Midnight Hearts

Как и обещал, Бен присоединяется к ней на следующий день, в то же время, в том же месте. Он делает это снова на следующий день, и на следующий, пока это не входит в привычку; и к концу недели, нервозность едва ли присутствует, когда он присоединяется к Рей на балконе для их ежедневной прогулки. С каждой встречей разговоры становятся немного легче, и Бен все лучше видит настоящую Рей. Смех, хмурый взгляд — этого мало, всего несколько проблесков того, что она, кажется, прячет за этими бархатными улыбками и сдержанными кивками, но ему это нравится. Они могли бы очень хорошо проводить все свои дни вместе, но Бен не хочет обременять ее своей компанией, поэтому в течение всего дня он позволяет себе гулять с ней каждый день, прежде чем он извиняется за остальную часть дня. Ее дедушка часто находится недалеко от нее, приветствуя их с теплом, которое только усиливает желание Бена спрятаться в своей комнате. Каждая прогулка, однако, становится немного продолжительнее, и с каждым днем их разговор становится все более интимным. Начинается все с того, что она возобновляет свой вопрос с первой же прогулки, и Бен поражен легкостью, с которой ему приходит ответ. Он рассказал ей о своей детской мечте стать пилотом, как его отец, и об осознании того, что его отец был не простым пилотом, а контрабандистом заставляет ее смеяться, из-за чего Бен улыбается. Она рассказывает ему о красоте Набу, о том, как много планет она хотела бы увидеть, а взамен отвечает на его вопрос с представлением о долге перед своей семьей. Бен обращает внимание на то, что она не говорит о своем детстве, однако он не давит: учитывая ее реакцию, когда он спросил о дне их встречи, она, кажется, не склонна говорить о своей семье, и Бен может только понять. По правде говоря, он боялся, что этот «брак» заставит его застрять с таким же скучным человеком, как он, но Рей… Рей далеко не такая. Она как книга, в которой он не до конца разобрался, и отчаянно хочет ее читать. Книга с притягательной обложкой, утонченная и в то же время стойкая. Она сияет, может быть, слишком сильно — настолько, что Бен обнаруживает, что он крадет ее взгляд, когда думает, что смотрит не только для того, чтобы удостовериться, что она настоящая. И каждый раз, когда он это делает, улыбка на ее лице кажется немного поблекшей. Это делает его еще более жаждущим созерцать ее страницы. Но если ее присутствие делает его дни немного ярче, его ночи становятся еще хуже. Он каждое утро просыпается спонтанно, воспоминания о кошмарах с каждым днем становятся все яснее и яснее. То, что раньше было серией образов из прошлого, вытесняется видениями всех темных мыслей, которые когда-либо приходили ему в голову. Это началось с расплывчатых чувств, таких как гнев и стыд, захватывающих его яростно, но то, что преследует его сейчас, гораздо более полно, опять же этот голос — он настойчивее, чем когда-либо, побуждает его к удару. Сегодняшний вечер не исключение. Бен еще потный в минуты после пробуждения, его грудная клетка вздрагивает под дрожащими вдохами, которые он отчаянно пытается держать под контролем. Невозможно сказать наверняка, но этот голос — он уверен, что голос, который он слышал сегодня вечером, принадлежал его дедушке, подзывая подойти ближе. Он помнит голос, ведший его сквозь темную пещеру, утихающий при приближении к стене, в которой он увидел собственное отражение, обращенное к нему. Бен даже и не осознает, что покинул свою постель, пока свежий воздух не обдает его кожу, и сухая усмешка трогает его лицо. Есть что-то грустное в том, как его тело выучило этот график, что-то ироничное в том, что кошмары до сих пор контролируют его даже после того, как он их оставил. Нет, это не ирония, это выводит из себя. Его дни управляются долгом, его ночи преследуют прошлое, которое он не может переписать. Ему нужно что-то, что он сможет контролировать. Ему нужен воздух, больше воздуха, больше пространства — ему нужно выбраться