Потеряны во времени и друг в друге

Темнота. Да. Темнота и чёткий запах воды, когда Гермиона вдруг вскрикнула от боли, настолько резко пронзившей всё её тело. Она чувствовала, как сильно немела её рука, как ужасно болело что-то в районе груди и как, чёрт возьми, тошнотворно становилось от единой мысли в голове — какой, неважно, потому что это странное ощущение сразу вскружило ей голову. Даже когда Грейнджер попыталась открыть глаза, перед ней всё ещё была темнота и всё ещё ни единого звука, ни единой надежды на то, что там, где она находилась, был хоть кто-то помимо неё. Какие-то страшные мысли или воспоминания летали в её голове так быстро, что Грейнджер просто не успевала их уловить. Она взялась обеими руками за голову и крепко зажмурила глаза, усаживаясь на коленях, сдавливая виски со всей силы и пытаясь хотя бы немного снизить болевой шок и спазмы, буквально разрывающие всю её голову. Одно запястье горело так сильно, что Гермиона вполне могла бы потерять сознание от боли, наверное, но она всё ещё сидела на чём-то холодном, прекращая потирать виски и даже сумев приоткрыть глаза. Чернота — всё та же привычная, но, тем не менее, в этот раз в кругу тёмной дыры где-то вдали виднелся какой-то маленький, едва заметный луч тусклого света, то появлявшегося, то исчезавшего после пары каких-то слов. И голос. Чей-то знакомый, чертовски знакомый и родной голос, не узнать которого было бы большим грехом для неё — Гермиона знала это и всё равно не могла справиться с собственной головой, заставляя её сработать и наконец отреагировать на живой признак старых воспоминаний. Всего за какое-то мгновение она будто трансгрессировала туда, где луч этого света был прямо перед ней. Это была едва освящённая комната, видеть которую ей точно где-то доводилось. Маленький, низкий потолок, деревянный шкаф возле двери, тумбочка возле кровати и сама кровать, на которой, укрытый с ног до головы тёплым одеялом, прятался какой-то человек. Свет, погаснувший минутой ранее, вернулся снова после одного слова этого самого человека: — Люмос. Гермиона потёрла виски и внимательнее всмотрелась в фигуру укрывшегося человека. И голос. Этот голос, знакомый ей настолько сильно, что она просто не знала, как могла стоять и не понимать, кто именно лежит сейчас в двух шагах от неё. Лишь картинки перед глазами, пролетающие на раз-два, не позволяющие уловить хотя бы одну… хотя бы малейшую деталь даже одной из них, слепить небольшую часть пазлов и вспомнить хоть что-нибудь… Поезд. Рыжий, светло рыжий оттенок осенних деревьев и тёмный цвет растопившегося шоколада — два мальчика, сидевших там прямо перед ней. Немного белых цветов — зима, могло бы ей показаться, если бы не серые глаза, смотревшие прямо в душу. Страх. Много страха, раздирающих, просто невероятно увлекательных приключений, объятий в Большом Зале на глазах у всей толпы, взглядов с тёплыми глазами на уроках, много помощи и поддержки, улыбок, смеха и одновременно с этим такое же количество испытаний, боли, страха и темноты, слепящей весь их путь. О, Мерлин! — Гарри! — сразу вырвалось у неё от понимания, так резко накрывшего разум, когда Гермиона за мгновений подбежала к кровати и раскрыла одеяло, под которым лежал её самый лучший, самый близкий и любимый друг, обнять которого ей сейчас хотелось больше, чем что-либо другое в этом чёртовом мире. Обнять и попросить прощения. За непонимание. За чёрствые слова, сказанные ему после того, как она узнала о его чувствах, за то, что выбирала не его, снова и снова предавала друга, уходила, отрицала, лгала, лгала, лгала, лгала… Ей просто хотелось силой заставить его слезть с кровати, пусть даже палочка Гарри Поттера упадёт, когда он обнимет её и случайно зацепится за тумбочку, пусть он и плоть её каких-то фантазий или снов, но сейчас, после стольких мук, ничего больше для минутного успокоения и не нужно