* * *
В последнее время жизнь Перси Уизли находилась в полном раздрае. Его мир начал скатываться в бездну примерно два года назад, когда его младший брат пошел в Хогвартс, а девушка, с которой он мечтал построить свое будущее, уговорила его посетить тайную встречу поклонников Древних Богов. Перси нехотя согласился... и пропал. Разговоры с иерофантом и видения, насылаемые на него сверкающим трапецоэдром, дали третьему сыну Уизли то, что так и не смогла подарить родная семья – ощущение собственной ценности и принятие. Хотя Перси прекрасно осознавал, что, становясь неофитом, фактически позволяет культистам утянуть себя в самую мглу, он так же полагал, что жертвует собой исключительно во благо. Иерофант убеждал Перси, что никто не будет приказывать ему тащить за собой в культ семью – в конце концов, к Древним приходили исключительно добровольно. Перси не был полностью уверен в правдивости данного утверждения – и все же он не мог сказать, что лично его в Орден Древних кто-то тащил силком. Да, его разумом манипулировали с помощью магии и видений, но первый шаг Уизли сделал все-таки сам. Причем ни одно из событий пятого года обучения Перси в Хогвартсе не убедило подростка в неправильности сделанного им выбора. Летом перед шестым годом Перси Уизли перешел на следующую ступень посвящения, став из неофита адептом. Он не гордился тем, что участвовал в этой процедуре – жертвоприношение всегда остается жертвоприношением, как его ни назови. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, его собратья по культу даровали Древним Богам плоть и кровь детенышей гоблинов, домовиков и кентавров – кто будет считать магических созданий, когда в мире страдают настоящие волшебники?.. Убийство было не просто символом – из кожи жертв иерофант изготавливал для адептов переплеты их личных копий «Некрономикона». Каждый экземпляр книги немного отличался от остальных, и каждому адепту вменялось в обязанность полностью прочесть свой. Только те адепты, которые познавали свою книгу до конца, могли стать настоящими иерофантами, истинными служителями Древних Богов. Те же, чей разум не мог осилить священных страниц... изменялись. И лишь то, какую часть «Некрономикона» они сумели постичь перед этим, указывало, насколько далеко изменения уведут адептов. Сам Перси пока застрял на сорок первой странице. Но жертвоприношения и прочие ритуалы были для Перси ничем по сравнению с тем, что произошло на шестом курсе с его сестрой. И пусть Ньярлатотеп шептал ему во снах, что дитя осознанно пошло на этот шаг... Перси понимал и принимал, но простить – не мог. Джинни казалась ему слишком юной для такой судьбы, хотя Дин Томас, пожертвовавший собой ранее, был ее ровесником на момент смерти. И пусть ему обещали показать, как преобразится Джинни после смерти – Перси все равно не увидит ее, пока не закончит читать свою книгу. А этого, при плохом стечении обстоятельств, может не произойти никогда. Хотя Пенни, его девушка, утверждает, что превращение в измененного – не самый плохой вариант будущего. Просто... иной. Лично она планирует стать вейлой или кем-то новым, подобным этим созданиям. Пенелопа Клируотер остановилась на тридцать шестой странице своей книги, и Перси надеется, что написанное у нее отлично от того, что говорится в его «Некрономиконе». Книги немного отличаются... но, все-таки, иногда совпадают. После смерти единственной дочери Молли Уизли просто сошла с ума. Нет, она не впала в уныние или меланхолию. Она даже не проронила ни единой слезинки. Она просто была уверена, что Джинни – жива. Артур так и не смог убедить супругу в обратном. Молли считала, что Джинни была ранена, ее спрятал Дамблдор и удерживает где-то в больнице Святого Мунго. Или даже отправил ее в волшебный санаторий. Или в другую страну, чтобы уберечь от опасностей. А может, она гостит у Чарли?.. Каждый раз, когда кто-нибудь в доме пытался горевать, Молли