* * *
— Правда, Фред, всё в полном порядке… — Гермиона, эти идиоты должны быть наказаны! Какое они имели право избить Фреда чтобы напугать тебя? Не верю, что их всё ещё не исключили! — голос Джинни впервые за долгое время казался Гермионе чёрствым и расстроенным одновременно. — Полностью согласен. Эти уроды вообще страх потеряли. И почему им всё прощают? — уже голос Рона. Она снова попыталась пройти мимо них. Грейнджер сильно прикусывала язык и продолжала молчать, надеясь на то, что не скажет чего-то лишнего. Она вообще не должна была сегодня куда-то идти. Драко спал в постели и даже как-то смешно хмурился, когда рано утром Гермиона оделась и вышла из его комнаты в гостиную. Этим утром Пэнси сказала ей «Доброе утро, Грейнджер», и её нервный голос, почему-то, продолжал звенеть в голове. Гермиона даже подумала, что Паркинсон в курсе предстоящих событий, когда та провожала её взглядом в затылок ровно до того момента, как Грейнджер скрылась за картиной… и могла ли она знать? В любом случае, у Гермионы не было совершенно никакого настроения с кем-либо разговаривать. У неё оставались всего сутки на принятие решения и всё, о чём она могла сейчас думать — предстоящая ночь. И она только сегодня утром осознала, что тошнота прошла ещё два дня назад. Грейнджер не знала, что именно это могло означать, но резкое улучшение её состояния пугало ещё больше, чем до этого то же ухудшение. — Я же говорил, что она сломалась. Ты посмотри, Джинни, с Гермионой явно… Она не услышала, как Фред закончил это предложение, потому что прямо перед ней по коридору стояла Полумна, нежно прижимающая к себе Гарри, взгляд которого почти сразу встретился со взглядом Гермионы. Девушка встала на месте и продолжила смотреть в его глаза. Ненадолго, кажется, не больше десяти секунд, но этого хватило для того, чтобы все остальные заметили её растерянность. В груди что-то защемило. — О, да! Луна и Гарри снова вместе. И они наконец-то не скрывают свои отношения, — тут же заулыбалась Джинни, замечая открытый наблюдающий взгляд Гермионы. — На самом деле, давно бы уже, да? Блейз говорит, что даже в Слизерине почти все знали о том, что происходило между ними. Невероятно выглядят, не так ли? Взгляд Грейнджер резко перешёл на подругу. Фред рядом с ними продолжал молча вслушиваться в их разговор, а Рон доедал свой бутерброд. — «Блейз»? С каких это пор он не «навязчивый придурок», с которым ты меня сватала? — как только Гермиона посмотрела ей в глаза, Джинни тут же перевела взгляд вдаль, продолжая молчать. Девушка посмотрела на Фреда. — Фред? Я что, всё самая последняя узнаю? — Ну, только если по секрету, — улыбнувшись, парень кинул беглый взгляд на сестру и подошёл ближе к Гермионе, показательно шепча ей на ухо: — Она без ума от него. Я слышал что-то о приворотном зелье и… — Придурок, закройся! Какое ещё приворотное зелье? Мы просто… просто гуляем, ладно? — тут же перебила его Джинни. Грейнджер усмехнулась, заправляя свой единый выпавший волосок за ухо. — Вдвоём? — добавила она, пялясь на подругу. — В весьма… уединённых местах? — также добавил Фред. — В вечернее время, вероятно? — снова засмеялась Гермиона. — Во ртах друг друга? — Прекратите, меня сейчас стошнит! — икая, буркнул Рон, впихивая в свой рот последний кусочек бутерброда. Джинни вскипала и тот взгляд, который она кинула на них в эту секунду, резко показался Гермионе чем-то между «либо я сейчас взорвусь от злости и неловкости, либо вам пиздец, ребятки», отчего, конечно, почти сразу стало не по себе. Грейнджер специально громко прочистила горло и сделала ещё пару шагов вперёд для того, чтобы встать рядом с Гарри и Луной, которые уже о чём-то разговаривали. — Гермиона, — улыбнулась Полумна почти сразу после того, как заметила подошедшую к ним девушку. — Как твои