было, собственно. Гермиона вскрикнула и зарыдала, когда свет от его палочки всего на одно мгновение осветит ей мёртвое, кровавое тело Гарри. Его руки, шея, одежда и вся простынь были в крови, губы отдавали мёртво-синим оттенком, лицо — бледное, скорее даже белое, а открытые глаза замерли в одном лишь взгляде и смотрели, казалось, прямо ей в глаза. Неживые глаза с совершенно безэмоциональным взглядом смотрели на неё даже когда Грейнджер зажмурила глаза и упала на колени перед трупом того, кого так сильно любила. В следующее же мгновение обилие всего — звуков, видов и запахов вдруг накрыло с головой и пошатнуло её моральное состояние ещё сильнее. Гермиона, поджав под себя колени, всё ещё продолжала рыдать себе в ладони и видеть перед глазами взгляд лучшего друга, когда что-то тёплое вдруг стало греть её кожу, а ног коснулась вода. Она сидела на чём-то мокром и скорее всего это была трава. Всхлипы из груди медленно прекращались, а лёгкие наполнялись чистым, свежим и прохладным воздухом. Когда яркий свет начал причинять ещё большую боль, девушка снова зажмурила глаза на какое-то время, прикрывая мокрыми отчего-то ладонями. Секунда. Две. Глаза немного привыкают к свету, звон в ушах и обилие странных, казалось бы, новых для неё звуков, просто выводили из колеи. Слишком много всего. И, чёрт. Она сидела не на мокрой траве. Гермиона протянула ладонь вниз и провела кончиками пальцев по мокрому песку, на котором сидела прямо у берега, пока её ног касались лёгкие волны, а солнце, летнее и жаркое, создавало приятное ощущение тепла по всему телу. Грейнджер уставилась на это, словно обезумевшая, точно — настоящая сумасшедшая, совершенно не верившая в то, что действительно сидит тут и в самом деле видит всё то, что её сейчас окружает. Это место показалось ей Раем — длинный берег, кристально-чистая вода, звуки каких-то птиц, пролетающих сверху неё, и до безумия чистый песок… с двумя песочными замками недалеко от берега. Грейнджер помедлила и всмотрелась в это, ощущая что-то, словно вот-вот пролетающее в голове, но всё равно не оставаясь в единой картинке, словно разбрасываясь на маленькие пазлы. Где-то вдалеке она услышала чей-то голос, зовущий её, манящий, до чёртиков знакомый и одновременно с этим такой чужой. Гермиона не могла понять, хотела ли его слышать, но когда этим голосом она вновь услышала своё имя, внутри вдруг что-то кольнуло и какая-то часть воспоминаний моментально пронеслась перед глазами. Она развернулась, даже не вставая с песка, когда увидела перед своими глазами Малфоя. Его лицо не было таким, как обычно, он не выглядел уставшим или обезумевшим, даже не был злым на неё в этот раз. Драко выглядел так, будто винил её в чём-то. Гермиона уставилась на него, пытаясь понять, видит ли его на самом деле, в действительности ли стоит совсем рядом и действительно может смотреть на него после того, что произошло с ней на Астрономической Башне. О, Мерлин, Астрономическая Башня… Кусочки воспоминаний, прилетевших к ней, тут же начали выносить мозг и заставили схватиться за грудь, потому что сердце, почему-то, ныло и кололо ужасающе больно. — Драко?.. — едва слышно произнесла она, склоняя голову вправо и тяжело вдыхая запах знакомого моря. Она была жива. Чёрт подери, она была жива, но они находились далеко не там, где должны были, если это вообще было чем-то хоть немного походившим на реальность. Гермиона сделала шаг в сторону Малфоя и почти сразу увидела, как резко и чёрство он поднял голову, встречаясь с её обезумевшим, умирающим взглядом. Грейнджер просто не удержалась и рванула в его сторону, падая, утопая в объятиях с его телом, прижимая его к себе, обволакивая руками его грудь, вжимая его в своё тело и утыкаясь носом в тёплую кофту. И слыша звук волн — раз, два, три, чувствуя тёплое солнце и так чётко отсутствие его руки на своей талии. Стоило прикрыть глаза и мёртвый взгляд Гарри