Vanagloria

***

      Да, занятия были, мягко говоря, нудными и совсем бесполезными. Но раз Сморкала лучший на потоке, таковым он и должен оставаться, а для этого нужно посещать хотя бы самые нужные предметы.       Тренировка выдалась изнуряющей, регенерация не особо помогала демону восстановить силы, как и вылечить проступившие синяки и раны. Напарник оказался хорошим и беспощадным. Какой-то бешеный вурдалак, его пришлось вырубить, чтобы успокоился.       Весь растерзанный, Йоргенсон выходит из кабинета и идёт в сторону выхода из академии. Солнце уже начинает садиться, многие ученики расходятся по домам.       В общежитии уже полно народу, все галдели и расхаживали по коридорам, кто-то двигался к лифту, кто-то спускался с лестницы. Сморкала принял решение подняться по лестнице, таким образом заменив себе вечерний бег. Можно хотя бы чуточку дать себе слабину, хотя бы раз за несколько лет.       Астрид как раз спускалась по лестнице, в своей привычной одежде, с хвостиком на голове и с бутылкой воды. — Ты только возвращаешься? — интересуется она, — Хотя, я поняла. Иди лечись… Иккинг ждёт тебя на балконе, он поможет если что. — Завтра побегаем с утреца, — тихо говорит Сморкала, кое-как плетясь наверх. Он поднялся до пятого этажа. — Да-да, — говорит демонесса, спускаясь чуть быстрее. Сморкала продолжает восхождение на этаж демонов.       Все в лобби встретили Сморкалу с беспокойством, предложили прочитать заклинание, но он отказался. — Меня Иккинг подлатает, — отмахивается демон алчности, потихоньку идя по коридорчику, немного качаясь. — А, ну, хорошо, — соглашаются демоны, опять продолжают заниматься своими делами.       Иккинг сидел в кресле, сконцентрированно читал какую-то фиолетовую книжку, но, услышав щелчок открывающейся двери, тут же отложил её в сторону, положил на небольшой столик. — Да ты прямо жизнью потрёпан, — усмехается Иккинг, вставая с места и указывая ладонью на кресло, — Садись, я тебе помогу. — Регенерация барахлит чутка, надо просто… Подождать, — глубоко дышит Сморкала, тяжело плюхаясь в кресло. Он замечает, как в глазах Иккинга мерцают какие-то фиолетовые огоньки, как они изучают его, будто насквозь проглядывают. — Дело не в регенерации. А в ауре. Она почему-то… — Иккинг тянется рукой к Сморкале, — Блокирует энергию… А, я понял. Её нет, — демон гордыни хлопает себя ладонью по лбу, — Вам же нужна энергия для регенерации, а она у тебя на нуле фактически… Интересный вы класс, однако же. Сколько времени обычно лечишься? — Когда как. Во сне быстрее. Обычно около трёх часов. — Много… Мой отец буквально за три секунды лечится… Наверное, потому что он демон высшего ранга… Или потому что он взрослый, — сомневается Иккинг, то и дело смотря куда-то по сторонам и пожимая плечами. — Погодь. Твой отец — демон алчности? — Не-а. Гнев. — А как ты?.. — Генетика, — улыбается Иккинг, — Мой прадед был гордыней. Мне от него передалось. Гад редкостный. Я, имею в виду. Угораздило ж меня родиться так не вовремя! И мать… На тот свет… Ну, зато я есть, — усмехается демон, — Это, тебе помочь? Я знаю пару заклинаний, которые ускорят твою регенерацию. Или лучше тебя энергией подпитать? — Энергия. — Оки-доки, — Иккинг ловко выхватывает книжку со стола, открывает нужную страницу, что-то из неё вычитывает глазами и прикладывает к руке Сморкалу свою ладонь.       Сморкала чувствует прилив энергии, как ему заметно легчает, как усталость постепенно исчезает. — Ты... — Молчать.       