дела? Знаешь, в последнее время… — Всё нормально, Луна. У меня всё нормально. Её взгляд был прикован только к Гарри. — Её любимая фраза, кстати, — ухмыльнулся Фред. Джинни ему что-то ответила, кажется, но Грейнджер перестала вслушиваться в общий разговор. Она всего лишь смотрела в глаза Гарри, которые он, почему-то, продолжал от неё прятать, а потом, чуть отклонившись, молча развернулась и ушла сквозь толпу других людей. Гермиона просто не могла находиться рядом с ними. Кружилась голова. Шмыгнув носом и запрокинув голову, Грейнджер снова заметила на правой ладони алую кровь. Нервно сглотнула. Шаги. Повороты. Лестница. Люди, люди, люди и, наконец, прохладное помещение женского туалета. Зайдя в него, Гермиона сразу прижалась спиной к стене и запрокинула голову, зажмуривая глаза так крепко, что цветные узоры стали резко плясать прямо перед ней. Руки дрожали. Снова паническая атака? Она не знала, потому что в этот раз, кажется, не случалось ничего из того, что могло её как-то вывести из колеи. Кроме того грустного взгляда Гарри исподтишка. Правая ладонь инстинктивно прижалась к низу живота. Так, словно там, внутри, что-то было. Кто-то. Гермиона мысленно усмехнулась и громко всхлипнула, забыв про кровь из носа и резко наклонившись головой вниз для того, чтобы опереть её руками. Капли крови замазали не только её руки, но и мантию с плиткой пола. — Мерлин, — резко послышалось рядом, и Грейнджер сильно вздрогнула, сама по себе вскакивая с места и поворачивая голову в ту сторону, откуда послышался голос. Уже в следующее мгновение эти тёплые руки снова усадили её на пол и силой заставили запрокинуть голову, пальцы коснулись носа и губ, тут же начиная вытирать их от крови, а дыхание ощущалось совсем близко к лицу. Тёмные волосы — всё, что она смогла заметить с запрокинутой головой. Да и не нужно было, собственно. Его запах она могла бы узнать из тысячи, наверное. — Гарри, — сразу после осознания сорвалось с её губ. Он судорожно продолжал вытирать её кровь, точно также усевшись на корточках рядом с ней. Пол был холодным. Гермиона не знала, как долго они продолжали так сидеть. Она не плакала и даже не всхлипывала, но то, что перекрывало её кислород и болезненно ныло где-то чуть-чуть правее, буквально напоминало о том, что всё только начинается. Какая же она дура. Ей нужно было сразу рассказать всё Малфою. Нужно было ещё два дня назад сказать ему о своих подозрениях и, вероятно, они смогли бы что-то придумать… но не сейчас. Шестнадцать часов до конца. Они не успеют ничего придумать. Поздно менять план. Поздно что-то предпринимать. Гермиона отдыхала последние дни в надежде, что она не беременна, но сейчас, когда её подозрения снова возвращаются, этот страх вновь окутывает её сознание и вновь не позволяет дышать. — Как давно ты узнала? Грейнджер резко дёрнула головой в его сторону, сразу встречаясь с тёмными, вмещающие в себе множество непонятных эмоций глазами Гарри. — Что ты сказал? — еле получилось прошептать у неё. — Как давно ты узнала, что беременна от него? Только сейчас Грейнджер поняла, что всё это время гладила свой живот под его внимательным взглядом. Ей хотелось закричать на весь туалет. Гермионе тут же захотелось завизжать во весь голос и крепко зажмурить глаза, настолько сильно, чтобы уже спустя минуту очнуться в совершенно другом мире и забыть всё, что происходило с ней за эти недели и месяца. Всё, что было. Просто стереть это со своей памяти и жизни. Всё, лишь бы не видеть перед собой вот этот взгляд Поттера, сидевшего так близко к ней. Какова вероятность солгать? Она нервно выдохнула. Громко. — Я… я не уверена, Гарри. Я ещё не уверена. Во всём. — Он не знает о твоих предположениях? — Нет, — такой тихий шёпот, что, наверное, Поттер едва его услышал. Он молчал недолго, всё