Потеряны во времени и друг в друге

— Профессор? — окинув пустой кабинет взглядом, полным недоверия, Драко подумал, что, наверное, впервые пришёл на встречу первым. Скулы резко напряглись, а глаза прищурились, внимательнее рассматривая все парты, пытаясь найти хоть что-то, что вызывало такое острое чувство подозрения. — Профессор Снейп? Кажется, тут действительно никого не было, потому что даже после нескольких секунд рассматривания, ответом всё ещё служило тяжёлое молчание. Улыбнувшись всего на мгновение, Малфой перешёл порог кабинета и почти что успел подойти к пустой парте, однако сильная хватка, резко прижавшая его к ближайшей стене, изменила его планы. Драко глубоко вздохнул и на секунду зажмурил глаза, пытаясь не сосредотачиваться на неприятном ощущением в районе затылка, появившемся сразу после небольшого удара о твёрдую стену. Он лишь сфокусировал удивлённый взгляд на профессоре, лицо которого показывало явное раздражение и чёткую, неприкрытую гримасу неприязни. Малфой нервно сглотнул. — Интересно, Драко, о чём ты только думал, позволяя девчонке Грейнджер украсть ту книгу? — его голос звучал как и всегда грубо, но злость, сочившаяся прямо изнутри мужчины, даже начинала пугать. — Ладно. У меня всего один вопрос. И, будь уверен, если ты солжёшь мне, я обязательно узнаю об этом… тогда этот разговор у тебя будет уже с другим человеком, Драко. Мурашки, прошедшие от затылка к шее, совершенно не показывали ничего хорошего. Морщась от боли, всё ещё не дающей нормально думать, Драко не слишком уверенно кивнул и продолжил смотреть в глаза профессора. — Насколько вы с ней близки? Бешеное биение сердца. — О ч-чём вы, профессор? Я правда не понимаю, — на удивление, у него почти что получилось сказать это уверенно, но дрожь, проявлявшаяся в голосе слишком заметно для правды, определённо его раскрывала. Хватка Снейпа стала ещё сильнее, мужчина, издавая странный звук, больше похожий на шипение, чем вздох, практически рвал ткань его чёрной мантии. — Я попросил говорить правду, Драко. У меня нет времени на долгие разговоры. — Я сказал правду, профессор. Я пытаюсь сблизиться с ней для выполнения задания, только для этого мне пришлось помочь ей с этой сраной книжкой. Это всё, — дыхание было таким громким, что, наверное, Северус слышал его так, словно он дышал ему прямо на ухо. — Это же грязнокровка. Фраза, которая сразу после её произношения показалась ему такой чужой… такой, словно он её никогда и не говорил. Словно сейчас, глубже набрав и без того давящий воздух в лёгкие, Драко впервые в своей жизни сказал это мерзкое слово, вызывавшее в нём совершенно противоречивые эмоции. Та часть него, часть, всё ещё остававшаяся внутри и до сегодняшнего дня, почти что злорадно улыбалась — у него действительно получилось сказать это настолько самодовольно и уверенно, что не поверить, наверное, было бы сложно. Но другая… новая часть него, совсем не привыкшая говорить такое о Грейнджер, отдавала где-то в районе груди колким, почти болезненным ощущением горькости. Ему не было действительно больно говорить это, но это чувство, вечно давящее на него, в этот момент оказалось в сотни раз сильнее. Да и Снейп, кажется, всё равно не поверил. Всю ночь, пока Малфой сидел на своей кровати с полузакрытыми глазами, шёл громкий ливень. Удары, снова и снова содрогающие тонкое стекло окна, отдавались в его голове громкими шлепками, так, словно они снова и снова ударяли прямо по его ушам. Драко думал о долгом разговоре со Снейпом. О том, как у него получилось мастерски избегать разговора про Грейнджер. О новости про мать, которая попросила пока что не писать ей письма. О хмуром, тёмном взгляде профессора, когда Малфой, ухмыльнувшись, снова повторил это слово. Грязнокровка. Всего одно слово. Простой смысл. Всего одна пара глаз, каждый раз смотревшая на него с обидой и долей слёз. Всего одно имя. Одна фамилия. Но, однако, целых два сердца, которые, кажется, больше не бились раздельно