Поттера вспоминался вновь, а мурашки покрывали всё её тело от самой шеи до кончиков пальцев на ногах. — Ты такая жалкая, когда стоишь передо мной, Грейнджер, — услышала, буквально почувствовала она прямо над своим ухом, в этот же момент немного отстраняясь от Малфоя и с непониманием всматриваясь в его холодные серые глаза. — Что? Не думала, что всё могло оказаться ложью? Умнейшая волшебница этого века забыла о том, что некоторым людям лучше не доверять самые важные, глубокие частички своей души? — Что? — метнувшись взглядом по его глазам, прошептала она, хмурясь. — Что ты… о чём ты говоришь, я не… — Всё было неправдой, Грейнджер. Весь этот пафос, слова, поступки… Мне нужно было добиться твоего доверия и привязать тебя к себе, я был обязан сделать что-то со своим заданием и я сделал это. Я был обязан придумать что-то, но зачем, когда рядом есть такой прекрасный экземпляр, не так ведь? Ты сама придумала весь план и сама же позволила мне его выполнить… ты сама подписала себе смертный приговор, даже не удостоверившись в том, что этот идиотский камень и вправду возродит тебя, Грейнджер, плюс ко всему твои чувства… — О, нет, не считай меня за дуру! — в одно мгновений достав из кармана юбки, где всегда и лежала, палочку, Гермиона резко прижала её кончик прямо к горлу Малфоя, отступив. — Не думала, что встречу Ликвена снова, но в этот раз я не поведусь на твои уловки! Смех его был таким громким, словно он смеялся прямо у неё в голове. — Какая же ты дура, — продолжал смеяться он, специально делая шаг вперёд и натыкаясь на кончик её палочки. — Я не Ликвен, Грейнджер. Не тот. Твой личный страх — может быть, потому что твоя любовь в добавок ко всему моему плану оказалась небольшой… добавкой, правда? Мне было чертовски интересно наблюдать за этим, но всё рано или поздно кончается, особенно когда один трагично умирает прямо на руках второго, правда? — Нет! Закройся! Я не верю! Я не буду тебе верить, ты, животное! — почти всхлипывая, начинала орать она на сильном, громком ветру, продолжая твёрдо держаться на месте. — Я настоящий, Грейнджер. Я самый настоящий и самый чертовски-умный, правда? — подходя всё ближе, ближе и ближе, шептал, кричал он, почти заставляя её отклонить собственную палочку, — Заставить тебя работать на себя было так просто, знаешь? Что-то между домашним заданием по Зельеварению и соблазном Пэнси — также просто и быстро, мне даже не нужно было тебе ни в чём признаваться, да? Пару слов о том, «как сильно ты нужна мне, Грейнджер», «жизнь без тебя уже не та, Грейнджер», и ты уже была готова вставать передо мной на колени сначала просто, а потом с протянутой моей палочкой, да? — встав на месте прямо перед ней, Драко остановился так, что её палочка уже была склонена вбок, дрожа в её руке, почти выпадая. Малфой уже ожидаемо взял её за руку и развернул, встав позади неё и с силой прижавшись к её спине, продолжая шептать прямо ей на ухо, сдавливая затылок и потягивая за волосы: — Спать с тобой было не так противно, как говорить о том, что ты могла бы быть важна для меня, — услышала она шёпот так громко, что уже в следующую секунду дёрнулась, пытаясь вырваться, но не получилось. — Хотя, знаешь… почти равносильно. Бедная девочка, влюблённая в того, кто её всё ещё ненавидит… Какая-то слишком долгая и тяжёлая тишина, потом снова темнота на один момент, а уже в следующий светлая, просторная комната, в самом центре которой большая койка с множеством подсоединённых к кому-то проводов. И Гермиона громко всхлипнула, узнавая в человеке, лежавшем на ней, собственную мать. — Мама… — сглатывая слёзы, прошептала Гермиона, делая шаг в её сторону. — О, Боже, мам… Уткнувшись носом в её белую подушку, Грейнджер едва сдерживала разрывающие стоны боли и обиды, страха, безысходности, обречения и всего остального, что прямо сейчас заставляло её рыдать в плечо матери. Она крепко обняла