Потеряны во времени и друг в друге

Драко отстранился от Гермионы сразу после того, как явное, чёткое осознание упало прямо на него, обволакивая и устрашая. Он знал, что если не уйдёт сейчас, то потом просто не сможет. Сила воли его подведёт. Грейнджер уставилась на него сквозь пелену слёз, а в её взгляде было удивление и мольба, так, будто она мысленно просила его забыть обо всём и снова подойти к ней. Обнять. Не уходить. Всё, что угодно, но правда была в том, что он просто не мог. — В полночь совместный сон, — через плечо пробурчал он, заворачивая за угол и быстрым шагом подходя к лестнице. — Это всё? Ты просто так уйдёшь? В этих словах не было ничего из того, что должно было его остановить, но, несмотря на все свои желания, Драко замер. Он не поворачивался к ней, не сказал ни слова, и даже не посмотрел, лишь продолжал стоять прямо у лестницы, кажется, даже ощущая её дыхание на себе. Её горячие слёзы на своих щеках. Не сказав больше ни слова, Малфой вздохнул себе под нос и ушёл. Просто ушёл. Она что-то знала. Или догадывалась. Сути это не меняло, факт оставался фактом — у него слишком мало времени. И какого хрена, спрашивается, всё это навалилось на них? На него. Разве ему было мало её убийства? Разве было мало того, что он уже решился на это в прошлом, что уже сделал это? Почему не было выхода тут, в реальности? Почему там они смогли найти его, она смогла для них, а он… тут он был просто беспомощен? Всё, что говорил Снейп, отразилось на нём настолько сильно, что теперь Драко просто не знал… он не знал, что ему делать дальше. Вообще ничего не знал. Возможно, он мог бы ей всё рассказать. Он мог бы рассказать Гермионе Грейнджер о своём задании, обо всём, что его так волновало, но был ли это тот самый выход? Что, если это лишь усложнит ситуацию? Тогда будут страдать его родные. Близкие. Будет страдать мать. Отец. Он сам. Да плевать, собственно, на себя. Малфой хотел спасти всех. Он и понятия не имел, каким образом всё так развернулось против него, так, что всего пару месяцев назад Драко и подумать не мог, что будет желать спасти её. Грейнджер. Он не имел понятия, но точно знал, что просто не может дать этому случиться. Он хотел её спасти. Не важно, почему. Эта девушка стала частью него. Он мог бы это отрицать, но зачем? Гермиона Грейнджер. Её имя всплывало в голове настолько часто, что это было обыденно — он и Гермиона Грейнджер, уроки и Гермиона Грейнджер, зельеварение и Гермиона Грейнджер, Большой Зал и Гермиона Грейнджер, коридор и Гермиона Грейнджер… и, самое противное — Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Казалось, он мог думать о ней, даже когда ел. Спал. Да что там спал? Все его кошмары были о ней. Они даже видели совместные сны. Не было ни единого дня, чтобы он не видел её. Не думал о ней. Не вспоминал. Не было ни единого места, где он мог бы спрятаться от этого, убежать… Больше не было. Он целовал её. Они целовались так часто и… так внимательно, чтобы не пропустить ни единую деталь. Она целовала его. Они спали. Он был таким мерзавцем, что спал с той девушкой, которую в будущем должен будет убить. Он позволял ей обнимать его. Он позволял ей это даже десять минут назад… позволял ей делать это. Смотреть на него вот так. Это постоянно давило на него. То, как она делала это. Её взгляды были долгими, а иногда короткими. Открытыми. Если Драко умел скрывать при всех эту часть себя, то Грейнджер этого, видимо, просто не хотела. Или она всегда была настолько настоящей, что просто не могла скрывать что-то от других людей. Это убивало его. То, как