из этой комнаты. Прошла целая вечность с тех пор, как Бен в последний раз ходил по ночному дворцу, но удовольствие то же самое. Ни шума, ни забот, ни потакания. Он понимает, почему его отец избегает дворца так часто, как он может: для такой души это не жизнь. Он тоже не уверен, что это для него, но это, наверное, самая безобидная жизнь. Его разум устремляется к Рей, когда он проходит мимо галереи, которую они посетили неделю назад. Она тоже не в восторге от этой жизни, и Бен не в первый раз удивляется мотивам сенатора. Он слышал, как его мать говорила о том, что союзы — лучший способ поддерживать мир и шпионить за врагом, но чем больше он об этом думает, тем больше сомнений у него вызывает этот «вражеский» статус. Если уж на то пошло, сенатор Палпатин оказывает им услугу, восстанавливая мир между их семьями. Конечно, он слышал все подозрения, что именно он раскрыл истинную родословную его матери, что он — ситх, выжидающий, чтобы снова нанести удар — но это сделало бы его безумно терпеливым. Это бы объяснило, почему голос вернулся, или головокружительную мелодию энергии, которая его окружала, но она слишком сильно отличается от энергии его внучки. Это энергия его дедушки, результат его разрушенной семьи. Он просто платит цену за имя, котороге никогда не выбирал, исправляя злодеяния, которые другие делали до него, все это потому, что… Бен глубоко вдыхает и качает головой, испытывая гнев, нарастающий внутри него. Ему действительно нужно научиться лучше закрывать свой разум, потому что так нельзя. Именно об этом Люк предупреждал его: темная сторона течет в их семье и крепка в нем. Слишком крепка, чтобы позволить эмоциям одержать верх над ним. Его разум снова закрывается к тому времени, как он подходит к балкону западного крыла — настолько близко, что его сердце пропускает удар, когда он находит кого-то еще, стоящего на балконе. Он пропускает еще удар, когда понимает, что это Рей, и она выглядит не менее удивленной, чем он. — О, привет. — Он хочет промямлить извинения, отвернуться и найти другой балкон, и при этом в голове ничего не остается, а ноги продолжают тянуть его к ней, отказываясь повиноваться мозгу. — Привет, — отвечает она весёлым тоном. — Проблемы со сном? Она шагает в сторону, словно приглашая присоединиться к ней, и Бен без раздумий принимает предложение. Она выглядит уставшей, и гораздо моложе, по сравнению с сегодняшним днем, без красок, которые обычно придает своему лицу. Даже ее одежда намного проще: длинный кремовый халат, сохраняющий закрытость благодаря поясу, обернутому вокруг талии. Его глаза смещаются к ее рукам, гораздо менее прикрытым, чем обычно, и прижимающимся к перилам. — Кошмары, — вздыхает он, зеркально отражая ее положение. Он ждет, что она отодвинется, но она не делает этого, на самом деле он уверен, что ее локоть в дюймах от его. — У тебя тоже? Рей качает головой, а Бен понимает, что впервые видит без ее привычной прически. При этом движении ее лицо задето волосами, осыпающими плечи мягкими каштановыми волнами. — Мне нравится ночь. Легче думается. Может быть, из-за лунного света, но Бен не может не заметить в ее глазах проблеска беспокойства. Прежде она колебалась, была осторожна, до того как дать некоторые ответы, но он никогда не видел в ней столько сомнений. В некотором смысле, — эгоистично, — это утешает, потому что, вероятно, она не так собрана, как кажется. Тем не менее, Бен надеется, что все, что ее беспокоит, будет не столь важно, каким кажется. — Ничего серьезного? Она только кивает на мгновение, как будто пытается оценить это. — Я не уверена, что это то, чего я хочу, — бормочет она. Немного помолчав, она обращается к нему. — Не принимай близко к сердцу… Ты был мил, правда. Я просто… Я думаю, мне никогда не приходило в голову, чтобы брак был таким… — Спланированным? Глаза устремляются к нему, а хмурость слегка исчезает. — Это не похоже на то, что мы слышали в сказках, — соглашается Бен, возвращаясь к