её и, казалось, это было самым реальным чувством, касанием из тех, что она чувствовала в последнее время. Самым чётким. Самым настоящим для неё. — Герм… — так знакомо, сладко и нежно, так тихо прошептала мама, когда Грейнджер почувствовала её теплую руку, поглаживающую макушку дочки. — Мама, ты… мам, ты в порядке? Палата была слишком светлой, как и огромные окна, откуда буквально сочилось тёплое солнце. От этого болели глаза. — Не важно, в порядке ли я, — монотонным голосом проговорила она, заставляя Гермиону поднять голову с подушки и посмотреть ей в глаза. А потом, не медля: — Потому что ты не в порядке. — Да… да, мама… Я не знаю, где я нахожусь, не знаю, какой выбор мне нужно делать и что вообще происходит вокруг меня. Мне кажется, я схожу с ума и всё это просто моё чёткое, живое воображение, понимаешь? — Эти кошмары не твоё воображение, Гермиона. Грейнджер почувствовала, как внутри что-то разрывается, а ноги подкашиваются и немеют, как перед глазами медленно начинает темнеть, а рука, которую сжимала её мать, жгла от такого мимолётного касания. Гермиона вырвала свою руку от неё и прижала её к груди, ошарашенно пялясь на женщину. Эта женщина не была её матерью. Также, как и Драко до этого, как и Гарри… её любимый, дорогой Гарри, в смерть которого Гермиона точно никогда не поверит, тем более такую. Она не сказала матери ни слова о кошмарах, а тот голос, которым женщина произнесла ей это, вызывал жуткое ощущение страха в груди и мимолётные мурашки. И что за чертовщина? Где она находится? Во сне? В Аду? Если она спит, то эти сны чертовски реальны по сравнению с тем, что ей снилось обычно. — Ты не в порядке, Гермиона. Ничего в твоей жизни не в порядке и не будет больше после того, что ты совершила. После этого предательства… — Нет, ты не она, — прижав ладонь ко рту, пробурчала девушка, отступая на шаг назад от подходящей матери. — Ты не моя мама… вы все не они. Я… я не знаю, кто ты и где я нахожусь, но я не дочь тебе, ясно?! — Ты бредишь, Гермиона. Я так тобой разочарована. Всем, что ты совершила… всеми грехами, исполненными тобой. Ты предала своих друзей, променяла их, ради чего? Я больше не горжусь тобой. Никогда не буду после всего, что… — У тебя не получится расстроить меня, ясно? Это всё лишь сон. Я не верю ни единому твоему слову, потому что это лишь иллюзия, обман, созданный для моего же… — Из-за тебя я оказалась в больнице, Гермиона. Ты виновата в том, что случилось со мной, ты так не думаешь? Резко всхлипнув, Гермиона в ужасе прижала дрожащую, ледяную ладонь крепче ко рту, не позволяя сказать себе ни слова, зарыдать или как-либо ответить. Взгляд собственной матери — осуждающий, надменный, жуткий взгляд, которым она окидывала её, вызывал мурашки и вводил в такой глубокий шок, что сдвинуться с места в какой-то момент показалось Грейнджер одной из самых невыполнимых задач. Она замотала головой и отвела взгляд в сторону, отворачиваясь, заставляя себя не слушать то, что мама продолжала говорить, не реагировать, не видеть, не верить, потому что считать всё сном было слишком невозможно под её родным и, наверное, самым реальном взглядом. — Когда я говорила о том, что на самом деле это не твоя вина, я лгала, Гермиона. Я лгала тебе, как и твой отец, а ты всегда знала правду, не так ли? — голос матери послышался прямо за спиной, и Гермиона вздрогнула, в подступающей истерике бросаясь к ближайшей стене и в бешенстве затыкая уши руками. — Нет… это не правда… ты не можешь быть правдой! Это всё видится мне, я… я умерла, это всё какое-то испытание или… или… — Это всё твои настоящие воспоминания, — продолжал шептать голос прямо в её голове, так, словно она и не закрывала уши, словно даже отключившись Гермиона продолжала бы слышать этот безумный, нереальный шёпот, доводящий её до чёрных пятен перед глазами. — Это всё ложь! Моя реальная жизнь там! Драко убил меня, и я