устраивала истерику, требуя немедленно прекратить оплакивать ее живую дочь. Она угрожала вплоть до применения заклинаний и категорически отказывалась пить какие-либо успокоительные зелья. Артур Уизли считал, что так – даже лучше. Он боялся потерять жену в пучине ее душевных страданий. А сейчас было совершенно неподходящее время, чтобы страдать. Даже Рон и близнецы не показывали при матери своей печали. Они втроем вообще очень отдалились от остальных Уизли. В них со смертью сестры словно бы появился какой-то внутренний стержень, день ото дня все ярче разгорающийся ослепительным белым светом. Перси очень боялся, что они примутся мстить, не думая о том, что у них недостанет силы. Очередной смерти детей Молли точно не перенесет. Перси Уизли встречал Хеллоуин в чайной Розы Ли вместе со своей девушкой Пенни Клируотер. Их столик, помимо раздвижной китайской ширмы из рисовой бумаги и ротанга, окружали чары отвлечения внимания, заставляющие соседей не прислушиваться к разговору семикурсников Хогвартса. – Что значит: ты хочешь выйти из культа? – нахмурилась Пенелопа. – Перси, ты вообще соображаешь, что говоришь?! – Вполне, – утвердительно склонил голову гриффиндорец. – Пенни, подумай сама: чего мне терять? Моя семья и так уже пострадала от Древних Богов, хотя иерофант обещал, что этого не случится. – Твоя сестра не пострадала, а была избрана, дурачок! – воскликнула Клируотер. – Неужели ты не видишь разницы?! Ее не растерзали, не сожрали ее плоть и душу; напротив, ей оказали честь стать на мгновение единым целым с самим Ньярлатотепом!.. Перси боязливо оглянулся, опасаясь, что громкий голос его девушки все же привлечет чье-либо внимание, несмотря на чары. – Она даже не была одной из нас, – сказал он, убедившись, что никто не прислушивается к их разговору, – она была слишком маленькой, чтобы осознанно пойти на такую сделку! И я бы согласился ее заменить, ты знаешь?.. А теперь ее нет, мать сошла с ума, а отец делает вид, будто ничего не происходит, поддерживая ее безумие. И, мне кажется, Рон, Фред и Джордж что-то замышляют. Они тоже не будут советоваться со мной, как и Джинни. Ведь я всего-навсего их старший брат-зануда, чего я могу знать о жизни?! – Перси, – Пенелопа мягко положила ладонь на руку своего парня, – ты должен понимать, что пути назад нет. Ты сам, по доброй воле, передал себя Древним Богам, поставив подпись в Книге имен. Как ты теперь можешь сомневаться в том, куда они нас ведут? Ты знал, что некоторые жертвы неизбежны. И могут быть болезненны. Но разве то, к чему ведет нас судьба, не стоит всех этих жертв? – К чему ведет судьба?.. – медленно повторил Уизли, изумленно глядя на девушку. – Пенни, но я просто пытался спасти свою жизнь! И жизни своих близких! Ты сама говорила, что присоединение к Ордену Древних – единственный способ сберечь в грядущих событиях то, что дороже тебе всего на свете! – И я не отказываюсь от своих слов, – кивнула девушка, – но я полагала, ты понял меня правильно, Перси. Что может быть дороже способности постигать этот мир, во всем его многоо́бразном великолепии? Даже если ты умрешь, сойдешь с ума или изменишься, ничего из этого вовсе не будет означать конец твоего пути! Лишь следующую ступень. За которой будут все новые и новые ступени. Никакой остановки, поворота назад или движения в сторону. Только в неизведанное! Ты же сам видел в трапецоэдре, какая бесконечность бытия окружает осознаваемую нами реальность. И лишь Древние Боги позволят тебе перешагнуть черту человеческого восприятия! Разве оно того не стоит? Немного душевной боли – невысокая цена. Потерпи: когда ты прочтешь свой «Некрономикон» хотя бы наполовину, человеческие эмоции перестанут тебя волновать. – А если я хочу, чтобы они меня волновали? – нахмурился Уизли. – Пенни, описанное тобой кажется мне прекрасным, но я слишком гриффиндорец, чтобы не желать разделить это со своей семьей! – Орден Древних – отныне