темному пейзажу. — Можно подумать, с неофициальностью истории моих родителей, я бы ускользнул от всех этих традиций. Рей хмыкает в ответ, и Бен решает попытать счастья. — А как на счет твоих? — У неё любопытный взгляд, предупреждающий его о том, что это плохая затея, но он всё равно это делает. — Твои родители. Ты никогда не упоминаешь о них. — Ах, это. — Она не защищается, как он ожидал, но что-то в ней, кажется, уходит, пока она говорит. — Я мало что о них знаю… Они уехали на дипломатическую миссию вскоре после моего рождения. Ничего не добавляя, Бен становится слегка ошеломленным той легкостью, с которой она это сказала. — Они так и не вернулись? — Пока нет, но вернутся. Я знаю это. Она говорит это так спокойно, что Бен даже не пытается спорить. — Ты сказала, что это не то, чего ты хочешь, — говорит он вместо спора. — Могу я спросить,чего ты хочешь? — Вот и самое худшее, — бормочет она. — Я даже не знаю. — Как насчет планет? Ты сказала, что хочешь побывать на многих. Мягкая улыбка пересекает ее губы, сухая и пустая. — Я не уверена, что это является частью соглашения, о котором договорились наши семьи. Это то, с чем Бен не может спорить. Но он хочет. — Рей… — Повернувшись на свое имя, ее глаза настолько широко раскрыты и блестят, что требуется мгновение, чтобы найти слова, которые он собирался сказать. — Может, это и не… неожиданный или обоюдный брак, но я хочу, чтобы он приносил тебе удовольствие. Если это случится, я не хочу, чтобы ты впустую бродила здесь. Крифф, даже я не хочу здесь застрять, я бы предпочёл… Он останавливается, когда замечает, что она смотрит на него, находясь между неожиданностью и весельем. — Разве вам позволено ругаться, ваше высочество? Бен повторяет свои слова в голове один, два раза, пока не осознает слово, которое сказал и смеется в ответ. Ну, фыркнуть было бы более уместно. Близко напоминающий звук издает Рей, но кажется, что этого достаточно, чтобы улыбнутся ей; и поскольку это так, то Бен начинает улыбаться и сам. Пока он не уверен, что видел эту особенную улыбку на ее лице: эта улыбка озаряет ее глаза и на щеках появляются крошечные ямочки, когда она почесывает нос. Она выглядит… светлой. Искренней. Бен решает, что эта улыбка — его любимая. — Я имею в виду, что не жду, что ты будешь притворяться, будто любишь меня. Мы можем заботиться друг о друге и делиться мнением. Ее рот сжимается в тонкую линию, но ее улыбка остается прежней. Она выглядит так, будто думает о том, что он только что сказал, до тех пор, пока Бен не осознает, что она рассматривает его суженными глазами. — Знаешь, ты намного лучше, чем я ожидала, — говорит она спустя мгновение. Ее ладонь движется возле его, настолько стремительно, что Бен не понимает, что она делает, и ради этого держится на месте. Короткое движение, вдох, а затем, едва заметное прикосновение к его коже. Ее рука неуверенно задерживается над его, как будто ожидая его разрешения дотронуться до него. Когда он движет ладонь вверх, Бен чувствует, что все его тело напряжено. Ему ненавистно, как дрожат его пальцы и как долго он совершает столь простое движение, но Рей не отступает. Терпеливо ожидая, не сводя глаз с его руки, она скользит между его пальцев, словно это ничего не значит, но то, что чувствует Бен полная противоположность ничему. Тепло ее ладони распространяется по его руке до груди, распространяется по телу. Его кожа горит, но это самый сладкий огонь, который он только мог желать. И внезапно огонь начинает жалить, а зрение затуманивается. В глазах появляется свет, настолько яркий, что на мгновение тот ослепляет, прежде чем зрение адаптируется к новому пейзажу. Вокруг него песок, бесконечное море песка, пострадавшее от самого сильного солнца, которое он когда-либо видел. Он стремится закрыть глаза и вернуться на балкон, когда эхо шума сзади него, тянет его повернуться. Что-то там есть, кто-то прижимается к земле. Ее лицо спрятано между коленями, но Бен уверен, что она