Когда мир сходит с ума

Войдя в комнату управления, Аллен сразу обратил внимание на зеркало. С другой стороны на него смотрел Неа, уже не та жуткая тень, которую он видел раньше, а настоящее лицо старого друга. Все его воспоминания все еще мелькали перед глазами беспорядочными картинками, но он до некоторой степени обрадовался этой встрече. Другая сторона его, правда, хотела хорошенько приложить Неа за то, что он сделал. Хотя Аллен и понимал его мотивацию, сложно было простить убийство тех, кто не считал его чудовищем. Магия дарила человеку многое. В случае Аллена это было могущество и долгая жизнь, ужасно скучная жизнь, пока он не встретил Роад. Это было слишком много лет назад, но теперь Аллен помнил одиночество, в котором он жил до того. Прелести внезапного обретения воспоминаний. Все годы его жизни вернулись, наложились на новую личность, и теперь Аллену необходимо было не только найти решения проблем, в которых они были просто по макушку, но и найти себя. И он даже не мог представить, что будет сложнее. Сейчас казалось, что легче вернуть здравый смысл Графу, чем понять его жизнь, потому что Аллен, который годами верил в то, что Тысячелетний Граф – зло, теперь столкнулся с неоспоримой истиной: это зло хочет спасти мир, а не уничтожить его. Даже думать о подобном было странно. Показательно игнорируя Неа, он сел за пианино и начал наигрывать новую мелодию. Теперь, когда его память вернулась, он знал, как работал Ковчег. – Аллен, – позвал Неа. Он промолчал. Пальцы привычно касались клавиш, Аллен очень старался не думать вообще ни о чем. Лучшие решения именно так и приходят. Тем более, мог же он немного отыграться на Неа. И за загадочность, и за то, что убил его друзей, его любовника. Эту часть себя понять было еще более странно. Нет, он знал, что некоторые люди предпочитали общество людей своего пола. У него это не вызывало отвращение. Аллену честно было плевать, с кем кто заводит отношения. Но у него отношения были с членом Семьи Ноя, вот в этом была сложность. Реинкарнация – гребаная рулетка, в которой сжульничать не мог даже он. Но когда все было хорошо и спокойно, он предполагал, что не стоит пока думать об этом, а после того, как Неа убил практически всех, мысли о спасении мира или хотя бы отсрочке апокалипсиса ожидаемо победили любые другие. А после он банально забыл. Десятилетия его жизни оказались ложью, человек, которым он себя считал, не существовал, человек, которого он называл своим отцом, оказался тем же, кто помог превратить его в акума. Последнее Аллен смутно понимал, наверное, об этом стоило спросить кого-нибудь. Но он подозревал, что произошло разделение души и сущности Ноя. И не менее странное, человек, которого он в прошлой жизни любил, Аллен помнил это чувство, дважды чуть не убил его, он один раз хорошенько попытался отдать долг, в итоге пробудив что-то более темное и жуткое, и все, что между ними было – это несколько партий в карты, несколько кровавых стычек, пройденная критическая точка и пара разговоров. Он ничего не чувствовал к Тики. Аллен был в этом уверен. Они чуть не поубивали друг друга, на таком фундаменте здоровые отношения не строят. Память услужливо и насмешливо подсказала, что отношения они построили уже давно. То есть достаточно давно, чтобы они не просто не были новостью, у них могли бы быть внуки, будь у них дети. Аллен поморщился. Возвращение памяти ужасно повлияло на его способности нормально формулировать свое мнение. Как бы там ни было, он, Аллен Уолкер, не был тем самым Алленом, что дружил с Семьей Ноя. Спасение мира или нет, они убивали людей, и делали это не без наслаждения. Но он и не был тем самым экзорцистом, который пришел в Черный Орден с единственной целью: уничтожить Тысячелетнего Графа. Сейчас Аллен сам не был уверен в том, кто же он. Но он должен был сделать выбор, причем немедленно. Если то, что рассказала Роад, правда, а ей не было смысла лгать, ведь Аллен теперь знал правду о Чистой Силе, то Граф готовил ужасное побоище, которое он мог хотя бы попытаться остановить. Орден как организация был злом не меньше, чем