элизабет осталась на улице, с любопытством вглядываясь в окна дома по соседству. Она была встревожена тишиной на площади, так непохожей на остальные части Лондона. Слышен был только звук воды из фонтанов и свист ветра. В дверях соседнего дома стояла горничная, потирая руки на холоде. Когда Элизабет подняла глаза к окнам, на неё с кислым лицом смотрела пожилая женщина с белым облаком кудрей на голове. Со странной смесью веселья и смущения Элизабет улыбнулась и опустила глаза, поднимаясь по каменным ступеням и пересекая порог в своём новом доме, стаскивая плащ с плеч и складывая его на руку. Первым, на что она обратила внимание, был стук её туфель по мраморному полу. Глухие шаги, резонирующие в просторной прихожей и вверх по широкой лестнице. Портрет её мужа стоял, прислонённый к перилам, с нетерпением ожидая, когда его повесят на какое-нибудь заметное место. — Судя по тишине, я могу считать, король пиратов доволен? — спросил Беккет, монотонный звук его шагов эхом разносился по комнате. Элизабет бросила на него быстрый взгляд через плечо, прежде чем её глаза поднялись вверх к огромной люстре из золота и хрусталя, расцветшей на потолке, будто роза. Её губы застыли в безмолвном «о». — Да… да, это очень неплохо, — ответила она, очарованная своим отражением в зеркалах на стенах. — …ранее он принадлежал французскому послу и его недовольной жене, как мне сказали, — продолжил Беккет. — Недовольной — как так?! — воскликнула Элизабет, осматривая позолоченную рамку портрета своего мужа. — Говорят, ею овладела невыносимая тоска по дому — она даже не знала ни слова по-английски… и Его Светлость потратил целое состояние на декоратора, чтобы перестроить дом во французском стиле, просто чтобы угодить ей, — сказал он. Его глаза сверкнули в её сторону. Её узкий лиф и светлые волосы, завивающиеся на шнуровке, были залиты светом люстры, словно движущаяся вода. Когда она подняла руку к и завела прядь за ухо, он облизнул губу. — Да? Звучит романтично, — пробормотала Элизабет, не особо заинтересованная. — Он был выслан обратно во Францию королём в прошлом году, и ходят слухи, что его жена не вернулась с ним, — хохотнул он. — Хм… но почему? — она сняла одну перчатку и провела голой ладонью по перилам из красного дерева. — Она сбежала с декоратором, — ответил он прямо. Элизабет моргнула. — Нет?! — она шокировано ахнула. — C'est la guerre*, дорогая, — промурлыкал Беккет, — Его потеря — это наша выгода. Она изо всех сил пыталась перевести французские слова. Её попытка вспомнить те немногие уроки французского, которые она получила, была неудачной — её разум был прикован к тому, как звучал его голос, когда он произнёс французскую фразу. Как только её мысли наконец прояснились достаточно, чтобы решить, что «C'est la» означало что-то вроде «то есть» или «это есть», её пальцы собрали белую пыль, прилипшую к перилам. Было похоже на тонкий слой мела или муки. Она поднесла пальцы к носу и вдохнула запах, улыбаясь, узнав его. Это была пудра для волос с лёгким ароматом крахмала и апельсинового цвета. — Объясните мне, чем Вас так заинтересовали перила? — спросил Беккет. Элизабет оглянулась через плечо и подавила улыбку. — Нет… это ничего. Его глаза были подозрительными, когда она покачала головой, а затем тихо сдула порошок с пальцев — с любовью наблюдая, как он растворяется в воздухе. Она снова обратила внимание на его портрет, и он заметил, что хотя интригующая улыбка исчезла с губ, она осталась в её глазах. К ним приблизились тяжёлые шаги, и когда Лорд Беккет оторвал взгляд от своей загадочной жены, Мёрсер появился рядом с ним — зажав шляпу пальцами, обтянутыми кожей. — Мы ожидали Вас раньше, милорд, — объявил Мёрсер с грубым нетерпением в голосе. — Мы предприняли короткую, хотя и приятную экскурсию, — ответил Беккет с юмором в глазах, наблюдая, как Элизабет двигает портрет вперёд, чтобы увидеть остальные, прячущиеся за ним. Мёрсер нахмурился. — Сэр, — продолжил он нетерпеливо, — Кое-кто… Беккет проигнорировал его. — Следите за тем, чтобы всё было как положено — понимаете? — сказал он. — …сэр, есть кое-что… — Вы понимаете? — огрызнулся Беккет с твёрдыми глазами. — Да, сэр, — вздохнул Мёрсер. — Было что-то