ещё приобнимая её одной рукой и второй вытирая оставшиеся пятна на лице тыльной стороной ладони. — Этой ночью… крестраж. Малфой должен будет что-то с тобой сделать? — его голос впервые, кажется, звучал для Гермионы так неуверенно. Чертовски неуверенно. Так, как никогда до этого. — Гермиона? Я просто хочу всё узнать и помочь тебе. — Зачем, Гарри? Ты… ты всё ещё помогаешь мне даже несмотря на то, что за последнее время я отталкивала каждого из вас… и… тебя больше всех, да? Её голос звучал так, будто она плакала, но слёзы не шли из её глаз. По крайней мере, она их точно не чувствовала. Поттер, слегка отклонившись, снова заглянул ей в глаза и мягко улыбнулся. Так, как в детстве. Как всегда улыбался в детстве. Как когда она летела в его объятия по всему Большому Залу, как когда обнимала его каждый раз при встрече и целовала в лоб при прощании. Как когда они впервые поцеловались. По глупому желанию… слишком глупо, потому что Гермиона даже не помнила, как это случилось и что она вообще тогда чувствовала. Это ничего не значило для неё. То, что убивало её не меньше, чем то, что убьёт сегодня ночью — несмотря на всё, что Гарри чувствовал к ней, Гермиона не испытывала и доли чего-то подобного. Она была уверена, что те следующие поцелуи значили для него в миллион раз больше, чем для неё. Не то. Не то, что с Драко. Ей хотелось заткнуть себя же в своих мыслях. Она должна была быть с ним. Идеальная пара. Идеальные, здоровые отношения, приносящие любовь, заботу и ласку — именно так всё и было бы, если бы не он. Ей бы не нужно было умирать ради него, даже наоборот — Гермиона была уверена в том, что Гарри сделал бы это ради неё даже не раздумывая. Но сейчас она здесь. В слезах. С мыслями о нём. Не о Гарри и даже не о ком-то из тех, кто заботился о ней. О нём. — Ты всё ещё моя самая близкая подруга, забыла? — раздался его голос в её голове. — Ты же сама сказала, что ничего не поменялось между нами. Я всё также люблю тебя, Гермиона. Я должен знать, будешь ли ты в порядке. Пока она смотрела в его глаза, горькие слёзы собирались в уголках уже её глаз, а рот непроизвольно открылся, в надежде сказать… сказать ему хоть что-то… Но она не могла. Она так возненавидела себя за то, что сделала с ними… с их дружбой… так сильно, что просто не могла заставить себя сказать хоть что-то. — Я… со мной так давно всё не в порядке, Гарри, — вдруг вырвалось у неё, и голос сорвался также резко, как и слёзы полились из её глаз. Она громко всхлипнула, хмурясь и даже не пытаясь остановить рыдание. Поттер продолжал сидеть, обнимая её, и смотреть в её стеклянные глаза. Ожидать. Давая ей время на то, чтобы собраться и успокоиться, пока его ладонь несмело поглаживала её плечо. — Я не могла рассказать вам и доли того, что происходило, п-понимаешь? — снова начала Грейнджер, чувствуя, как дрожит собственная губа. — Я… я чувствовала себя последней сволочью, когда врала постоянно каждому из вас. Сначала эти пятницы, потом… потом всё это… всё это непонятное с Малфоем, потом сны, руны, столько боли… я просто не могла втягивать и вас во всё это… а потом ты всё узнал и… я чувствовала себя в сотни, в тысячу раз хуже, когда понимала, что ты чувствовал при виде нас… Я знаю, Гарри, ты уверял меня, что это проходит и с тобой всё хорошо, но мы же лучшие друзья, да? Я видела тебя насквозь всё это время также, как и ты видел меня, но никто из нас ничего так и не сделал… — Гермиона… — шокировано вырвалось из его губ, пока сам Поттер, едва склонив голову в её сторону, продолжал смотреть в её мокрые глаза и постоянно сжимать ладонью её ладонь. — Если он должен будет убить тебя, я не дам этого сделать. Ты слышишь? Малфой, может, и не такой придурок, каким был раньше, но что бы вы там не придумали, я всё ещё ему не верю. Тем