* * *
Гермиона тяжело дышала и с зажатыми за спиной кулаками продолжала испепелять стоявший недалеко на столике стакан воды, хмурясь, злясь, но уже не извиваясь от магических верёвок, накрепко завязанных на её запястьях. То, что творилось у неё во рту, вполне можно было бы назвать настоящей пустыней — Сахарой, вероятно, потому что долгие часы без воды после невозможных пыток казались ей просто вечностью. Звук капающей на пол крови разряжал пугающую тишину. В тусклом свете Гермиона Грейнджер всё ещё ощущала на себе тяжёлый, противный взгляд мерзкого на вид мужчины лет так двадцати шести, всё это время пялившегося на неё из дальнего угла комнаты. Поразительно. Они настолько её боялись, что даже после долгих пыток, сдерживая её магическими, ужасно больными узами верёвок, всё ещё были не уверены в ней и её способностях и заставляли одного из Пожирателей Смерти следить за тем, как она сидит на твёрдом холодном стуле. Связанной. Измотанной. На грани безумия — Адских болей, всё также кровоточащей раной на запястье и с целой кучей страшных мыслей. Гермиона пыталась разговаривать с Драко в своей голове. Она раз за разом проговаривала что-то внутри себя, снова и снова повторяла его имя, пыталась почувствовать его, почувствовать хотя бы маленькую долю его жизненной энергии, услышать хотя бы одну его мысль… но нет. Ни единого ощущения того, что он жив. Ни единой надежды. И, в страхе, в безумии и в муках, всё, что могла Грейнджер — убеждать себя в том, что их связь каким-то образом разорвалась и прямо сейчас Драко, живой и невредимый, ищет способ ей как-то помочь. Или… он знает о том, что с ней делает Люциус. Может, он был в курсе об этом всё это время. Или же узнал после и никак не отреагировал — последние слова, которые она услышала от него перед тем, как он её убил, пульсацией били в голове и почти что сводили с ума. — Ты бы смог всё бросить? Бросить ради нас с тобой, Драко? — Нет, Грейнджер. Не смог бы. Мой ответ нет. Он мог бы оказаться предателем для неё, ведь даже это Гермиона смогла бы принять. Она бы справилась с тем, что он и вправду лгал ей всё это время, как слышала от ненастоящего Драко Малфоя во сне, она определённо смогла бы справиться с его предательством и уходом, но Гермиона Грейнджер точно не справилась бы с его смертью. Она резко вздрогнула и открыла глаза. Они тут же заболели от резко просочившегося света, но дверь снова закрылась и прямо перед ней опять остановилась знакомая фигура мужчины. — И снова здравствуйте, мисс Грейнджер, — подойдя поближе, произнёс Люциус Малфой, отвратительно склоняясь прямо над девушкой и озаряя её своей самой наигранной мерзкой улыбкой. Грейнджер хотела бы ему что-то ответить. Она, уверенно поднимая подбородок вверх и снова смело заглядывая прямо в глаза своему врагу, даже хотела ответить ему что-то, по-типу: «Идите к чёрту», но едва Гермиона напрягла горло, как острая боль в лёгких заглушила последующие слова и вновь заставила скрутиться прямо на этом чёртовом стуле. Вероятно, её рёбра были сломаны. Или ещё что-то, потому что Гермиона просто не имела возможности осмотреть себя. Жгучая боль в изнывающем запястье уже отходила на задний план и притуплялась, а каким-то образом весёлый белобрысый мужчина с интересом, неподдельным увлечением и удовлетворением всматривался в каждую её гримасу боли. — Вы хотели бы попить немного воды, вероятно? — ухмыляясь, спросил тот, продолжая смотреть ей чётко в глаза. От такого вот его взгляда Гермионе хотелось закричать. Она сдерживалась из последних сил — точно, скрывая в себе самые последние капли надежды и выдержки, веры и чувства собственного достоинства. Всё, что вдруг накрыло её с головой — уход Драко, пытки, боль, боль, снова пытки и ни грамма интересующих её ответов, миллион, миллиард мыслей и перемешавшихся в голове воспоминаний, действительно доводили до нервной дрожи