Йоргенсон недоумённо смотрит на Иккинга, но послушно молчит. Как только Иккинг убирает ладонь, он начинает пояснение: — Твой голос создаёт помехи около ауры. Блокирует некоторые потоки энергии. Твоя аура какая-то подпорченная, тебе бы помедитировать что ли. — Я окружаю себя золотом, чтобы очищать её. — Значит мало золота, — Иккинг берёт со стороны кресло, перетаскивает его одной рукой и ставит перед Сморкалой, присаживается перед ним, — Ты в курсе, чтобы аура была кристальной, как стёклышко, тебе нужно минимум пять кило золота иметь в помещении? — Знаю. Но у меня нет столько золота… — Мой тебе совет, дружок: чаще пей молоко с мёдом и почаще верти в руках что-нибудь позолоченное. Отлично помогает, — показывает «лайк» Иккинг, раскинувшись в кресле будто кот на подоконнике. — Ты какой-то… Странный, — говорит Сморкала. Иккинг на это смеётся, но как-то натянуто, неестественно. — Я ждал, когда ты это скажешь. С этого начнётся моя история… Хотя, может быть, у тебя есть вопросы ко мне? — Астрид говорила, что у тебя всё плоховато с прошлым… — О, даже так… — Иккинг сделал вид, что призадумался, — Она права. Я такой страдалец, апофеоз мученичества! — драматично вскидывает руками к крыше балкона, явно переигрывает. Сморкала удивлённо зыркает на демона перед собой, — Не ожидал, да? Понимаю. Я всё расскажу, так и быть… С чего начать? Раннее детство, юность? — По порядку. — Окей, — Иккинг вздыхает, немного прикрывает глаза, — Вся жесть начинается с того самого момента, когда выясняется, что я не гнев. Даже не уныние. А чёртова гордыня. Звучит как-то стрёмно, но… Моя мать умерла от печали. Да. Мой отец был так зол… Мама знала, что это не от неё зависело, но она так расстроилась, что просто потухла. Мне от силы минут пять, а я уже похерил родственника! Невообразимая неудача! — он почему-то немного посмеивается, будто рассказывает анекдот, — Отец быстро понял, что я пошёл по стопам моего прадеда, Кронуса Менталиста. Отец его просто ненавидел, вот аж плевался, когда видел его портрет на стене. К сведению, прадед случайно так прервал нашу родословную, женившись на какой-то суккубше. И в итоге получился мой батя, что только и умеет орать матом и драться до последней крови, — всплёскивает руками Икк с широкой улыбкой на лице, но она тут же исчезает, — Причём до последней крови врага. Он вообще зверь живучий… А потомство, — он издаёт странный звук губами, — гнилое. Ты глянь на меня, Сморкала! Какие тонкие руки, а пальцы! Они же тяжелее ручки ничего держать не умеют! А сам я похож на рыбью косточку. Правда ведь? — Тебя это забавляет? — интересуется Сморкала. — Я так защищаюсь, — признаётся Иккинг, улыбнувшись, — Так, о чём это я? Ах, да… Я всё просрал. Первые годы жизни, м-м-м-м, ад на земле. Не знаю, как я выжил вообще. Отец ходит в какие-то походы, воюет там с кем-то, а я беспризорником мотаюсь по лесам, горам, за мной никто не следит, всем вообще было всё равно, что я и кто я. Переросло это в итоге в комплекс. Я начал везде лезть. Я интересовался книжками о военной стратегии, механике оружия, даже кораблестроением пытался заниматься, да не пустили, мал был. В итоге будучи пятилетним мелким червячком я прочитал всю библиотеку. Все книжки от корки до корки. Я ими и питался, наверное. Мы, демоны гордыни, оказывается, можем не есть месяцами, даже годами! Лишь подпитывая энергию ауры чем-нибудь. Мой прадед прожил сто семнадцать лет, и то повесился от скуки, ха-ха! — Ты говорил, что школу экстерном окончил… Причём две. — Это? А, да… Я и забыл. Начинается переломный момент, Сморкала. Потому что как только я пошёл в школу, я понял, что я не умею общаться с людьми, — скрещивает руками Иккинг, улыбка исчезает с его лица, — От слова «совсем». В итоге начался буллинг. Но я быстро нашёл своё оружие. Для вас, алчных и гневливых, это кулаки и ноги, сила духа… Для меня же — слово, — поднимает указательный палец в воздух, взгляд глаз заметно тяжелеет, мрачнеет, — Ох, я стольких убивал… Пара слов, Сморкала, и демон повержен, — он качает своим пальцем, смотрит Йоргенсону прямо в глаза, — Ты представляешь себе это? Жалкий мальчонка, окружённый толпой. На него направлены сотни кулаков, глаза у всех горят, а он отбивается, лишь говоря… «Я — выше», — выговаривает он чётко, будто смакует эту фразу на своих губах. Сморкала с ужасом смотрел на Иккинга. Нет, это более не тот дружелюбный парень, похожий на уныние, — Да, у них были силы, и похлеще моих. Но я-то выше, — Иккинг злорадно посмеивается, — Я видел их страх. Я видел их злобу, как у них сводило скулы от того, что они стискивали зубы. Они не смели нападать на меня, потому что я — гордыня. И они разошлись. Все до единого, — с расстановкой