Граф. Аллен понимал, что все не так хорошо, уже давно, когда Линали рассказала о попытках принудительной синхронизации, о том, во что превращались те, у кого не получалось. Орден убивал людей в процессе создания оружия для войны, которую они вели с Графом. Орден уничтожал жизни людей. А теперь, когда он узнал о новом проекте Ордена, Аллен понял, что Ватикан не мог даже дать людям упокоиться с миром. Точно ничем не лучше Графа, только получается у них не так хорошо. – Аллен, – настойчиво и нетерпеливо. Мелодия оборвалась. Аллен резко обернулся и уставился на отображенного в зеркале Неа. Он был точно таким же, как годы назад, яркие, отдающие золотом глаза смотрели на Аллен с беспокойством, волосы были взлохмаченные, а выражение лица напоминало о тех временах, когда они просто путешествовали повсюду, без малейшего зазрения совести используя Ковчег. – Что ж, я вспомнил, как ты и хотел. – Я не хотел, чтобы тебе было больно, – слабо отозвался Неа. – Тогда тебе стоило думать прежде, чем что-то делать, – ответил Аллен, и сам удивился злости, горечи в своем голосе. – У меня нет времени на разговоры по душам, Неа. – Но именно разговор тебе и нужен. Он отвернулся, демонстрируя нежелание продолжать эту беседу. В ней не было никакого смысла. Даже если Неа сожалел, в чем Аллен на самом деле очень сомневался, его сожаления ничего не исправили бы. Между ними пролегла пропасть потерянной памяти и многих лет жизни, прошедших с верой в совершенно другие идеалы. С идеалов, пожалуй, пора было вырасти. И люди не были далеко теми невинными и пострадавшими, как он привык в последние годы о них думать. Мана изменил его. Мана… От отчаяния хотелось побиться головой о пианино, но Аллен понимал, что несчастный инструмент никак не виноват в том, что его жизнь приобретала все более странные очертания. Как получилось, что самым человеколюбивым в его жизни был тот, кто довел до совершенства превращение людей в оружие? Если бы он ничего этого не вспомнил, если бы его память так и осталась запечатана между Чистой Силой и пробуждающимся Неа, ему не пришлось бы выбирать. Аллен не хотел решать, на чьей он стороне, но в то же время понимал, что ради спасения мира, спасения его близких и сотен тысяч невинных людей ему придется принять свое прошлое. Не то чтобы он был ужасным человеком, даже по-своему любил людей, защищал их. Но Аллен, тот, прошлый Аллен, умел также ненавидеть. Он помнил издевательства, помнил злые слова. Люди называли его чудовищем, потому что он отличался от них. Неа один раз предположил, что одним из родителей Аллена был член Семьи. Учитывая его ненормально долгую жизнь, это вполне могло быть правдой. Впрочем, Аллен знал и других магов, которые так же долго жили. Некоторые были даже старше него. Кроссу, который за тридцать пять лет не изменился ни капли, было более сотни. Теперь Аллен был уверен, что Кросс жив. Не так просто убить мага, если он не хочет быть убитым. Аллен собирался жить. Хотя бы до того момента, когда мир будет вне опасности. Он не мог позволить себе сосредоточиться на своих проблемах, когда вокруг происходило нечто более серьезное. Сначала глобальные вопросы, затем – личная драма. Ему следовало подумать, как остановить Графа. Аллен знал, что у него есть время, все зависело от того, когда пробудится Мудрость. С его везением это могло произойти завтра. Роад, конечно, обещала предупредить его, но Аллен не мог полагаться только на волю случая. Ему следовало спланировать все так, словно у него осталось не более недели прежде, чем придется спешить в Североамериканское отделение. От внезапно возникшего вопроса, почему он вообще должен спасать Орден, Аллен отмахнулся. Во-первых, в Ордене работали и хорошие люди, добрые, честные люди, смерти которых он не хотел. Было бы странно, если бы он вообще желал кому-то смерти, Аллен был не таким человеком. Даже когда его ненавидели, когда его презирали и называли выродком, ошибкой природы и неестественным отвратительным Богу отродьем. Владеть магией и очень продолжительной жизнью было непросто, когда верующие люди подобные вещи