* * *
Во время экзаменационной недели в окрестностях Хогвартса стояла страшная жара. У берегов Черного озера постоянно терлись группки волшебных животных, выбирающихся из Запретного леса на водопой. Ученики школы, переводя дух между экзаменами, с любопытством пялились на забредающих по грудь в озеро единорогов и пикси, ныряющих в воду прямо в полете. Дадли сильно сомневался, что сдал все экзамены на самый высший балл, но твердо был уверен в том, что набрал хотя бы минимальную оценку: профессора заколдовали все перья так, чтобы никто не мог жульничать на письменных экзаменах волшебным образом, но вот про маггловские шпаргалки не подумали. А магглорожденные ученики, по негласному сговору, не стали их просвещать. Практическую же часть экзаменов Дадли с Блейзом и вовсе сочли ерундой по сравнению с тайной еженедельной муштрой у профессора Квиррелла. Как им позже пояснила Сандра, у первокурсников на экзаменах, в основном, оценивался уровень владения собственными волшебными палочками, нежели конкретные заклинательские таланты. Впрочем, самое главное испытание у Дадли было еще впереди. По предварительной договоренности с наставником он ушел с экзамена по истории магии – последнего в этом году – примерно через двадцать минут после начала, отпросившись в туалет и сдав профессору Боуду на три четверти заполненный тест, который для него в лихорадочном ритме делал Блейз, куда глубже своего друга разбирающийся в предмете. Забини старательно записывал все ответы теста печатными буквами, чтобы профессор не распознал его почерк. А за оставшиеся сорок минут экзамена Блейз вполне рассчитывал успеть написать и свою часть задания. Дадли не был уверен, что профессор Боуд не распознает их маленькую аферу, но профессор Квиррелл предварительно успокоил всех ребят, сказав, что в крайнем случае заваленный экзамен можно будет пересдать в Министерстве магии в конце лета. К тому же авантюра, в которую Дадли собирался ввязаться вместе с наставником, казалась куда страшнее любой пересдачи. Они специально назначили время ее проведения на экзаменационный час, чтобы по коридорам замка шаталось как можно меньше учеников. Директору Дамблдору в то же время Квиринус отправил сову, в которой от имени министра Фаджа срочно вызывал того в Министерство. Если же профессору Боуду вздумалось бы пойти поискать запропастившегося Дадли, то на этот случай под дверью кабинета его караулили Сандра Фосетт и Мариэтта Эджком, у которых экзамены заканчивались на час раньше. Мариэтта была не в курсе происходящего, но, когда Забини посулил ей в награду все свои карманные деньги на следующий год, девочка милостиво согласилась устроить с Фосетт безобразную драку напротив кабинета истории, стоило Боуду высунуться наружу. Дети посчитали, что разнимание девчонок надолго отвлечет профессора, чтобы тот и думать забыл про неуловимого мистера Дурсли. В итоге, когда Дадли и профессор Квиррелл встретились на третьем этаже напротив Запретного коридора, они сообщили друг другу, что их путь наверх видели разве что домовые эльфы и миссис Норрис, свидетельские показания которых не посчитает значимыми ни один суд. Переглянувшись, сообщники, не теряя времени, направились на встречу своему приключению – темного времени суток ждать не стоило, ведь директор мог вернуться из Министерства в любой момент. Препятствия в Запретном коридоре оказались вовсе не такими страшными, как ожидал Дадли. Да, трехголовая собака была весьма злобной и пугающей, но Квиррелл моментально трансфигурировал арфу из ученической шляпы Дадли и зачаровал ее на непрерывное исполнение мелодии. А дьявольские силки, оплетшие пространство под люком, сами испуганно расползлись по углам от яркого Люмоса, зажженного на палочке наставника. Дальше по коридору Дадли и Квиринусу встретились порхающие по воздуху ключи и стойка с метлами, на которых за ними следовало гоняться. – Профессор, а философский камень точно будет настоящим? – с сомнением поинтересовался Дадли у Квиррелла. – А то все препятствия, которые мы встретили, похожи на какую-то ерунду для детей! Тут даже мой папа с дробовиком прошел бы! А он маггл, между прочим! – Они и рассчитаны на детей, – со смешком ответил Квиринус. – Если бы Дамблдор действительно хотел спрятать камень, он ни за что не стал бы оставлять его там, где я хотя бы теоретически могу его найти. Это ловушка. И рассчитана она не только на меня, как я понимаю, но на всех, кто рискнет пройти по этому пути. И, возможно, на твоего кузена. – На Поттера? – неподдельно удивился Дадли. – Ему-то философский камень на что? Разбогатеть и съехать от нас, что ли?.. Так у него, вроде, и своих денег полно... – Есть одно