твоя семья, Перси, – с успокаивающими нотками в голосе произнесла Пенелопа, незаметно извлекая из рукава волшебную палочку. – Тебе не следует этого забывать. – Кх-м, кх-м! – раздался за ее спиной многозначительный кашель, заставивший семикурсников вздрогнуть и уставиться на того, кто с легкостью преодолел барьер отвлекающих чар. – Не возражаете, если я присоединюсь к вашей компании? За огороженное ширмой пространство шагнул пожилой маг. Он был довольно высок, худощав и щегольски одет в плотную темную мантию, из-под которой виднелся синий шелковый жилет и шейный платок в тон. Длинные седые волосы волшебника были небрежно стянуты в низкий хвост, а лицо украшали аккуратные усы и бородка. Не дожидаясь ответа культистов, незнакомец беспардонно устроился третьим за их столик, закинул ногу на ногу и, невозмутимо забрав чашку чая прямо у Перси из рук, сделал большой глоток. – Хороший чай, – одобрительно сказал он. – Самое то в этой вашей промозглой Шотландии, meine brüder! Пенни Клируотер все-таки достала свою палочку. – Обтентум Ревелио! – произнесла она формулу обнаружения маскировочных чар, направив ее на старого волшебника. Под ее заклинанием черты его лица поплыли, изменяясь, делая его ужасно похожим на изображенного в газетах и на аврорских плакатах беглеца. – Мистер Гриндельвальд, – помедлив, сказала девушка, опуская палочку, – большая честь встретиться с вами лично. Рада, что отныне вы находитесь на нашей стороне. Нас с Перси выбрали, чтобы помочь вам проникнуть в замок... – И я вижу, что время вы даром не теряли, – бесцеремонно прервал девушку Гриндельвальд, чуть насмешливо разглядывая ее из-под кустистых бровей. – Насколько я понимаю, ваш verehrer больше не заинтересован в успехе нашего общего дела? – Все мы рано или поздно переживаем подобный период, – пожала плечами Пенелопа. – Или не переживаем, – покивал Геллерт, – в зависимости от усилий, потраченных нами на адаптацию к обстоятельствам... Одолжите мне ненадолго вашу палочку, meine kleine? Моя, увы, до сих пор в плену старого врага, а чары корректировки памяти, полагаю, удаются мне все же лучше, чем вам. – Да, конечно, – растерянно проговорила Пенни, протягивая палочку Гриндельвальду – скорее от неожиданности его просьбы, нежели действительно желая передать тому право распоряжаться судьбой ее парня. Перси порывисто вскочил и прижался спиной к стене чайной, нашаривая собственную палочку в кармане мантии. Как и у остальных Уизли, у него не было лишних денег на специальную кобуру. – Благодарю! – Гриндельвальд успел первым. Выхватив палочку из руки Пенелопы, он молниеносно наложил на девушку Обливиэйт. За ним последовали обездвиживающие и сонные чары. Вдобавок Гриндельвальд не поленился подняться и наложить Конфундо на магов за несколькими соседними столиками. Хотя те были отделены ширмой от культистов и не видели ничего из произошедшего, осторожность следовало соблюдать. – Думаю, теперь наш с вами разговор станет куда более приятным, мистер Уизли, – наконец, произнес Гриндельвальд, возвращаясь за стол и аккуратно пряча палочку Пенелопы в нагрудный карман своего жилета. Та прекрасно поместилась внутри целиком – очевидно, карман был зачарован на расширение пространства. Геллерт сделал еще один глоток чая из чашки Перси, вытянул ноги и блаженно улыбнулся. Перси нерешительно вернулся на свое место на столиком. Он уже осознал, что если темный маг напротив него пожелает что-либо предпринять, то сам Перси элементарно не успеет этому воспрепятствовать. Не было смысла даже пытаться. – Почему вы это сделали? – спросил он. – Сделал что? Стер этой arme mädchen воспоминания о последнем часе ее жизни? – Геллерт пожал плечами. – Ну, вы сами в этом виноваты, mein freund. Вам не стоило рассказывать девушке о своем желании выйти из культа. По крайней мере, не подготовившись и не запасшись веритасерумом для проверки истинности ее ответа. Или на