и, повторяясь, почти что не давали возможности не закричать из всех сил. Грейнджер едва заметно кивнула. Пить. Сейчас это казалось какой-то мечтой — холодная, самая настоящая вода, так медленно текущая прямо по горлу… По телу пробежались мурашки от одной лишь такой мысли. К чёрту гордость — умереть от истощения в таком положении было намного глупее. — Что ж, — удовлетворённый её реакцией, заулыбался Люциус, делая пару шагов к стоявшему полностью наполненному водой стакану недалеко на столе. — Любой ваш каприз, мисс Грейнджер, любой каприз… Уже в следующую секунду по взмаху его палочки всё содержимое этого стакана вылилось прямо ей на голову — мерзко стекало по волосам с кусочками крови в них, раздражающе падало на лоб и лилось прямо мимо губ. Левая щека, правая, подбородок… Гермиона замычала от раздражения и уже было открыла рот чтобы лизнуть маленькие капли воды языком, но голос Малфоя послышался прежде чем она успела это сделать: — Одно движение языком и всего пару минут… Круцио. Выбирать вам. Никогда прежде ей не хотелось убить кого-то так сильно, как захотелось прямо сейчас. Грейнджер быстро заморгала и тяжело, громко сглотнула в пересохшем рту, чувствуя острые, холодные капли, падающие на её лицо с мокрых волос. Кулаки сжались ещё сильнее и в который раз ногти оставили красные, вероятно, кровавые следы на ладони от такой силы. Гермиона пару секунд отключала все эмоции и уже в следующие гордо подняла подбородок вверх — снова, выдавливая из себя самую ядовитую из своего арсенала улыбку. Она услышала, как после всего одного взгляда Люциуса в сторону стоявшего всё это время в углу мужчины, тот тихо вышел из комнаты и закрыл за собою двери. Они остались в комнате вдвоём. — Я уже говорил, что вы весьма особенная девушка, мисс Грейнджер? Вспышка старого, такого давнего воспоминания пролетела перед глазами так быстро, что Гермиона, кажется, успела лишь услышать в своей голове этот голос: «— Как невежливо, мисс Грейнджер. Вы в моем доме. Я ожидал, что вашим приветствием будет как минимум объяснения. По крайне мере, не попытка напасть, — голос Малфоя-старшего был по-настоящему сумасшедшим, он всё ближе подходил к девчонке, которая застыла на месте. — Я уже говорил вам, что вы весьма особенная ведьма, мисс Грейнджер? Могу я поинтересоваться, что вы тут делаете? — Я думала, вы не особо поддерживаете магглов. Вопреки всему, этот дом доказывает обратное…» Она слишком громко усмехнулась, тут же закашлявшись. — Вы хотели сказать, «ведьма»? — усмехнулась она, сказав эти слова вопреки жгучим болям в рёбрах и горле. Дышать становилось труднее. Люциус удивлённо покосился на неё, но уже в следующее мгновение ухмыльнулся и присел на ещё одном стуле совсем рядом. — Нет, я хотел сказать «девушка». То, как умело у вас получилось вскружить голову моему сыну и с помощью сумасшедшего старика Дамблдора утащить его во все эти приключения… вызывает восхищение. Как видите, это всё равно привело… к весьма неблагоприятным для вас же последствиям. — Я любила его! — хрипя, крикнула Гермиона, не в силах сдерживать разъедающую ярость. — Скажите, что с ним… скажите, что с… — Вы, Гермиона, не сможете вскружить голову и мне, надеюсь это доходит до вашего туманного и, уверен, не столь уж и умного мозга! Я не знаю, по какой причине вы вправду помогали моему сыну, но могу сказать лишь то, что в самое ближайшее время он отплатит вам за это — не волнуйтесь, дорогая, с Драко всё в порядке и как только он наберётся сил, с удовольствием закончит начатое! День вашего убийства, теперь уже настоящего, назначат в ближайшие три дня на этой неделе. — Ч… что вы… что вы такое говорите? — Силенцио, — холодным, спокойным голосом произнёс Люциус, всматриваясь в глаза девушки не больше десяти секунд и, кажется, точно находя что-то в них — то, отчего он тут же развернулся, метнув мантией, громко захлопывая за собою