плачет. Плечи трясутся, сопровождаемые всхлипами, подобно теплому ветерку, путающему волосы. Бен чувствует, как его сердце останавливается, заметив три пучка. — Рей? Песок, девушка, солнце — все это исчезает в вихре рыданий, вытаскивая Бена обратно на балкон, где взрослая Рей смотрит на него широкими глазами, полными ужаса. Ее рука все еще в его, она сжимает его пальцы с такой силой, о которой он и не подозревал; и если бы его сердце не сжималось от печали по маленькой девочке, вероятно, оно бы выпрыгнуло из груди, потому что ее рука — мягкая и твердая в том смысле, который он не может объяснить. — Это была… — Твой дядя? Взглянув еще раз на нее, Бен видит, что в ее глазах нет ни капли паники. Может быть, есть неожиданность, печаль, но нет ничего похожего на панику, которую он ожидал. Она не выглядит так, как будто только что видела себя плачущей посреди пустынной планеты, и Бену нужно еще несколько секунд, чтобы обдумать свой вопрос. — Скайуокер? — Шепотом добавляет она. Она выглядит такой взволнованной, когда произносит эту фамилию. Бен не думает, что кто-нибудь когда-нибудь говорил эту фамилию таким образом. Даже его собственная мать, после того, как он сказал ей, что случилось, предпочла скрыть свое разочарование. Но Рей выглядит немного разочарованной, так что… — Что ты видела? Ее грудь наполнятеся воздухом. — Тебя, — шепчет она. Ее рука сжимает его руку. — Но моложе. Был еще один мужчина — твой дядя, я думаю. Вы говорили о… голосах. И о нём. О Нем. Она впервые упоминает его дедушку. Большинство людей делают это при первой встрече с ним, но Рей нет. Она обращалась с ним как с полноценным человеком, а не как с чьим-то внуком, и Бену хотелось бы, чтобы это продолжалось немного дольше. Ему хотелось бы отвернуться и не видеть, как она смотрит на него сейчас, будто он сломанная вещь, которую она жалеет. — Это был мой дядя, — подтверждает он кислым смешком. — День, когда я узнал о своем дедушке. Рей не смеется в ответ. Хватка ослабляется и она, нахмурившись, наклоняет голову набок. — Ты сказал, что ты решил оставить обучение. Отпустить ее нелегко, но Бен это делает. Его пальцы медленно высвобождаются из ее рук и удаляются. Рука Рей неподвижно застывает ненадолго, когда Бен пытается найти лучшие слова, чтобы ответить на ее вопросы, она берется за перила. — Он сказал, что больше не будет меня обучать, и я решил уйти, — объясняет он, пожимая плечами. — Взаимное согласие было достигнуто после того, как он заглянул внутрь меня. — Только из-за… Этого? — Хмурый взгляд усиливается, когда он снова пожимает плечами. — Что они тебе сказали? Голоса? — Да, — отвечает Бен только на один вопрос. Молчание следует за его словами, и если раньше она не боялась, то теперь наступило время, когда Рей начнет смотреть на него тем взглядом, который он знает слишком хорошо. Говорить о проблеме прошлого — это одно, но когда проблема повторится, Рей лучше убежать. Только вот она не убегает. — Они все еще с тобой? Ее голос удивительно мягкий, контрастирующий с тем, как расширились ее глаза. Она выглядит удивленной, извиняющейся, но не испуганной — так что Бен коротко кивает ей. — Кошмары, — спросила она шепотом, — тогда ты их слышишь? Он хочет сказать ей «да», умолчать всю правду, но она была так… спокойна со всем этим. Понимала. — Отчасти, — говорит он, не глядя на нее. — Сейчас они приходят ночью, но раньше это случалось чаще. — До того, как ты закрылся. Это не вопрос, она очень хорошо это знает. Бен помнит их первый разговор и то, как он чувствовал, что она пытается заглянуть ему в голову. Однако она наблюдала и была права: с момента ее приезда его стена значительно ослабла, а с каждой минутой, проведённой вместе, — всё больше и больше. Он недоумевал, почему она так и не присоединилась к тренировкам Люка, или как она так хорошо справлялась со своей силой — потому что, если он так сильно чувствует ее через свой щит… она должна быть сильной. Невероятно, безумно сильной. — С тех