она прижимала его к себе, как давала всего пару ночей назад чувствовать биение её сердца, давала ему целовать её так, будто между ними что-то было. Будто это что-то и вправду могло быть между ними. Будто они это не отрицали. — Пэнси, у меня совершенно нет времени на долгие разговоры. Просто говори всё, что узнала, — измотанный, почти грубый, хриплый голос и вправду говорил сам за себя. Драко устал. Бессонница и опустошённость после единого сна делали своё — Малфой мог бы поклясться, что ощущал это изнеможение настолько сильно, что это вполне вероятно сказывалось на его внешнем виде. Но ему было всё равно. Впервые. Паркинсон, ранее окинув его беглым взглядом, медленно присела на свободный диван, кажется, никуда не спеша. Она поёрзала на месте, устраиваясь поудобнее, откидываясь на спинку дивана и продолжая улыбаться каким-то своим мыслям, о которых Малфой даже не подозревал. Он лишь закатил глаза, наблюдая за всем, что делала девушка. В гостиной старост что-то изменилось. Драко бывал тут настолько редко, что и понятия не имел, что тут делала Паркинсон в его отсутствие. Он не спал тут. Насколько бы его не привлекала перспектива отдельного жилья и всех остальных привилегий, Драко просто не смог бы жить вместе с ней, а потому всегда уходил спать в свою старую комнату. Благо, туда всё ещё никого не подселили. Да и не собирались, вроде. Малфой мог бы поклясться, что Дамблдор прекрасно знал о том, что он не живёт с Паркинсон. Знал, но ничего ему не говорил. — Я хочу узнать, что мне за это будет, — с важным видом улыбнулась та. — Это очень… опасная информация, Драко. Мне пришлось писать матери, спрашивать такое… ты же понимаешь, что за всё нужна плата? Он глубоко вздохнул. Грёбанная хитрая дура. Его челюсть сжалась с такой силой, что, кажется, зубы могли рассыпаться от этого давления. Малфой глубоко вздохнул и сел на кресло, не сводя хмурого взгляда с темноволосой девушки. — Чего ты хочешь, Паркинсон? Просто говори. — Не знаю, — почти сразу ответила она, медленно вставая с дивана. Девушка осмотрела его с ног до головы и уже в следующую секунду остановилась прямо у его ног. — Как ты думаешь, Драко? Когда Пэнси села на его колени, приобняв за шею, Малфой правда думал, что сорвётся. Скинет её с себя. Накричит. Скажет всё, что думает о ней, а потом просто уйдёт. Так, как делал это всегда. Но разве у него был выбор? Разве Драко имел право на это? Нет, учитывая ценность той информацией, которой она владела. И она хотела его. Она хотела обменять ту информацию, которая могла бы ему помочь… помочь Гермионе… хотела обменять это на секс с ним. На то, чего он совсем не хотел. Но, повторяясь, разве у него был выбор? Очевидно, нет, потому что Пэнси потянулась к нему за поцелуем, а Малфой почти сразу на него ответил. Её руки обвили его голову, а губы сильнее и сильнее целовали его, пока сама Паркинсон стала тереться о него своим телом. Драко вздрогнул. Несмотря на внутреннюю усталость и желание закончить всё это как можно скорее, Малфой не мог отрицать того факта, что в штанах становилось некомфортно. Всё было вовсе не так, как с Грейнджер. Он вполне мог сдерживать себя, мог в любую секунду остановить это, в то время как с Гермионой он просто этого не умел. Паркинсон не привлекала его так, как Грейнджер, но невозможно сдерживаться и не ощущать эрекцию в тот момент, когда любая другая девушка так открыто флиртует. Трётся о тебя. И неважно, что это была грёбанная Пэнси Паркинсон. Неважно, что именно она гладила его голое тело под рубашкой. Нет. — Но нет, — сквозь очередной