* * *
Иммаколата Забини с улыбкой оглядела переполненную аудиторию. Составляя расписание уроков на этот год МакГонагалл приняла решение не увеличивать количество часов занятости профессоров, вместо этого объединив студентов Салема в одном классе с гриффиндорцами и хаффлпаффцами, а учеников Мискатоника – со слизеринцами и равенклойцами. Иногда, в зависимости от предмета, факультеты объединялись или перемешивались в другом порядке, но Иммаколата предпочитала работать именно с вышеназванными группами. Помещение для изучения основ колдомедицины располагалось в подземельях замка, неподалеку от кабинета зельеварения. Здесь не было столов и стульев – Забини никогда не любила конспектов, всегда полагаясь исключительно на свою память, и потому планировала проводить, в основном, практические занятия: теорию школьники могли изучить и по учебникам. На стенах класса висели многочисленные плакаты, демонстрирующие как разнообразные проклятия, так и чары, которыми их следовало обезвреживать. Тут и там высились стеллажи с разнообразным целительским инструментом: далеко не все проблемы здоровья магов удавалось решить одной лишь волшебной палочкой. В центре аудитории стоял большой металлический стол, содержимое которого скрывала белоснежная простыня. Яркий свет, испускаемый магическим светильником в потолке, заключал стол в круг холодного голубоватого сияния. За пределами этого кольца помещение было погружено в тень. Иммаколата сдернула ткань со стола. Пара хаффлпаффских четверокурсниц и одна гриффиндорка ахнули. Забини еле насмешливо улыбнулась девочкам. Что ж, по крайней мере, никто не стал падать в обморок – в отличие от третьего курса, у которого она вела занятие в прошлую пятницу. На столе лежало человеческое тело. Это был мужчина, полностью обнаженный и погруженный в некое подобие сна. Его грудь медленно поднималась и опускалась по мере дыхания. – Он что, живой?! – тихо взвизгнула Лаванда Браун, нервно вцепляясь в рукав мантии Рона Уизли. Тот слегка опешил от неожиданности, едва не отшатнувшись, но, получив тычок локтем в бок от Падмы, все же сообразил, что к чему, и неловко похлопал девочку по плечу в успокаивающем жесте. – Разумеется, он живой, – фыркнула Иммаколата. – Я же собираюсь учить вас колдомедицине, а не некромантии! Познакомьтесь с мистером Морто, дети: одной из многочисленных жертв дементоров, в прошлом году покинувших Азкабан. Как и многие другие сознательные волшебники, мистер Морто при жизни подписал контракт, согласно которому, в случае обездушивания, его тело было передано больнице Святого Мунго для научных исследований. Оттуда мистера Морто перевезли к нам – как и множество других... пособий для практики. – Но разве ему не будет больно? – робко спросила Ханна Эббот. – Ни в коей мере, – успокоила ее Забини. – Это просто оболочка без внутреннего содержимого. Конечно, нервные окончания будут реагировать на кое-какие воздействия, но, уверяю, разум мистера Морто пуст, а то, что представляло его суть, уже давно испарилось. Однако на тело нашего пособия все еще могут воздействовать как любые проклятия, так и противозаклинания к ним. Иммаколата немного помолчала, переводя взгляд внимательных глаз с одного ученика на другого. – Я не думаю, что многие из вас планируют избрать своей стезей колдомедицину, – наконец, начала она свою лекцию, – однако, в связи с трагедией, коснувшейся практически всех целителей нашей страны, каждый из вас должен выучить назубок тот минимум, который поможет не только уцелеть в сражении лично вам, но и, при случае, спасти жизнь тем, кто прикроет вашу спину. – А если мы не планируем сражаться? – перебил профессора Джастин Финч-Флетчли, и несколько хаффлпаффок тут же закивало в согласии с его словами. – С учетом военного положения, введенного в стране, я сомневаюсь, что кого-нибудь будут интересовать ваши планы, мистер Финч-Флетчли, – улыбка Забини на миг сделалась опасной. – В то время как ваше нежелание принимать ответственность за будущее своей страны некоторые волшебники могут посчитать... подозрительным. Вы ведь магглорожденный, мистер Финч-Флетчли, не так ли?.. Под хищным