не задумываясь готовы были назвать признаком дьявольского вмешательства. Сколько бы он не лечил их больных, сколько бы не помогал, они все равно плевали ему в лицо, фигурально и, иногда, буквально. Но даже тогда он готов был простить их. Они были слишком глупы, не понимали, что делали. Люди в Ордене точно так же верили, что спасают мир, хотя на самом деле только приближали его конец. Во-вторых, он не мог забыть, что на какой-то короткий (в сравнении со всей его жизнью) промежуток времени они стали его друзьями. Линали и Канда спасли его, и он не мог не отблагодарить. В-третьих, он делал это даже не ради Ордена. Он хотел помочь тем, чьи жизни разрушили эти безумные ученые во имя победы в великой войне. Во имя Бога, который и сам оказался не милосердным и всепрощающим, а жестоким и ужасным. Если он был отвратителен такому Богу, Аллен был не против, потому что Бог, желающий, планирующий, уничтожить свое творение, был отвратителен ему. – Аллен! Голос Неа, срывающийся на крик, вывел Аллена со странного подобия транса. Только сейчас он заметил, что играет. Пальцы остановились над клавишами, замерли, и он понял, что совершенно не знает мелодии, которую несколько секунд назад исполнял. Его Чистая Сила была активирована, но он не помнил, когда сделал это. – Ты чуть не уничтожил здесь все, – начал Неа, и Аллен услышал в его голосе не только недовольство, но и нотки зарождающейся истерики, и облегчение. – Я звал и звал тебя… – Прости, – пробормотал Аллен. Он вдруг почувствовал себя настолько уставшим, выжатым досуха. Захотелось упасть в теплые объятия Неа, или Роад, или Линали, неважно уже. Он не мог выбрать сторону, он был одновременно и Алленом, который дружил с Семьей Ноя, и Алленом, что посвятил свою жизнь уничтожению акума, освобождению их душ. Кто важнее: живые или мертвые? Глупый вопрос. – Мне показалось, как будто Чистая Сила завладела тобой, она активировалась, и вдруг ты начал играть ту мелодию, и Ковчег начал разрушаться. И ты не отвечал мне. – Я чуть не стал причиной конца мира. – Не говори глупостей, – гневно перебил его Неа. – Ты чуть не стал жертвой. В случившемся нет твоей вины. – Я должен контролировать ее, – возразил Аллен. Это было необходимо. Если они хотели вернуть Графа в норму, уничтожить Сердце и предотвратить уничтожение большей части человечества, Неа должен жить. А пока его жизни напрямую зависит от Аллена, который связан с Чистой Силой, несовместимой с сущностью Неа. Аллен должен контролировать себя, или… – Даже и не думай! – Эй, а как же твое обещание не лезть в мои мысли? Мы договаривались! – Я забыл, что ты теперь помнишь, – покачал головой Неа. – Прелесть, – пробормотал Аллен, отворачиваясь. – И тем не менее не смей даже думать о том, чтобы отсоединить Чистую Силу. Моя личность поглотит твою без этого барьера. Аллен просто прекратит существовать. Я на такие жертвы не соглашался. Аллен хотел было напомнить, что это только ему решать, что это он прекратит существовать, и у него, между прочим, есть исключительное право принимать решения в подобных вопросах. Неужели так сложно понять, что после всех этих лет он может хотеть уйти на покой? Мог он побыть эгоистом хотя бы в этом? Тем более теперь, когда Роад и Тики знают о цели Неа, можно не беспокоиться о том, что вся Семья попытается его остановить. Они смогут перетянуть на свою сторону еще нескольких, возможно, просто устроить все так, чтобы остальные члены Семьи оказались заняты экзорцистами. В любом случае, Аллен считал, что лучше пойти на жертву, чем на риск. Чистая Сила обладает сознанием, он в этом успел убедиться. И его случай в Азиатском отделении, и повторная синхронизация Линали говорили о том, что она до некоторой степени мыслящая сущность. Да те же заклинания, что он использовал для привязки Чистой Силы, были рассчитаны на подчинение сознания. Аллен считал, что подобием такой магии пользовался и Кросс, который привязал не просто Чистую Силу, а синхронизированного, то есть Марию, и Граф. Его Чистая Сила была единственной преградой между ним и Неа, и теперь она превратилась в гораздо