двери и также накладывания на неё все нужные заклятия. Гермиона продолжала кричать ему в след, но из её рта выходил лишь пустой воздух — ни единого звука или даже намёка на любое слово. Зарыдав, от безысходности, обиды на мир, за то, что он поступает так с ней уже не в первый раз, на чёртового Люциуса Малфоя, ненависть к которому у неё возвышает все возможные нормы, на Пожирателей Смерти, на Дамблдора, который уверял их в безопасности плана, и, конечно, на Драко… На Драко Малфоя — за то, что поступил так с ней, что не предугадал, что обманул и бросил… Бросил, там, на Астрономической Башне, выкинул, будто старый мусор, смотря при этом прямо в её глаза, не боясь смотреть в них и видеть в них своё отражение с протянутой вперёд палочкой. Грейнджер снова и снова всхлипывала, с яростью напрягая мышцы, специально заставляя себя опять чувствовать ужасную боль, пытаться безысходно вырваться из верёвок, упасть со стула или сделать хоть что-то, что доставит ей большую боль, чем ту, которую она испытывала так далеко и так близко прямо в районе сердца. И она упала. Прямо прикованная к стулу, упала на холодный пол и продолжала рыдать в истерике, извиваться и вновь и вновь повторяя в голове одни и те же слова. «Ты должна держаться, Гермиона Грейнджер. Пожалуйста, Гермиона, продержись хотя бы ради себя». Дверь распахнулась и в этот раз в комнату зашёл не менее знакомый ей мужчина, но перед глазами был такой туман, что Гермиона даже не могла сфокусировать на нём свой взгляд. Его руки мгновенно подняли её с пола, вновь усаживая на ненавистном стуле и убирая волосы с её лица. Грейнджер дышала ртом и даже, возможно, громко всхлипывала бы, если бы не лишённый из-за проклятия Люциуса Малфоя голос. Она просидела так около минуты для того, чтобы всё-таки увидеть в лице стоявшего мужчины Северуса Снейпа. — Рад видеть вас живой и в относительно здоровом рассудке, мисс Грейнджер, — заметив её успокоившееся сознание, язвительно произнёс тот, моментально наколдовав в руке полулитровую бутылку воды. Гермиона всё ещё не до конца осознавала всё, что происходит с ней, а потому даже когда по горлу потекло настоящее удовольствие — блаженная жидкость, сладкая, горькая, холодная и освежающая, она даже начала кашлять, подавившись ею. И, кажется, выпила сразу почти всю бутылку, пока Снейп продолжал вливать её содержимое в горло девушки. Грейнджер облегчённо выдохнула и на мгновение прикрыла уставшие, болевшие веки, уже в следующую секунду с благодарностью смотря в глаза мужчине. Она не знала, что он тут делает и почему его пропустили сюда, но видеть единственное знакомое лицо, которому она хотя бы когда-нибудь доверяла, вдруг оказалось чем-то шокирующим и радостным. Хотя, наверное, не стоило радоваться, учитывая очевидную причастность профессора ко всему происходящему. — Я хочу, чтобы вы сконцентрировались и услышали меня, ладно? Мисс Грейнджер, у нас нет времени, — вдруг снова начал он, и голос мужчины в голове Гермионы звучал словно эхо. Она почувствовала, как тот потряс её за плечо. — Послушайте сейчас же! Сейчас я скажу вам то, что стоит запомнить больше, чем любые прочитанные вами книги или заклинания, Грейнджер. Я надеюсь, понятно, насколько это важно? Она жмурила глаза от того, как сильно кружилась голова, но смогла едва заметно кивнуть ею и на каком-то подсознании продолжить слушать быструю и чёткую речь профессора Снейпа.* * *