друг от друга. Её имя. Её глаза. Это было то, что, почему-то, ещё очень давно заставило его забыть, что такое слово вообще существует. А существовало ли вообще, когда теперь, смотря на неё, Драко мог думать лишь о мягких губах, терзающих его не только физически? Снейп отчаянно продолжал намекать о том, что между ними с Грейнджер что-то есть. Даже нет. Он говорил почти открыто. Но у Малфоя просто не было этого… у Малфоя не было этой уверенности, этой храбрости, такой, как у грёбанного Поттера, чтобы прямо признаться в этом. Хоть кому-то. Открыто подтвердить, в конце концов, потому что это и вправду было самой настоящей истиной. Также профессор упомянул что-то про то, что Грейнджер, возможно, можно отправить куда-то очень далеко, но Драко даже не был уверен в том, что Снейп говорил с ним серьёзно. Он знал — всё это может оказаться проверкой. Может, даже от самого Лорда. Ему нельзя было показывать ничего из правды, хотя бы до того момента, пока он не будет стопроцентно уверен в профессоре — тогда, возможно, сможет рассказать обо всём и попросить помощи. Но пока хотя бы капля сомнений продолжала терзать его душу, Драко ни за что не сдастся. Он продолжит скрывать правду. — Ты должен знать, Драко, что иногда приходится делать сложный выбор. Выбор, казавшийся невозможным. Это то, через что проходил и я. Это то, что, к счастью, может пройти мимо. И всё же, Северус явно говорил загадками, потому что даже в этой фразе, вероятно, могло крыться всё, что угодно. Выбор. Конечно, он имел в виду родителей и жизнь Грейнджер. Или семью и службу самому тёмному волшебнику. Или ещё чёрт возьми что, потому что Драко, правда, просто не имел достаточно сил для того, чтобы всерьёз задуматься над словами профессора. Глаза болели. Они почти что закрывались, заставляя его вновь и вновь мучиться, снова сжимая кулак, посылая ощущение ужасной тревоги куда подальше. Ему нельзя было спать. Грейнджер, скорее всего, тоже не спала. Шанс того, что они попадут в один сон… ну, как максимум, был равен десяти процентам, но даже при таком раскладе Малфою всё равно нужно будет её убить. Снова. Иногда ему становилось страшно, когда, уже совсем не дрожащими руками, поднимая палочку, он почти чётко выговаривал то самое проклятие. Это настолько погребло его, что последняя капля человечности в этих глупых кошмарах, кажется, испарялась с каждой ночью. Вот, чего боялся Драко, боялся больше, чем адского Круцио отца или Тёмного Лорда. Потеря человечности. Он боялся, что, совсем привыкнув к её убийствам, он сможет сделать это и в настоящей жизни… имело ли это хоть какой-нибудь смысл? Да. Сотню раз — да. Дождь уже начинал его раздражать, потому что спустя час он вызывал отвратительные мурашки в тех местах, где их никогда не было. Два часа этих звуков и Малфой глубоко дышит, крепко прижимая к лицу подушку. Вот, четыре прошедших часа — Драко вертит головой и чувствует, как сильно дрожит его тело от холода, что пронзает настолько сильно… настолько адски страшно, что зубы начинали скрипеть от такого давления. Пять часов… целых пять часов перед тем, как Малфой начал слышать её голос. Он не видел её, но знал, что подбородок Гермионы поднят. Крепко зажмурившиеся глаза и ладони, прижимающиеся к ушам, совершенно не помогали, потому что Драко всё равно слышал это. Одно слово. Слово, повторяющееся её голосом опять, опять, опять… Ненавижу. То, что она говорила ему. То, что он боялся услышать от неё, а теперь, тихо скручиваясь у себя на кровати, слышал в сотый, тысячный раз прямо в своей голове. Это, кажется, действительно походило на пытки. Главное — не спать. Не заснуть и не увидеть этот жуткий кошмар, в котором, почему-то, он видел Гермиону по-другому. Хотелось одно из двух — либо закричать, так, чтобы голосовые связки порвались, либо зарыдать, так, словно он сходил с ума. Потому что, на самом деле, всё было лишь в его голове. Всё, вплоть до звука дождя за окном…

* * *