поцелуй прошептала она. — Нет, Малфой. Я хочу не тебя. Драко с удивлением всмотрелся в её лицо, пытаясь отдышаться и прийти в себя. На лице Паркинсон играла яркая улыбка. Малфой почти сразу скинул её со своих колен, резко вставая с кресла. Он поправил и застегнул рубашку, глубоко вздохнул и снова перевёл растерянный взгляд на неё. — Ты не нужен мне, Малфой. Я говорила тебе это, если ты, вдруг, забыл. Неужели твоя Эмма одобрила бы это? — Эмма? Драко и забыл, что в его окружении есть какая-то Эмма. Он избегал её настолько долго, что даже не мог вспомнить её фамилии. — Нет. Я хочу… одолжение. Всего одно желание. Его глаза потемнели от злости, кажется. — Ну же, Паркинсон! У меня нет времени, просто выкладывай! Она снова подошла к нему вплотную, одна её рука поднялась и стала поглаживать его щеку, пока Малфой продолжал с яростью всматриваться в её глаза и сдерживать себя от новой вспышки настолько, насколько это вообще было возможно. — Потом. Я расскажу тебе, что узнала, но ты останешься в долгу передо мной. И когда мне что-то понадобится, я скажу тебе и ты выполнишь. Всё просто, правда? — девушка прикусила губу, склоняя голову вправо, почти дыша ему в шею. — Итак. Я спросила у матери в письме насчёт собраний Пожирателей. Тёмный Лорд стал очень редко собирать их. Последнее было на прошлой неделе. Твой отец и мать там присутствовали. Лорд упоминал твоё задание… Грейнджер, да? Спрашивал об этом твою мать. Она сказала, что скоро всё будет выполнено, но когда именно… она не знает. Тёмный Лорд был зол и наказал её. И Люциуса тоже, кажется. Он сказал, что твоё время истекает и каждое собрание, когда будет узнавать неприятные новости, он будет наказывать их вместо тебя. Драко сглотнул, ощущая, как кислород стал заканчиваться в лёгких. Мать. Он наказывал её за него. За то, что не было никаких новостей… неужели Снейп не мог ничего сделать? Не мог хотя бы сказать, что скоро… скоро всё будет выполнено, что Драко всего лишь готовится? Солгать, в конце концов?! Малфой почувствовал, как его начало тошнить. Наказывал. Несложно догадаться, каким образом. Круцио. Возможно, ещё чем-нибудь. Может быть он опять отобрал у матери палочку или запретил отцу разговаривать всю ближайшую неделю. Есть. Да что угодно. Иногда его наказания были такими глупыми и детскими, но от этого не становилось легче ни на каплю. Драко мог лишь представлять мать, лежащую на полу и кричащую от адских судорог. Всё это из-за того, что он слаб. Что он жалок, настолько жалок, что привязался к грязнокровной девчонке, поставил её превыше всего и совершенно забыл о том, что должен был с ней сделать. Что он настолько слаб… настолько беспомощен, что не мог убить её, не мог даже смотреть ей в глаза. Не мог предпринять ничего, что разрешило бы ситуацию. Не мог найти ни единого чертового выхода, если он вообще был. Малфой склонился, опираясь руками о колени и закрывая глаза. Его начало трясти. Глубокие вздохи, пятна перед глазами и холод, снова этот холод. Стоя всё ещё с закрытыми глазами, Драко мог бы поклясться, что слышал в ушах капли дождя и глухой, почти неслышный звук грома. Он встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Всё это из-за него. Из-за Грейнджер. Все проблемы снова были из-за неё, из-за Гермионы Грейнджер, вот только решений больше не было. — Драко, ты мог бы… — Закройся, Паркинсон! Закрой свою пасть! — крик, рычание, почти оглушающее. — Да ладно, Драко! Не строй из себя мальчика, потому что ты и так знаешь, что не сможешь, да? Ты так жалок, что бегаешь от юбки к юбке и это всё, на что ты