вас, как на адептов, он уже не воздействует? – Я не проверял, – растерянно пожал плечами Перси. – Но вы не ответили на вопрос. – Это вы задали неверный вопрос, mein freund. Вы хотите знать, почему я стер вашу ошибку из памяти магглокровки, а не желание оставить культ у вас из головы? – Гриндельвальд вкрадчиво улыбнулся. – Ну, это же очевидно, мистер Уизли. Дело в том, что я полностью разделяю все ваши сомнения и стремления на этот счет. – Но разве не Орден Древних помог вам сбежать из Нурменгарда? – Перси нахмурился. – И что? – удивленно вздернул брови Гриндельвальд. – А если бы мне помогли магглы, я должен был бы выкинуть палочку и забыть о магии?.. Чепуха, mein freund! Я лишь воспользовался культистами в своих целях. Я происхожу из достаточно древней и чистокровной семьи, а потому совершенно не вижу причин позволять Древним Богам воцариться в этом мире. И если для того, чтобы встать на защиту этой земли, мне придется притворяться сторонником культистов – что ж, так тому и быть. Я уже достаточно стар, чтобы позволить себе и не такие жертвы. – Но, – Перси растерянно взлохматил волосы, – мистер Гриндельвальд, боюсь, вы не понимаете всей серьезности ситуации! Пенни правильно сказала – поставив подпись в Книге имен, уже невозможно все переиграть. Не знаю, о чем я только думал... Я действительно хочу выйти из культа, это так, но правда так же в том, что я понятия не имею, как это сделать! Даже если мы избавимся от Ордена Древних при жизни, после смерти мы все равно окажемся пред троном Азатота, и я боюсь описывать ужасы, которые нас в этом случае ожидают! – Полностью разделяю все ваши опасения, mein freund! – старый маг сочувственно покивал. – Полагаю, в таком случае нам с вами остается только одна возможность: не умирать. – Не умирать?.. – тупо переспросил Перси и истерически расхохотался. – Не умирать!.. Нет, мистер Гриндельвальд, я не спорю, способы наверняка существуют... Тому-Кого-Нельзя-Называть, например, это прекрасно удалось. Однако я сильно сомневаюсь, что он согласится поделиться с вами своим способом – даже из чувства солидарности к коллеге, уж простите. – Скажите, мистер Уизли, – Гриндельвальд неторопливо допил чай из чашки и отставил ее в сторону, – вы читали в детстве «Сказки барда Бидля»? – Я всегда любил читать, – пожал плечами гриффиндорец, – но к чему вы... Ах да, я начинаю догадываться. Дары Смерти, верно? – Меня все больше радует уровень вашего интеллекта, mein freund! – с улыбкой хлопнул ладонью об ладонь старый маг. – Как я понимаю, моей биографией вы также интересовались. И знаете, какой знак я использовал в качестве своего герба. Да, мистер Уизли, я действительно занимался поисками Даров Смерти всю свою сознательную жизнь. Поверьте, когда я соберу их все, то не только смогу позволить себе не умирать, но и обрету способность удерживать своих союзников на краю гибели или даже возвращать их прямо из вековечного мрака! – Дары Смерти из детской сказки?.. – скептически уточнил Перси. – Нет, я знаю, что Бидль не сочинял сам, а просто переиначивал старинные легенды. Но если даже во времена расцвета вашего могущества поиски не увенчались успехом... – Палочку я нашел еще в молодости, мистер Уизли, – с легкой насмешкой в голосе перебил его Гриндельвальд, – тогда поискам и путешествиям я уделял гораздо больше времени. Позже я, конечно, отвлекся на войну, и два оставшихся артефакта искал не столь внимательно, признаюсь. Мне казалось, у меня будет время всерьез заняться поисками после победы. – Я не думаю, что у нас есть время, чтобы искать их теперь, – заметил Перси, с сомнением изучая своего собеседника. – Альбус Дамблдор уже нашел мантию-невидимку, – подмигнул ему пожилой маг. – Он иногда навещал меня в Нурменгарде, знаете? Не мог не проболтаться, prahler. Разумеется, он не собирался ее использовать, только изучал. И в итоге даже вернул ее истинному потомку трех братьев – Поттеру. – Один из трех Даров Смерти хранится у Гарри Поттера?! – вытаращился гриффиндорский староста на Гриндельвальда. – Так, кажется, я начинаю понимать, как ему все время удается покидать гостиную после отбоя... А старшей палочкой, полагаю, на правах победителя пользуется Дамблдор? – Сомневаюсь, что бы он рискнул доверить ее кому-нибудь другому, – кивнул Геллерт. – Получается, вы хотите попасть в Хогвартс не ради мести, – на лице Уизли появилась неуверенная улыбка сообразившего что к чему человека. – Вам нужна ваша палочка! – И мантия, – наставительно поднял палец Гриндельвальд. – Ни вы, ни я сейчас не в состоянии сражаться с Дамблдором за старшую палочку, mein freund. Однако, владея мантией-невидимкой, пробраться в его кабинет и похитить Дар Смерти будет не столь уж и сложно, как кажется на первый взгляд. Тем более, если нас будет двое, и один из нас отвлечет внимание вашего директора. – Да, но что насчет воскрешающего камня? – Перси снова нахмурился. – Не думаю, что его поиски будут легкими для нас двоих. Даже зная, что Поттер – один из потомков трех братьев, мы не можем утверждать, что другие потомки смогли сохранить последний Дар Смерти у себя. Да и количество этих потомков может оказаться гораздо больше допустимых пределов. – О, нас будет вовсе не двое, – Гриндельвальд откинулся на спинку стула, сцепляя пальцы рук в замок. – Или вы считаете, что только мы понимаем, каким опрометчивым было решение поклясться в верности Древним Богам? И только мы считаем, что их правление не пойдет на благо нашей родине?.. Уверяю вас, mein freund, это не так! На путь ренегата готовы ступить уже многие сторонники Древних, особенно из числа магов, не нуждающихся в поддержке сверхъестественных сил. Просто все они, равно как и вы, не видят выхода из паутины клятв и обетов. И нашей с вами обязанностью будет показать им этот выход.* * *
Вечером того же дня профессор ухода за магическими созданиями Ремус Люпин осторожно пробирался по подземному ходу, ведущему из Хогвартса в Визжащую хижину – в этом году полнолуние приходилось на Хеллоуин. Узкий проход, из земляных стен которого торчали корни деревьев, заканчивался люком, прикрытым старыми ящиками и обломками мебели, разбросанными в хижине по полу: случайный наблюдатель ни за что не стал бы искать в куче мусора какой бы то ни было вход. У хижины были второй этаж и чердак, но прогнившие лестничные ступеньки делали подъем туда излишне опасным. В основном Люпин, перед перевоплощением в оборотня, запирал себя в подвале Визжащей хижины – скособоченном, засыпанном разным мусором и кирпичными обломками, но все еще достаточно прочном, чтобы удержать мощную темную тварь. Иногда Люпин предпочитал не оставаться в хижине, а убегать в лес и выгуливать своего внутреннего зверя: проведя несколько полнолуний подряд взаперти, тот становился особенно сильным и яростно скребся в его голове, вынуждая перевоплощаться не три ночи подряд, как обычно, а гораздо больше, пять или семь ночей. Но сейчас, когда по окраинам Хогсмида и Запретного леса шастали дементоры, у Ремуса просто не было выбора: он должен был оставаться взаперти. Конечно, теперь ему было не обязательно приходить в Визжащую хижину: благодаря зелью, которого для него готовил Снейп, Люпин вполне мог оставаться у себя в кабинете, спокойно лежа на диване в образе огромного, но более-менее безобидного волка. Он мог запечатать дверь, и школьники вряд ли проникли бы сквозь его запирающие чары... но вот авроры, патрулирующие Хогвартс, могли. Ремус не носил регистрационный знак, как Флитвик и некоторые ученики-полукровки, прекрасно понимая, что оборотня в текущей ситуации до образования точно бы не допустили, несмотря ни на чье поручительство. Следовательно, о его темной природе никто не должен был узнать. Именно поэтому Люпин и спускался сейчас в мрачный, покрытый плесенью и грибковым налетом подвал, искренне сожалея о