пророчество, – покосившись на ребенка, со вздохом признался его учитель. – Мне не вполне известен его текст, но, полагаю, с помощью этого коридора Дамблдор хочет проверить это пророчество на работоспособность. Именно поэтому наш маленький приятель Червехвост сейчас следит за твоим кузеном и его компанией. Чтобы вовремя остановить их, если они сунутся за нами сюда. – А вы верите в это пророчество, наставник? – поколебавшись, спросил Дадли. – Это из-за него вы в прошлом... ну, напали на родителей Гарри, да? – Не из-за него, – раздраженно прошипел голос из-под тюрбана Квиррелла. – Напротив, я желал доказать, что ни одно пророчество надо мной не властно. И показательно расправиться с тем, от чьих рук мне предрекли поражение. Но я допустил ошибку, не выяснив перед этим текст пророчества полностью. И, очевидно, запустил его, вместо того, чтобы уничтожить. По крайней мере, так считает Дамблдор, раз уж он планирует столкнуть меня с Поттером в этом коридоре. Возможно, без твоего кузена философский камень будет невозможно заполучить. Впрочем, я надеюсь, в последнем испытании Поттера можно будет заменить на любого другого ребенка, например, на тебя. Именно поэтому я и взял тебя с собой, помниш-шь? Дадли слегка повеселел после подробных объяснений. Раньше он немного опасался исполнять свою часть заключенной с Темным Лордом сделки, подозревая, что задание, которое ему предстоит выполнить, тяжелое и опасное. Он мог бы не справиться или, тем паче, погибнуть. Но если Дамблдор при создании Запретного коридора и впрямь ориентировался на Поттера, значит, наверняка предусмотрел выживание потенциального победителя Того-Кого-Нельзя-Называть. Так что, если Дадли заменит кузена, с ним, в принципе, ничего не должно случиться. О том, что с ним сделает Темный Лорд, если он не сможет достать философский камень, Дадли впервые задумался только в конце всей вереницы испытаний, когда они с Квирреллом справились с троллем, шахматами и зельями. Заглянув в зеркало Еиналеж, волшебным образом перенесшееся из заброшенного класса возле библиотеки в Запретный коридор, Квиррелл только беспомощно выругался. Он видел, как торжественно вручает философский камень Темному Лорду, но на самом деле никоим образом его не получал. Очевидно, наступал тот самый момент, когда для окончательной победы непременно требовалось вмешательство Поттера. Квиррелл пустил к зеркалу Дадли, однако желание мальчика в нем также не изменилось: он все еще больше всего на свете желал стать сильным и уверенным в себе магом, когда вырастит. И обнаружение философского камня никоим образом не входило в список его самых заветных желаний. И как бы Дадли ни пытался мысленно объяснить зеркалу, что обнаружение камня и вручение его наставнику является важнейшим шагом на пути к его мечте, проклятая драгоценность так нигде и не обнаруживалась. Вдобавок, Дадли подозревал, что желай он на самом деле заполучить философский камень, у него вышло бы ровно то же, что и у Квиррелла: отражение камня в зеркале, никак не говорящее о том, как его оттуда извлечь. Они явно делали что-то не так.* * *
Когда осторожно крадущаяся фигура Дадли Дурсли возникла в начале Запретного коридора, Дин Томас шестым чувством понял – пора! Сам Дин на экзамен по истории вовсе не пошел, потому что разве может какой-то экзамен сравниться с важностью возложенной на него Древними Богами задачи? Поэтому мальчик попросил всех адептов и неофитов со своего курса говорить профессору Боуду, что Дин в Больничном крыле. Сам Дин в это время пошел на третий этаж, потому что сейчас, в сущности, был самый подходящий момент, чтобы осуществить задуманное. К тому же профессора Дамблдора не было в Большом зале за завтраком, отчего Дин сделал вывод, что тот уехал из Хогвартса по каким-то своим делам. Конечно, даже присутствие директора не остановило бы осуществление замыслов Дина, но могло изрядно повлиять на успешность их исполнения. А все прочие профессора сейчас принимали экзамены и потому были отвлечены. И все-таки Дин некоторое время сомневался. Возможно, к ритуалу следовало приступить после отбоя? Тогда ему точно никто не помешает. С другой стороны, с наступлением ночи охрана может усилиться. Если, конечно, эта охрана вообще есть. В общем, явление Дадли Дин счел знаком свыше. Конечно, он еще не умел применять дезиллюминационные чары, но вполне обошелся коротким заклинанием из «Некрономикона», имеющим сходный результат, но не требующим использования волшебной палочки – только благосклонности Древних Богов. Невидимый и неслышимый, адепт последовал за заинтриговавшим его равенклойцем, пронаблюдав за его встречей с профессором Квирреллом и их дальнейшим путешествием внутрь