пор, как вы приехали, стало гораздо громче. Что-то не так с его словами. То, что заставляет Рей отойти в сторону и ожесточить взгляд. — Ты намекаешь, что мой дедушка — шпион темной стороны? Потому что я слышала эту историю больше, чем ты можешь… — Нет, — поспешно прерывает Бен, — вовсе нет. Я лишь сказал, что именно тогда это произошло. — Она рассматривает его секунду, как будто пытается решить, говорит ли он правду. — Ты сильная, — продолжает он, надеясь снизить напряжение. — Я чувствую тебя, когда не должен. Он может чувствовать ее гнев сквозь то, что только возникло между ними. Он может чувствовать это через ее смущенный взгляд, через то, как она держится на достаточном расстоянии между ними, но больше всего на свете он может чувствовать это. Гордиться этим не следует, но он восхищен новой Рей — настоящей Рей, которая утешает его в одну минуту, а в следующую злится на него. Она осторожна, не соглашается и не улыбается всему, что он говорит, и Бен понимает, что она ему нравится еще больше. Он боится ее реакции, предвосхищает ее следующие слова слишком нетерпеливо, пытаясь сохранить достоинство. — Я чувствую тебя, — бормочет она, нарушая долгую тишину, которая царила между ними. — Ты где-то рядом, но… одновременно далеко. Он чувствует, как она задевает его разум, а потом отступает, как будто только что коснулась огня. — И решила не раскрываться пока. — Ты не хочешь, чтобы я открылся. Ее лицо озаряется улыбкой — забавной, но недолгой. — А если я хочу? — Там нет ничего хорошего, поверь мне. — Я не ожидаю увидеть только хорошие стороны тебя, если мы поженимся. Ее гнев угас, освобождая место интересу, к которому Бен не был готов. Она должна чувствовать его, чтобы… Невозможно, чтобы она не чувствовала тьму, угрожающую захватить его каждый день. Не может быть, чтобы она не знала, какой хаос внутри него. — Хорошо, — бормочет он, потому что в самом деле, что он теряет? — Мой дед убил собственную жену, стал самым опасным ситхом в этой галактике, и иногда мне кажется, что я могу стать таким же, как он, потому что… потому что я слышу его. Я слышу, как он говорит мне что делать, показывает мне, и когда я пытаюсь остановить его, он всегда возвращается так или иначе. Он не уверен, когда Рей подошла ближе, или когда она положила свою руку на его. Он даже не понимает, почему он так тяжело дышит, но ее прикосновение значительно снижает пульс, когда она проводит большим пальцем по его костяшкам. — Ты говоришь, что все это сделал твой дедушка, — спокойно утверждает она, — но я вижу, что ты мучаешь себя из-за чужих ошибок. Бен качает головой, выдавая что-то между смехом и стоном. — Это называется наследство. — Херня. Это не то, чего он не ожидал. — Прости? — Херня, — повторяет Рей, и это почти очаровывает Бена. — Ты не твой дедушка. — Некоторые бы не согласились. — Твой дядя не согласился бы. В ней опять есть гнев, но в этот раз все по-другому. Он так же силен, но он не направлен на него, этот гнев, похоже, связан с ним. Это как теплое одеяло, стремящееся укрыть его, оградить от собственных слов, и Бен смотрит на Рей, когда понимает, что она не просто злилась на него: она злилась на то, что увидела в нем. И она не ошибается: Бен так долго ценил слова Люка, что их трудно не считать правдой. Он восхищался им все свое детство, и в ту ночь, его больше всего тяготило то, как на него смотрел его дядя — его наставник — чем новое наследие. Его глаза, которые уже не были наполнены гордостью и любовью. Все, что в них было, это страх и позор — то, что Бен взял с собой, когда он ушел из храма, в ту ночь. — Я не позволю тебе спать одному, — голос Рей снова мягко вытягивает его из мыслей, и Бен задерживает дыхание, когда ее рука движется вверх и вниз по его руке. — Не сегодня. Бен смущенно смеется, покрываясь румянцем. — Я не могу просить тебя разделить со мной постель после недели ухаживаний. — Это всего лишь кровать, — замечает она, и говорит так, что Бен не может отказать.

