Яблочный блюз

Ничего, как-нибудь они разберутся со всем, что запуталось, как старушкин клубок, подхваченный игривым котёнком. С переплетёнными реальностями, с тайными тропами пространства-времени, по которым давно уже пора выйти Сенечке на прямую широкую дорогу настоящей своей судьбы. – Зачем всей толпой примчались? – спросил Сенечка без удивления и без особого раздражения, с усталым равнодушием. – Думаете – сбегу? – Не думаем, никуда ты не удерёшь от нас, малыш. Набегался, – ласково похлопал его по спине рыжий. Сенечка дёрнулся – всё же не по себе сделалось от нежданных нежностей. Но сразу же снова впал в апатию. То ли под гипнозом его держали, то ли и впрямь вдруг сделалось всё равно, что с ним станет. – Мы все вместе оттого, что так надо для ритуала, – успокоила и пояснила женщина непонятного возраста – она казалась Сенечке то подростком, то старушкой. Пожалуй, из всей компании лишь к ней он готов был проникнуться тёплыми чувствами. Виделось в ней что-то родное. Доброжелательной улыбкой и светлыми волосами она напоминала его подругу Крис. Что за ритуал, Сенечка так и не понял, но ему даже не сделалось любопытно. Пообещали с самого начала, что не убьют – и ладно. Возможно, память ему сотрут после всего, как в кино «Люди в чёрном». Ну и пусть. Хорошо бы – с самого начала, чтобы не крутились в голове беспорядочно, как перепутанные кинокадры, моменты его общения с обоими мужчинами, занимавшими так много места в его мыслях этим летом. Не хотелось помнить ни самодовольного Павла Дарницкого, ни косящегося на него с какой-то полудетской виноватостью Казимира вместе с его полосатым питомцем. Впрочем, кот же ни в чём не виноват, он славный. Сенечка успел к нему привязаться. Потому, наверное, и необходимо поскорей забыть пушистика, чтобы по нему не тосковать. …Только ли по коту тосковать собрался – а, Сенечка? Не по его хозяину? Точно – нет? Ехали они не в гелике Дарницкого и не в Казимировом джипе, а в смешной апельсиновой машине, украшенной логотипом незнакомого телеканала – красно-жёлтыми буквами LTV. Рыжий сидел за рулём, женщина устроилась рядом с водителем – поминутно, впрочем, оборачиваясь, чтобы полюбоваться на занявшую задние сиденья троицу. Сенечка оказался зажатым между Павлом и Казимиром, стиснутым с двух сторон их телами. И рад бы отстраниться, да некуда в этакой тесноте. Чехол с гитарой и прочими вещами, который он держал, правда, уберегал от излишних прикосновений. Впрочем, и это не особо мешало Дарницкому лапать Сенечкины коленки, а Казимиру пристроить голову на его плече. – Мило смотритесь, – хихикнула, снова обернувшись к ним, женщина. Агнешка – так её называли эти трое. Или нет – рыжий чаще окликал по-иному, коротко – Агни. Сенечка от звучания этого имени дёргался, вспоминая, как эта парочка, обездвижив его и напугав кота, шарила по Казимировой квартире, искала альбом. Тот, что лежал сейчас (да и тогда!) в гитарном чехле, ждал своего часа. Павел вдруг, словно желая Сенечку подбодрить (странно, не в его характере подобное), тихо пропел ему на ухо: Ойся, ты ойся, Ты меня не бойся, Я тебя не трону, Ты не беспокойся. Не тронет он – надо же! Верится с трудом. А поёт хорошо – это Сенечка ещё с момента знакомства в «Парусах» помнил. Только думал – тот больше по русскому року. И по блюзу – да, конечно. А тут совсем иной пласт культуры. – К чему это? – поинтересовался Сенечка. – Так… вспомнилось. – Что… вспомнилось? Это же казачья песня. – Казачья? – удивился Дарницкий. – Не знал. Её на открытии клуба пели. – И