Её не было на завтраке. Её не было на обеде и ужине. Её не было в коридорах и, к сожалению, у них не было совместных уроков сегодня для того, чтобы точно убедиться в том, что и там её не было. Даже вчера вечером в месте, где они договорились встретиться, Драко нашёл лишь ту самую книгу, в одиночестве лежащую на полу. Всё. Ни какой-нибудь записки, ни её. А хотелось. Встав утром с холодной постели, которая вдруг показалась ему чужой без тепла, окутывавшего его прошлым утром, Малфой надеялся лишь на то, что этот день будет чем-то отличаться. Возможно, он был наивным, ведь, почему-то, Драко надеялся на то, что сегодня что-то изменится. Дамблдор и Макгонагалл всё ещё не придумали им наказание. Какая разница, собственно, если всё, о чём он думал — одно единственное пустое место за столом Гриффиндора? Два человека. Или три? Не суть. Все они говорили о том, что Драко выглядит болезненно. Они спрашивали о его самочувствии, а Забини даже успел кое-как пошутить по этому поводу, но, безусловно, в их словах была доля правды, потому что Малфой и вправду чувствовал себя так, словно жизнь, ранее сочившаяся изнутри, стремительно его покидала. Он молча шёл по коридору и пытался собрать все мысли воедино для того, чтобы хоть что-нибудь предпринять, когда какой-то второкурсник подошёл к нему с какой-то запиской в руке. Отдал. Ушёл. Развернув бумагу, Драко, окинув взглядом лист, почти что почувствовал себя бессильным. Гермиона писала о том, что сегодня в одиннадцать им нужен совместный сон. Она не написала слов приветствия или прощания, не написала что-то милое или злорадное. Лишь пустые, чётко прописанные буквы с её подписью в самом конце, обрисованные совершенно чужим для него почерком. Он никогда не видел её почерк до этого момента. Всё указывало на то, что это на самом деле была Грейнджер — буквы были красиво выведены, написаны ровно в ряд и без единой ошибки в предложении. Блять. Это уже было слишком. Кем почувствовала себя эта девчонка для того, чтобы так себя вести? — И что такого срочного, Грейнджер, что ты даже не могла подойти ко мне лично? — слова, наполненные неприкрытой обидой, брошенные сразу после того, как Драко вновь оказался в знакомом кошмаре. — А с чего бы мне подходить к тебе лично, Малфой? Драко обошёл её и встал впереди, окидывая беглым, оценивающим взглядом. Хорошо. Девчонка определённо была зла или обижена. На что? Узнала что-то? Нет. Узнав бы одну из его тайн, Грейнджер вряд ли стояла бы сейчас рядом. Вариантов не было. Малфой просто не знал, каким образом они сумели поменяться ролями — теперь уже Гермиона меняла своё чёртово настроение и вела себя, как грёбанная сука. Но у него всегда были для этого причины… и совсем неважно, были ли они достаточно весомыми для этого. То, что нельзя было не заметить почти сразу — Гермиона выглядела пугающе бледной. Её веки были наполовину прикрыты. Она выглядела так, будто отравилась дешёвой стряпнёй или, попав под Жалящее заклятие, постоянно ощущала боль по телу. Это даже было смешно. Они оба выглядели одинаково — так, будто умирали уже не в кошмарах, а наяву. Грейнджер первая отвела взгляд, уверенным шагом проходя мимо него. Тёплый ветер, исходящий от девушки, совершенно обезоруживал. Драко сразу пошёл за ней, едва ускоряя шаг. — Окей, очевидно, мне просто придётся вытерпеть твои дни-невыносимой-Гермионы-Грейнджер. Когда заканчиваются? — едкий смешок, сам по себе вышедший из него, даже самому Малфою показался чем-то из ряда «слишком». — Твои шутки с каждым днём становятся всё предсказуемее, Малфой. Ты не думал о том, что я просто напросто не хотела с тобой разговаривать, м? Она всё ещё шла впереди, но долго это не продлилось, потому что, услышав эти слова, Драко почти сразу догнал девушку, разворачивая её к себе резким и сильным рывком. Гермиона даже не всхлипнула. Не сделала ничего из того, что обычно. Она лишь смотрела на него своими до чёртиков холодными глазами и криво ухмылялась, так типично для самой себя приподнимая