ещё… — продолжил Беккет. — Да, сэр, как видите… Вы… — …я заметил отметку на моём столе, когда его принесли — выясните, кто за это ответственен, и разберитесь с ними, — тихо прервал он. — Да, сэр, — ответил Мёрсер. Беккет ухмыльнулся. — Хорошо, — сказал он, поправляя кружевные манжеты своей рубашки. Когда он повернул голову, Элизабет подняла небольшой овальный портрет — наклонив голову, чтобы полюбоваться им. Его улыбка исчезла — её стёрла женщина, запечатлённая на портрете. Хотя он не видел это лицо много лет, он хорошо помнил картину — его собственный отец заказал её, возможно, всего за год до его рождения. Глубокий чёрный фон и цвет кожи женщины были слишком знакомы. На её груди был жемчуг, она казалась бы совершенно голой, если бы не прозрачная шаль, размазанная серой краской на её плечах. Её каштановые волосы обвились вокруг шеи, а тёмные глаза блестели. Чего он не знал — и не мог понять — почему портрет внезапно оказался в его коридоре. Беккет сердито выдохнул через нос. — Какого чёрта эта картина делает здесь? — пролаял он. Элизабет посмотрела через плечо широко раскрытыми глазами — удивлённая его внезапной вспышкой. Она осторожно положила портрет обратно. — …это то, что я пытался вам сказать, сэр, — сказал Мёрсер. Беккет посмотрел на него. — Что? — потребовал он. — Она здесь, — деликатно сказал Мёрсер. Элизабет нахмурилась. — Кто здесь? — спросила она растерянно. Залаяла маленькая собака, и двери в гостиную распахнулись, в них появилась женщина средних лет, спрятанная под слоями изумрудного атласа, бриллиантов и лавандового порошка. Она держала тявкающего мопса в одной руке, в другой был веер. Страусиные перья торчали из её взбитого серого парика, задевая потолок, когда она вошла в прихожую. — Где он, где мой сын?! — воскликнула она, обыскивая взглядом помещение. Беккет застонал. — Здесь, — откликнулся он. — Сын? — молча повторила Элизабет про себя — ошеломлённая. — Вот он, Катлер, — вздохнула женщина, плывя по комнате и обнимая его, — О! Мой дорогой мальчик! Шокированная и немного смущённая, Элизабет наблюдала, как женщина обвила руку вокруг шеи её мужа и церемонно поцеловала его в щёку, втиснув бедную собаку между ними. Беккет был неподвижен. Холодные и отстранённые, его глаза были каменными — не выражая никаких эмоций, кроме раздражения. — Как Вы узнали, что я здесь? — спросил он, когда женщина отстранилась. — Когда сын отказывается отправлять своей несчастной матери письма, информирующие о его местонахождении — она вынуждена выяснить это, прибегнув к другим средствам, — отрезала она, ударив его по плечу закрытым веером, — И Вы знаете, что у меня есть свои источники… Элизабет улыбнулась. Лорд Беккет никогда не удосуживался упомянуть свою мать — теперь она поняла почему. Маленький мопс внезапно заизвивался и залаял громче, чем раньше. — О, молчи, Пенелопа! — крикнула она — и странно, собака мгновенно повиновалась. — Почему Вы притащили картину? — Беккет нахмурился. — О! Просто маленький подарок на новоселье, дорогой… Вы должны повесить его в бальном зале, возможно, где-нибудь… на видимом месте. Я хочу, чтобы мои внуки увидели, как прекрасна была их бабушка в юности… — просияла она, прижимая кончик веера к губам. — Чёрт побери, — проворчал Беккет под нос. — …ах, да, говоря об этом… где моя невестка… пиратка? Я с нетерпением жду встречи с ней, — ухмыльнулась она, поворачиваясь на каблуках, — …тем более, что меня не пригласили на свадьбу, — добавила она с сарказмом. Элизабет выпрямилась, нервно улыбаясь, когда её свекровь приблизилась, словно кошка, крадущаяся к испуганной мыши. — Леди Беккет, — она вежливо улыбнулась, сделав короткий поклон, — Как приятно встретиться с Вами, я слышала… — Абсолютно ничего обо мне Вы не слышали, я знаю, — усмехнулась женщина, осторожно подняв подбородок Элизабет кончиками пальцев, осматривая её, — …Леди Беккет — Ваше имя, дорогая… Элизабет прикусила губу. — О, да! Извините, я… — заикнулась она. — Я — Вдова Беккет… — закатила глаза женщина, — Вдова — такое ужасное слово! Но мы обойдёмся без этого — Вы можете называть меня Алтея, — улыбнулась она. — Алтея, — кивнула Элизабет. — Нет-нет-нет… Ал-э-э-э, дорогая, через «э», — устало поправила она. — О, — ответила Элизабет, ломая голову над гласными звуками, когда Алтея отошла. — Почему мы не пьём чай? — предложила она, активно жестикулируя веером, — Чайный сервиз пока не распакован? — Да. Это так. Какая жалость, — сухо ответил Беккет. Алтея вздохнула. — Хорошо, что я подумала об этом и привезла свой, не так ли? — сказала она.***
