Вспомни, и я спасу тебя

      Просьба Гарри Поттера о пересмотре дела Драко Малфоя удивила Министра, но выслушав его аргументы и приняв во внимание то, что Гермиона Грейнджер готова была поделиться с ними своими воспоминаниями о сеансах с пациентом, Кингсли согласился с ним. Слушание было назначено через неделю.       За два дня до него Гермиону пригласили в Отдел Тайн, где симпатичная волшебница, с позволения девушки, взяла у нее нужные воспоминания, поместив их в специальную стеклянную пробирку и плотно закрыв ее пробкой. Та же процедура предстояла самому Драко Малфою в зале суда.       Неделя пролетела незаметно, особенно для Гермионы, поставившей себе целью вытащить своего пациента из Азкабана. Она несколько дней сосредоточенно изучала, как разбирали дело ее подопечного, как проходил суд, чтобы найти то, за что можно было бы зацепиться в случае, если пересмотр дела пойдет не так, как она предполагает. Это «нечто» было найдено спустя несколько дней поисков. Гермиона была очень довольна собой.       В течение этой недели ее сеансы с пациентом были отложены до решения Визенгамота о судьбе молодого человека, поэтому девушка даже не была уверена в том, что Драко Малфой в курсе того, что она ради него устроила. Она подозревала, что его поставят перед фактом, дабы он не успел тщательно подкорректировать собственные воспоминания.       Гарри, да и всех остальных ее близких, немного удивляло такое участие Гермионы к судьбе бывшего врага. Но Рон рассказал то, чем с ним поделилась подруга в первый свой рабочий день — «это ее долг и работа, помогать таким, как он». Это заявление несколько успокоило их, хотя в невиновность Малфоя мало кто верил. Разумеется, они не сомневались в правдивости слов Грейнджер, презиравшей вранье в любом его виде, но как-то все это не вязалось с образом Драко Малфоя, который сформировался у них еще в школе.       День Х настал. Гермиона встала очень рано — она собиралась прийти в Министерство заранее, чтобы собраться с мыслями и подготовиться к своему выступлению. Она сидела в кабинете Гарри, в который раз прокручивая в голове речь и нервно стуча костяшками пальцев по столу в тщетной попытке усмирить все больше охватывавшее ее волнение. Она не выступала в Визенгамоте с окончания войны, но впервые ей предстояло выступить на стороне защиты, а не обвинения. К тому же, Гермиона чувствовала ответственность, которая тяжелым грузом опустилась на ее плечи. Конечно, она добровольно несла свою ношу, но все равно переживала.       Чего ждать от самого Малфоя, когда он узнает об этом?       Благодарности? Злости? Презрения? Ответа на все эти вопросы не было.       Ей самой в глубине души хотелось бы получить за все, что она сейчас делает, благодарность. Но она не давала этому чувству брать над собой верх, неустанно повторяя, что она делает это исключительно ради справедливости и никакая похвала ей за это не нужна.       — Гермиона? — из задумчивости девушку вывел голос друга, решившего поприсутствовать в зале суда и поддержать ее. — Пора. У нас осталось полчаса.       Кивнув, психолог встала со своего места и вслед за Гарри вышла в коридор. Лифт был, как обычно, переполнен людьми. Дождавшись своей очереди, парочка вошла в кабину. Они последними вышли из лифта, когда тот остановился на девятом уровне. Попасть в зал суда можно было только через него, спустившись по лестнице на еще один уровень. Коридор десятого уровня был необычайно мрачен и больше напоминал подземелье. Девушка немного поежилась при виде этого коридора. На темных стенах были закреплены факелы, отбрасывающие неверные тени на пришельцев. Гарри и Гермиона прошествовали вперед, мимо высоких деревянных дверей, обитых железом, пока не остановились перед закопченной снаружи высокой дверью. Медная табличка гласила: «Зал №10».       Внутри уже судьи, которые отличались от всех остальных присутствующих мантиями сливового цвета с вышитой слева на груди серебряной буквой «В», рассаживались по своим местам. Здесь уже был корреспондент «Ежедневного пророка».       Еще бы, не часто Визенгамот пересматривает вынесенные приговоры.       Председателем сегодня должен был быть Кингсли. Министр Магии решил, что это вполне логичное решение, учитывая то, что такие заседания не происходят каждый день.       