Яблочный блюз

– Тебе не понять, – рыжий произнёс это тем покровительственным тоном, каким обычно говорят умудрённые жизненным опытом взрослые с глупыми маленькими детьми. Вырастешь – узнаешь и всё такое. Казимир и в самом деле никак не мог уяснить себе, что за радость бессмертным и могущественным существам попасть в хрупкую скорлупу человеческого тела, да ещё почти с самого начала пройти этот путь. Детство… Некоторые взрослые, память о раннем возрасте своём утратив, так и думают, что детство – рай, что его дорожки мёдом намазаны. А на самом деле – соплями и манной кашей. И ещё хорошо, если так, а не чем-либо другим – содержимым ночного горшка, к примеру. Самому Казимиру, казалось бы, грех жаловаться – его дошкольные годы, да и школьные тоже, были безбедными. А всё равно… предложи кто-нибудь ему возможность всё сначала начать, вновь бессмысленной малолеткой сделаться – отказался бы, не раздумывая. Даже если бы это дало бы новый шанс по-иному повернуть прожитые годы. Что – опять ветрянкой болеть; опять школьные уроки и пары в университете? Ну уж нет, увольте!.. Если он и решит всё поменять, то багаж прожитых лет с наработанным опытом оставит нетронутым. А иначе – какой смысл? Снова на те же грабли наступать раз за разом? Возможно, они, могущественные, иначе на это смотрят. Для них забыть на какое-то время, кто они есть на самом деле, – эксперимент, забава, аттракцион. Да и пяток десятилетий, проведённых в чужой шкурке, – для их беспечной вечности такая ничтожная малость. Нелепая шалость. Игра… И оказаться в теле и разуме ребёнка, и стремиться чуть ли не наперегонки, соперничая друг с дружкой, попасть в него, – всё игра для Агни и Локи. Самого ребёнка, милую рыжую девочку, даже не спросят, хочет ли она этого. Впрочем, тут и без заданных вслух вопросов ответ ясен – нет. Мало кому такие эксперименты над собой понравятся. Хотя Олег и пытался его убедить, что малышка ничего не заметит, – не верилось. За девочку, которую и видел-то раз в жизни, Казимир переживал, пожалуй, больше, чем за себя самого. А ведь ему тоже предстояло стать жертвой эксперимента, в сути которого он и разобраться не мог. Его вернут в прошлое, перенесут в альтернативную реальность или каким-то чудовищным образом залезут в его мозг и выскоблят оттуда все воспоминания о Богдане Репине, создав частичную амнезию? Лучше – последнее. Повторять свою жизнь, проживать заново (пусть не с рождения, а лишь с какого-то момента) он был не готов. Поменять всё прямо сейчас – другое дело. Сам об этом думал не так давно. Точно – сам? Или и те мысли были внушены ему кем-то из них, Агнешкой или рыжим «доброжелателем»? Казимир не мог теперь отделить одно от другого: собственные размышления и выводы отличить от навязанных ему, явь от сна, реальность от фантазии. Звонок мобильного вывел его из задумчивости. – Слушаю вас. – Здравствуйте! Константин? Из клиники вас беспокоят. Чуть не сказал звонившей девушке, что она ошиблась. Вовремя вспомнил, что и ветеринару представлялся этим именем. – Что с моим котом? – Не волнуйтесь, Константин. Всё в порядке, ваш питомец здоров. Можете его забрать. Сумма оплаты услуг клиники… Он не дослушал, всё равно цифры не укладывались в голове. Выпишут счёт, он оплатит его. Без разницы, какая сумма, хватит денег, ему не нужно считать каждую копейку. По крайней мере, на всё, что касается Ёжика, денег не жалко. Казимир вспомнил, что нужно ещё вернуть долг Сенечке. Перевести на карту, привязанную к номеру телефона? Проще всего. Хотелось бы, конечно, увидеться с мальчиком ещё раз. Глаза в глаза. И без нежелательных свидетелей вроде рыжего соблазнителя. Но это, наверное, теперь будет сложно. Сенечка не захочет с ним разговаривать. И вообще – где он, Сенечка? Точнее – когда… Если Олег не соврал, тот спрыгнул с его балкона в Кострому девяносто первого года. То есть… он теперь в прошлом. Сумеет ли вернуться в настоящее? Если нет, то следы его надо искать там… тогда… Повстречает ли его Казимир снова на своём жизненном пути? Матка боска, если Арсений Синицын остался в прошлом, то получается – Казимир его уже не встретил. Иначе бы помнил. Не смог бы не помнить – таких мальчиков не забывают. Возможно, они увидятся вскоре, и