более, если ты… если у вас с ним будет ребёнок… — Не будет никакого ребёнка, Гарри. Не будет никакого ребёнка, Гарри, мне придётся пойти на это и умереть вместе с ним. Гермиона почувствовала острую боль в скулах, когда сглотнула эти слова внутрь себя. Смотря в его глаза, она лишь раз за разом шмыгала носом и постоянно сжимала губы, кусая их изнутри и продолжая безмолвно всхлипывать. Гарри Поттер понял её. Конечно, он понял смысл её слов. Они ведь лучшие друзья, не так ли? Грейнджер просто видела это по его отрешенному, слишком пустому взгляду, по сдержанным эмоциям, которые он пытался скрыть от неё. Гарри Поттер был плохим актёром, поэтому Гермиона Грейнджер видела всё, что он пытался скрыть, в его увеличенных зрачках. Удивление. Она нахмурилась. В его глазах было осуждение. Гермиона видела это. Взгляд. То, как поменялся его взгляд сразу после того, как Поттер услышал эти её громкие пять слов. Ребёнка не будет, Гарри. Я не могу жертвовать всем. Не могу жертвовать им и всем, что ему дорого. Мне придётся жертвовать собой. Грейнджер кивнула всему тому, что он хотел бы ей сказать. Просто легонько кивнула и, придерживаясь за стену, медленно встала с ледяного пола, всего за пару минут рядом с Гарри показавшимся ей не таким уж и холодным. Резко вытерла последние пару капель с лица и, неуверенно и болезненно, просто улыбнулась ему, смотря прямо в глаза. — Гермиона, я… Она снова нагнулась и, заглядывая в удивлённые, потерянные глаза, едва ощутимо коснулась губами где-то в районе его правой скулы. Её глаза лишь на мгновение прикрылись, кажется, когда Гермиона услышала его тихий вздох грудью и уже в следующее мгновение ей пришлось отстраниться. — Я понимаю, Гарри. Всё нормально, — голос казался чужим. — Я тебя понимаю. Мы же лучшие друзья, правда? Она говорила искренне. Впервые за последние дни. Недели. Месяца. Впервые, кажется, вот это её «всё нормально» действительно подразумевало то, что относительно этой темы у неё всё нормально. Грейнджер не может злиться на него за то, за что она злилась на саму себя. Ненавидела. Не верила. Действительно не верила, что принимает такое решение, но всё ещё шла по этому чёртовому коридору, не замечая ни одного удивлённого взгляда всех проходивших мимо людей. Пятью минутами позже упала на свою кровать, сжимая в ладони последнее письмо от матери. Письмо, которое она писала ей с больницы, практически сразу после последней операции. Гермиона специально отвернулась, чтобы не оставлять солёных капель на чистом пергаменте. Села за стол. Взяла перо и, кажется, только после тысячи написанных слов ей стало полегче. Ненадолго. Всего на пару мгновений, пока она снова не вспомнила, что внутри неё может быть ребёнок. Пока не вспомнила, что сегодня ночью разрешит его убить. И всё, на что она могла надеяться — это неправда. Ложные домыслы, в итоге ни за что не подтвердившиеся. Потому что она не чувствовала, что может станет матерью. Если её сердце должно было подсказывать хоть что-то, то в тишине собственной комнаты, звуки которой было лишь царапанье пера по бумаге, сердце молчало и не говорило ей ни слова.* * *
Гром. Громкий, доводящий до мурашек и, Мерлин, такой знакомый гром, который Малфой просто терпеть не мог. С недавних пор он ненавидел дождь. Он ненавидел многое, кажется, но при слове «ненависть» в голове моментально воспроизводился звук мерзких капающих по асфальту капель, а перед глазами, как иронично, прямо как сейчас, появлялись вспышки ярких жёлтых молний. Перед ним стоял профессор Снейп, и у Драко не было ни единой возможности сгорбить спину или не спрятать в своём взгляде искренне волнение. Потому что, чёрт подери, он волновался. Так, что вся внутренняя часть его губ была искусана до крови почти впервые — Малфой всегда любил кусать чьи-то губы, а