***

Они держатся за руки, пока идут через пустые коридоры, но их глаза встречаются только возле дверей в комнату Бена. Он смотрит на нее, ожидая, что она сейчас передумает, пожелав спокойной ночи, но она терпеливо смотрит в ответ. Когда становится ясно, что она не поменяет решения, Бен слегка кивает и толкает двери свободной рукой. Его комната выглядит большой, но не такой впечатляющей, прежде чем он покинул ее. Рей отпускает его руку, будто услышав его мысли; но когда Бен смотрит на нее, ее внимание сосредоточенно на чем-то другом. Прослеживая ее интерес, его сердце сжимается, когда он понимает, что этим интересом стал его гардероб. Может ли она сказать, что там? Если она настолько сильна, насколько он подозревает, то светового меча хватит, чтобы привлечь внимание, но он позаботился о том, чтобы самому отгородиться от Силы. — Так, я… Могу дать тебе одеяло или… Ему не нужно заканчивать свой вопрос, чтобы привлечь внимание Рей. — Почему ты… — Она смотрит на него, потом на кровать, и снова на Бена. — Бен, просто ложись в постель. Если она и замечает, как горит его лицо, то ничего не говорит. Он почти поддался искушению открыться ей, достаточно знать, что она чувствует. Если он откроется ей чуть больше, это даст ей прямой путь к его мыслям, которые она не должна знать. Ей не нужно знать про его смущение, и про то, как он нервничает при мысли о том, что проведет остаток ночи так близко к ней. Осторожно ложась на кровать, простыни под ней натягиваются, как и под Беном. Живот скручивает, когда девушка ложится на бок, а волосы раскидываются по подушке, к которой он никогда не прикасался. — Старайся заснуть. Не пытаясь противоречить, Бен кивает. — Спасибо. Ты не обязана это делать. — Мы ведь присматриваемся к друг другу, да? Свет недостаточно ярок, но он уверен, что на ее лице мелькает тень улыбки и от одного только взгляда ему становится легче. Под кожей холодная постель, но сердце как никогда горячо. Ему жаль, что она уедет именно тогда, когда он узнал ее настоящую. Этот брак — если он вообще будет, — может, и не по любви, но у него есть ощущение, что он запросто может провести свои дни с Рей и никогда не заскучать. — Рей… Я тоже кое-что видел. Пустыню. За его словами следует достаточно долгое молчание, и он думает уже, что она спит, когда слышится слабый голос. — У всех есть свои кошмары. — О чем твой? Бен видит ее хмурый взгляд сквозь лунный свет. — Я не знаю, — шепчет она. — Это не совсем кошмар, скорее… Повторяющийся сон. Чувства, которые слишком яркие остаются там. Если бы он не был парализован ее присутствием, то сократил бы расстояние, разделяющее их, чтобы прижать к себе. Повернувшись на спину, он предпочитает смотреть в потолок, а не на нее. — Почему ты думаешь, что это сон? — Потому что я не хочу, чтобы он был реален. В этот раз она не колеблется, и этого достаточно, чтобы протянуть ей свою раскрытую ладонь. Ее слова какое-то время витают в их мыслях, прежде чем он чувствует, как ее пальцы нерешительно касаются его. Проходит мгновение, когда она сжимает его ладонь настолько сильно, что Бен удивляется, как вообще сможет отпустить ее утром. Всего через несколько минут к нему приходит вопрос, настолько очевидный, что он не подумал об этом. — Могу я тебе писать? После того, как ты уедешь? — Я буду рада. И он знает, по звуку ее голоса и энергии, которую она излучает — он знает, что она улыбнулась, говоря это.