Сенечке, повзрослевшему, забывшему всё напрочь, предстоит с ним познакомиться заново. Или нет. В клинике Казимир схватил громко замурчавшего соскучившегося кота, приник щекой к мохнатому боку. Ёжик повертелся, устроился у хозяина на руках поудобнее, потёрся усатой мордой о его заросший редкой кудреватой щетиной подбородок. Рассеянно выслушав невнятный диагноз и прикупив по совету врача большой пакет нового дорогущего корма, он усадил питомца в переноску, поставил её в джипе в кресло рядом с водительским – то, где обычно любила появляться Агнешка. Давно её уже не было. Может, и впрямь была галлюцинация, а теперь он излечился? Так, а Олег тогда – тоже галлюцинация? Слишком уж ощутимое видение. Ни домой, ни в лавку ехать не хотелось – оба места после прошедших событий казались ему растерявшими такие привычные спокойствие и уют, словно осквернёнными недавним присутствием Дарницкого и Локи. Ёжик дремал, свернувшись клубком в переноске. Ковальски бездумно колесил на джипе по городу, то и дело выруливая к центру и отмечая виднеющуюся в обозримом пространстве массивную фигуру – памятник русскому герою Ивану Сусанину. Проводник… Откуда-то – извне или из глубин памяти, неясно – пришло понимание: поговорить с проводником необходимо, но сейчас, среди бела дня, это невозможно. Потом. Всё – потом. Сейчас же, ведомый каким-то внутренним чутьём, он остановил машину в одном из дворов (не так уж далеко от дома, как оказалось) и прогулялся по центру города, взяв кота в переноске с собой. Людей вокруг было много и в основном не местных. Туристы в группах с балаболящими гидами, хаотично снующие в поисках сувенирных лавок семьи и одиночки. Приезжие. И он, Казимир Ковальски, – один из них, пусть уже и живёт много лет в благословенной Костроме. Хотя и казалось ему совсем недавно, что она, Кострома, на каком-то глубинном уровне приняла его. Обман это, и даже более того – самообман. Чужой останется чужим, как бы ни старался сделаться своим, родным, неотличимым от других – не занесённых вольным ветром из ниоткуда, а проросших подобно траве придорожной из самых недр болотистой здешней почвы. Местных. Никогда ему таким не стать. Казимир подошёл к сияющим заглаженными носами фигуркам кошки и пса. Их щекотали и щупали все проходящие мимо – кто-то и впрямь с искренней верой в исполнение загаданного желания, кто-то просто так, по причине зашкаливающей милоты. Сам дотрагиваться до скульптур не стал. Ни к чему нежничать с посторонними животными, пусть и ненастоящими, когда собственный пушистый товарищ рядом. Как посмотрит из переноски прищуренным глазом ревниво и неодобрительно, так сразу расхочется совершать опрометчивые поступки! Подумал, правда, что денежку в установленные рядом с симпатичными зверюхами копилки следовало бы положить. Собранные средства шли на помощь приютам для бездомных четверолапых. Он пошарил по карманам, выгреб какую-то мелкую наличность, с трудом припоминая, откуда взялись эти деньги. Сдача с Сенечкиной дружеской помощи, что ли? Не забыть бы вернуть мальчишке долг. А заодно отыскать счёт приюта (кажется, был указан на одной из рекламных листовок, ворох которых вручили ему в клинике) и сделать взнос. Потому что эти вот мятая бумажка и несколько белых и жёлтых кругляшей, что он, присев на корточки, пропихнул в щели копилок, были ни о чём. Дурацкий шикарный жест – «отдано последнее». На самом деле – нет, на банковских картах полно средств для безбедной жизни, а антикварный бизнес обеспечивает пусть и нестабильный, но немалый доход. А вот Сенечка, помогая ему, действительно от себя отрывал. Вряд ли есть какая-то подушка финансовой безопасности у студента. Любопытно даже – мальчишка к любому попавшему в беду будет так добр или только с ним щедр немерено? Хотелось бы знать… Ничего другого тебе не хотелось бы – а, Мир? Невозможно не думать о Сенечке. Насчёт «как быть дальше» – всплыл вдруг в памяти лайфхак годов этак восьмидесятых, такой типично дамский. Тогда ещё и слово это «лайфхак» не придумали, а были в маминых любимых журналах рубрики: «Подружкины секреты», «Совет случайной попутчицы», «Маленькие хитрости». Нет, последнее – кажется, про то, как отчистить сковородку или избавиться от застарелых запахов. (Кстати, а