подбородок вверх. — Что с тобой случилось, мать твою, а, Грейнджер? — почти шёпот, но он, возможно, он даже кричал. Или нет? Потому что тот спокойный тон, в котором она говорила, сбивал с толку ещё больше. — А что со мной, прости? Деловые отношения — вот и всё. Разве это не то, чего ты хотел? — Гермиона говорила так, словно каждое сказанное слово давалось ей с огромным трудом. — Хватит играть, да? Мы играли. Мы, словно маленькие глупые дети, играли с тобой… в то, что было запрещёно, но вот, пришло время… и мы зашли слишком далеко. Игра больше не имеет смысла. Выигравшие, проигравшие — какая разница уже? Если всё это не закончится… мы проиграем оба, Малфой. Я не хочу этого. — Что? Какого хуя ты несёшь? — лицо нахмурилось, почти кривясь от той волны неприязни, которую он почувствовал почти сразу. От слов. От тех глупых слов, что услышал от неё. — Грейнджер, да ладно! Мы же выяснили всё! Не понимаю, какого… какого хрена ты снова… Слов не было, чтобы продолжить. Лишь долгий взгляд в её глаза, наполненные чем-то незнакомым. Между ними было столько всего, но вот… вот, что отличало её от всех — в Гермионе Грейнджер всё ещё были секреты. То, что он не умел разгадывать. Не прошло и минуты громкого дыхания, как девушка, словно что-то вспомнив, откинула его руку и развернулась, снова продолжая путь. Они почти подошли к дому. — Камень. То, о чём я подумала вчера. Я размышляла о том, что говорил Дамблдор после нашего разговора про сны и обряд. И что это старик тогда говорил? Драко в первую очередь помнил лишь снисходительный взгляд притворства, а также вечные повторения: «Не могу помочь, не могу помочь, решение в вас, ребята, просто отъебитесь». И что-то про то, что, кажется, проблемы могут быть в каких-то незаконченных делах. — Так вот. Камень был в моей руке, когда я умирала, но не перенёсся в реальность. Также теперь, в кошмарах, он не появляется в моей руке. Возможно, он является ниточкой к решению, — она говорила быстро и уверенно, не считая слова, на котором голос Гермионы дрогнул. Половина слов девушки смешивались с громким ветром, но Драко всё равно всё понимал. — Я всё ещё думаю, что причиной являются мои воспоминания. Ты говорил, что камень дарила тебе я. Это подтверждает мою теорию. Несколько секунд молчания, открытая дверь в дом и пару шагов через порог, прежде чем Малфой, фыркнув, всё-таки решил ответить. — И куда мы идём, мисс-очевидность? Она бросила на него раздражённый взгляд, а после начала подниматься по лестнице, громко дыша. Он за ней. Гермиона так и не решилась что-то сказать, а потому Драко продолжил идти ей вслед. Вот, быстро открывая двери его комнаты, девушка включает свет и подходит к закрытому комоду, а Малфой, удивляясь такой наглости, делает то же самое. Он останавливается в двух метрах от неё, пока Грейнджер, всё ещё не издавая ни звука, открыла ящик и бесцеремонно стала в нём рыться, даже не объясняя свои действия словами. — Я понимаю, что мои вещи — это круто и интересно, но… — Ищу камень, Малфой. Неужели так сложно догадаться? — она звучала не менее раздражённой, чем до этого. Прекрасно. — И его тут нет. Его нет в комоде и нет на улице. Это должно что-то означать, да? — Это просто твёрдый кусок, совершенно ничего не означающий, Грейнджер, что может означать его потеря? Дай-ка подумать… — наигранно поиграв бровями, Драко, усмехнувшись, стал тереть подбородок ладонью. — А, наверное… нихрена, да? — Да? Что ж ты тогда дарил мне его и просил вернуть, если я буду жива в реальности, а, Малфой? — Гермиона, резко развернувшись, устремила взгляд, полон ярости, прямо на Малфое. Всего какая-то секунда, как девушка, глубоко задышав, ухватилась за угол комода и на мгновение прикрыла глаза, чувствуя, как слабеет тело. Драко сразу придержал её за плечо, окидывая внимательным и обеспокоенным взглядом, помогая не упасть и уже спустя минуту прийти в себя. — Всё нормально. Отойди. — Почему? Потому что «О, Драко, это чёртова игра, в которой я