Драко, склонив голову, продолжал идти прямо вслед отцу и невзначай окидывал его взглядом, полным отвращения, ненависти и разочарования. Он продолжал идти прямо по его шагам и считал собственные для того, чтобы угомонить разбушевавшееся сердце, вспоминая вчерашний разговор с матерью, всё-таки пришедшей к нему в комнату, сегодняшний с отцом и совсем недавно с профессором Снейпом. — Послушай, Драко, только это наш выход. Пожалуйста, услышь меня. Я понимаю, Драко, я знаю, как это сложно для тебя. Прошу, просто… просто сделай это, ладно? Я не хочу лишаться своего единственного сына и теперь эта война превращается в выбор между твоей и её жизнью. И ты должен выбрать. — Почему я должен ставить свою жизнь превыше её жизни, мама? — Потому что выбор стоит не перед тем, делать ли это, а перед тем, кто именно сделает это. Тебе не впервой делать сложные выборы, Драко, услышь меня. Ты должен помнить о том, что обещал мне, хорошо? Помни о своём обещании. Выбор. Грёбанный выбор! Как же ему это надоело! Потому что вправду, на самом деле, выбором является глупое становление человека между несколькими очевидными вещами, между тем, что точно разрушит его жизнь либо же окончательно завершит её, между болью и ещё большей болью, между Адом и чем-то, что люди называют худшим Адом для тех, кто не достоит обычного, между концом света и окончанием жизни — какая разница, правда? Ведь в любом случае выбор ставит тебя перед выбором — ты должен сделать выбор или всё для тебя вдруг закончится. И Драко так сильно надоело делать эти выборы. С самого детства. Что ты выберешь, Драко: завести настоящих друзей, но быть на нижней ступени, либо держать всех подальше от себя и быть на самой верхней? Что ты выберешь, Драко: измениться и прекратить обижать ни в чём невиновных людей, отказаться от глупых предубеждений, глупость которых была очевидна каждому, наверное, но опуститься в глазах собственных родителей, либо продолжить держать планку и каждый день заставлять девчонку Грейнджер рыдать в туалете Плаксы Миртл? Даже смешно. Что ты выберешь, Драко: служить Тёмному Лорду и быть одним из самых тёмных волшебников всю свою жизнь, но быть рядом со своими родителями и не разочаровывать их, поддерживать и помогать выжить, либо наплевать на родственников и волноваться только лишь за себя? Умереть, может быть — вот тебе и третий вариант, Драко, если двух не хватает. Он сморщился и снова посмотрел на белобрысую шевелюру отца. Как же мерзко. — Ты должен сдержать своё обещание, Драко, и я помогу тебе сделать это красиво на глазах у всех, помогу реабилитироваться в глазах великих людей. Ты сможешь очиститься от грязи раз и навсегда, Драко. Подумай об этом. — Я должен стать таким, как ты, отец. Драко чётко помнил, как сильно тогда скрипела его челюсть от ярости, что он скрывал в тот момент на самом деле. Сорваться с места и просто убить отца — всё, что ему тогда хотелось после новостей о том, что именно он делал с Гермионой последние два дня. Но обещание. Чёртово обещание. — Разве у тебя есть выбор, сын? И вот, опять. Если бы Драко мог убрать из лексикона всех в мире людей и вообще из существования любое пришедшее ему на ум слово, то он бы убрал именно это. Чёртово. Ненавистное. Долбанное слово с долбанным значением, на самом деле ничего не означающим. У него вправду дрожали руки, когда Люциус метнул взглядом на сына и уже в следующее мгновение произнёс заклинание отпирания двери. Драко чувствовал, как каждая мышца его тела напрягается, как глаза сами начинают с бешеной скоростью моргать и моргать, а грудь сама вздыматься от глубоко, тяжёлого, напряжённого дыхания. В этой комнате не хватало кислорода — первое, что он почувствовал, когда вошёл туда, потому что дышать тут действительно становилось в сотни, тысячи раз сложнее, чем в любом другом месте. Малфой с силой сжал скулы, почти сразу находя её напряжённым взглядом. Гермиона сидела посреди комнаты на обычном деревянном стуле спиной к двери. Первое, что бросилось ему в глаза — окровавленная рана на правом запястье, кровь от которой медленно текла по всей руке и ладони, по рукаву её кофты, стулу и, наконец, падала на пол. Вокруг стула образовалась немаленькая лужа крови, которая, вероятно, была там не только из-за кровоточащего запястья. Грейнджер дышала глубоко. Каждый её вздох отдавался явной хрипотцой прямо