спасла его, у меня получилось спасти его! Моя мама… моя мама никогда не винила бы меня в своей болезни. Я не виновата в том, что беременность повлияла на неё так… это… не моя вина, — вертя головой, кричала Грейнджер, медленно спустившись по стене и быстрым взглядом метнувшись по просторной светлой палате. Чёрт. Так далеко. Она вернула взгляд к матери, которая уже нагибалась к ней, почти приблизившись к её лицу устрашающе близко. Сердце билось так сильно, что отдавало пульсацией прямо в висках. — Только ты виновата в моей болезни, Гермиона… ты виновата в предательстве своих друзей, ты даже не смогла предупредить их о наступлении Пожирателей Смерти в Хогвартс, не так ли? Гермиона чувствовала, как взбухала венка на её лбу. Снова найдя взглядом белую дверь, Грейнджер в последний раз окинула взглядом маму, задержав его на её пустых глазах, смотревших прямо в душу, когда вдруг вскочила с пола и рванула прямо к выходу. Дёрнула ручку — резко, сильно, уверенно, с переполняющей надеждой на то, что дверь открыта, на то, что она переместится куда угодно, но только не останется здесь. Свет сменилась на тьму, напряжение на жуткую боль по всему телу, а тишина на чей-то крик, почти что заглушавшийся звоном в её ушах. Гермиона силой разлепила глаза, чувствуя себя так, словно она и не в своём теле вовсе, словно всё, что она сейчас ощущает — впервые: моргание, вдох грязного, пыльного воздуха раз за разом, лёгкое движение головы в право и чьи-то ботинки перед ней. Она лежала на полу? В глазах двоилось. Свет тут был таким тусклым, что он почти не предоставлял боли глазам. Задумывалось ли так для её удобства? Вряд ли. Гермиона снова зажмурила глаза и глубоко хватала воздух ртом, пытаясь отдышаться и вернуть кислород в лёгкие, потому что, кажется, там его и вовсе не было. Каждый её вдох отдавался ужасным звуком хрипоты прямо внутри, как и Адской болью в груди и ощущение горячей текучей крови по правому запястью. Она умерла. Чёрт возьми, она умерла. Драко убил её. Он смотрел ей прямо в глаза и сказал что-то про то, что не убежал бы ради них двоих, а потом поднял палочку и сказал то самое заклятие тем же голосом, что и в том самом первом сне, где ему тоже пришлось её убить. Тем же голосом, но далеко не тем тоном, потому что в этих двух словах, в его тоне, читало всё, что он не смог сказать ей, глядя в глаза, но всё, что чётко отражалась в его глазах. И она жива. Она жива! Но… что это за место в почти что кромешной тьме? Гермиона хотела бы встать и осмотреться, но максимум, на который она была способна — это лёгкое движение указательным пальцем, сопровождающееся жгучим ощущением на ладони. Вверх. Перед глазами туманные облака, во рту сухо настолько, что кашель буквально разрывал её лёгкие, а один вздох всё также отзывался ужасными звуками. Грейнджер наверняка где-то в доме семейства Уизли. Да, именно так всё должно было быть по их с Драко совместному плану… точнее, это было только по его словам и словам его матери, потому что сама лично Гермиона так и не узнала ни у кого из Уизли о том, знают ли они об этой договорённости. Она знала это только по его словам. Она верила его словам и даже не убедилась в том, что он говорил ей правду… и теперь Гермиона лежала на холодном твёрдом полу и не чувствовала онемевшую левую руку. А ботинки перед её глазами резко двинулись, чей-то голос эхом раздался в голове, и уже в следующую секунду сильные руки подняли её за шиворот вверх, буквально удерживая над полом и напрочь лишая её твёрдой поверхности под ногами. — Мисс Грейнджер, — услышала она, всё ещё не в состоянии разглядеть силуэт того, кто держал её над землёй, в то время как ткань её одежды громко начинала трескать. — Мы все так заждались вас… Через мелькающие цветные пятна перед глазами Гермиона увидела сумасшедшую, слишком знакомую ей улыбку и прядь длинных белых волос. Чёрт возьми. Люциус Малфой.