только способен, потому что когда дело доходит до сам знаешь кого, когда тот, чьё имя нельзя называть, даёт тебе прекрасную возможность проявить себя и сделать хоть что-то… что-то для этой грёбанной войны, ты просто закрываешь глаза и плачешь, да? Уверена, ещё минута моего молчания и ты бы зарыдал прямо здесь! От чего? Беспомощности? Это же Грейнджер! Это грязнокровка! Я не понимаю, в чём твоя проблема, потому что, будь я на твоём месте, я бы в первую же неделю исполнила поручение… да эта… эта грязь, она бы давно была мертва! Будь уверен, моя рука даже не дрогнула бы, а знаешь почему? Потому что это Тёмный Лорд, а это грязнокровка! Что, ты так не можешь, да? Так пойди и… Малфой слушал всё, что Паркинсон говорила ему, совершенно обескураженный. Он не мог сказать ни слова, не мог сдвинуться с места или хотя бы сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить её грязные слова. Драко знал, что она говорила правду, но то, с каким безразличием Пэнси твердила о возможном убийстве, даже пугало его. Приплыли. Его пугало, как кто-то говорил об убийстве. Паркинсон. Но когда её слова стали касаться Грейнджер, когда улыбка появилась на её лице, а Пэнси всё ещё продолжала мечтать о её убийстве, Драко почти потянулся за палочкой. Он почти сорвался. Его глаза почти потемнели, а руки почти начали дрожать от такого давления. Почти. Потому что неожиданно для себя Малфой понял, что Гермионе этим не поможешь. И родителям тоже. Он отошёл от неё на шаг, всё ещё дыша полной грудью. — Иди нахуй, Паркинсон. Просто. Иди. Нахуй. Это было последнее, что он сказал ей, потому что уже в следующую минуту Драко прохрипел пароль и громким, жёстким шагом вышел из гостиной в коридор. Эмоции настолько переполняли его, мозги болели, как и где-то в стороне сердца, а голова откинулась назад, пока Малфой прижимался спиной к холодной стене, глубоко дыша. Что ему теперь делать? Где искать помощи? Надежда на хотя бы какой-нибудь выход медленно иссякала внутри него, сгорала в ярком пламени и одновременно с этим забирала весь кислород в лёгких.

* * *

— Грейнджер, будь так добра, обыщи другую комнату, — Драко резко раскрыл огромный шкаф, слегка пошатнувшись, — Здесь это делаю я, — добавил он после недолгой паузы, понимая, что Гермиона всё ещё стоит на входе в его комнату. — Прекрасно, я не слепая и вижу это, Малфой. Но я хочу здесь. Упрямая, самая упрямая девчонка из всех тех, кого ему приходилось встречать. Драко глубоко вздохнул и продолжил обыскивать шкаф. В нём не было ничего, что могло бы им помочь или просто отличалось чем-то от всего остального. Просто наполовину пустой, никому ненужный шкаф в его комнате, забитый старыми вещами и пылью. Совершенно ничего особенного. Тогда Малфой отошёл от него и приблизился к прикроватной тумбе, но не смог заставить себя не посмотреть на Грейнджер. Она открыла его комод и стала рассматривать, при этом продолжая что-то бурчать себе под нос. Её спина была красивой. И висящие волосы, пышные, но всё равно аккуратные… будто сами притягивали взгляд к себе. И, кажется, Драко слишком долго пялился на её затылок, потому что, каким-то образом, Гермиона почувствовала это и спустя минуту резко обернулась. Её брови нахмурились, а сама Грейнджер стояла с таким видом, будто вопросы и не нужны были. Только ответы. Малфой подумал, что нужно срочно найти какую-нибудь тему. Что-то сказать. Вдох. — Что, Грейнджер, приносит удовольствие рыться в моём комоде? Например, брать в нём что-то, читать? — громкая усмешка, а после облизывание сухих губ. Её хмурый взгляд. — Ну, письма, к