люка в комнате с трехглавым псом. Собственно, на этом свои наблюдения Дин закончил. Его совершенно не интересовало, куда отправились профессор и ученик. Его цель была совсем иной. И она лежала сейчас прямо перед ним, сладко похрапывая под чарующие звуки арфы. В этот раз ему придется справляться без Грейнджер. Глупая девчонка так и не вернулась в Орден Древних, не признавая своей слабости перед лицом существ, обладающими несоизмеримо большей по сравнению с простыми волшебниками силой. Дин деловито извлек засунутый за брючный ремень ритуальный кинжал и примерился им к церберу. Вздохнул и наколдовал на оружие заклинание Энгоргио, выученное мальчиком аккурат перед экзаменационной неделей. Теперь длины лезвия должно было хватить. Осторожно приблизившись к спящей собаке, юный адепт внимательно ее осмотрел. Будь перед ним простое одноголовое животное, Дин предпочел бы лишить его жизни ударом в основание черепа – быстро и наверняка. Но что если, пока он будет бить по одной голове цербера, две другие проснутся и сожрут его? Даже если цербер потом сдохнет, это Томасу уже не поможет. Поэтому мальчик на цыпочках обогнул спящую собаку, коротко замахнулся и что было сил вогнал кинжал зверю в солнечное сплетение, налегая на него своим весом, дабы углубить проникновение. Одновременно с этим Дин горячо взмолился Древним Богам о том, чтобы не промахнуться мимо жизненно важной точки. Цербер коротко взвизгнул и задергался в агонии. Похоже, место нанесения раны было выбрано верно – в области живота даже гигантские псы совершенно беззащитны. Дин быстро отпрыгнул в сторону, чтобы избежать удара непроизвольно дергающихся лап, и торопливо начал читать речитатив воззвания: – Мнглв'шт ср'блв ттул хоорк'тса фхтагн! С'ффт тр'э'ккл! Йа! Кулл'п Йог-Сотот адл'вххшт! Дин искренне надеялся, что его жертва окажется достаточно велика, чтобы через прорыв, открытый кровью жертвы в ткани Вселенной, мог протиснутся один из самых великих Древних – Йог-Сотот. Это божество, Весь-в-Одном, Ключ-и-Врата, обладало величайшим талантом, являясь хранителем всех Врат Мироздания. Будучи призванным в наш мир он, в свою очередь, мог пропустить сквозь себя всех тех, кто желал познать и переделать на свой лад все человеческое пространство обитания. Йог-Сотот одновременно существовал всегда и везде, он уже находился здесь, и открытие Дином второй Печати лишь заставило бы его воплотиться. Но Дин знал, к его огромному сожалению он прекрасно знал о том, что даже цербера для воплощения столь великой силы будет недостаточно. Шепот Ньярлатотепа уже давно подготавливал адепта к уготованной ему участи. – Вгах'нагл Ньярлатотеп фхтагн, – прошептал Дин Томас последние слова пнакотической литании и закрыл глаза. Разбухшая до невероятных размеров утроба цербера взорвалась изнутри, окатив мальчика фонтаном кровавых брызг и перемолотой в кашицу плоти. Из мертвой туши, дергаясь, точно в пляске Святого Витта, принялись выкарабкиваться целые полчища изродков: с головами, растущими прямо из живота; усыпанные длинными и тонкими полупрозрачными щупальцами по всему телу; трехногие и шестипалые; с акульими пастями на бедрах и глазами, прорезавшимися длинной дорожкой вдоль двойных позвоночников. Черная лужа маслянистой гнили поползла из-под трупа собаки, увеличиваясь прямо на глазах, густыми потеками с влажным чавканьем падая ошметками в приоткрытый люк в полу. Запретный коридор наполнили непривычные стенам Хогвартса звуки: скрежещущий, как металл по стеклу, рык, басовитое жужжание и жуткий визгливый хохот, словно издаваемый целой стаей сошедших с ума гиен. Среди потока прочих последышей из чрева жертвы вылезло существо, отвратительно бесформенное, постоянно изменяющее свое обличье. Вот оно покрыто короткими пупырчатыми отростками, наподобие зародышей щупалец; потом словно встопорщивается иглами, которые тут же мягко опадают взъерошенной черной шерстью. Оно ползет на двух лапах, волоча за собой выпавшие внутренности; но в следующий миг оказывается, что это – хоботки, оканчивающиеся маленькими ротиками с острыми жалами, которые впиваются в пробирающихся мимо этой твари изродков. Потом жала набухают и превращаются в копыта; хоботки крепнут, становясь полноценными ногами, существо поднимается с пола и встает на них. Черная шерсть становится еще длиннее, точно напитываясь нефтянистой жижей, разлитой по полу; слепляется между собой, образовывая плащ, в который существо закутывается, как в одеяние. Потом оно откидывает капюшон этого плаща, демонстрируя черное, точно обсидиан, лицо с самыми совершенными в мире чертами. Воплотившийся Ньярлатотеп улыбнулся и провел когтистой, похожей на позаимствованную у