большую опасность, чем была поначалу. – Аллен, просто послушай меня! Аллен вскочил на ноги и быстро подошел к зеркалу. Если бы Неа сейчас стоял перед ним во плоти, он бы, наверное, встряхнул того хорошенько, чтобы наконец дошло: вопрос стоял о выживании человечества. Как же сложно, оказывается, помнить. Аллен усилием воли деактивировал Чистую Силу. Она не хотела подчиняться, протестовала, и он отметил это, как очередной тревожный звоночек. Интересно, был ли риск стать Падшим у человека, привязавшего ее к себе? Или в тот момент, когда он, ничего не помня о своем прошлом, пошел на контакт с Чистой Силой, произошла настоящая синхронизация? Само предположение Аллена пугало. Теперь, когда он вспомнил, он больше не был тем самым Алленом Уолкером, экзорцистом, заботящимся об освобождении душ акума? Или все же был? Он вспомнил свою ужасную ссору с Графом, ту, причиной которой и стало появление первых акума. Его ведь и тогда волновало, что Граф в своей погоне за Сердцем начал использовать людей как оружие. Кто важнее: мертвые или живые? Но ведь души тоже были живыми. Смерть тела не равнялась смерти человека. И Аллен это понимал всегда. И если сейчас ему придется сделать выбор, он знает, какое решение хочет принять. Потому что спасение живых не исключало помощи тем душам акума, которые томились в своих магически созданных телах. И ему не нужно идти на компромисс с самим собой, можно просто спасти как можно больше и тех, и других. И Аллен знал, откуда хочет начать. – Нам необходимо придумать, что делать с планом Графа, – заметил он, отходя от зеркала. Неа заметно расслабился и даже улыбнулся. Кризис миновал, теперь можно было успокоиться и нормально поговорить. Не то чтобы Аллену было о чем волноваться, Неа пока оставался слишком слаб, чтобы захватить контроль над его телом. Хотелось надеяться, что он никогда этого не сделает, они ведь были друзьями. И, наверное, если быть до конца честным с собой, Аллен скучал по Неа. Часть его всегда знала, что между ними было невероятное доверие, подкрепленное годами взаимопонимания и поддержки. Даже тогда в камере Ордена он чувствовал, что может верить Неа, хоть и продолжал задавать вопросы. – Аллен? Он резко обернулся, внимательно глядя в зеркальное отражение. В голосе Неа были столько грусти, столько тоски, что Аллен поначалу подумал, что ему послышалось. Неа никогда не говорил так, его обычно нагловатый и самоуверенный тон изредка сменялся серьезным и даже мягким, но никогда Аллен не слышал столько вины. – Да? – нервно спросил он. – Я хочу, чтобы ты знал, – Неа сделал паузу. Он сомневался. – Я не хотел убивать их. Они – моя семья, и это было больно. Но я хочу, чтобы моя семья жила. Не только несколько лет или десятилетий, пока какой-то идиот найдет Сердце и синхронизируется с ним. Я хочу, чтобы они жили. – Я знаю, Неа, – заверил Аллен. Потому что он действительно знал, но знать и понимать – не одно и то же. Он не мог понять, почему Неа не попытался просто поговорить, объяснить другим, что происходит. Вздохнув, он добавил: – Но тебе придется просить прощения у них самому. Думаю, Тики реально зол и на тебя, и на меня. Серьезность Неа сменилась лукавым взглядом. Он хитро улыбнулся, и Аллен вспомнил, что именно эта часть его друга всегда его раздражала. Особенно если комментарии и шутки направлены на него. – Собираешься восстановить отношения после долгой разлуки, Аллен? – Что? Нет! Нет-нет-нет, – запротестовал Аллен. И вовсе не потому, что Неа все еще хитро-хитро улыбался. – Нет, не с Тики. Он – не тот человек. – А насколько я помню, именно тот, – поддразнил Неа. – Может он и Удовольствие Ноя, но Тики – не Эннис. Эти слова будто сами вырвались изо рта Аллена до того, как он успел подумать, какую реакцию они вызовут у Неа. Хитрость и игривость пропали с его лица, он отвернулся, и Аллен хотел было извиниться, но разум вопил, что ему не за что просить прощения. – Прости, Аллен. Прежде, чем он успел сказать хоть слово, Неа исчез. В зеркале снова отражалась только невозможно белая комната. Аллен обессиленно упал на диван. Он снова остался один.