примеру. Делала так когда-то? Он мог бы поклясться, что вот этот её один взгляд завораживает сильнее, чем что-либо в этом долбанном мире. Грейнджер почти сразу развернулась обратно, отходя от комода и останавливаясь у открытой двери. Улыбнувшись, но так, чтобы она этого не заметила, Малфой заглянул в маленькую белую тумбу. Ничего. Всё точно также, как и всегда. Без единого намёка на что-то необычное. Немного усомнившись, Драко всё-таки пошёл к выходу из комнаты. Туда, где стояла Гермиона. Ему нужно было просто пройти мимо неё, желательно не прикоснувшись своим телом с её, желательно даже не смотря на девушку. Просто уйти. Лишь подойдя поближе к ней, вновь почувствовав её приятный, знакомый аромат, Малфой смог успокоиться. Устал. Он так чертовски устал, запутался, и… ненавидел. Даже не знал, была ли эта ненависть к ней. Она просто существовала внутри него, заставляла ненавидеть. Но только кого?.. Её? Себя? Драко неосознанно стал всматриваться в её спокойные глаза. Грейнджер выглядела измотанной. Впервые за последнее время от неё веяло этим — реальностью. Не тем, чем обычно. Скрытностью. Она не была искусственной, как до этого. От Гермионы всё ещё пахло мятой, но менее ощутимо, чем раньше. Неосознанно Драко стал разглядывать её бледное лицо. Щёки стали немного меньше, а ранее незаметные скулы прорезались на её лице так, как никогда до этого, губы обсохшие, большие, слишком непривычные мешки под глазами, в то время как сами глаза прикрытые и… уставшие. Всю Гермиону Грейнджер так и можно было описать сейчас — уставшая. В ней абсолютно всё кричало об этом… всё, но больше всего её взгляд. Безэмоциональный, спокойный, вялый и слишком непохожий на обычный. Малфой сам потянулся к её лицу ладонью. Её глаза сразу прикрылись. Как только его большой палец стал поглаживать мягкую кожу, вырисовывать на лице девушки непонятные узоры и снова вызывать мурашки по телу, Гермиона тихо, но одновременно с этим громко вздохнула. Она выглядела такой уязвимой перед ним. Такой, словно и подбирать момента не нужно было — Грейнджер доверяла ему, ни в чём не подозревала и тем самым была слишком уязвимой для него. Если бы она только знала… — Я так устала, — одними губами прошептала она. — Драко, я так сильно устала… я хочу просто отдохнуть. Хотя бы здесь, во сне. Мы… мы всё равно ничего не найдём. Это всё бессмысленно… Драко не понимал, то ли он научился читать по губам, то ли Гермиона уже говорила вслух, но он сейчас был в таком ужасном состоянии, что разбираться и не нужно было. Парень лишь продолжил стоять рядом, почти прижимаясь к ней своим телом. Продолжил разглаживать маленькие морщинки на её лице своим пальцем, всматриваться в её хмурое лицо и надеяться увидеть в нём хоть малейшую… малейшую долю знакомой улыбки. — Пойдём на улицу? Пожалуйста, — она так прекрасно просила. Она так чертовски шикарно молила его об этом… Малфой ни на секунду не задумывался, что определённо согласится со всем, что она ему предложит. — Малфой, просто посидим на лестнице у входа в дом. Я… я не могу… мне просто нужно… нужно… — Прекрати мямлить, Грейнджер, — его грубый голос прозвучал настолько незнакомо и резко, что Гермиона вздрогнула, а её идеальные брови мгновенно нахмурились. — Идём. Стоило ему взяться за её руку, как всё вокруг стало расплываться от ощущений, что переполняли его прямо в эту секунду. От ощущения реальности. Драко повёл её к выходу из дома, пока Гермиона, кажется, не реагировала ни на что. Малфою вдруг стало интересно, ощущала ли она всё это… ощущала ли это внутри себя, то, что