как? Вся квартира котом «благоухает»). А те – что-то вроде психологических уловок. «Если хотите изменить свою жизнь, начните с перемены причёски». Почему бы и нет? Парикмахерская, которую Казимир посещал с завидной регулярностью раз в две недели, находилась как раз недалеко от центра. Пешком добрести – в самый раз. Только вот… обычно записывался он заранее к «своему» мастеру – улыбчивой толстушке Лизавете. А тут заявился без предупреждения… – Ой! – испуганно сказала девчушка с рецепшн, запустив в свои кудрявые золотистые волосы лапки с бело-алыми ноготками, живая реклама салона. – Константин, простите. Лиза отпросилась с братиком посидеть. Но она подъедет сюда с малышом. Я позвоню. Только это минут через сорок, не раньше. Подождёте? Казимир смутился: – Думаю, не стоит её дёргать. Особенно если это тот самый мальчик с аллергией на кошачью шерсть, – он кивнул на переноску с дремлющим Ёжиком. Девушка благодарно кивнула. Видимо, была приятно удивлена, что клиент помнит такие мелочи. Ковальски действительно не раз обсуждал с Лизаветой во время стрижки обожаемых ею котиков и выслушивал её сожаления: никак, мол, не завести пушистика, пока живёт в одной квартире с мамой и младшим братом, очень болезненным ребёнком. – Тогда я вам Артюшу позову, он как раз свободен. Вы не против? Он согласился. Артюша так Артюша. Высокий, худой (но не тощий, а изящный), подстриженный и одетый по-молодёжному (несмотря на явные тридцать плюс), с колечком на мочке уха и другим, перечёркивающим иронично приподнятую бровь, чуть-чуть манерный… И впрямь «из своих» или просто имидж такой – вроде как творческая личность? Да совсем не интересно! – Как стричь будем? – спросил с улыбкой. – На ваш вкус, – решился Казимир. – Что-нибудь… креативное. Можете обрить налысо или раскрасить в разные цвета, если считаете нужным. – Вам не пойдёт, – протянул Артюша. – Классика от Лизы – как раз ваш стиль. Ладно, попробуем. Длину я бы оставил как есть – только форму надо придать. И… никаких радикальных окрасов, просто сделаем светлее на два тона и слегка в платину. Хорошо? – Делайте, что хотите, – махнул рукой Казимир, снимая очки и аккуратно укладывая их на крышку кошачьей переноски. Сквозь неплотные жалюзи пробивались лучи жаркого полуденного солнца. Не слышно было, как гудит кондиционер, но он, несомненно, был – иначе откуда в салоне такая приятная прохлада. И специфичные парикмахерские запахи не раздражали – выветрились почти полностью. Где-то под потолком мурлыкала приятная музыка: что-то нейтрально-джазовое, в стиле той кофейни, где они были с Сенечкой. Не мог он не думать о Сенечке, не получалось. Всё напоминало о нём. Даже горка алых яблок в вазе на столике рядом с журналами для ожидающих своей очереди посетителей. А ведь раньше сочные плоды вызывали у него совсем другие ассоциации. Какие? Уже и не помнил… – С бородой что-нибудь делаем? – поинтересовался Артюша. – Сбриваем, – ляпнул Казимир. – Отлично! Что тут отличного, Ковальски так и не понял. Но через какое-то время пялился в зеркало через очки на себя, почти неузнаваемого – с осветлёнными гладкими волосами и без привычной рыжеватой мочалки на узком подбородке. – Оправу только смените, – посоветовал парикмахер. Или правильнее сказать – стилист? – А в целом… кажется, неплохо получилось. Вашему молодому человеку понравится. Матка боска! Неужели так заметно? Не то, что он гей, а то, что у него есть тот, кому хотелось бы нравиться. – Не переживайте, я никому не скажу, – тепло улыбнулся Артюша. – Спасибо, – выдохнул Казимир, не особо соображая, за что благодарит сейчас, – за новый имидж или за это вот доброжелательное обещание хранить тайну человека, который «одной крови» с ним. – Скажите, ак как ваше полноре имя – Артур, Артём? – Арсений, – признался он. Странно… Да нет – нормально, пусть как хотят, так и сокращают. Арсениев могут быть тысячи, но Сенечка среди них только один. Его Сенечка. О том, чтобы зайтив кофейню – ту самую – даже не думал. Само вышло, ноги принесли. Сообразил, что он действительно здесь, застряв в дверях с кошачьей переноской. И замер изумлённо, остановив взгляд на картине, которой прежде здесь не было. Казалось бы – безыскусный, умилительный до тошноты