мумифицированного трупа рукой по волосам адепта. – Мы гордимся тобой, Дин Томас, – прошептал он на своем скрежещущем языке. – Мы все так гордимся тобой! Дин упал на колени, чувствуя, что ноги отказываются его держать. По его бедрам потекла тонкая струйка теплой мочи, и мальчик невольно порадовался сквозь бьющие по нему волнами страх и эйфорию, что его конфуз незаметен под длинной мантией. – Я не могу отворить вторую Печать, повелитель, – пробормотал он, с трудом облизывая пересохшие губы. – Мне это не под силу. – Вторая Печать никогда не должна была стать твоей задачей, дитя, – скрипнул Ньярлатотеп. – Ты лишь должен был отвлечь внимание непосвященных от того, чего им пока не следует знать. И ты почти справился, Дин Томас. Дети Шуб-Ниггурат и дети детей Шуб-Ниггурат откликнулись на твой зов. Они ждут только того, кто возглавит их и поведет на битву. Ты готов взять на себя эту ношу, дитя? – Готов, повелитель, – закусив изнутри щеку, чтобы не завопить от ужаса, ответил Дин.* * *
Когда Гермиона Грейнджер поняла, что Дин Томас отсутствует на экзамене по истории магии, она сразу догадалась, что это чревато очередными проблемами для всего магического мира. Девочка давно подозревала, что запланированное в Хогвартсе культистами действо произойдет именно тогда, когда большинство детей и преподавателей будет отвлечено важным делом. Конец экзаменационной недели, фактически, был последним шансом культистов проявить себя. Усугубил подозрения Гермионы и Дадли Дурсли, внезапно отпросившийся в туалет практически в самом начале экзамена. Хотя Гермиона и не встречала никогда Дадли среди прочих культистов, он все же был магглорожденным, а значит, автоматически попадал под ее подозрения. Насилу дотерпев до конца экзамена и, скорее всего, даже сделав в тесте несколько ошибок, Гермиона схватила одной рукой за рукав Рона, а второй – Гарри, и выволокла едва дописавших тест мальчиков из кабинета. Невилл и Падма, сгорая от любопытства, последовали за ними самостоятельно. Гермиона затащила своих друзей в первый попавшийся заброшенный кабинет и без предупреждения сообщила: – Дин Томас – тайный культист, и он что-то задумал! Мы должны ему помешать! Гриффиндорцы озадаченно переглянулись. – Ты это про него говоришь, потому что он магглорожденный, да? – наконец, с суровой миной осведомился Рон. – Дин вообще-то мне нормальным пацаном показался... – Я сама магглорожденная, придурок! – не выдержав, прорычала Грейнджер. – Томас ко мне еще до Хогвартса подходил... с намеками всякими, вот! Что все из мира магглов должны держаться друг друга и интересы общие иметь! Я сначала не поняла, а потом, когда на Хеллоуин тот ужас с троллем случился, про который профессора рассказывали, сообразила, что Томаса-то на пиру не было! – Тебя тоже не было, – резонно возразил Лонгботтом. Гермиона побледнела, не ожидая, что мальчик, который практически не общался с ней внутри факультета, обмениваясь разве что дежурными фразами, будет отслеживать ее присутствие на хеллоуинском пиру. Ложь Грейнджер вот-вот грозила осыпаться карточным домиком. – Я была, – с нарочитым возмущением заявила она, – просто недолго. Я почти сразу же вышла, когда не увидела в зале Томаса, отправившись его искать. – И ты видела, как он заманивал тролля в Хогвартс? – недоверчиво переспросил Гарри. – А почему тогда сразу не позвала на помощь учителей? – Не видела я ничего! – с отчаянием возразила девочка, уже не зная, как убедить друзей в опасности Томаса, не выдав себя при этом как культистку. – Я просто логически предположила, что это он, говорю же! Все остальные-то были на пиру! – Да ладно, – не поверил Рон, – а как же Квиррелл? Он, например, шлялся где-то, пока не нарвался на тролля и не прибежал в Большой зал про него сообщить. Может, он его и в замок притащил в итоге? А потом прибежал к нам, чтобы алиби себе обеспечить? Иногда Уизли казался Гермионе слишком умным – и ей, и себе во вред. Она тяжело вздохнула, подыскивая новые аргументы для своих увещеваний. Девочка чувствовала, как время просачивается сквозь ее пальцы – еще чуть-чуть и то, что должно произойти, будет уже неотвратимо. – Погоди-ка, Грейнджер, – нахмурившись, сказала Падма, – даже если мы на минуточку поверим тебе, что тролля привел Дин, то все равно не понятно, зачем он это делал. Ну, вряд ли просто для того, чтобы тот мог всех напугать и съесть, правильно? Если ты скажешь, зачем Дину, раз уж он тайный культист, нужен был тролль, то сможешь и нас убедить в своей правоте. Ведь его отсутствие на пиру тогда наверняка не только ты заметила! Зачем бы культисту жертвовать своей маскировкой под простого школьника? Гермиона, торжествуя, открыла было рот, чтобы