говорит Иккинг, на минуту смолкает, — И я поддерживал свой статус. Я старательно учил все задания, понял, что мне этого мало, просил дополнительные задания, я и их выполнял. Я был так одержим этим чувством, когда ты смотришь на всех как на сраное быдло, и ты тут чёртов король, — громко восклицает Иккинг, но тут же стихает, — И ты стремишься выбраться из этого. Да, ты король, но среди дерьма. Надо повысить планку. И я повышал. Я ночами не спал, делал всякие задания, учился, порой забывал поесть. Меня уже никто не трогал, ибо я был лучшим. Но зато я начал ущемлять всех и вся, — в глазах Иккинга блеснул огонёк одержимости, Сморкала ещё пуще испугался, — Ты когда-нибудь трахал суккубов? Или может быть феечек? А может быть ты пошёл дальше, замахнулся на блудливых сук? Нет? Пф, ты столько всего упускаешь, Сморкала, ты такой скучный, — отмахивается с улыбкой Иккинг, — За день у меня было по партнёрш пять, не меньше. Бывало, пойду в столовую, а около лестницы стоит сексапильная суккубша, постучит немножко копытцем, — Иккинг постучал носком тапка по бетону, — Зазывает. И я иду. И на полчаса меня нет… Ха-ха-ха, это было так шикарно, когда выходишь из-под лестницы, такой запыханный, но чертовски довольный. И никто тебе ничего сказать не может, ты же лучший! Никто не смеет перечить чёртовой гордыне! — Иккинг на минуту смолкает, — А потом опять перелом. Причина, по которой я такой странный. Я очень сильно ненавидел одного демона алчности. Его звали Валентайном, кажется… Да. Он всегда шёл против меня. Ему плевать было, что я выше его по рангу, возникал везде, пытался собирать против меня всякие коалиции, но все в итоге сдавались… — Иккинг громко щёлкает пальцами, щелчок разносится эхом в воздухе, — Пешки упали с доски. Валентайн был моим антиподом. Он был очень человечным для демона. Пока я всех принижал, он всех поддерживал. Прекрасный лидер. За ним готовы были многие пойти… А я своими силами всё ломал. По мне не скажешь, знаю, — усмехается Иккинг, глядя в испуганные глаза Сморкалы, — Я стал… Хорошим манипулятором. Я схватывал всё на лету, быстро обучился различным ментальным техникам. В этом мне равных нет, и не будет. Я переплюнул даже Кронуса, — серьёзно заявляет Иккинг, немного покачивает головой, будто змея, готовящаяся к атаке, — В день выпуска… Я точно не помню, что происходило, но в момент своей речи, когда мне давали медали, всякие бумажки, я начал оскорблять Валентайна. Я вложил в свои слова столько ненависти и зла, и сам того не замечая, проник к нему в ауру. Она была светлой-светлой, а я… Очернил её. Просто чернота. После всего этого, я пошёл праздновать окончание этой чёртовой школы, решил напиться… Мне позвонил на телефон какой-то учитель, думаю, какого чёрта вообще, — Иккинг глубоко вздыхает, смотрит Сморкале пристально в глаза, — Валентайн… Покончил с собой.       Сморкала аж вскочил с кресла. — Но… У нас регенерация, мы не можем… Умереть так! — А он смог, — тоже встаёт Иккинг, — Я осквернил его ауру и сломил его дух… Я заставил его покончить с собой. Регенерация не спасла ни его тело, ни душу. Да, Сморкала, — он разводит руками по сторонам, — Я — самый гнусный демон гордыни, когда-либо ступавший на эту чёртову планету.       Йоргенсон стоит на полусогнутых ногах, рвано дышит. Кажется, чувство напряжения и страха медленно, но верно убивает его. Иккинг резко опускает руки, они шумно бьются о его худой корпус. — Но ты изменился, — шепчет Сморкала. — Да. Я осознал, что совершил. С тех пор я поклялся себе больше никогда не причинять вреда. Во мне — страшная сила. И я держу её в узде. Каждый день я использую на себе свою же силу, контролирую себя самого. Когда я показываю свою истинную сущность, многим становится плохо. Тебе же плохо? — Иккинг протягивает Сморкале руку, тот кивает, — Видишь? Вот поэтому я такой странный. — У меня есть один вопрос. — Валяй. — Ты… Правда… Любишь Астрид? — Сморкала опять падает в кресло. Иккинг всё стоит, смотрит куда-то в сторону, на горы, леса. — Знаешь, у меня в семье все мужчины — моногамы. Любовь на всю жизнь. Я этого