где у нас клубы с подобным репертуаром? – удивился Казимир. – В деревне, – хмыкнул Павел. – Там же, кстати, где и выставка творений нашего юного живописца. Уловив в его словах недобрую иронию, Сенечка поморщился. – И что такого? – разделяя его обиду, покосился на Дарницкого Ковальски. – На мой взгляд, неплохое начало… самостоятельного пути в большое искусство. Самостоятельного? Ход рассуждений Казимира нравился Синицыну гораздо больше, чем произнесённая с ухмылкой реплика депутата. Ковальски верит в его талант! А Павел, конечно, предпочёл бы, чтобы к нему обратились за помощью. Конечно, он бы организовал вернисаж в каком-нибудь престижном месте. Взамен на… некоторую благосклонность со стороны облагодетельствованного юноши – да? Дарницкий – он и есть Дарницкий, хоть и не похож внешне на себя прежнего. Зачем он, интересно, бороду сбрил? И Казимир тоже. Сговорились они, что ли? – Зачем Володька сбрил усы? – словно в ответ на Сенечкины мысли, непонятно пошутил рыжий водитель. Павел и Казимир синхронно хихикнули, реагируя на знакомую обоим цитату из старой кинокомедии, а вот Сенечка не сразу её опознал. Другое поколение Присмотревшись к Казимиру, Сенечка отметил, что тот из-за смены имиджа выглядит как будто моложе, чем прежде. Вот Павел без бороды смотрится как человек, который решил побриться и сделал это, не более. А Казимир – будто вернулся в недобрым словом помянутый девяносто первый год. Сколько лет ему тогда было – как теперь Сенечке? Меньше, наверное. Знать не будешь – не сразу поймёшь, что перед тобой не мальчишка, не ровесник, а побитый жизнью дядька в молодёжных шмотках. А Павел… Ну, тот просто шикарен – без вопросов. Выбирать, значит, надо. Сенечка снова замер – задумался. Как выбирать – душой, телом, разумом? Прислушаться к своим внутренним желаниям, да? А у Сенечки сейчас главное желание – чтобы его оставили в покое. Оказаться там, где ему в последний раз было тихо, тепло и уютно. Закрыть глаза – и… перенестись в такое место. Интересно даже, где он окажется, если случится такое чудо. Точно не в лагере – там было увлекательно, однако немного нервно, тревожно. Дома, в Славске? Он уходил оттуда после скандала, так что не прокатит, наверное. Где же, где – в маминой библиотеке; на даче в компании друзей; в лосином заповеднике, куда привозил его Павел; в тихой кофейне, где он листал книжки и беседовал с Казимиром? Где? Сенечка отчаянно зажмурился, для надёжности прикрыв глаза ещё и ладонями. И ухнул, как в яму на дороге, в кромешную тьму. – Ничего себе! – протянул удивлённо кто-то. Голос был высокий, девичий. Крис? Нет, откуда… Наверное, Агнешка. Теснота и тряска исчезли, Сенечка ощутил, что сидит на чём-то мягком, явно не в машине. Он осторожно открыл глаза и тотчас же захлопнул их снова, ошарашенный увиденным. Зарылся лицом в мягкую шерсть кота, вскочившего к нему на колени. Откуда здесь пушистик? Нет, с ним-то как раз всё в порядке, где же ему быть, как не… в квартире Казимира. В комнате – той, с балконом. – Матка боска, всё-таки есть балкон, – услышал Сенечка изумлённый возглас Казимира. Все они были здесь – Казимир, Агнешка, Павел… И рыжий этот – Олег, кажется. А ещё – тот, который проводник. В машине его не было, но тут появился. Бороду свою, в отличие от сменивших имидж Ковальски и Дарницкого, он не сбрил, однако вычесал из неё набившиеся во время пеших путешествий колючие семена растений. Накинул на плечи словно из костюмерной местного театра позаимствованное длинное малиновое пальто с меховой оторочкой. Четверолапых