взглядом преподавательницы Джастин дернулся, машинально пытаясь ослабить узел галстука. Несколько салемских ведьмочек нервно хихикнуло. Гарри Поттер смерил Финч-Флетчли откровенно пренебрежительным взглядом. Гриффиндорец в принципе не понимал такого проявления трусости – особенно от магглорожденного, которые в нынешней ситуации оказались аккурат посередине между культистами Древних Богов и политикой Волдеморта. После первого же занятия по маггловедению Гилдерой Лавкрафт попросил задержаться всех учеников-сторонников Конгрегации, рассказал о текущем положении дел в мире магглов и предложил поискать единомышленников – среди студентов, которые могли интересоваться спасением всего мира в целом, а не только слепым следованием за Темным Лордом. Гарри полагал, что уж магглорожденные-то наверняка будут на их стороне. Что ж, судя по Джастину, он мог и ошибаться. – Вернемся к занятию, – сказала Забини, отворачиваясь от доведенного ею до состояния паники Финч-Флетчли. – К большому для вас разочарованию, базовые целительские чары я приняла решение разбирать исключительно на уроках третьего курса. Это значит, что вам, чтобы догнать учебную программу, придется дополнительно посещать мой субботний факультатив – потому как на экзамене в конце года я буду спрашивать с вас как материал третьего, так и четвертого курса. – Но это не справедливо! – возмутился Рон Уизли. – Жизнь вообще несправедлива, – хмыкнула Иммаколата. – Но не переживайте, мистер Уизли, я не буду требовать от вас невозможного: меня вполне устроит ваше «удовлетворительно» за экзамен. А теперь переходим к теме нашего первого занятия: особенностям темномагического целительства и практике его применения на внутренних органах волшебника, пораженного проклятием Вермис Каро... Забини невербальными чарами рассекла брюшину пособия, обнажая гниющее и заполненное возникшими вследствие проклятия личинками нутро мистера Морто. Грохот в задних рядах собравшихся школьников дал понять Иммаколате, что избежать обмороков все-таки не удалось.* * *
Параллельно колдомедицине, в кабинете на самом верху Северной башни, шел урок у слизеринцев, равенклойцев и учеников Мискатоника – прорицания с Гринвудом ЛеФлером. Этому предмету редко уделяли достаточно внимания те, кто желал получить серьезную профессию в дальнейшем – и потому сейчас округлый кабинет полупустовал. Плотные черные шторы на окнах были тщательно задернуты, и помещение освещали лишь чадящие свечи в почернелых от времени серебряных канделябрах. Сладко пахло ладаном и миррой. В разожженном камине тихо потрескивали горящие поленья. Круглые столики и пуфики, столь любимые покойной профессором Трелони, были убраны, а их место в классе заняли низкие персидские столики корси, за которыми полагалось сидеть прямо на ковре, пряча ноги под черным атласным покрывалом. На столах стояли широкие квадратные серебряные подносы, защищающие покрывала от пятен и повреждений. Ни чайников, ни чайных чашек четверокурсниками в кабинете обнаружено не было. Подождав, пока дети самостоятельно разобьются на пары и рассядутся за корси, профессор ЛеФлер отошел от камина и повернулся лицом к классу. Он был одет в темную суконную мантию, из-под которой виднелся синий шелковый жилет и шейный платок в тон. Белоснежные седые волосы профессора были уложены в андеркат. Его черты лица, кроме ярко-голубых глаз, моментально стирались из памяти, стоило только отвести взгляд в сторону. – Итак, – произнес Гринвуд ЛеФлер, обводя цепким взглядом аудиторию, – полагаю, большинство из вас привела в этот класс отнюдь не жажда знаний, но возможность следовать auf einfache weise – легким путем – к получению оценки «превосходно» на С.О.