* * *
В этом году все занятия по уходу за магическими созданиями в Хогвартсе проходили на территории бывшего зверинца. Он располагался в двухэтажном крытом здании с небольшой башенкой, которое можно было найти возле теплиц мадам Спраут. После увольнения профессора Кеттлберна, имевшего разрешение от Министерства на содержание редких и опасных видов животных, зверинец пребывал в запустении. Однако Аламеда Мануэлито-Керквлиет, покидая Америку, умудрилась привезти с собой множество разных существ, и некоторых из них в Англии было и не встретить. Первый этаж зверинца занимали зарешеченные вольеры для крупных видов магических созданий. На втором этаже в клетках и аквариумах обитали более мелкие экземпляры. В башенке был размещен птичник. В первые осенние месяцы, пока было достаточно тепло, профессор Мануэлито-Керквлиет предпочитала проводить занятия на свежем воздухе. Однако теперь, с наступлением ноября, ученики и их преподавательница перебрались внутрь зверинца, в отдельное помещение под башенкой, где стояло несколько школьных парт, за которыми и расселись студенты. – В этом месяце, – начала лекцию профессор Мануэлито-Керквлиет, – мы с вами будем проходить удивительных и редких магических созданий, требующих бережного и уважительного подхода. Она ласково провела ладонью по пушистой серебристой шерсти зверька, сидящего рядом с ней на задних лапках. Животное отчасти походило на обезьянку и было размером практически с саму преподавательницу. Впрочем, агрессивным оно не выглядело. – Демигус, – сказала Аламеда, – так же именуемый камуфлори из-за его больших выпуклых глаз, придающих этому созданию сходство с одноименным маггловским животным. В дикой природе встречается на Дальнем Востоке. К сожалению, с каждым годом популяция демигусов сокращается из-за браконьеров, не прекращающих охоту на этих уникальных созданий. Кто скажет, почему? Гермиона тут же подняла руку. – Из шерсти демигусов делают мантии-невидимки, – дождавшись кивка преподавательницы, заговорила она. – Однако демигусов очень сложно поймать – из-за их врожденных магических способностей. Они умеют становиться невидимыми, а так же могут предвидеть недалекое будущее. Поэтому они весьма увертливы. Хотя заклинание Бестиас Ревелио и способно обнаружить скрывшихся демигусов, предвидение все равно позволяет им избегать ловушек и сдерживающих заклинаний. – Пять баллов Слизерину, мисс Грейнджер, – улыбнулась девочке Аламеда. – А теперь, кто скажет мне, как же, в таком случае, следует ловить демигусов? – Их можно подманить, – вызвался отвечать Блейз Забини, – например, с помощью артефакта, зачарованного привлекать к себе внимание. Еще часто используют заколдованные волшебные инструменты – чаще всего дудочки. Их заговаривают на управление определенным видом существ, и те становятся полностью подконтрольными дудочнику. – Еще можно подманить его волшебным пением, которым владеют сирены и вейлы, – добавила Лайза Турпин, – или волшебным свистом, как вендиго. – А еще можно самому обладать пророческими способностями! – подхватила Трейси Дэвис. – Тогда получится предугадать действия демигуса раньше, чем тот попытается убежать! – Ну, ну, – рассмеялась профессор Мануэлито-Керквлиет, – похоже, ваша группа старательно готовилась к этому уроку. Два балла всем, кто ответил на мой вопрос. Однако вам так же следует учесть – и записать, – что главным навыком каждого ловца демигусов является окклюменция. Это – способность защищать свой разум от считывания поверхностных образов в вашем сознании. Когда демигус прорицает, он невольно заглядывает в мысли охотящегося на него волшебника, считывая оттуда как желание изловить зверька, так и то, каким именно способом планируется провести ловлю. Данное умение демигуса похоже на легилименцию, однако для его активации животному не требуется смотреть вам в глаза. При этом глаза самого демигуса на мгновение вспыхивают синим свечением. – А мне вот непонятно, профессор, – поднял