спутников с ним не было, однако на левом запястье сверкала серебряная цепочка с фигурками кошки, собаки и… оленей вроде бы. Или лосей? Проводник наклонился к Сенечке, потрепал его по всклокоченной макушке, забрал у него из рук кота и суровым, не терпящим возражений тоном потребовал: – Начинай, мальчик! Ты знаешь, что делать. И Сенечка понял – да, он знает. Вжикнул молнией на гитарном чехле, и альбом будто сам скользнул к нему в руки, открылся на нужной странице с карандашной надписью. …В девяносто первом году, значит… Он соскочил с дивана, сделал пару шагов, потянул на себя балконную дверь. Присел на корточки, рванул скотч, которым была примотана к решётке ёлочная игрушка. Отбросил комок липкой ленты. Стеклянная раскрашенная птица царапнула его ладонь острыми коготками лапок. Стеклянная? Да нет – живая, тёплая, трепещущая. Сенечка разжал пальцы, птаха раскрыла крылья и рванула ввысь. Он даже не рассмотрел её, не сумел определить, что это за пернатое чудо. Снегирь, воробушек? Или его «тёзка» – синица? Синица в небе… На его ладони, ещё хранившей ощущение тёплой щекотки птичьих перьев, лежал тонкий серебристый ключ. Впрочем, и эту вещицу Сенечка не успел разглядеть во всех подробностях. Ключ задрожал и… нет, не улетел и не исчез, а каким-то образом втянулся под кожу. – А… как теперь? – Сенечка растерянно обернулся к ожидавшей от него ещё каких-то действий пёстрой компании. Ему показалось, что выражение лиц какое-то растерянное у всех, даже у Олега и Агнешки, а уж эти ребята, наверное, привычные к чудесам. Проводник же кивнул ему, подбадривая. Притянул, ухватив за плечи, и резко развернул к себе спиной, а лицом… к сейфу в стене. Это была уже не квартира, а антикварная лавка. Когда и как они сумели туда перенестись? Цепочка с фигурками животных зазвенела над Сенечкиным ухом, успокаивая и вселяя уверенность в том, что он всё делает правильно. Ключ внутри его тела – значит, так и надо. Сенечка приложил дрожащую ладонь с растопыренными пальцами к дверце сейфа, слегка нажал и повернул. Открылась прямоугольное пространство размером с том энциклопедии, а в глубину… ну, наверное, как штук пять толстых книжек. Только там, внутри, не книги были, а сверкающая россыпь колечек, камушков, цепочек. – Как в кино про пиратов! – ахнул Сенечка. Он выгреб сокровища из сейфа и сложил горкой на стол. Казимир тут же потянулся к драгоценностям, в его глазах вспыхнуло профессиональное любопытство. На лице Павла тоже отразился интерес, но иной – хищно-собственнический. Агнешка и Олег на золото и бриллианты взирали спокойно. Однако когда Сенечка вытянул из глубины сейфа цепочку со сверкнувшим алой каплей миниатюрным яблоком, оба вздрогнули и потянулись к ней. – Прочь загребущие ручонки! – цыкнул на них проводник. – Как мальчик решил, так и будет. Ох… А он ничего ведь и не решил. Внезапно Сенечка понял, что снова оказался в каком-то другом помещении. Это была квартира с большими окнами и высокими потолками, похожая по планировке на Казимирову, но не она – другая. В маленькой комнате на кровати, замотавшись по самую шею в одеяло, сидела девочка, на вид совсем кроха, лет четырёх-пяти. Рыжие кудри у неё были совсем как у Олега, имелось некоторое сходство и в чертах лица. Только её отец смотрел на Сенечку с едкой усмешкой, а ребёнок – с удивлением, но тепло и доверчиво. Будто пришёл к ней в гости волшебник из сказки. Ты ведь добрый волшебник – да, Сенечка? Ничего плохого малышке не сделаешь? – Не бойся, Дашута, – откуда-то в его памяти всплыло