в груди. Так, будто она очень болела или потеряла голос. Волосы — где-то слипшиеся или слишком тёмные, лежали на голове огромным гнездом, где-то небрежно торча, а где-то прячась за воротником кофты. Он не знал, как сделать ещё хотя бы один шаг вперёд или сказать хоть что-то. Люциус громко захлопнул двери и почти сразу привлёк к себе внимание. Гермиона, испугавшись, сильно вздрогнула и развернулась через плечо, морщась и всматриваясь в обе вошедшие сюда фигуры. Она смешно сузила глаза и в этот момент, кажется, Драко точно был готов скорее умереть, чем продолжить стоять на этом чёртовом месте. Её глаза были до безумия опухшими и красными, как и всё лицо девушки. Гермиона выглядела в крайней степени опустошённой и разбитой — как снаружи, так и внутри, потому что ничего в её взгляде не говорило даже о малейшем намёке на какой-то свет. Щека рассечена. Губа разбита. Кровь под носом. Грязное пятно на лбу справа. И взгляд. Грейнджер смотрела на него, сузив глаза, около двадцати секунд или даже больше, но Малфою казалось, что вечность. Драко почувствовал, как вздрогнуло его сердце, когда Гермиона, ошалевая от шока, наконец-то его узнала. Он видел, как, открывая рот, девушка много раз моргнула и продолжила, замерев, смотреть то прямо ему в глаза, то осматривать с ног до головы. Громкий всхлип послышался из её рта — шокирующий, осознающий, когда Грейнджер всё-таки увидела крепко зажатую палочку в его руке. — Мисс Грейнджер, как и обещал, мой вам сюрприз, — первым заговорил Люциус, резко подходя к девушке и за одно мгновение разворачивая её к ним в сторону. Она ещё более шокировано смотрела на Драко, почти сразу приходя в истерику и заметно сдерживая прильнувшие к глазам слёзы, пока сам Малфой, буквально силой сдерживая себя на месте, почти до треска сжимал палочку и просто не мог себя заставить первым отвести взгляд от её мокрых, красных глаз. Она не спала. Возможно, очень давно не ела или не пила. Её пытали. Она чувствовала много боли и, наверное, не раз звала его, вот только Драко, почему-то, больше не слышал ни единой её мысли за всё это время. Гермиона выглядела так, будто сдалась — Малфой не знал, что ему делать с этим ощущением, но он, кажется, впервые видел это «что-то» в её глазах, заставляющее его думать о том, что та девушка, которую он сейчас перед собой видел, точно не могла быть настоящей Гермионой Грейнджер. А тот парень, который стоял сейчас перед ней с палочкой вместо того, чтобы рвануть к её слабому телу и освободить, точно не был настоящим Драко Малфоем. Или наоборот — впервые за последнее время он наконец-то был собой, таким, каким и должен был. — Драко… — ошеломлённо прошептала Гермиона, и этого хватило для того, чтобы наконец отвести от неё взгляд и резко отвернуться. Малфой нервно сглотнул и почувствовал, как свелись его брови, а к горлу подступила отвратительная тошнота. Он провёл холодной ладонью по глазам и вытер что-то с них, вытер с внутренней стороны губ кровь от укусов и, собравшись, развернулся обратно. С намеренно холодным взглядом. — Не скажу, что рад видеть, Грейнджер, — тихим, но достаточно безэмоциональным голосом ответил он, уже не так безотрывно смотря ей в глаза. Но, всё ещё смотря… — Драко, я напоминаю, зачем ты тут! Немедленно начинай, — почти сразу вмешался Люциус, подходя к нему и кладя правую ладонь ему на плечо. Драко не мог отвести взгляда от крови на её запястьях. — Давай, сын. Начни пытки. Он увидел, как злое осознание пришло в её глаза, когда сам поднял палочку перед ней. Видел, как что-то обрывается в её тёмно-карих глазах кровавого оттенка, как тухнет в её взгляде, как губы искривляются в истеричной ухмылке. — Круцио! — дрожащим, слишком дрожащим голосом произнёс, почти прокричал Малфой, видя, как тут же жмурятся её глаза от страха, как ладони сжимаются в кулаки, а всхлип срывается с таких полюбившихся бледных губ.