забытой в кабинете подстилке из толстых и теплых лоскутных одеял. Утром он наверняка проснется не только ужасно голодным, но, вдобавок, еще и совершенно окоченевшим от холода. Люпин прошел последние несколько ступенек, ведущих в подвал, освещая себе дорогу Люмосом на кончике палочки, и остановился в недоумении: с последней ночи, проведенной оборотнем здесь же, в подвале Визжащей хижины явно кто-то побывал. Слабо фосфоресцирующие поганки, растущие на отсыревших стенах подвала, почернели и обуглились, словно кто-то поработал тут Инсендио. Сам Люпин никогда их не трогал: тускловатые, они все же хоть как-то светили для него в облике волка, который не мог пользоваться палочкой, а свечи и маггловские керосиновые лампы его зверь упорно ронял на пол, периодически обжигаясь и подпаливая себе шкуру. Подняв палочку с Люмосом выше и оглядевшись тщательнее, Люпин обнаружил, что в дальнем углу подвала также появилось кое-что новое: глубокая продолговатая яма, старательно выдолбленная в утрамбованном лапами оборотня земляном полу. Длиной примерно шесть с половиной футов, она напоминала Ремусу могилу. Из ее стен торчали какие-то белесоватые отростки, похожие то ли на оголенные корни, то ли на мертвых червей. Болезненно-зоркие накануне обращения глаза оборотня видели слабое желтоватое мерцающее испарение, исходящее от этих отростков. Оно имело сладковато-гнилостный, болезнетворный запах, какой бывает у мертвых насекомых, разлагающихся в куче компоста. Приглушив Люмос, Люпин обнаружил, что испарение, истекающее из ямы, уже давно заполнило практически весь подвал, не смешиваясь однако с воздухом, клубясь и изгибаясь причудливыми завитками. При ярком свете мерцание дымки было практически незаметно, однако теперь, оказавшись в темноте, оборотень отчетливо видел те неясные и тревожащие формы, которые принимал транспирационный туман, выталкиваемый блеклыми отростками из земных недр. Конденсируясь на стенах подвала, дымка оставляла на них едва заметные разводы, в которых Люпину мерещились очертания человеческих и звериных фигур. Ремус внезапно осознал, что уже довольно продолжительное время дышит этим испарением, беспрепятственно впуская его себе в легкие, и подумал, что это вряд ли пойдет ему на пользу. Приняв за аксиому, что этой ночью он скорее предпочтет общество авроров гнилостным сумеркам подвала, Люпин осторожно попятился к лестнице, не спуская глаз с ямы в полу, которая начинала казаться ему все более символической и зловещей. Что-то влажно скользнуло у него за спиной, стремительно взметнулось и вцепилось оборотню в шею. Взвыв от боли, Люпин выронил палочку и обхватил руками толстую красно-черную змею, вонзившую клыки в его горло, чудом не задев яремную вену. Отодрав рептилию от себя, Ремус швырнул ее прямо в яму, полуподсознательно мечтая, чтобы с мерзкой гадиной там произошло что-нибудь ужасное. Еще мгновение у него ушло на то, чтобы наклониться и подобрать волшебную палочку... Когда же он вновь засветил Люмос, змеи в яме уже не было. Вместо нее дно земляной дыры покрывало отчетливо видимое теперь даже при свете болезненно-желтое свечение. Словно белесые отростки на стенах ямы, воодушевившись компанией рептилии, довольно испустили еще более богатый урожай своих гнилостных миазмов, пытаясь этим ужасающим запахом привлечь очередную добычу. – Так, ну это уже совсем никуда не годится, – сказал сам себе Ремус, разрывая своими словами давящую тишину подвальной атмосферы. – Инсендио! Взмахнув палочкой, профессор направил в земляное отверстие струю заклятого огня, желая испепелить одновременно и корни, и дымку, и таящуюся за ее мерцанием змею. В тот же миг свечение со дна ямы, точно управляемое чьей-то живой разумной волей, взметнулось вверх, кипя и пузырясь, струясь и корчась в воздухе, образуя перед Люпином гигантскую туманную фигуру, отдаленно схожую с человеческой, обладающую длинным, похожим на змею