объяснить этим недотепам... и, поразмыслив, закрыла его. Конечно, она могла бы объяснить все свои познания феноменальной дедукцией, но, все-таки, что-то ее останавливало. Во-первых, рано или поздно все ее друзья вырастут и поумнеют, а значит, начнут задавать все больше и больше вопросов по поводу ее информированности. Во-вторых, если они передадут слова Грейнджер кому-нибудь из взрослых, ее могут допросить с сывороткой правды, и вот тогда она точно не отвертится. В-третьих... в-третьих, девочка боялась, что если она позволит себе слишком многое, Ньярлатотеп перестанет улыбаться в ее снах. Но что он будет делать вместо этого, Гермионе выяснять не хотелось. – Философский камень! – внезапно осенило ее. – Ну конечно же! Дин Томас использовал тролля, чтобы все отвлеклись на того, пока он пытался добраться до философского камня! – А зачем ему философский камень? – удивился Гарри. – Я понял! – догадался Невилл. – Наверняка Томаса давно вычислил кто-то из профессоров. Скорее всего, это была Лестрейндж – в конце концов, она так много знает о темной магии, что у нее, конечно, есть какой-нибудь специальный способ для этого. И тогда она стала шантажировать Томаса, чтобы тот принес ей философский камень, чтобы она могла воскресить с его помощью Темного Лорда или даже заставить самих культистов его воскресить! – Лонгботтом, – ахнул Рон Уизли, – да ты мерлинов гений! Значит, пока мы все писали тест по истории, Дин вместо этого философский камень воровал?! – Мы должны немедленно бежать в Запретный коридор! – скомандовал Гарри. – Иначе может быть слишком поздно! – Может быть, стоит сказать учителям? – опешила Гермиона, не ожидавшая такой резкой смены поведения компании. – Если Томас опять кого-нибудь притащит, сами мы с этим точно не справимся! – Нет времени, Гарри прав, – тут же возразила ей Падма. – Экзамен шел целый час – за это время Томас мог вполне успеть добраться до камня! Предлагаю разделиться: вы идите в Запретный коридор, а я побегу к учителям. Я девочка, и потому заведомо вызываю больше доверия, чем мальчишки, которых обязательно заподозрят в какой-нибудь глупости. Гермиона, побежишь со мной? – Нет уж, – возразила та, – если Томас и правда задумал что-то опасное, то скоро узнает, что я за этот год успела выучить достаточно заклинаний, чтобы его остановить! – Ты прямо настоящая гриффиндорка, Грейнджер! – довольно хлопнул ее по плечу Рон, успевший позабыть, как та в порыве раздражения называла его придурком. Невилл украдкой поморщился. Он бы точно не отказался от помощи учителей в гипотетическом сражении против монстров. Вот только в этом случае у него не получилось бы добраться до Лестрейндж, которую Лонгботтом заведомо считал виноватой во всем, что бы плохого ни приключилось в Хогвартсе. Даже с троллем на Хеллоуин именно она наверняка помогала Томасу! А теперь Невилл планировал расправиться с ней исключительно собственноручно. Гарри Поттер, уже успевший напредставлять себе, как Тот-Кого-Нельзя-Называть возвращается в мир наделенным всей мощью Древних Богов, рвался в бой со всем пылом своего гриффиндорского сердца. Никаким профессорам было его не удержать.* * *
– А если там вообще нет философского камня? – наконец, спросил Дадли, устав бессмысленно пялиться в зеркало. – Что тогда? – Тогда нам придется вернуться, наверное, – с нервным вздохом признал Квиррелл, – и, возможно, в следующий раз прийти сюда в компании Гарри Поттера. Очевидно, сейчас Червехвост слишком успешно сдерживает его стремление забраться сюда. – Можно подумать, будет у нас этот следующий раз, – фыркнул Дадли. – Дамблдор, небось, уже догадался, кто ему фальшивое письмо из Министерства прислал. И будет настороже. А нас, может, факультетские привидения видели! Или портреты! – И что же ты предлагаешь, мальчиш-шка? – раздраженно прошипел из-под тюрбана Темный Лорд. – Не думай, что я не пожертвую твоим кузеном, если это будет необходимо для моего возвращения! Ты желаешь уберечь его от меня?! – Да плевать мне на Поттера! – возмутился Дадли. – Ну, то есть не плевать, он мой родственник, конечно... но я не про то! Просто, зеркало Еиналеж показывает наши самые заветные желания, да? Вот я хочу стать взрослым и сильным. Профессор Квиррелл – исполнить ваше приказание. А чего желаете вы сами, наставник? – Идиотский вопрос, – разозлился Волдеморт. – Я хочу вернуть себе тело! Мне казалось, я это тебе вполне понятно разъяснил?! – Так почему бы вам в таком случае самому не посмотреться в зеркало, наставник? – поинтересовался у него Дадли. – Оно ведь тогда покажет ваше заветное желание! – Думаешь, от того, что я увижу себя вновь живым, что-то изменится? – ядовито осведомился Темный Лорд. – А