переполняло изнутри, то, что вырывало сердце из груди, то, что он так яростно ненавидел и так отчётливо ощущал каждый раз, когда прикасался к ней. Ему стало интересно, чувствовала ли она всё это, всё, что погребает тебя без надежды на выигрыш, что заставляет пульс ускоряться, а всё вокруг превращает в пыль… Если нет… если всё это ощущал на себе только он, то, мать вашу, это грёбанный конец света. Деревянный пол на лестнице тихо заскрипел, когда они на него уселись. Моросил маленький дождь, а молнии раз за разом освещали небо. Всё это вполне могло показаться атмосферным, если бы они не проживали это в сотый раз с одним и тем же началом, с одним и тем же концом. Всё могло бы быть по другому, вот только «если бы, если бы, если бы»… — Я хочу понять, что тебя тревожит, — спустя какое-то время молчания сказала она. — Расскажи мне. Ты можешь это сделать. Она повернула голову в его сторону и уставилась на его лицо, пока Малфой всё ещё продолжал смотреть прямо и почти не моргать. Он усмехнулся. Скорее всего, Гермиону это обидело, но она не подала виду, всего лишь нервно сглотнув. — Я не могу. — Почему? — тут же спросила та. — Потому что, Грейнджер, я не вижу в этом смысла. Потому что ты Гермиона Грейнджер, забыла? — и снова мерзкая ухмылка. Забыть о том, что она Гермиона Грейнджер? О том, что он Драко Малфой? Если бы это было возможно — забыть, то она бы так и сделала, потому что это было то, о чём Гермиона думала каждую минуту. Что бы с ними не случалось, что бы они не делали или не говорили, как бы она не смотрела или он не смотрел, в голове Грейнджер всегда воспроизводились эти слова. Его слова. Не так давно, всего пару месяцев назад, проходящий мимо неё Драко Малфой сказал: «Ты чёртова лгунья, Грейнджер». Гермиона даже не могла вспомнить, что тогда между ними произошло. Да и не нужно было. Она была чёртовой лгуньей, и эта правда давалась ей с трудом, эта правда медленно выжигала её внутренности, оставляя за собой мерзкий, кровавый след. Она так много лгала в последнее время. Своим друзьям, Гарри, Джинни, Дамблдору, да даже Малфою. Даже самой себе. Был ли хотя бы один человек, которому она ни разу не солгала за последний месяц? Очевидно, нет, потому что Гермиона погрязла в этом. И как отсюда выбраться, она просто не знала. — А ты Драко Малфой, но это не отменяет того факта, что мы всё ещё сидим здесь. Ни я, ни ты не можем уйти, — её голос стал немного увереннее. — И ты знаешь, что я не об этом сне, Малфой. Он фыркнул в ответ, передвигая ногу на другую ступеньку. — И о чём же? — О нас. Вот так просто. «Нас». Потому что это было. Потому что никто из них уже не отрицал того факта, что слово «мы» стало частью их самих. Что они оба сошли с ума, а это чёртово безумие, кажется, и не собиралось прекращаться. Драко повернулся к ней. Его глаза выглядели так, словно искали что-то. Словно в обоих её глазах скрывалось что-то, чего он всё ещё не знал, но так хотел… так хотел, что уже спустя минуту отвернулся, снова уставившись на тёмное небо. — Нет никаких «нас», Гермиона, — после долгого, долгого, просто ужасно оскорбительного молчания произнёс он. — Есть лишь долбанные сны. Это единственное, что нас связывает. И… я надеюсь, что ненадолго. — Да как ты смеешь так говорить?! — её голос вдруг прозвучал оглушающе громко. — Драко Малфой, ты самовлюблённый, скрытный кретин, который ставит себя превыше других! Ты… ты просто… — Превыше других?! — почему это прозвучало так, будто он взвыл? Малфой резко уставился на её возмущённое лицо. — Ты не представляешь, насколько сильно ошибаешься. Ты