руку Терри Бут, – почему окклюменция помогает. Ведь прорицание основано не только на считывании мыслей живых существ, но и на предвидении будущего неодушевленных предметов! Например, демигус может избежать падающего дерева в грозу или заранее скрыться с территории, охваченной лесным пожаром. – Все просто, мистер Бут, – Аламеда наставительно подняла палец. – Окклюменция не мешает демигусам предвидеть. Она просто прячет охотников от прорицателей. Волшебник, ловящий демигуса, сначала накладывает на себя дезиллюминационные чары и чары бесшумности, и только потом начинает подкрадываться к демигусу. Однако, если не защитить разум окклюменцией, демигус все равно почувствует охотника: точнее, ощутит желание мага причинить животному вред. Именно это желание – причинить вред – и активизирует прорицательские способности демигуса. – То есть, – уточнил Драко Малфой, – если, теоретически, пытаться изловить демигуса с пользой для него самого, то его прорицательский дар не сработает? – Именно, – с улыбкой кивнула ему профессор. – На этом основан один из популярных способов ловли демигусов, которым изначально пользовались дальневосточные маги. В местность, где поселились демигусы, отправляли нескольких маггловских детей, которых убеждали – или внушали под Империо – в необходимости отлова и помещения в клетку демигуса ради оказания животному какой-либо помощи. Например, спасения от грядущего наводнения или лечения от паразитов. Маггловские дети легко внушаемы, им проще поверить в то, что целью охоты действительно является помощь демигусам. В результате прорицание не срабатывает, и животные с радостью идут в клетку, убежденные в том, что дети не несут для них никакой опасности. А уже потом клетки забирают взрослые ловцы, стирают детям память и отправляют их по домам. Хорошим тоном в случае успешной охоты будет положить детишкам в карманы конфет или мелких маггловских монеток. – А правда, что демигусы – это близкородственный к упырям вид? – спросил один из присутствующих на уроке студентов Мискатоника. – Я недавно перечитал историю возникновения волшебных школ Массачусетса и обратил внимание на хайдбихайндов. Указано, что эти существа являются смесками упырей и демигусов. Но я не понимаю, как такое могло случиться! – Ответ прост: химерология, – развела руками Аламеда Мануэлито-Керквлиет. – В современных переизданиях исторической литературы не принято упоминать вещи, относящиеся к столь темной магии – которую я наставительно не рекомендую изучать самостоятельно, без компетентного учителя! Финеас Флетчер, урожденный англичанин, известный тем, что ввез в Северную Америку демигусов, являлся известным в узких кругах химерологом, унаследовавшим этот талант от матери, чистокровной Блэк. Собственно говоря, именно увлечение этой темной дисциплиной и вынудило Финеаса бежать из Англии в Америку, прихватив заодно некоторых своих питомцев. В итоге Флетчеру пришлось их всех распродать, дабы заплатить крупную взятку недоброчестным служащим МАКУСА, позволившим химерологу начать жизнь с чистого листа. В дальнейшем Флетчер действительно промышлял исключительно контрабандой, придя к выводу, что это куда более прибыльная стезя, однако на досуге продолжал экспериментировать над магическими зверями, превратив пагубное увлечение юности в хобби. В частности, демигуса с упырем он скрещивал, пытаясь, во-первых, увеличить размер животного, дабы получать с него большее количество волшебной шерсти, а, по-вторых, сделать его более ручным – ведь упыри легко приручаются и зачастую обитают в домах магов на правах причудливых домашних любимцев. Однако, к сожалению, то создание, что вышло у него в итоге, и позже в опытном порядке было повторено некоторыми американскими химерологами, собрало в себе исключительно отрицательные качества обоих видов и оказалось чрезвычайно опасным. Хайдбихайнд, как и демигус, обладает даром предвидения и умеет становится невидимым. От