имя девчушки. Малышка отбросила одеяло, оказавшись в длинной белой футболке с картинкой – розовым пони из мультика. Сенечка ловко накинул подвеску с рубиновым яблоком ей на шею. И обессилено сел на пол, наблюдая, как вплавляется прямо через ткань футболки в ребячье тельце украшение. Становится с девочкой одним целым – так же, как практически только что сделался частью тела Сенечки ключ. – Вот и всё, – устало произнёс он. Девочка попыталась снова закутаться в одеяло. Щёки у неё раскраснелись, глаза болезненно заблестели, будто от высокой температуры. Она словно только что заметила, что в её комнате не только «добрый волшебник», но и другие незваные гости. Вдруг её взгляд выхватил из толпы знакомое лицо. – Папа Олег! – детские губы растянулись в улыбке. – Ты приехал? – Т-с-с, маленькая. Я ещё еду. Я тебе снюсь, – ласково прошептал Локи, укутывая дочку. Проводник подтолкнул замершего Сенечку. Тот, уже перемещаясь в пространстве, услышал голос Богдана Валерьевича. Тем же сердитым тоном, каким когда-то распекал нерадивых учеников «художки», неспособных отличить библейскую притчу от античного мифа, Репин произнёс: – Даша, почему не спишь? Олег… что происходит? – Тебе, дорогой, я тоже снюсь… Оказавшись в квартире с несуществующим, но до сих пор видимым балконом, Сенечка снова схватил на руки взъерошенного кота: близкое присутствие питомца придавало ему уверенности в себе. – Я всё правильно сделал, – обратился он к проводнику в малиновом пальто. Это прозвучало не вопросом, а утверждением. Проводник кивнул. – Натворил дел, студент, а нам ещё кучу лет расхлёбывай! – недовольно прошипел Локи. В его глазах сверкнули злые искры. А ведь только что вёл себя по-родительски нежно. И ведь то и другое было совершенно непритворным – Сенечка чувствовал это. Удивительно… Удивительным было, впрочем, всё происходящее. Апатия прошла, чувства и эмоции – очень противоречивые – вспыхнули остро, ярко и все разом. Сенечка обернулся, отыскав взглядом Казимира. Тот стоял в стороне, неловко подпирая спиной дверной косяк, – понурый и робкий, будто и не хозяин этой роскошной квартиры. А ведь и впрямь не хозяин теперь! Никто Сенечке об этом не говорил, но он понял как-то сразу, словно способен был читать мысли или же информация носилась в воздухе и сама собою впитывалась в мозг. Квартира и антикварный бизнес с недавних пор принадлежат Павлу Дарницкому. Казимир, как младший сын мельника, придуманный Шарлем Перро, остался с голым задом и котом, который даже не говорящий и хитромудрый, как в той истории, а самый обыкновенный домашний пушистик. Ничуть не сказочный. Зато сам Сенечка, пожалуй, подцепил во время общения со странной компанией сильнодействующий вирус волшебства. Хотя, нет – невероятные способности гнездились в нём с рождения, а сейчас под влиянием магического окружения развернулись в полную силу. Всё это не радовало студента, скорее – тревожило. И что дальше – было непонятно. – Держи! – Локи, уже почти беззлобно ухмыльнувшись, протянул Сенечке картонный прямоугольник. Он рассмотрел визитку, рекомендовавшую Олега Видуровича как потомственного экстрасенса. Бытовая и поисковая магия, любовный приворот, предсказания судьбы… Вряд ли что-то из этого списка могло ему пригодиться. Однако Сенечка, вежливо кивнув, убрал карточку в карман. Олег, дурашливо послав всей компании воздушный поцелуй, вышел на балкон и исчез. – И нам пора, – пробасил проводник. – Работы много, времени в обрез, зима близко. Пойдём-ка, – поманил он за собой Агнешку, – внученька… Сенечка