не представляешь, насколько не права, потому что это самая наглая… самая блядская ложь, которую я только слышал! Поняла, Грейнджер? — Поняла что, прости? Что я должна понимать, когда ты ничего мне не рассказываешь? Ты всегда молчишь! Что бы не происходило, а я и вправду уверена, что с тобой что-то происходит, ты никогда не делишься этим с кем-то! А хотя, подожди, может и делишься, но не со мной! И не нужно говорить мне, «кто я такая», и «в чём вообще смысл»! Потому что смысл есть, потому что вот это всё между нами есть, а ты… ты просто настоящий козёл, раз не хочешь признавать это! Тяжёлое, почти рыдающее молчание повисло между ними, когда Драко продолжал, щурясь, наблюдать за её бегающим взглядом. Его зубы скрипели. Он не мог поверить, что Грейнджер сказала это. Сказала, что он ставит себя выше остальных. Всё, что он делал в последнее время, было ради кого-то. Ради матери. Люциуса, насколько бы он ненавидел его, но это всё ещё был его отец. Даже ради неё. Он так много сделал ради неё, по крайней мере пытался сделать… и Драко знал, что никогда не делал такого раньше. А она стояла сейчас напротив него и с ухмылкой говорила про то, что он думает только о себе… и это слишком ранило. Чертовски, если так можно было сказать, потому что Малфой тут же приподнялся с лестницы, собираясь уходить. Её рука задержала его вполне ожидаемо, а когда Драко, заранее предусмотрев это, почти скинул её с себя, Гермиона с силой толкнула его, заставляя вновь усесться на ступеньку. — Не смей уходить, Малфой! Скажи хоть когда-нибудь, что с тобой творится! Скажи мне, что вообще происходит! Если я ошибаюсь, то останови это, пожалуйста, — её голос вздрогнул. — Если я ошибаюсь со всем этим, то останови это. Скажи мне об этом. Останови. Потому что, клянусь, я больше так не могу. Я не могу молча ходить с тобой во снах, думать о том, как бы начать разговор, потому что нам есть о чём поговорить, а ты, блин, всегда молчишь! Как ты вообще так можешь? Ты… ты сделал это тогда, в коридоре… а уже той же ночью… во сне… вёл себя так, будто ничего не произошло! — Той же ночью?! Я не спал всю ночь, Грейнджер! Представь себе, я тоже… тоже не знал, что делать дальше. Мне было так херово… ты представить себе не можешь! Знаешь, почему? Потому что ты девчонка! — Потому что я девчонка? Она выглядела такой злой, но не настолько, как Малфой. Эмоции накрыли его с головой, когда Драко полностью развернулся к ней, а слова вылетали из губ до того, как он мог бы их обдумать. — Да! Грязнокровная, вредная, докучливая девчонка! — он остановился на мгновение, а рука Грейнджер поднялась, почти ударяя его. Конечно, он успел перехватить её ладонь, останавливая. — Бей сколько хочешь, но это правда! Хер знает, что было… всё это. Ты должна была понимать, что я каким-то образом не контролирую себя при тебе… Ты должна была понимать это, потому я, настоящий я, в здравом рассудке… я бы никогда не сделал ничего из того, что мы уже успели! — Ты козёл, Малфой! Ты слышишь меня? Ты козёл, а я… я ненавижу тебя! Я думала, что это пропало, но нет, всё было до тех пор, пока ты был сносным, но вот, ты опять называешь меня «грязнокровкой», опять ухмыляешься вот так… вот так по ублюдски тошнотворно, а я, слава Мерлину, снова чувствую к тебе это! Ненависть! Ты слышишь? Слышишь меня? Он помедлил, продолжая всматриваться в её глаза, пока новая вспышка молнии озарила небо, ещё сильнее осветляя её нахмуренное лицо. Гермиона вздрогнула, но продолжила смотреть на него всё с той же яростью и уверенностью, с которой и до этого. Драко отшвырнул