Гермиона с Гарри опустились на скамью рядом с корреспондентом, который не обратил на них особого внимания. Оглянувшись, девушка с удивлением обнаружила, что несколько выше них сидит Нарцисса Малфой. Женщина, как завороженная, смотрела на стул посреди комнаты, куда вскоре должны были посадить ее сына.       «Странно. Не думала, что она придет», — подумала Грейнджер, вспоминая о слухах, касавшихся миссис Малфой и ее нездорового рассудка. Она хотела было подойти к женщине и сказать ей что-то ободряющее, когда в зал шагнул Министр Магии. Гарри совсем по-мальчишечьи дернул подругу за рукав, и та повернула голову, оставив мысленно Нарциссу.       Может, еще удастся с ней поговорить позже.       — Итак, начинаем, — произнес Министр, сев на свое место. На нем была такая же сливовая мантия, как и на остальных.       Заседание сегодня проходило в полном составе. Пятьдесят пар глаз выжидающе смотрели на двери, ожидая, когда введут заключенного.       Прошло несколько мгновений, как двери распахнулись, и на пороге возникла худая фигура Драко Малфоя. Он твердо стоял на ногах, насколько позволяло физически ослабленное тело, но держался гордо и даже немного вызывающе. Двое мракоборцев вели его к стулу, держа каждый руку заключенного за его спиной. На юноше были все те же арестантские растянутые штаны и рубаха, которые в этом темном помещении, наполненном прилично одетыми волшебниками, большинство из которых были не последними людьми в волшебном мире, выглядели донельзя нелепо.       — Ты была права, он и правда плохо выглядит, — прошептал Гарри на ухо Гермионы, с жалостью смотря на спутанные грязные волосы и на большие темные круги под глазами на бледной коже арестанта.       Драко Малфой, словно не замечая ничего вокруг, смотрел только на стул с цепями на подлокотниках и ножках, которыми он через мгновение был прикован, не имея ни единого шанса пошевелиться.       — Мистер Малфой, — смотря прямо в глаза заключенного, начал Кингсли, — вы находитесь здесь, потому что ваш врач, психолог, с которым вы работали в Азкабане, обратилась к суду с просьбой о пересмотре вашего дела. Вам есть, что сказать суду?       Воцарилось молчание. Гермиона с ужасом подумала о том, что он еще не до конца оправился от всего пережитого и не станет говорить, хотя его ясный взгляд, который она отметила, стоило заключенному появиться на пороге зала суда, явно говорил об обратном. Тогда почему он молчит? Неужели из-за гордости? Или это просто тупое упрямство? Она уже хотела было встрять в речь верховного чародея, но тут Малфой, видимо, обдумав ответ, выдал тихим слабым голосом:       — Я никого не убивал.       — И у вас есть доказательства вашей невиновности?       — Только мои воспоминания.       — У вас их возьмут для подтверждения правдивости ваших слов.       Будто из ниоткуда в зале суда появилась та же волшебница, что брала воспоминания у Гермионы. Она протянула свою палочку к виску молодого человека, сказав ему расслабиться и воспроизвести момент из прошлого, которым он хочет поделиться. Драко Малфой прикрыл глаза. На лбу появилась морщинка. Голубовато-серебристое сияние появилось на конце палочки волшебницы, которая опустила ее в стеклянную пробирку, позволяя воспоминаниям расположиться там. Кивнув верховному чародею, она заняла свое место позади стула с заключенным.       — Прежде чем мы начнем, я хочу дать слово свидетелю со стороны защиты, вашему врачу, мистер Малфой, Гермионе Джин Грейнджер.       Услышав это, Драко даже не обернулся, чтобы посмотреть на ту, кому был обязан сегодняшним событием, продолжая в упор глядеть на Министра.       Гарри ободряюще улыбнулся подруге, встававшей со своего места.       — Спасибо, Министр. Я хочу начать с того, что в отношении моего пациента с самого начала были нарушения в процедурах…       Дело было в том, что сразу же после окончания войны, чтобы успокоить население, мракоборцы арестовывали Пожирателей Смерти практически без разбору, и их сразу же отправляли в Азкабан, уже после вызывая в залы суда, чтобы объявить им приговоры. Такая практика, конечно, не была правильной с точки зрения законодательства, но ситуация требовала решительных мер, которые Министерством Магии и были приняты. Гермиона, безусловно, признавала, что после войны, возможно, действительно нельзя было поступить иначе, но теперь это стоило ее пациенту здоровья и времени, которые он потерял, находясь в Азкабане.       — …к тому моменту, когда Драко Малфоя вызвали в суд для решения его судьбы, его уже нельзя было назвать здоровым человеком — он уже довольно долгое время пробыл среди дементоров. Из-за чего, я считаю, не смог достойно защитить себя, и был осужден на основании показаний свидетелей, которые не были такими уж однозначными… — Гермиона ходила взад-вперед перед стулом с заключенным с видом заправского адвоката, которому каждый день приходится защищать своих клиентов.       — Спасибо, мисс Грейнджер. Вы даете согласие на просмотр ваших воспоминаний о сеансах с мистером Малфоем в Азкабане?       — Конечно.       Министр жестом подозвал все ту же волшебницу, которая несла в руках две пробирки с воспоминаниями.       — Сейчас мы посмотрим воспоминания Драко Малфоя и Гермионы Грейнджер, чтобы убедиться в правдивости их слов.       Гермиона с гулко бьющимся сердцем смотрела, как в воздухе образовывается два облачка, в котором стали нечетко прорисовываться очертания Косого Переулка. Она была вполне довольна своим выступлением и по глазам Министра поняла, что почти без сомнений выиграла «это дело», как сама про себя его называла. Не в силах второй раз смотреть на убийство невинных людей, Гермиона перевела взгляд на заключенного. Драко Малфой, как и все присутствующие, смотрел со стороны на собственные воспоминания. На его лице появилось непонятное девушке выражение — своеобразная смесь сожаления и боли. Оно промелькнуло лишь на секунду, но Гермиона успела отметить его про себя прежде, чем на худое лицо снова натянулась непроницаемая маска.       Спустя несколько мгновений Министр Магии объявил:       — Что ж, теперь ни у кого не осталось сомнений в том, что ваши воспоминания, мистер Малфой, полностью совпадают с воспоминаниями мисс Грейнджер. Кто за то, чтобы признать его виновным? — спросил Кингсли, уже обращаясь к своим коллегам.       Гермиона резко повернулась в сторону заключенного. По его лицу невозможно было понять, какие эмоции он испытывает, но по невздымавшейся груди, словно он забыл, как дышать, и по пальцам, нервно теребившим металлические кольца, девушка почувствовала, что он волнуется. Она сама волновалась. Сейчас все должно было решиться.       Вверх взлетело несколько рук, облаченных в сливовую материю. Но большая часть коллегии судей сидела неподвижно, внимательно изучая взглядом Малфоя.       — Кто за то, чтобы полностью снять обвинения? — снова спросил Министр.       На этот раз вверх поднялись почти все руки, в том числе рука Бруствера Кингсли.       — Все обвинения сняты!       Лицо Гермионы озарила радостная улыбка, она восторженно посмотрела на Гарри, который тоже, похоже, был доволен тем, как все кончилось. Взглянув на Драко, девушка готова была поклясться, он тихо выдохнул и облегченно прикрыл глаза. Цепи отпустили затёкшие запястья и стопы. Неуверенно он поднялся на ноги и тут же угодил в объятия матери, которая поспешно слетела по ступенькам. Не было слез радости, лишь вздохи облегчения — все осталось позади. Было видно, что юноше с трудом удается удерживать равновесие без опоры, но он мужественно стоял.       Словно зачарованная, Гермиона смотрела на эту сцену, не решаясь подойти. Она не была даже уверена в том, что это стоило делать.       — Гермиона, ты волшебница! — воскликнул Гарри, обнимая подругу. — У тебя получилось. Невероятно!       — Спасибо, — Гермиона просияла. Ей было приятно, что ее усилия увенчались успехом и все было не зря.       Обернувшись, она заметила, как семейство Малфоев стремительно покидает зал суда. Драко шел, слегка оперевшись на плечо матери.       «В конце концов, он действительно мне ничего не должен. Я была обязана сделать так, как сделала», — подумала девушка, провожая взглядом мать с сыном. Ее самолюбие было капельку уязвлено тем, что ни Малфой, ни Нарцисса не то, что не сказали ей «спасибо», даже не взглянули на нее. — «С другой стороны, они так давно не виделись, им обоим не до меня и благодарностей».