раньше не понимал, искал любовь в утехах. Думал, на хер мне эта любовь сдалась?.. Но когда изменился, понял. Мне была симпатична одна девушка, но она так подло себя повела… И вспоминать не хочется. А потом Астрид появилась. Я неосознанно понял, что вот она. Та, единственная. Она — вылечит меня. Она — спасёт меня от этого всего, — Иккинг стучит себя по груди кулаком, после просто прикладывает его к груди и держит, — Но я не спешил открываться ей. Говорил вскользь, чтобы не обижать, да и ей могло стать плохо. Долго не решался, как мне быть. Помню, встретились на маяке. Ну, ты знаешь, на Масленичной горе. Ночь была глубокая, но она согласилась прийти и поговорить со мной. Рассказал ей всё от и до… И знаешь… Ей не было плохо. Да, она плакала, держала меня будто в тисках, когда обнимала, но я понял, что аура у неё чиста как стекло. Я не влияю на неё. У меня аура гнилая, смрадит. А её благоухает, она нисколько не помутнилась из-за меня… Когда она меня поцеловала, кажется, на долю секунд я очистился. Но я по-прежнему омерзительный гад. Просто скрываюсь. Валентайн, наверное, козни мне строит с того света.       Вдруг раздаётся щелчок двери. На балкон заходит Астрид. — Беседа, я так понимаю, ещё не окончена. — Ты как раз вовремя, — улыбается Иккинг, поворачиваясь лицом к Астрид, — Валентайна вот вспомнил, царство ему далёкое. — Оу… Сморкала, ты как? — Всё окей, Ас, — отмахивается Сморкала. — У тебя синяки появились под глазами… — замечает Астрид, глядя на друга, следом переводит взгляд на демона гордыни, — Иккинг, ты точно контролировал себя? — Я дал слабину, на пару секунд. Но его аура заметно подпорчена ещё до моего раскрытия, так что… Ему нужно просто поспать. Я ему энергии чуток добавил, — демонесса на это немного кивает. — Ну, я пойду в душ, место заняла вот только что. — Хорошо, буду ждать тебя в комнате, — улыбается Иккинг своей милой улыбкой. Сморкала отметил, что она не была фальшивой в этот раз, — Кстати, не хочешь глянуть наше жилище, Сморкала? — Был бы рад, — нервно усмехается Йоргенсон, кое-как вставая с кресла. Иккинг подхватывает его под руку. — Нет, так не пойдёт. Мне всё же придётся почистить тебе ауру. С твоего согласия, конечно же, — добавляет Икк, открывая дверь другой рукой и сразу сворачивая налево в открытую дверь.       Комната была приятных кремовых тонов. Диван стоял боком, как и телевизор. Обитель выглядела даже лучше, чем местечко Сморкалы. — А у вас красиво. Вам бы люстру позолоченную, — улыбается Сморкала, неспешно присаживаясь на диванчик. — У меня аллергия на золото, — невзначай бормочет Иккинг, уходя в сторону спальни. Он приносит какую-то потрёпанную чёрную книжку, — Важный вопрос: ты у нас чистокровный или как я, непонятная хероборина? — Обижаешь, седьмое поколение, — усмехается Сморкала, стараясь не показывать, что рядом с Иккингом ему всё хуже и хуже. — Понял. Это тяжело. Вы случаем кровосмешением не занимались? Ну, твои родители, — хмыкает Иккинг, присаживаясь рядом со Сморкалой, — Или может предки? — Моя родня специально искала демонов алчности. Никакой любви, только расчёт. Мой отец дал мне указание найти ту девушку, что выше по рангу. Начиная с гнева, естественно. — О как… Если бы не прадед, я бы был демоном гордыни… В десятом поколении… Не судьба, — пожимает плечами Иккинг, следом кладя левую ладонь на правую руку Сморкале. Книжка начала левитировать в воздухе, — Похоть одолела чёрта, хе-хе. — А как так вышло, что он с суккубшей-то? — Как написано в дневнике моего дяди: «Кронус нашёл свою истинную любовь лишь у рогатых тварей, ему чужды были порядки, он просто хотел быть любимым хоть кем-то», — певуче растягивает слова Иккинг, видимо, его это забавляло, возможно бесило, — Большего я и не знаю. И не хочу. Хотя, у него интересная жизнь была… Исследователем был, мотался по странам. Там где-то и нашёл мою прабабку. — А как её звали? — Язык сломаешь, — усмехается Иккинг, — Беатриче Генраетта Карин Эрнестайн. Ой, а глаза-то выпучил, — смеётся с демона алчности он. — Вот это имечко. — Суккубы, что с них взять. У всех по три имени