Это был самый неорганизованный полуденный чай, который когда-либо был у Элизабет. Гостиная была почти пуста — только неуклюжая группа мебели стояла в углу, ожидая, когда её устроят, а с потолка свисала запыленная люстра. Алтея организовывала слуг, направляя их с сложенным веером, сжимая Пенелопу в своих руках. Они принесли стулья, предназначенные для столовой по соседству, и поставили в центр ящик, а на него — чайный сервиз. — Важно, чтобы всё было сделано правильно, Катлер, — вздохнула Алтея, дуя на свою чашку, — Если она не готова, это будет всё равно, что бросить бедную девочку к волкам. Несмотря на то, что её назвали бедной девочкой, Элизабет решила промолчать. Она лениво держала свою чашку и блюдце, слушая, как они говорят о ней, как будто её вообще тут не было. Алтея вела большинство разговоров, в то время как Беккет уставился в окно — нахмурившись и наблюдая, как слуги на площади продолжают выгружать ландау снаружи. — Волки, — повторил Беккет, его холодные глаза отразились в стекле. — Да, и Вы знаете, как виляют их хвосты, когда кто-то делает то, что не положено, — протянула Алтея, поставив свою чашку и блюдце на импровизированный стол, чтобы чай немного остыл, — Я знаю, у Леди Солсбери будет бал через пару недель — тогда мы её и представим. Двух недель должно быть достаточно для того, чтобы она как минимум освежила свой этикет и манеры, и… ну, конечно, ей нужен новый гардероб, я уверена, что всё, что у неё уже есть, будет либо слишком лёгким, либо — гм… — добавила она, её глаза насмешливо осматривали Элизабет с головы до пят. Элизабет покраснела. — Устаревшим? — угадала она. — О, дорогая, — Алтея моргнула, — Уроки французского также. — Улажено, — пробормотал Беккет. — Не волнуйтесь, дорогая, — улыбнулась Алтея, потянувшись за песочным печеньем и подав его Пенелопе, — Мы скоро управимся с Вами. Элизабет усмехнулась. — Управитесь? — сказала она. Алтея прищурилась. — Вы очень красивы, — сказала она, и, хотя это выглядело как комплимент, таковым не звучало. — Благодарю Вас… — Элизабет натянуто улыбнулась. — Это плохо, дорогая, — проворчала Алтея, — Уродливые девушки имеют тенденцию исчезать в толпе незамеченными… тогда как красивых девушек всегда замечают. Это, дорогая, почти всегда является началом их падения. Когда Элизабет поймала взгляд её карих глаз, ей показалось, на неё смотрит её муж. Ей хотелось бы принять слова Алтеи как совет, но из-за того, как она их произнесла, и того, как она на неё посмотрела — они звучали скорее как предупреждение или угроза. — Разумеется, Вы знаете о бале, не так ли, матушка? — прервал Лорд Бекетт, обращаясь к её отражению в окне. Она выпрямилась — успокоившись, прежде чем заговорить. — На чём мы остановились? Ах, да, Катлер — она должна сесть за портрет, — сказала она, поглаживая Пенелопу, — Разумеется, un déshabillé — то есть, в неглиже, дорогая, — пояснила она шёпотом, — …возможно, с каким-то инструментом… на чём Вы играете, Элизабет? — Хорошо… — начала Элизабет. — Она не играет, — снова прервал Беккет, не отрывающий глаз от окна. — О, — Алтея моргнула, — Но, она просто должна чему-то научиться — на мой вкус, Вы выглядите, как арфистка… да, я знаю замечательного… Элизабет прочистила горло. — На самом деле, я играю на клавесине, — сказала она счастливо, — Я тренируюсь не так часто, как следовало бы, и моё звучание не так хорошо, но всё же я играю. Беккет оглянулся на неё через плечо и нахмурился. — Я не знал, что Вы знаете музыку, — сказал он, приятно удивлённый. — Вы никогда не спрашивали, — ответила Элизабет, изогнув бровь. — Очевидно, следует уделять больше внимания своей жене, Катлер, — резко сказала Алтея, её повышенный голос заставил их обоих вздрогнуть, — Вы совсем как Ваш отец. Элизабет ухмыльнулась про себя, когда заметила отражение Беккета в окне. Он закатил глаза и произнёс: — Слава Богу.