не успел подивиться весьма странному, на его взгляд, обращению, как моложаво выглядящая прабабка Павла и Казимира по-девчоночьи шустро крутнулась на пятке… И предстала перед всеми в совсем ином облике – барышней с косичками в светло-голубом платьишке с вышитыми снежинками, таком же берете и серебряных сапожках на белые колготки. – Пойдём, дедушка, – нежно пропела она и вытянула ладонь, на которую тут же спланировала упорхнувшая не так давно с балкона пичуга. Всё-таки синица желтогрудая, не снегирь! Ошарашено смотрел Сенечка на неё, словно сошедшую с новогодней открытки. Он-то думал: Агни – божество огня, как и Локи. А она оказалась снежной девчонкой, древним духом здешних мест, называемой на Руси по-разному: то Снегурочкой, то Костромой. Впрочем, связь её с огнём в фольклоре оговаривалась – через костёр она прыгала в сказке. Проводник и его юная спутница тоже сделались невидимыми за балконной дверью. И Сенечка понял: всё, сказка закончилась. И ему пора уходить. Не через балкон – в портал, ведущий то ли в прошлое, то ли в параллельную реальность, ему теперь хода нет. Студент накинул на плечи лямки гитарного чехла, насуплено пожалел счастья оставшимся в квартире Павлу с Казимиром – и вышел. Казимир нагнал его на улице, когда студент преодолел, задумавшись, как оказалось, довольно большое расстояние. – Ты куда? – В общагу, – буркнул Сенечка, отмечая, что Ковальски зачем-то тащит с собой переноску с котом. Погулять питомца вынес, что ли? Или снова понёс к ветеринару? – Погоди… Сенечка, давай… ну, хотя бы попробуем. – Попробуем – что? – Жить вместе. Конечно, прежней роскоши уже не будет, но крыша над головой у меня есть, да и машина осталась. На работу устроюсь в музей, там есть вакансия, я узнавал. – Зачем? – тоскливо спросил Сенечка. – Что – зачем, в музей? – не понял Казимир. – Можно и… в другое место. Преподавателем, например, или экскурсоводом в турфирму. Павлик звал в свою «Бригантину», да что-то мне неохота к нему, лучше к конкурентам. – Нет… вообще – зачем ты мне это предлагаешь? Ну, вместе жить и всё такое. – Ты неверно сформулировал вопрос. Если бы ты поинтересовался, не «зачем», а «почему», я бы ответил. – Ладно. Тогда – почему? – Потому что, – Казимир замялся, нервно качнул переноской с сердито мявкнувшим на это котом. – Потому что, наверное, я тебя люблю. Вот… – Ага, ясно, – грустно кивнул Сенечка. – Мир, а я тебя… пока не знаю, да или нет. Можно, я не сразу отвечу? – Можно, – вздохнул Казимир. – Так что – подвезти тебя до общежития? – Там, наверное, закрыто. Давай всё-таки к тебе. Только… – Что? – Пешком пройдёмся, как в тот раз. Ты не против? – Я – нет, только Ёжик бы не раскапризничался. – Да он вроде тихо сидит. Ой… Мир, смотри! – Сенечка задрал голову, читая адресную табличку на стене дома. – Что ты там увидел? – Проспект Мира, – хихикнул Сенечка. – Твой. – На самом деле это с советских времён осталось. – С советских? – удивился Сенечка. – Здесь же… ну, совсем всё старинное, вон какие купеческие дома. – После революции, знаешь ли, и старинные переименовывали по-новому. Особенно если прежнее название по-церковному или по-царски звучало. – А раньше какое здесь было? – Это ты мне как будущему музейному работнику экзамен на знание костромской старины решил устроить? – Просто интересно. Или не знаешь? – Знаю. Павловская улица. – Ка-а-ак? Серьёзно?! – А что такого? Ох… точно. Забавное совпадение. – Думаешь, совпадение, Мир? А если это… ну, знак. – Тогда… думаю, это хороший знак, Сенечка. Пусть будет.