хвостом. Там, где должна была быть морда полупрозрачной твари, открывались и взирали на оборотня все новые и новые маленькие глазки, огненно-оранжевые с горизонтальными зрачками. В пасти монстра шевелились белесоватые отростки. Не сдержав накануне полнолуния свой животный инстинкт, Люпин, подвывая от ужаса, бросился к выходу из подвала. Перевоплощение настигло его, едва он достиг лестницы. Ремус весь содрогнулся, скрючился от ужасной боли, раздирающей всю его суть изнутри, выворачивающей человека наизнанку. Его ноги подогнулись, и он упал на колени, упершись ладонями в ступеньки, царапая их и срывая ногти с пальцев. – Нет, нет, только не сейчас... – бормотал он, силясь продвинуться к выходу из подвала хотя бы на дюйм. Бесполезно. Волна преобразований уже охватила Ремуса, искривляя его кости, изменяя форму черепа, покрывая его шерстью. Несмотря на болезненность превращения, разум не гас в оборотне до самого последнего мига – пока светящаяся мертвенным светом фигура за его спиной, неторопливо приблизившись к Люпину и соприкоснувшись с ним, не втянулась сквозь поры в коже в его перевоплощающуюся плоть, становясь с ней единым целым.* * *
Очнувшись от забытья ранним утром следующего дня, Ремус Люпин не сразу осознал, где находится. Он валялся на обломках дивана на первом этаже Визжащей хижины, обнаженный, весь грязный и исцарапанный. Что же такое с ним произошло? Неужели он забыл выпить аконитовое зелье, оставленное накануне Снейпом в его кабинете?.. Не может быть! Он, конечно, отличался некоторой рассеянностью, однако отчетливо помнил, что именно в этот раз не пропускал прием. А еще ему снились такие странные сны... Раньше ему никогда не снились сны, пока он пребывал в обличье волка. Одежда Люпина оказалась совершенно растерзанной перевоплощением. Однако подобное происходило далеко не впервые, и Ремус давно был подготовлен к решению таких проблем. На втором этаже – том самом, куда не стоило соваться постороннему человеку, рисковавшему переломать ноги на гнилой лестнице, – Люпин прятал от своего внутреннего волка пару старых запасных мантий, из тех, в которых позволительно лазать по подземному ходу, но совершенно неприлично посещать людные места. Надев одну из них и засветив на палочке Люмос, Ремус, помедлив, все-таки принял решение спуститься в подвал. Сны свои он помнил весьма смутно, однако проверить их связь с этим местом все-таки не мешало. Впрочем, подвал выглядел так же, как и обычно. Разве что фосфоресцирующие поганки на стенах были уничтожены чарами Инсендио – но Люпин и так прекрасно помнил, что вчера запускал именно эти чары. Интересно, чем ему на этот раз не угодили гнилушки? Может быть, их запах раздражал чувствительное обоняние оборотня? Да, наверное, так оно и было. Дальний угол подвала был с горкой засыпан холодной рыхлой землей – внутреннему зверю Ремуса отчего-то приспичило этой ночью вырыть несколько неглубоких ям. Кости он там искал, что ли?.. При этом вся выкопанная его лапами земля летела строго в определенный угол – и Люпин в очередной раз подивился разумности темной твари, понимающей, что мусор следует кидать в одно и то же место, дабы не засыпать им плоды своих трудов. В одну из ям было изрядно нагажено – Ремус поморщился и взмахом палочки удалил собственные экскременты, заодно освежив воздух в подвале заклинанием Одорес. Не дело было оставлять здесь такой беспорядок – в конце концов, возможно, в следующую ночь ему придется сюда вернуться. Хотя навряд ли: Ремус чувствовал, что его внутренняя темная тварь, набегавшись, спокойно спала. Что ж, значит, до следующего полнолуния Ремус был от нее свободен. Насвистывая, он погасил Люмос и принялся подниматься по ступенькам на первый этаж. Несмотря на слабость и чувство голода, как всегда испытываемые оборотнем после пережитого накануне превращения, настроение у Ремуса Люпина этим утром было отчего-то на редкость замечательным.