мальчик может быть прав, – внезапно подал голос Квиринус. – Ведь зеркало Еиналеж изначально не позиционировалось как проклятый артефакт, сводящий с ума всех, кто в него посмотрит. Его создал один ученый, чьей целью было сотворение предмета, сходного по силе с небезызвестной диадемой Равенкло. Только диадема усиливала интеллектуальные способности надевшего ее мага, чтобы тому было проще находить ответы на свои вопросы. А зеркало Еиналеж, по идее, должно было показывать эти ответы. Проблемы, в основном, возникали у тех людей, которые, посмотрев в зеркало, больше желали увидеть конечный результат своих усилий, а не процесс, предшествующий этому результату. – То есть, если бы мы больше всего на свете желали создать философский камень, а не иметь его, то мы бы увидели в зеркале то, что нам хочется? – с восторгом уточнил Дадли, внимательно слушающий профессора. – Очень может быть, – снисходительно кивнул Квиринус. – Получается, – задумчиво произнес Волдеморт, – если моим самым заветным желанием будет не возврат телесного облика, а знание того, как вернуть его даже без философского камня, зеркало Еиналеж должно показать мне весь процесс? – Именно так, – подтвердил Квиррелл. – Хотя, подозреваю, для того, чтобы убедить зеркало показать столь масштабную иллюзию, нужно обладать очень дисциплинированным разумом, сходным с интеллектом самой Равенкло. – Как-то раз я обманул призрак Равенкло, – холодно рассмеялся Темный Лорд, впрочем, умолчав, что это была ее дочь, а не сама Ровена. – Разматывай тюрбан, Квиринус-с! Мы почти у цели!* * *
Когда компания из Грейнджер, Уизли, Лонгботтома и Поттера ворвалась в Запретный коридор на третьем этаже, первокурсники сразу поняли, что они – опоздали. Пол, стены и даже потолок коридора были покрыты черной маслянистой субстанцией, пузырящейся, точно кипящая смола. Из лопающихся пузырей с громким чавканьем вырывались насекомоподобные твари с рыбьими глазами и гнилостно-розоватыми присосками на перепончатых, как у летучих мышей, крыльях. Изродки покрупнее уже кособоко скакали по коридору к детям, выбираясь из заброшенных кабинетов и выглядывая из шлемов рыцарских доспехов. Какая-то сколопендрообразная тварь пробежала прямо по ноге Рона, вызвав у того испуганный вскрик, перевалилась через перила пришвартовавшейся к третьему этажу лестницы и полетела куда-то вниз. Дин Томас стоял прямо посреди этого хаоса, спиной к друзьям, раскинув руки в стороны, как статуя Христа-Искупителя на вершине горы. Однако вопль Рона все-таки привлек внимание адепта, и он обернулся. И тогда заорала от ужаса Гермиона, не сдерживаясь, во всю мощь своих юных девичьих легких. Томас непередаваемо преобразился: вместо темной кожи его лицо и руки покрывала синевато-серая рыбья чешуя. Правый глаз съежился в глазнице, превратившись в маленький черный шарик; такие же паучьи черные глазки, но поменьше, теперь покрывали всю правую щеку мальчика целиком. Левый глаз выпучился, точно от сильнейшего страха, а глазница лишилась век и ресниц, от чего слезы непрерывно текли из уголка этого глаза, пытаясь смочить его пересыхающую оболочку. Рот остался почти прежним, но развернулся на девяносто градусов, раскрываясь вдоль лица и обнажая кривые черные зубы. То, что раньше было Дином Томасом, протянуло навстречу первокурсникам заканчивающиеся длинными когтями пальцы и утробно зарычало. У Петтигрю, в облике крысы сидящего в кармане Рона Уизли, оставалось всего несколько секунд на принятие решения. Он мог бы сбежать, добраться до Темного Лорда, рассказать ему об увиденном и уже в компании сильного темного волшебника предпринять организованное сопротивление изродкам Древних Богов. Или он мог подождать еще немного в кармане Рона, пока на выручку детям не прибудут какие-нибудь профессора, чтобы в нужный момент преобразить себя в человека и вступить в бой вместе с остальными, выгодно показав себя со стороны. Или он мог просто убежать. В конце концов, Питер давно считал себя трусом. Впрочем, помимо труса он все еще оставался и гриффиндорцем. Поэтому, когда первая лавина монстров бросилась на детей, Червехвост совершенно неожиданно для себя возвратил человеческий облик и, отобрав палочку у бессмысленно размахивающего ей Рона, направил ее на ближайшее чудище и заорал: – Авада Кедавра!* * *