проиграю, о, Драко»… — Потому что я хочу этого! Тебя не учили уважать мнения других, Малфой? Я думаю, что нет! Но также, знаешь? Тебя не учили никакому здравому смыслу. Ты просил сделать выбор. Просил же? Я сделала. Это всё, что ты просил от меня… и теперь ты снова ведёшь себя так, словно ничего не было? Так вот. Я. Так. Не. Буду. Вот мой ответ. Слова, вновь и вновь вырывающиеся из её губ, вызывали всё большее ощущение потери. Драко не понимал ничего из того, что она говорила ему. Выбор? Какой выбор? Их вчерашний разговор закончился поцелуем. Сегодня они не виделись целый день. То, что говорила Гермиона, не имело никакого смысла и заблуждало ещё сильнее, но у Малфоя не было возможности для того, чтобы спросить её. Грейнджер, напоследок прикусив нижнюю губу настолько сильно, что она, кажется, даже покраснела, грустно улыбнулась и медленным шагом вышла из комнаты, оставляя его наедине с собой. Ему следовало пойти за ней и спросить о всём, о чём он хотел, но ноги, кажется, просто не слушались. Тело не слушалось. Потому что Драко остался стоять на месте, обдумывая услышанное. Он был слишком слаб морально, чтобы побежать за ней и остановить. Он был слишком силён физически, чтобы не остаться стоять в этой долбанной комнате. Поэтому Драко, опрокинув голову назад и зарывая в волосы тонкие пальцы, мог лишь закрыть глаза и глубоко вздохнуть. Всё, о чём он просил — хоть какой-нибудь выход. Всё, что он получал — лишь новые проблемы.

* * *

«Здравствуй, Драко. Я не могла ответить тебе на твои письма из-за очевидных причин. Очень надеюсь, что, несмотря на всю ситуацию, с тобой всё хорошо. Я говорила с Люциусом и, думаю, ты уже прекрасно знаешь о том, что именно я попросила у одного человека. Также хочу напомнить тебе, что это письмо не должен никто увидеть — сразу после того, как прочитаешь, будь добр, сожги его. И поскорее. Всё очень сложно, Драко. Северус сказал мне, что рассказывал тебе о том, что было на прошлых собраниях. Пожалуйста, сын, я хочу попросить тебя лишь об одном — не вини во всём этом себя. Я знаю, что, в любом случае, ты уже успел сделать из себя виноватого и даже, возможно, наказать. Просто хочу, чтобы ты знал — всё, что творится сейчас, всё, через что приходится проходить нашей семье, никак не связано с тобой. Задание, данное тебе, не совсем стоит в приоритете всех заданий на данный момент, но с каждым собранием это интересует Сам-Знаешь-Кого всё больше и больше. Дела обстоят сложно и опасно. Со мной всё хорошо, Драко. Тебе не стоит волноваться о нас с Люциусом, потому что я знаю — мы пройдём через это. То, что тебе предстоит сделать, каждый раз заставляет меня задыхаться перед сном. Драко, я солгала и попрошу тебе ещё об одном. Я хочу, чтобы ты оставался тем, кем захочешь сам. Хочу, чтобы ты не менял в себе что-то из-за войны, из-за всего, что терпит наша семья в данный момент, в том числе и ты. Это не должно поменять тебя. Пожалуйста, Драко, это то, о чём я прошу тебя и, надеюсь, что ты обязательно выполнишь, потому что даже если у меня получится помочь тебе… всё будет бессмысленно, если мой сын уже изменится. Настоящий сын. Ты не идеальный и совсем не тот, о котором мечтал Люциус. Думаю, ты прекрасно знаешь об этом, поэтому скрывать больше нет смысла. Но, несмотря на всё то тёмное, что есть в тебе, я знаю, что свет никогда не затмит тьма — ты тот сын, о котором мечтала я, и именно это имеет смысл больше, чем что-либо другое. Что бы не случалось, Драко, не опускай руки. Я учила тебя бороться до последнего. Так борись. В ближайшие дни у меня, скорее всего, получится приехать в Хогвартс. Нам нужно будет встретиться. Ожидай от меня знака или письма с предупреждением. Не предпринимай поспешных решений и не совершай того, о чём потом будешь жалеть — по крайней мере, до нашей встречи. Эта война и так забрала у нашей семьи слишком многое. Я очень надеюсь на то, что она не заберёт у меня тебя. С вечной поддержкой и любовью. Нарцисса Малфой»