В. Как мне стало известно, моя предшественница не слишком интересовалась, насколько глубоко вы понимаете в ее предмет. Что ж. Этого больше не будет. Школьники начали перешептываться: кто-то возмущенно, а кто-то – заинтересованно. Ученики Мискатоника с легким неодобрением поглядывали на представителей Хогвартса, чья дисциплина, в их представлении, имела недостаточно строгие рамки. – Полагаю, вы уже пробовали учиться прорицанию по учебникам, предложенным Министерством магии, – продолжил ЛеФлер, – и могли убедиться, что способы, описанные в них – не работают. Это вовсе не значит, что прорицания – это ложная, фальшивая наука. Это значит, что вам следует попробовать иной, новый подход. – Но профессор ЛеФлер, – подала голос Трейси Дэвис из-за ближайшего корси, – профессор Трелони говорила нам, что невозможно многому научить тех, кто не обладает врожденным пророческим даром! Нет ничего удивительного в том, что некоторые описанные в книгах вещи не работают. Думаю, все в этом классе согласятся со мной, что в прорицании мы – скорее теоретики, чем практики. Гринвуд ЛеФлер пренебрежительно посмотрел на слизеринку. – Истинные прорицания, – сказал он, – это отнюдь не наука для впечатлительных девушек. Да, многие утверждают, что пророком можно только родиться, но не стать, – он помедлил, – как правило, это утверждают betrüger – лжепророки. Униженные, раздавленные отсутствием столь желанного дара. Да, действительно, истинный пророческий дар, возможность прорицать без всяких вспомогательных инструментов, можно получить только при рождении в семье с определенными наклонностями. Этот дар истекает из пор в коже пророка и является частью его родового наследия. У кого-то слабый. У кого-то – сильный. Однако и обычный человек – даже сквиб, даже маггл, и не владеющий волшебством, – даже такой человек может, при желании, обрести прорицательские силы. Аудитория погрузилась в полнейшую тишину. Школьники, завороженные мягким вкрадчивым голосом профессора, позабыли о своей лености и жажде безделья, предвкушая раскрытие некой тайны – истины, которую Сибилле Трелони при жизни так и не довелось познать. – Для того, чтобы обрести гарантированную возможность предвидеть грядущие события, – продолжил профессор, – волшебнику необходимы три вещи. Erstens – умение видеть знаки даже там, где их не было первоначально. Это нарабатывается практикой. Zweitens – знание, как совершить ритуальный заем прорицательского таланта. Магглы во все времена искали квинтэссенцию этого дара в телах и душах львов, овец и даже других магглов. Именно поэтому у них ничего не получалось. Чтобы осуществить заем, нам с вами потребуется волшебное создание, имеющее хотя бы минимальные собственные навыки прорицания. Гринвуд ЛеФлер взмахнул своей волшебной палочкой и, подчиняясь его невербальному колдовству, на корси перед учениками появились небольшие, в двадцать дюймов длиной, металлические контейнеры, закрытые плотно прилегающими крышками. – Итак, последнее, что понадобится вам, чтобы заглянуть в будущее, – мрачно улыбнулся профессор ЛеФлер, – это навык гаруспиции. Именно в нем мы с вами сегодня и будем практиковаться. Откройте, пожалуйста, свои контейнеры и переложите птенцов авгурея на поднос... Подростки с легкой брезгливостью, но не иссякающим энтузиазмом погрузились в исследование темной стороны прорицаний.* * *
Они плыли девять дней и ночей прежде чем достигли пункта своего назначения. Они прибыли бы раньше, если бы не шторм, застигший их по пути. Яростный ветер, завывая в обрывках парусов их корабля, волочил за собой «Летучего голландца» по океану, а от ледяного дождя, отдающего привкусом соли и пепла, на дубовых досках палубы появилась склизкая зеленая плесень. Они страшились, что никогда не достигнут берега, навеки затерявшись в голодной пучине Тихого океана. Однако капитан их был все также силен духом. До шторма он ориентировался по звездам и, внемля их вкрадчивому шепоту, упрямо вел корабль вперед, к видимой только ему цели. Когда же звезды погасли, заслоненные клубящимися черными тучами, пронизанными всполохами молний, капитан завязал себе глаза и встал у штурвала, полагаясь исключительно на чутье. Несколько раз его только чудом не смывало за борт. Когда кончился шторм, наступило безветрие. Пару дней они дрейфовали по волнам, латая паруса и заделывая пробоины в корме. Их запасы пищи подходили к концу, хотя огневиски все еще оставалось в избытке. Чтобы заглушить страх, они устроили безобразную попойку – пили, пели, кричали, танцевали какие-то дикарские танцы, движения которых