Когда в Хогвартсе сработали сигнальные чары, Альбус Дамблдор с помощью своего феникса в первую очередь переместился в подвальные помещения под Запретным коридором, рассчитывая застать там Гарри Поттера и Волдеморта. Каково же было его изумление, когда вместо этого он обнаружил там Дадли Дурсли и лишившегося своего тюрбана Квиррелла, полностью лысого, но без всяких следов Темного Лорда в его голове. Зеркало Еиналеж было расколото и служило им своего рода преградой, в то время как профессор и первокурсник сражались против целой орды чудовищно искаженных мелких зубастых тварей, наседающих на них со всех сторон. Признав, что расспросить этих двоих ему придется гораздо позже, Дамблдор вступил в борьбу, раскидывая мерзких последышей аналогом адского пламени, не таким всесокрушающим, но вполне себе действенным. Особенным плюсом этого заклинания было то, что спустя пару попыток его смог повторить и Квиринус, тем самым сразу сделав борьбу с чудовищами значительно легче. Удивительно, но и ребенок Дурсли вовсе не падал духом, оглушая всех слишком близко подбирающихся чудовищ меткими Ступефаями. И Альбус был за это ему вполне благодарен – ему вовсе не хотелось на своей шкуре испытать остроту зубов этих монстров, которые, судя по крови на мантиях Квиррелла и Дурсли, успели изрядно пожевать этих двоих до его появления. Проходясь огненной косой по всему подвальному помещению Запретного коридора, Дамблдор со своими невольными помощниками в итоге достигли люка, выбравшись из которого, наконец столкнулись с остальными сражающимися, из последних сил сдерживающими тварей, беспрерывно вырывающихся из полуразодранной и уже начавшей гнить туши цербера. Здесь Дамблдор обнаружил Гарри, Невилла, Рона и Гермиону, по очевидным причинам не добравшихся до финальной точки Запретного коридора. Вместе с ними сражались профессора Лестрейндж и Блэк, Снейп, Флитвик и МакГонагалл. Так же, к своему изумлению, директор обнаружил в помещении Питера Петтигрю, которого давно считали погибшим все, кроме Сириуса Блэка. Однако Питер был вполне жив, хотя и не совсем здоров: над ним хлопотала бледная, как собственная тетушка, Нимфадора Тонкс, перебинтовывающая чарами Ферула окровавленную культю на месте правой руки Червехвоста. – А, Дамблдор! – оскалилась Беллатрикс Лестрейндж, очередным взмахом палочки отшвыривая в сторону бросившегося на нее монстра. – Наконец-то! Где ваш мордредов феникс?! – Пригнитесь! – коротко скомандовал директор, отдавая Фоуксу мысленный приказ. Дисциплинированные взрослые тут же рухнули на пол, потянув за собой детей. Полыхнуло. Ослепительно-белая вспышка пламени волшебной птицы превратила в пепел всех мелких тварей, задержавшихся на третьем этаже. Изродки покрупнее не сдохли, но заходились в оглушительном визге, обгорев со всех сторон и лишившись тех или иных конечностей. Этих калек Блэк и Лестрейндж торопливо добивали Авада Кедаврой. – На этот раз, боюсь, это еще не конец, Альбус, – покачал головой Филиус в ответ на молчаливый вопрос в глазах директора. – Слишком многие успели уползти на нижние этажи. Конечно, там их сдерживает профессор Боуд со старшекурсниками, но, боюсь, на этот раз без вызова авроров не обойтись. – А где Падма? – в наступившей на мгновение тишине робко поинтересовался Гарри Поттер, которому Гермиона, шипя от собственных ран, по примеру Тонкс Ферулой бинтовала разодранное чьей-то когтистой пятерней предплечье. – Видимо, она оказалась мудрее нас и не стала сюда возвращаться, – проворчал Лонгботтом, неодобрительно косясь на Беллатрикс. Кажется, по возвращении домой ему придется серьезно посовещаться с бабушкой о том, как Невиллу следует поступать с женщиной, погубившей его родителей, но спасшей ему жизнь. Если бы не Лестрейндж и Блэк, первыми откликнувшиеся на их призыв о помощи, детям бы не поздоровилось. А незнакомый маг, в которого внезапно превратилась крыса Рона, к тому времени уже пострадал так, что Невилл честно полагал его мертвым. Однако Тонкс с седьмого курса как-то умудрилась его спасти. И теперь Невилл вместе с Гарри, Роном и Гермионой имели Долг жизни к этому героическому толстячку. И, судя по тому, как злобно профессор Блэк пялится на их спасителя, этот Долг жизни очень скоро потребуется отдавать.* * *
– Мнглв'шт ср'блв ттул Йог-Сотот хоорк'тса фхтагн! – пропела литанию Падма Патил своим мелодичным голосом. – С'ффт тр'э'ккл! Йа! Кулл'п Йог-Сотот адл'вххшт! Она откинула капюшон багряного балахона, более не скрывая свое лицо от прочих посвященных. В Индии некоторых Древних никогда не забывали ни в маггловском, ни в магическом мире, поклоняясь им наравне с прочими божествами индуизма. Но некоторые избранные знали все-таки чуть больше остальных, пройдя посвящение своих богам-покровителям в особом волшебном храме. Парвати при рождении была посвящена Шайлапутри. Падму посвятили Шубхамкари, известной во Фригии как Кибела, известной в Месопотамии как Кубаба, известной среди Древних Богов как Шуб-Ниггурат. До поры до времени Падма вместе с остальными храмовыми посвященными утаивала свое истинное