* * *

— Миссис… миссис Малфой? Нарцисса резко остановилась на месте и всего какое-то мгновение всматривалась в темноту предстоящего перед ней коридора перед тем, как уверенно достать из кармана палочку и направить её в ту сторону, откуда был слышен едва узнаваемый голос. Она шагнула вперёд сразу на два шага и всё с тем же поднятым подбородком вошла в темноту, без какого-либо страха освещая её и осматривая всё вокруг себя. — Успокойтесь, — вновь услышала она со стороны крайнего угла у входа в очередную комнату, хмурясь. И, почти сразу: — Это я. Всего несколько секунд Нарцисса раздумывала над этой глупой и совершенно ненужной фразой, думая над тем, кто именно мог скрываться в темноте её дома в такое сложное время, когда вход в Малфой-Мэнор был доступен почти каждому тёмному волшебнику. Но уже в следующую секунду из тьмы вышел высокий темнокожий мальчишка, уверенным шагом подходя прямо к ней и показательно поднимая перед женщиной свои руки, доказывая свою безоружность и продолжая безмолвно смотреть ей прямо в глаза. Нарцисса тяжело выдохнула и уже набрала воздух в лёгкие для предстоящих возмущений, когда чужие голоса послышались совсем недалеко по коридору и ей просто пришлось силой затолкать мальчишку в первую попавшуюся комнату и зайти туда самой. Блейз Забини смотрел на неё бесстрашно и, казалось, был совершенно уверен в том, что появляться в Малфой-Мэноре в такое время было не таким уж и провальным решением. Нарцисса тихо прикрыла тяжёлую дверь и уровняла собственное дыхание, всматриваясь в древесину пару мгновений и внимательно вслушиваясь в тяжёлые шаги, приближающиеся, а уже спустя секунду отдаляющиеся от двери комнаты. Она устало прикрыла едва опухшие веки, уж было желая остаться в таком положении надолго, но голос мальчишки послышался вновь — уже гораздо тише и волнительнее. — Простите, что не предупредил. Вы не отвечали на письма и у меня не было другого выхода, кроме как прийти сюда самому, — пожав плечами, он облокотился о мягкую спинку кожаного белого дивана и уложил руки на груди, продолжая посматривать на Нарциссу виновным взглядом. — На самом деле, никто из тех, кому я писал, не отвечал на мои письма, поэтому выхода у меня действительно не было. Даже родители молчали мне в ответ. Нарцисса понимала, что после минуты молчания в ответ на его долгий разговор ей всё-таки нужно быть хоть что-то сказать. Она снова тяжело вздохнула и подошла к нему поближе, холодно всматриваясь в его глаза. — Я надеюсь, что ты понимаешь, как безрассудно и глупо было появляться здесь просто по собственному желанию, поэтому я предлагаю тебе сейчас же вернуться обратно и, как бы ты это не сделал, больше не возвращаться сюда без личного желания Тёмного Лорда или кого-либо из более доверенных лиц, чем просто твои хотения, Блейз, — чётким, серьёзным тоном проговорила она, метнувшись взглядом от его ухмылки снова к тёмным глазам. — Вы не понимаете, миссис Малфой, — усмехаясь, ответил он. — Простите. Аппарация в этот дом для меня открыта. Я пытался разузнать хоть что-то у профессора Снейпа перед тем, как он покинул Хогвартс, у профессора Макгонагалл, но, как я уже выразился ранее, все молчат. Я не знаю, помните ли вы об этом, но Драко всё ещё мой друг, как и Гермиона. Если бы у меня не получилось сюда пробраться, я бы придумал что-то другое, нашёл бы другие лазейки, но в любом случае добился бы разговора с вами, поэтому, пожалуйста, не волнуйтесь о моём благополучии и позвольте мне узнать хоть что-то из того, что от меня скрывали всё это время. Молчание. Снова. Нарцисса убрала ладони с лица и подняла потухший, чёрствый взгляд на рядом стоявшего парня. Она устало вздохнула и попыталась угомонить дрожь в теле. Увидев в его глазах всё ту же былую уверенность и ни капли страха или сомнения, легонько улыбнулась, присаживаясь на свободное кресло. — Если ты вообще знаешь о том, что сейчас происходит с нами, то ты должен был догадываться, что после поступка моего мужа все, кто только имеет желание, считают своим долгом наблюдать и следить за каждым моим действием. Я не могла отвечать на письма, Блейз, потому что также всё своё время тут я сидела рядом с Драко или пыталась найти