почти. Я, кстати, застал её ещё живой. Пережила Кронуса аж на тридцатку лет. Хороша, ничего не сказать… Наверное, в неё мой отец такой рыжий, — улыбается широко Иккинг, — Мне от неё тоже многое досталось. — Например? — Я могу трахать суккубов и при этом не умереть от истощения, — улыбается ещё шире Иккинг, следом заливисто смеётся, — Ты, видимо, вообще бестиарий в жизни не открывал. Они высасывают энергию из тех, кто решится заняться с ними сексом. А у меня она почти что безгранична, да и они сами от меня устают. Я таких, как они, щёлкаю как семечки! — А ты, видно… Тот ещё любовничек, — натянуто улыбается Сморкала. — Я просто знаю, куда давить, Сморкала. И не забывай, что я — гордыня. Я всегда стремлюсь всех и вся обогнать. — Почему же тебя тогда нет в рейтинге академии? — задаёт наконец вопрос Сморкала, который мучает его. Иккинг заметно мрачнеет. — Тут опора больше на силу физическую, так что я потерял смысл в соперничестве. Здесь, — уточняет Икк, — Но с психической точки зрения… Ха, даже твой батя мне не ровня. Мне нет смысла заниматься моим телом, потому что вся энергия у меня уходит на удержание моей натуры в тисках. Я лучше удержу себя, нежели обрушу на вас всю плохую энергию, что во мне накопилась. — Ты как… Губка типо? — предполагает Сморкала, чувствуя, как ему заметно легчает. — Ну, если тебе так будет удобнее, то да. Я скорее адсорбент. Я аурой всё собираю, а не телом. Это моя фишка. Ваши страдания и страхи, лесть и подлизывания — это всё питает моё эго, — улыбается он, — Обычно демонов гордыни подпитывает лишь лесть, дорогие шмотки и одиночество, но я, похоже, эволюционировал. Дядя говорит, это благодаря прабабке. Либо из-за того, что меня принижали, а я в итоге решил этому противодействовать. Резистентность. — Получается, всё благодаря генетике? — И социальному фактору. И мировоззрению. Много факторов, Сморкала. Если ты захочешь, то и ты можешь стать чем-то большим. Просто приложи усилия. У тебя есть потенциал, — уверяет Йоргенсона Иккинг, — И я это вижу. Отец считает тебя слабым звеном, не так ли? — Я этого тебе не говорил. — У тебя на ауре написано. — Он больше времени Густаву уделяет. — Брат? — Двоюродный. — Тоже алчность? — Угу. — Интересно… Глубокая дилемма, дружок. Я бы даже сказал, семейная драма. Матери у вас нет? — Есть, но она с нами больше не общается. — Ох… Сочувствую, — поджимает губы Иккинг, — Но ты это, духом-то не падай. Ещё одного Валентайна на своей памяти я не хочу… Твой отец с матерью развёлся? — Можно и так сказать. У неё теперь другая семья. — Вы, алчные, видимо, на богатства падки прямо до мозга костей, — комментирует Иккинг, — У вас богатств не так уж и много, да и ты с отцом хвораете, сами того не понимая. Не отчаивайся. Знаешь, как говорила моя прабабка? Она мудрая была, хоть и любила трахаться с кем попало. «Переживи крик. Переживи век. Переживи смех. Переживи всех»*.       Сморкала кивает на это с грустной улыбкой. — Можно вопрос? — Я всё внимание. — Куда девается моя плохая энергия сейчас?       Иккинг сначала никак не реагирует, но потом ухмыляется. — Невнимательный ты, дружок… Либо ты устал. Много информации, понимаю. Ко мне энергия идёт… Вроде всё. Сам дойдёшь до комнаты? — Думаю да.       Сморкала встаёт и идёт в сторону выхода неспешной походкой. Иккинг провожает его до двери. — Ну, до завтра? — Иккинг протягивает Сморкале руку, когда тот ступает за порог. Тот пожимает её.       Но вдруг Иккинг сильно сжимает его ладонь, чуть дёргает на себя. Сморкала опять чувствует страх. — Если я ещё раз… Увижу, как ты уходишь с Астрид куда-то без моего разрешения, — говорит с паузами Иккинг, в глазах его сияет скрытый гнев, — Я тебя уничтожу, — и тут же милая улыбочка, будто он этого и не говорил, — Доброй ночи, сладких снов.       Ладонь быстро отпускается, а дверь захлопывается. Сморкала небольшими шажками доходит до двери, резко открывает её и захлопывает за собой, когда заходит внутрь своей комнаты. Прислоняется к двери и сползает по ней до пола, тут же отрубается как насмерть. На сегодня ему хватит всяких новостей.