знание бытия. Ни ей, ни им, простым жрецам, не по силам было тягаться со всем магическим миром в целом. В результате прямого столкновения они бы только утратили память о своей богине, никоим образом при этом не оказав ей помощи с возвращением в этот мир. По крайней мере, так было, пока не появился иерофант. И вот теперь он, наконец, вышел к адептам и неофитам из Запретного леса, уверенный, что благодаря жертве Дина Томаса ни один взрослый волшебник в зачарованном замке не будет потревожен его приближением, увлекшись сражением с отпущенными на свободу изродками. Падма стояла в круге из тринадцати посвященных и одного иерофанта, вместе со всеми исторгая из себя рулады пнакотического заклятья. Они окружали кольцом хижину Хагрида на окраине Запретного леса и практически не скрывались, но никто в замке сейчас не следил за ними. – Этой кровью мы открываем вторую Печать, – торжественно произносил иерофант заветные слова, долгожданные всеми посвященными. – Кровью, как Дагон, что взбаламутит воды над Р'льехом! Кровью, как Ктулху, что отворит последнюю Печать на узилище! Кровью смертных, которая имеет власть вернуть Древних Богов в этот мир! Йа! – С'ффт тр'э'ккл! – дисгармоничным хором подпевали ему культисты. – Йа! Йог-Сотот! Кулл'п адл'вххшт! Из хижины лесника до них доносились грохот, дикие вопли и отвратительный хруст: под зловещий молебен, творимый посвященными, сын Йог-Сотота, плод соития дракона и божества, месяцами вскармливаемый Хагридом бренди и куриной кровью, сейчас с аппетитом дожевывал свою временную «мать», принося ее таким образом своему отцу в жертву. Правильным образом ставшее жертвой разумное существо сольет дитя Йог-Сотота со своим отцом воедино, открывая между ними проход – из мира Древних Богов в этот. Конечно, единичный прокол в пространстве слишком узок, дабы сквозь него могли протиснуться остальные Древние, но все же отныне он становился постоянным, и с этим волшебникам придется считаться. Если посвященным Ордена Древних в Хогвартсе будет грозить беда, они просто покинут замок через этот проход, уйдя к своим повелителям. А то, что вырвется в этот мир вместо них, сумеет отомстить врагам божественных служителей. Наконец, после провозглашения последней особенно громкой литании, весь шум в избушке Хагрида стих. Дверь со скрипом отворилась, и сквозь нее принялось протискиваться что-то неизмеримо огромное, куда больше деревянного домика лесника. К сожалению, ни один культист не мог описать облик потомка Йог-Сотота: обретший силу полубог был невидим человеческому взору. Судя по шуму, издаваемому им, он был велик и ужасен, как все Древние, и обладал крыльями, которыми громко хлопал в попытках оторвать свою тяжелую тушу от земли. – В сторону, – хладнокровно приказал иерофант посвященным, самостоятельно показывая пример быстрого ускользания с пути стремящегося в Запретный лес полубожества. Остальные культисты торопливо последовали его примеру, и только гриффиндорский неофит, еще не опытный в делах общения со сверхъестественными силами, не успел отпрыгнуть вовремя, и теперь тихо хныкал от боли в ступне, отдавленной невидимым чудищем. Иерофант невозмутимо взмахнул волшебной палочкой, исцеляя глупого гриффиндорца. Тому еще предстояло понять, что Древние Боги, хотя и давали поклоняющимся им людям больше всех прочих, при этом все-таки слишком мало ценили человеческую целостность. В конце концов, в их представлении изначальная комплектация людей разными конечностями и органами была несовершенна и нуждалась в серьезной доработке. Поэтому Падма была искренне благодарна Древним Богам за то, что сегодня ей так и не довелось узреть, насколько был преобразован Ньярлатотепом Дин. С шумом и скрежетом, ломая на своем пути ветки и молодые деревца, сын Йог-Сотота убрался в Запретный лес. Посвященные нисколько не переживали за него: в лесу о Младом обязались заботиться присоединившиеся к культистам кентавры. Иерофант заглянул в избушку Хагрида и через некоторое время довольный вышел оттуда, держа на вытянутых руках еще па́рящее от собственного тепла полувеликанье сердце. Пробормотав причудливое заклинание на пнакотическом языке и щедро окропив сердце собственной кровью, иерофант магией уменьшил орган и, положив себе в рот, проглотил. Буквально в то же мгновение его внешность словно бы поплыла, изменяясь: иерофант разом раздался в плечах, стал выше на голову, а седина его волос сменилась бурой шевелюрой полувеликана. Еще пара мгновений, и принявший обличье Хагрида человек, подмигнув культистам, весело пробасил: – Так, ну-ка скидывайте с себя эти балахоны и идите сюда! Кое-кому мне тут помочь убраться в хижине надо. Кровищи-то прямо страсть!