анимешный арт, притворяющийся серьёзным живописным полотном. Нежная радость девочек-яойщиц. Дешёвый символизм – огонёк в ладонях, ключик от сердца, этакая слащавая пошлость. Но… почему юный брюнет на картине похож на Сенечку, а лицом блондина он только что любовался в большом зеркале парикмахерской? Пустых совпадений быть не может, всё очень непросто с этой кофейней. – Плата за позапрошлую ночь, – произнёс за его спиной кто-то шёпотом. Казимир даже не разобрал, мужской голос это был или женский. Или вовсе не было никакого голоса, а слова сами собой возникли в сознании? Наверное, так. – Картина – плата? – усомнился вдруг Казимир. Сообразил: не о двух чашках кофе шла речь, а о той самой возможности поговорить по душам с Сенечкой, которую он вроде как использовал, а потом потерял свой шанс так бездарно, что стыдно сказать. Во всяком случае, приличным словом не назовёшь то, что сделал он. Или то, что не сделал. И нечего Локи винить, этот, как всегда, просто пришёл на всё готовое, прежде сам Казимир глупо растерялся, позволил рыжему соблазнить себя. Не стоило. Скажи он Олегу твёрдое «нет» – и не было бы всех этих запутанных странностей. Сенечка бы остался с ним, вот и всё. Или не всё? Ковальски отлично понимал теперь, как ему необходим Сенечка. А вот нужен ли Сенечке он – Казимир? Подстриженная по последней моде развалина не первой свежести. Старый педик с котом – чего уж мудрить, никогда он особенно на собственный счёт не очаровывался. Казимир взглянул ещё раз искоса на картину. Почувствовал себя неуютно, даже жутко стало. Перехватил поудобней переноску и решил – ну его, этот кофе, лучше набрать продуктов в супермаркете, чтобы перекусить дома. Так и сделал. Грузный седоватый дядька в чёрной куртке с надписью на спине «Охрана» притормозил его сначала – не положено в торговый зал с крупной ручной кладью. А, присмотревшись, расплылся в улыбке умиления: – Ох, там у тебя кы-ы-ыса! Казимир спокойно воспринял «тыканье» от собрата-кошатника и охотно ответил на банальные «как нас зовут», «сколько годиков», «какая порода» и «чем кормишь красавца такого». Даже проявил интерес к фотокадрам с рыжим Персиком на экране старенькой охранниковой мобилы. Впрочем, надолго мужик его разговорами не задержал – работа, такое дело. Ковальски походил меж полок, покидал в корзину нарезок, замороженных овощей, йогуртов. Для Ёжика взял свежий творожок. Из продуктовых рядов свернул к полкам со всякой всячиной – и залип взглядом на полукедах такого же фасона, что видел у Сенечки, только оранжевой вырвиглазной расцветки. Подумав, положил запакованную в целлофан пару тряпичной обуви к другим покупкам. Пока шёл к кассе, успел посомневаться – кто же приобретает без примерки такие вещи. Хотя… стоили кеды как триста граммов его любимого сыра, невелика трата. Дома примерил на босую ногу – подошли идеально. Не хотелось снимать, удобно было, как в домашних тапках. Задумался: а не смешно ли выглядит он в свои «скоро пятьдесят» – с девически гладким подбородком, в джинсах с протёртыми добела коленями и футболке с широким воротом, открывающим вид на остро выпирающие ключицы, в дешёвых полукедах, похожих на две дольки апельсина… Не мальчик ведь. Но внезапно ощутил себя помолодевшим. Сбросившим груз ответственности – так, что ли. Будто и впрямь вернулся в студенческое прошлое. Что там говорил Локи про девяносто первый год? Кот обошёл квартиру, обнюхивая все углы, будто привыкал заново. Прижав уши и вздыбив шерсть, потыкался носом в стену под окном в гостиной. Искал выход на несуществующий балкон? Конечно, Сенечки дома нет, кто бедную зверюгу погулять в соседнюю реальность выпустит… Услышав с кухни звук закипающего чайника, Казимир вздрогнул. Не ставил ведь! Или машинально включил и забыл, или… Кто-то есть дома, кроме него? Сенечка?! Вздохнул разочарованно, вместо парня-брюнета увидев со спины разливающую янтарный дымящийся напиток по чашкам светловолосую женщину. Потом обрадовался – Владка, сестра! Когда приехать успела? И не позвонила ведь – сюрприз устроила. Гостья обернулась. Казимир ахнул. – Агнешка… Призраки не заваривают чай. Насколько он знает из мировой литературы, они предпочитают греметь цепями, а не кухонной