на трезвую голову вряд ли бы смогли повторить. Однако никто из них – даже в таком состоянии – не рискнул аппарировать прочь и бросить своего капитана. Того, что могло воспоследовать за этим, они страшились гораздо сильнее, чем смерти. Все время их пьянки капитан проспал мертвым сном, а его зрачки бешено двигались под закрытыми веками – мужчину мучили изощренные кошмары и видения, в которых он вновь и вновь порывался куда-то бежать, но понимал, что все еще спит, и снова отчаянно пытался проснуться. Следующим утром, пока команда пыталась справиться со тяжелейшим похмельем, капитан покинул свою каюту и, выйдя на палубу, убедился, что «Летучий голландец» встал на мель. Всюду, куда ни падал его взгляд, поверхность океана была покрыта гниющими темно-зелеными водорослями, и омерзительный запах, источаемый ими, перебивал даже перегар, выдыхаемый членами экипажа. В водорослях тут и там скользили морские змеи, охотящиеся на водоплавающих птиц, которые, в свою очередь, лакомились мелкими рачками и крабами. Они спустили на воду шлюпку и, орудуя веслами, двинулись к видимому поодаль берегу, покрытому обглоданными скелетами рыб и острой галькой. Однако уже через полмили сухая каменная почва сменялась на болотистую, торфянисто-черную, в которой тонули искривленные силуэты местной чахлой растительности. Перед тем как ступить на нее, команда разбила лагерь на берегу, разведя небольшой костер – для большого попросту не хватило бы топлива. Они жарили на огне пойманных водяных змей, запивая их жилистое сладковатое мясо чистой водой, сотворенной чарами Агуаменти. Капитан был снова бодр и полон энтузиазма: расхаживая подле костра, он рассказывал экипажу о том как еще мальчишкой плавал в этих широтах вместе с капитаном Маршем, своим старым другом, у которого в свое время и учился морскому ремеслу. Пока весь мир сражался на войне с Геллертом Гриндельвальдом, они искали утерянные маггловские сокровища и пиратские клады. Некоторая часть того, что они тогда нашли, позже осела в исторических музеях Салема и Аркхема. Когда-то Марш даже обещал отдать дочь в жены своему юнге, если тот возьмется за ум и станет, наконец, волшебником, достойным чистокровного рода и фамилии. Однако не сложилось: в Великобритании грянула война с Тем-Кого-Нельзя-Называть, и, будучи вовлеченным в нее, капитан «Летучего голландца» так и не нашел времени остепениться. Отдохнув, капитан и команда достали из трюма корабля свои метлы, оседлали их и полетели на запад, к одинокому холму, возвышающемуся в центре болотистого острова. Аппарация по какой-то причине не работала в этой местности, точно зе́мли вокруг были накрыты антиаппарационным куполом. Они летели день, ночь и снова день, делая краткие перерывы на сон и принятие пищи. Наконец, вечером второго дня, они достигли подножия холма. Его вершину рассекала глубокая трещина, образовывая узкий каньон с изломанными краями, темные душные глубины которого уходили, казалось, в самые недра земли. Освещая себе путь Люмосами, экипаж «Летучего голландца» направил метлы ко дну этого каньона. И чем глубже они опускались, тем сильнее мерещился им мертвенно-белый свет, испускаемый каким-то предметом, сокрытым в каньоне. Позднее стало понятно, что сияние это излучает гигантская каменная глыба, гладкая и округлая, точно яйцо неведомого доисторического чудища. При этом поверхность глыбы несла на себе следы прикосновений людских рук, будучи испещренной замысловатыми символами, буквами неведомого языка и рисунками, могущими вогнать в дрожь любого случайного человека. Яркая луна, появившаяся к тому времени на небосклоне, на миг отразилась в бурных водах извилистой реки, протекавшей по дну каньона. Команда «Летучего голландца» спешилась и принялась возводить на ее берегу лагерь, ставя полукругом палатки с незримым расширением. Несколько человек отправилось к реке – подманивать на ужин чарами Акцио медлительных хищных рыб с полуслепыми белесыми глазами. Меж тем капитан отправился тщательнее осматривать округлую глыбу. Часть ее, насколько он понял, продолжала находиться под землей, под собственным весом погрузившись в податливую