информацию в библиотеке Мэнора по-поводу его лечения. Люциус не раскрывал всех личностей и не упомянул моё причастие в совершённом деле, но он всё ещё имеет крупную поддержку и статус после того, что у него получилось раскрыть. Нарцисса чувствовала, каким тяжёлым взглядом на неё смотрел мальчишка. — Я не могу представить, каково вам было, когда собственный муж совершил с вами и вашей семьёй такое, но мне нужна эта информация, миссис Малфой. Я должен знать, где они её держат и что с ней, я должен знать, что сейчас с Драко и в каком он состоянии. Вы очень поможете нам этой информацией. То, что произошло… Хогвартс понёс потери. Шансы должны быть равными. — Так ты тут только ради информации для Ордена? — метнув косой взгляд и вдруг выровняв спину, спросила женщина, испепеляя Забини чёрствым взглядом. Он даже не думал прежде чем ответить, лишь тихо фыркнул, почти сразу вставая с места и подходя ближе к женщине. — Я здесь ради двух своих друзей, которые нужны друг другу и попали в ту ситуацию, из которой не выберутся сами, поэтому мне нужна не только информация о них для того, чтобы быть уверенным в том, что с ними всё хорошо, но и для того, чтобы в будущем вытащить их отсюда, понимаете? — Я не скажу тебе, где находится мисс Грейнджер, Блейз, — продолжила безэмоционально Нарцисса. — Но вы не можете… — …потому что я не знаю, где её держат. Мой муж не доверяет мне больше — это то, о чём не сложно было догадаться после того, как он бесчеловечно и жестоко рылся во всех моих воспоминаниях сразу после моего приезда из Хогвартса. После всего, что он увидел, что услышал на наших собраниях с мисс Грейнджер и Драко, Люциус прячет её не только от остальных, но и от меня. Я даже не знаю, в какой стране она сейчас находится, Блейз. Я не знаю, жива ли она, но, учитывая состояние Драко на данный момент, я могу предположить, что мисс Грейнджер либо мертва, либо находится на грани жизни и смерти, а, учитывая волнения Люциуса, скорее даже второй вариант. Я не думаю об этом. Мне нет дела до неё. Это всё, что я могу сказать тебе о ней. Драко все эти два дня лежит без каких-либо признаков жизни. Северус не знает, как ему помочь, не знает ни один целитель или тёмный маг, не знают книги, не знает ни один живой человек. Это всё, что я могла бы тебе рассказать, Блейз, а теперь… — Чего хочет Люциус? — вдруг перебил её Забини, хмуря брови вниз. — Если это то, о чём я думаю, то это просто невозможно, ведь тогда Драко… — О чём ты? — Что хочет сделать Люциус Малфой с Гермионой, когда она очнётся? Нарцисса подняла голову вверх и медленно встала с мягкого кресла, останавливаясь в двух метрах от мулата и без каких-либо проявлений эмоций всматриваясь в его тёмные глаза, когда кулак, зажатый за её спиной, отдавал маленькими молниями по всей правой руке. — Я не думаю, что есть какие-то варианты. Если Гермиона Грейнджер выживет и очнётся, он… — Убьёт её, — закончил Блейз вместо Нарциссы, ошеломлённо смотря в её лицо. — Он заставит Драко убить её, — вдруг запнувшись, исправила его женщина, бегая взглядом по комнате от стен к полу, не в состоянии смотреть в глаза мальчишки в этот момент. Тяжёлые гляделки, смешанные с совершенно неприкрытым шоком Забини прервался после громкого звука щелчка, раздавшегося вдруг прямо рядом с ними. Развернувшись, Нарцисса увидела только что аппарировавшего эльфа, с грустными и взволнованными глазами смотревшего прямо на неё. Он, казалось, даже не замечал стоявшего рядом Блейза Забини, продолжая смотреть в глаза миссис Малфой и нервно облизывать обсохшие губы. — Диббси? — тихо спросила женщина, хмурясь. — Простите, госпожа. Диббси принёс новости. Диббси боится… — Что там произошло? — подал голос Блейз. — Диббси не знает, как бы вам сказать это… — Диббси, сейчас же говори! — громким тоном почти выкрикнула Нарцисса, подходя к ней поближе. — Молодой господин очнулся. Госпожа, мистер Малфой открыл глаза и кричит на весь дом. У него идёт кровь, госпожа, у него… Даже не дослушав слова эльфа, Нарцисса тут же выбежала из комнаты, быстро направляясь в нужную сторону и чувствуя, как напряжение и страх давит на грудную клетку, а шаги Забини позади разряжают тишину её неслышных шагов.