не свои. Теперь его костяшки хрустели, а ладони просто немели от того, насколько сильно он сжимал их в карманах своих брюк. Половина одиннадцатого. Встреча с Грейнджер через полчаса, прощание — через полтора. В коридорах школы ни единого бдящего человека, в стенах — целые несказанные тайны и ноль нужных ответов. Драко не сразу заметил, как профессор Снейп свернул в другой коридор. Сказал что-то про Дамблдора и разговор один на один, кажется, но Малфой всё равно не мог быть в этом уверенным. Его голова не работала, а взгляд, затуманенный обречённостью и ненавистными звуками дождя, бегал из стороны в сторону, останавливаясь на каждой пройденной стене. Он не смотрелся в зеркало, но точно чувствовал тёмные круги под глазами. Конечно, да, ведь даже несмотря на то, что этой ночью в компании Грейнджер ему всё же удалось поспать, усталость по всему телу была такой, словно на самом деле он не спал семеро суток. Неделю. Пять. А, может, и всю свою жизнь. Невозможно справляться с этой щемящей болью, казалось ему, но ещё более невозможно было бы разобраться в том, почему он вообще её ощущает. Гермиона. Её имя отпечаталось на всех его внутренних органах, оно будто было вырезано на обеих почках, выскребено на рёбрах, печёнке и, самое главное — сердце. Именно там боль была такая острая, что хотелось поскорее его вырвать и покончить с этим, разобраться во всём и одновременно закончить муки, просто отключая эти чувства внутри себя. С ней всё будет в порядке. Конечно. Это же Грейнджер — их святая троица наверняка выживала и в более сложных заданиях. Более сложных. Драко заскрипел зубами, почти сразу ругая себя за эту мысль. Конечно, Малфой, ведь любое их задание с игрой в волшебные шахматы, например, намного сложнее, чем самая настоящая смерть, не так ли? Блять! — Малфой? В первое мгновение ему показалось, что этого не было в реальной жизни. Всего лишь его же фамилия внутри его головы. Да. — Малфой, нам нужно поговорить. Драко резко развернулся в ту сторону, откуда слышал знакомый голос, тут же выругавшись про себя сразу после встречи с ним взглядами. — Что ты тут делаешь, Поттер? — сорвалось с языка. — Я уже сказал, Малфой. Это серьёзно. Парень быстро осмотрел пустующий коридор и уже в следующую секунду пальцы Драко сжались на мантии Гриффиндорца, с силой оттаскивая его в сторону. Он толкнул Поттера в первую попавшуюся стену, снова кинув беглый взгляд на оба коридора и разжимая тонкие пальцы от его наверняка грязной вещицы. — Ты выбрал не совсем правильное время для разговор, знаешь? Будь уверен, если ты не уйдёшь в ближайшее время, пришедшие гости надерут твой зад так, что… — Это насчёт неё, — смотря ему прямо в глаза, произнёс Гарри. Брови Драко поднялись, а глаза потемнели за считанные секунды, кажется, но уже в следующие тот снова нахмурил лицо и уставился на врага. — Про кого, «неё»? Ты вообще там с ума сошёл со своими дружками? Нам не о чем и не о ком разговаривать с тобой, Поттер, — и вновь холодный голос вперемешку с остро выраженной хрипотцой. Поттер просто усмехнулся, продолжая смотреть прямо в его глаза. — Про Гермиону, Малфой. Ты всё ещё уверен, что не о ком? Он молчал. Не мог найти ни единого слова, наверное, даже несмотря на то, что так должен был. Действительно должен. Ухмыльнуться или закатить глаза, наорать за невероятный бред, в истину которого не верил и он сам, кажется, просто ударить в глаз или уйти, сказанув напоследок что-то, по типу: «Спутываешь меня со своей грязнокровкой, Поттер? Не можете определиться вместе с Уизли, когда и с кем её делить?». Но он всё ещё молчал. Смял в ладони собственный чёрный пиджак и отступил на шаг назад, не в состоянии больше смотреть Поттеру прямо в глаза. — Есть то, что ты не знаешь о ней, Малфой, — спустя какое-то время добавил тот.