почву. Поверхность, когда капитан коснулся ее ладонью, казалась чуть теплой, точно нагретой солнцем, и испускала едва заметную пульсацию, похожую на сердцебиение. Чем больше он смотрел на надписи, усыпающие поверхность глыбы, тем более понятными ему они становились. Казалось, он даже разбирает отдельные слова. – Сент'та аул'ли ва'ах ал ашту г'ха, – попробовал произнести он вслух, ощущая, как постепенно проваливается в своего рода транс. – Йа! Мнглв'шт ср'блв ттул Дагон кулл'п адл'вххшт! Йа! Ет Дагон фхтагн!.. Оглушающе-громкий треск, раздавшийся следом за словами капитана «Летучего голландца», заставил обернуться в его сторону всех присутствующих в лагере учеников Дурмстранга.* * *
На выходных Николас Фламель, профессор алхимии в Хогвартсе, покинул школу и аппарировал в Бадли-Бэббертон, где они с Перенеллой купили небольшой дом после переезда в Англию. В этот раз он застал супругу за командованием домовыми эльфами: они накрывали на стол к бранчу, ставя подносы с сэндвичами и канапе, миски с салатами, блюда с фруктами и кувшины с фруктовым пуншем, украшенным веточкой мяты. – Наконец-то ты добрался, mon cher! – Перенелла порывисто обняла супруга. – Вовремя. Гости скоро прибудут. Ты уверен, что... – Уверен, mon amour, – Николас нежно прикоснулся губами ко лбу жены. Только она могла терпеть его непростой характер, только она знала его тайну, которую Фламель не доверил даже Дамблдору, одному из своих самых ближайших друзей. Его истинная идентичность отпугнула бы многих волшебников и магглов – но только не ее. – Сейчас будущее не столь открыто мне, как ранее, однако моих воспоминаний все еще достаточно, чтобы точно знать, на чьей стороне нам с тобой следует находиться, чтобы досмотреть это представление до конца. – Нам и так осталось не слишком много, – с тревогой сказала его жена. – После потери сверкающего трапецоэдра... Мы могли бы просто остаться в стороне и уйти мирно, как мы и планировали в последние годы. – Боюсь, мирно в любом случае уже не выйдет, – покачал головою Николас. – Теперь нам остается только покинуть мир на своих условиях – не став при этом ни рабами Древних Богов, ни жертвами войны, которая вот-вот разразится, если мы ничего не предпримем. – Я не доверяю нашему новому союзнику, – призналась Перенелла. – Я тоже, – улыбнулся ей муж, – однако, в отличие от нескольких неучтенных факторов, возникших после ошибочных действий, кх-м, моего собрата по виду, действия Геллерта Гриндельвальда продолжают оставаться предсказуемыми. На него никогда не оказывалось никакого влияния ни нами, ни противоположной стороной. – И все же, – Перенелла тяжело вздохнула, – я бы предпочла, чтобы мы объединились с Альбусом, mon cher. – Иногда к цели приходится идти извилистыми тропами, – развел руками Николас. – Не забивай себе этим голову, mon coeur. Сейчас нам следует сосредоточиться на гостях. Первым на порог дома Фламелей аппарировал Ксенофилиус Лавгуд в лиловом бархатном цилиндре с изумрудно-зеленой лентой, обвязанной вокруг тульи. Следом за ним прибыли супруги Тонкс, окончательно разругавшиеся с увлекшейся темной стороной волшебства дочерью. Появился Перси Уизли, едва сумевший отпроситься с работы в Отделе международного магического сотрудничества. Батильду Бэгшот, дряхлую как само время, привел, держа под руку, Барнабас Кафф – главный редактор «Ежедневного пророка», живущий по соседству со старушкой в Годриковой Лощине. Последним – неожиданно для прочих – появился Лайелл Люпин, много месяцев не появлявшийся на своем рабочем месте в Министерстве магии, горюя по сыну. Наконец, до Фламелей добрался и виновник собрания. Профессор Гринвуд ЛеФлер, широким легким шагом, совсем не подходящим для его возраста, вступил в обеденную залу дома и взмахом волшебной палочки вернул себе свой истинный облик. – Приветствую, liebe freunde, – улыбнулся присутствующим Геллерт Гриндельвальд. – Спасибо любезным хозяевам дома, что они согласились приютить нас у себя, пока мы будем творить историю. Предлагаю познакомиться друг с другом тем, кто еще не знаком, и поискать in deinen herzen сил для доверия между будущими