посудой. Прежде, случалось, Казимиру перепадали от Агнешки подарки в виде стакана воды, но почему-то именно горячий сегодняшний чай показался донельзя материальным и испугал антиквара. Особа на его кухне не походила внешне ни на красавицу с портрета, ни на сумасбродную пацанку, какой он привык видеть свою подружку, родную до боли галлюцинацию. Но и пожилой назвать даму язык бы не повернулся. Скорее всего, к Павлу Дарницкому их с Казимиром общая (или не общая?) прабабка приходила в несколько ином облике. Сейчас она выглядела женщиной среднего возраста, что бы это ни значило. Этаким живым коктейлем из зрелости и юности. Добавить две столовых ложки очарования, щепотку житейской хитромудрости и здравого смысла на кончике ножа. Украсить кислым ломтиком саркастической ухмылки. Её стройную длинноногую фигуру облегало что-то тягуче-узорчатое, напомнившее о змеиной шкуре, а при ближайшем рассмотрении оказавшееся нарядом из цветной шерсти: то ли коротким платьем, то ли свитером до середины узкого бедра. – Отлично выглядишь, – выдавил Ковальски, стараясь не слишком на неё пялиться. – Скажешь: не был бы по мужикам, так влюбился бы? – заинтересовалась Агнешка. И сама же себе, не дожидаясь реплики собеседника, ответила. – Не скажешь… Слишком банально для тебя, да? – Ты что – заигрываешь со мной? – догадался Казимир. – Угу, всегда это делала, но ты же не введешься на такие фокусы. – Чего вы хотите от меня – и ты, и Локи? – поинтересовался Казимир. Кот пришёл на порог кухни и зашипел на гостью. Ковальски испугался – вдруг питомцу снова станет плохо. Не любит он внезапных посетителей. Взял его на руки, почесал за ушами. Ёжик расслабился, но не особо. Мурлыкал, а на Агнешку прищуренным глазом косился недоверчиво. Казимир припомнил, как в гостинице Нерехты девушка превращалась в кошку. А Олег – в кота. Приснилось ему тогда это или по правде было? Спросить бы… – Было или не было – какая разница? – хихикнула Агнешка на его невысказанный вопрос. А то, что до этого было произнесено вслух, оставила без ответа. Вот как с ней разговаривать? – Говори, что надо! Не переливай из пустого в порожнее, – у Казимира просто-напросто лопнуло терпение. Сколько можно? Кот на руках сердито заурчал, почувствовав настроение хозяина. – У! Да ты не только внешность, ты характер поменял, – удивилась Агнешка. – Прибавил решительности, молодец. Ладно, давай напрямую. Как бы тебе попроще это объяснить… Русские сказки знаешь? – В университете был спецкурс по устному народному, но я уже мало что помню, – признался Казимир. – Самое простое, здесь это любому ребёнку известно, – хихикнула она. – Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке. Но само по себе оно бы не открылось, одно из другого не выпало – должен был прийти Иван-царевич и… в общем, включить систему, которая подвязана на крови его предков. То есть – либо он, либо его братья, с левым чуваком с горы это бы не сработало. – ДНК? – догадался Ковальски. – Ты у меня сообразительный! – с гордостью отметила Агнешка. – В старину не знали, как это называется и почему работает, но… использовали. У нас похожая схема – артефакт, сейф, ключ, альбом… и мальчишка. А он сбежал. Прямо как… извини за ещё один пример из русской сказки – Колобок. И от тебя ушёл, и от Павлика. Не уследили оба – эх вы, братишки… Вместо мальчишки можно было бы маму его позвать, носителя того же ДНК. Придумали бы, что ей про сына наплести, чтобы приехала. Но – альбом. Без него пазл не сложится. – Не брал он альбома, – заступился за Сенечку Казимир. – Взял, – уверенно сказала Агнешка. – Но сделал это неосознанно, сам не помнит – как. И среди его вещей альбома почему-то нет: искали – не нашли. – Искали? Так ты… получается, знаешь, где сейчас Сенечка? – Само собой, – усмехнулась Агнешка. – Он вожатый в детском лагере. Казимир облегчённо выдохнул – оказывается, Сенечка не исчез бесследно, с ним всё в порядке: жив, здоров, работает с ребятишками. И… ведь лагерь – не закрытая зона, детей навещают по выходным родители. Значит, можно и с работником детского учреждения увидеться. Он осознал – в один момент, нестерпимо, остро – что соскучился. Выпустил кота из рук – тот, обиженно мявкнув, шмякнулся на пол. Решительно выпалил: – Едем!