её руку от себя, а девушка сразу отряхнула ею, издавая болезненный стон. — Я слышу. Будь уверена, Грейнджер, это взаимно, — почему слова так сложно даются? Как Грейнджер сумела говорить так уверенно? — Но ты же лжёшь. Ты как и всегда лжёшь, а знаешь почему? Потому что ты чёртова лгунья, Грейнджер! — Закройся! Нет, Драко! Я… это… это всё ты… ты постоянно всё портишь. На что я только надеялась? На то, что ты изменишься? Станешь хорошим после долгих лет практики? Тебе никогда не измениться. Помнишь, я сказала как-то, что все достойны любви? Я сказала, что каждый человек… — Нет! Ты не продолжишь это! Прекрати! — голос Драко сорвался. Он притянул её за ткань кофты, сближая их лица, продолжая смотреть на неё с неприкрытой яростью. — Я продолжу! Продолжу, потому что я ошиблась! Не все достойны этого! Знаешь, а особенно не… Малфой не дал ей договорить, впившись в её губы с терпким, горьким… пламенным поцелуем, заставляя её губы гореть, а глаза почти сразу закрыться. Гермиона всего на мгновение забыла, где они были и о чём говорили пару секунд назад, но уже в следующую минуту её ладони легли на его грудь, а сама Грейнджер начала отталкивать его и визжать настолько, насколько могла. Поцелуй был болезненным. Драко сморщился, когда она укусила его нижнюю губу, но лишь сильнее прижал её к себе, яростно доказывая ненависть, заставляя её упираться в его тело, заставляя уже в это мгновение чувствовать в районе бедра его возбуждение, резко прижавшееся к ней, заставляя реветь в большей степени. — П-прекрати! — сквозь множество поцелуев визжала она, с силой оттолкнув от себя. Драко почти упал назад, с лестницы, но в последний момент успел удержаться. Выравнивая дыхание, Малфой продолжил смотреть на неё с небывалой уверенностью, ожидать хоть чего-нибудь. Крика. Визга. Рыдания. Пощёчины. Хотя бы что-то, что приведёт его в себя и заставит прекратить думать о её мягких губах. — Ты безумен! Минуту назад ты доказывал, что ничего нет, а теперь… смеешь… смеешь целовать меня? — она почти шептала. — Я уже сказал, что не стоит делать выводов из моих действий рядом с тобой. И ничего нет. Она молча всматривалась в его лицо, пока безмолвные слёзы скатывались по её щекам. Гермиону было так легко довести до истерики. Драко не мог понять, почему его это больше не возбуждало, почему теперь он не чувствовал улыбки на лице, почему это стало вызывать у него совершенно противоречивые эмоции… и не хотел понимать. — Знаешь… почему я тебе нравлюсь? Потому что я недоступна. Лишь поэтому ты делаешь всё это. Не потому что я Гермиона. Потому что ты чёртов Драко Малфой, которому никогда не отказывали… — Нет, Грейнджер, — усмешка. Громкая, такая резкая. — Кажется, ты что-то пропустила, потому что, по-моему, ты уже давно перестала быть недоступной для меня. Что, забыла? Пощёчина. Такая неожиданная, что в этот раз Драко просто не успел перехватить её руку. Обжигающая. Да. Именно то, что ему было нужно. Нужно для того, чтобы уйти. Чтобы заставить себя, наконец, уйти, и прекратить весь этот спектакль. Прекратить эту боль в груди, которую, он был уверен, ощущала и она. — Иди к чёрту, Малфой! Она кричала. Громко. Вот и отлично. Утвердительно кивнув ей, осмотрев девушку в последний раз, так, будто запоминал её или точно уверился в чём-то, Драко спустился по ступенькам и стал скрываться в темноте двора. Где-то в лесу, за домом. Где-то, где не было ни Гермионы Грейнджер, рыдающей ему в губы, ни этого чертовски ненавистного ощущения, ощущения болезненной беспомощности, когда он видел перед собой её обжигающие слёзы.