союзниками. – Прошу за стол, – улыбнулась гостям Перенелла. – В этот раз пунш у домовиков вышел особенно волшебным. Все расселись по стульям с высокими спинками, позволяя домовикам наполнить их тарелки аппетитными закусками. Гриндельвальд поднял бокал с пуншем. – За ренегатов! – провозгласил он тост. – И пусть наша миссия увенчается успехом! Некоторое время все отдавали должное впечатляющим кулинарным талантам домовых эльфов Фламелей, с любопытством посматривая друг на друга и беседуя о причинах, вынудивших их всех предпочесть компанию Гриндельвальда. – Тед по глупости оставил подпись в Книге имен, – с легкостью в голосе, которой она на самом деле не испытывала, говорила Андромеда Тонкс своим собеседникам. – Дочери мы не стали рассказывать и, как я сейчас понимаю, правильно поступили. К сожалению, Нимфадора в последнее время окончательно уверовала в непогрешимость Темного Лорда, позабыв, что эта вера уже сгубила не одного представителя семьи Блэк. – То же самое, – признался Барнабас Кафф, – хотя я связался с Древними Богами не из любопытства перед сверхъестественными силами, но от желания написать статью, раскрывающую всю подноготную Ордена Древних. Кому я мог доверить подобное? Рите? Она – прекрасный журналист, но всегда была готова продаться с потрохами тому, кто больше заплатит. Я не хотел получить вместо разгромного материала откровенный пиар и потому провел собственное расследование. Когда я понял, на что подписался, было уже слишком поздно отступать. – Я здесь из-за сына, – мрачно сказал Люпин. – Древние сгубили его, и я обязан отомстить за его смерть. Однако Дамблдор, на мой вкус, слишком мягкосердечен; если же я обращусь за помощью к Темному Лорду, то рискую обнаружить себя запертым в застенках Отдела тайн. – А какие причины у вас следовать за герром Гриндельвальдом, профессор? – набравшись смелости, поинтересовался Перси у Николаса Фламеля. – Вы давний друг Дамблдора, это всем известно. Неужели вы настолько в него не верите? – Отчего же, – Фламель улыбнулся, – однако я верю и в то, что Альбус рано или поздно вольется в наши ряды. Можно сказать, jeune magicien, что я грею для него место. – Ого! – удивился Барнабас Кафф. – И что же может заставить Дамблдора сменить его политический курс и присоединиться к тому, кого он собственной рукой сразил много лет назад? Гриндельвальд и Фламель переглянулись. – Всего лишь возможность, mein neugieriger freund, – ответил журналисту Геллерт, – возможность отличать незапятнанных магов и магглов от тех, кто совершил ошибку, доверившись Древним Богам. То, чему так жаждет научиться лорд Волдеморт, стремящийся отделить одних от других непроницаемой границей, разорвав наш мир пополам. Мы позволим ему это... но на своих условиях. Дамблдор никогда не согласится, чтобы выживших возглавлял этот emporkömmling. Однако один он не справится. Вовремя поддержав меня он, по крайней мере, сохранит живыми всех детей, о которых столь бережно заботится, – пусть пока этот alter narr и не понимает, что со временем доверие к невинности обратится против него самого. В этой войне никто не останется невинен. – И все же я бы предпочел, чтобы Темный Лорд сбросил всех культистов в одну зловонную яму на другой половине мира, а потом сжег их адским пламенем или что он там планирует на этот счет, – нахмурившись, резко бросил Люпин. – Я понимаю, судя по присутствующим, что далеко не все выбирали сторону Древних добровольно и от чистого сердца. Однако я не представляю, герр Гриндельвальд, как вы собираетесь отличать тех, кто сознательно поклоняется Древним Богам, от невольных жертв. Непреложный Обет не имеет над культистами полной власти – ведь их души принадлежат их повелителям. А веритасерум отказывается воздействовать на их измененные тела. – Поверьте, sehr geehrter herr, – повернувшись к собеседнику, Гриндельвальд успокаивающе положил руку ему на плечо, – истинному провидцу не составит труда отличить гнилые зерна от едва затронутых порчей. А после мы сумеем если и не очистить пораженные посевы, то, хотя бы, сделаем так, чтобы первопричина гниения никак не влияла на будущую всхожесть колосьев.