упыря от получил агрессивность, плотоядность и ночное зрение. К счастью, в отличие от вендиго, хайдбихайнд не обладает способностью подманивать своих жертв волшебным свистом. Так же эти создания не являются разумными и не умеют разговаривать. Если у кого-нибудь есть желание получить дополнительные баллы по моему предмету, то к следующему уроку этот ученик должен подготовить эссе на свитке не менее трех футов длиной о хайдбихайндах и их отличиях от вендиго. Однако отдельно проходить этих созданий мы с вами не будем. Более подробно вы узнаете о них на шестом курсе, если ваша оценка по С.О.В. позволит вам попасть в класс продвинутых темных искусств. А теперь вернемся к демигусам... Гермиона Грейнджер трудолюбиво сделала в своей тетради пометку подробнее изучить любопытнейших созданий, о которых только что рассказывала профессор. И, разумеется, сделать эссе. Интересно, сумеет ли она нарыть информации на пять футов пергамента вместо трех?..* * *
Накануне первого испытания Турнира состоялась проверка волшебных палочек и последующее фотографирование участников соревнования для «Ежедневного пророка». В присутствии всех пяти судей, а так же Риты Скитер, подготавливающей статью для газеты, Невилл, Гермиона, Калипсо и Фредерик продемонстрировали свои основные орудия волшебства Гаррику Олливандеру, мастеру изготовления волшебных палочек. – А-а, – заулыбался он, увидев палочку Гермионы. – Сердечная жила дракона и дикий виноград, десять и три четверти дюйма. Как же, как же... Палочки из виноградной лозы всегда выбирали волшебников, которые более всего ценят мудрость. Даже удивительно, что вы учитесь не на Равенкло, мисс Грейнджер! Сердечная жила дракона, с другой стороны, подходит волшебникам серьезного нрава, умеющим сдерживать свои эмоции в узде. Если их, хе-хе, разумеется, не раздраконить. В сочетании с виноградом палочка получилась несколько суховатой... однако я ничуть не удивлен, что именно вы стали одной из участниц Турнира, мисс Грейнджер. Совершенно неудивительно – с такой-то палочкой! Олливандер бережно провел пальцами по стволу палочки, проверяя, нет ли каких неровностей или сколов. – Авис! – произнес он, выписывая жест заклинания и призывая стаю граклов, тут же взмывших под потолок помещения. – Палочка в отличном состоянии. Что ж, мистер ДеГрафф, теперь ваша очередь. Увидев волшебную палочку гаитянина, Олливандер, достав из кармана мантии зачарованные перчатки, немедленно надел их и только после этого с превеликой осторожностью взял в руки орудие Фредерика. – Проклята на неотбираемость, – с одобрением в голосе отметил он. – Узнаю работу Маглориуса Мондезира! Чешуя чупакабры и акация, четырнадцать дюймов. Весьма необычное сочетание, да, весьма. Акация часто выбирает магов, стремящихся обессмертить свое имя... или интересующихся миром мертвых. Что же до сердцевины... Она подходит волшебникам, способным идти на жертвы ради достижения цели. Это очень сильная палочка, мистер ДеГрафф. Сильная и опасная. – Я знаю, – улыбнулся мискатоникский студент, обнажая в улыбке крупные белые зубы. – Вот уже третье поколение она переходит по наследству старшему сыну в моей семье. – Фумос! – испытал Олливандер палочку, выпустив из ее кончика спираль густого черного дыма, после чего с легким поклоном вернул ее ДеГраффу. – Удивительно! – с благоговением произнес Гаррик, принимая из рук в руки палочку Калипсо Артино. – Плакучая ива и перо сирены, одиннадцать с половиной дюймов. Палочки из ивы часто выбирают своими хозяйками волшебниц, желающих любви как единственного возможного для них счастья. Ива редко становится спутницей магов-мужчин: недаром некоторые древние мифы рассказывают, что земные боги сотворили женщину именно из ивы. Перо сирены, с другой стороны... довольно коварная сердцевина, вам так не кажется, мисс Артино? Это перо вашей бабушки, верно? Но я не узнаю мастера. – Эту палочку изготовил мой дед, – чуточку горделиво улыбнулась Калипсо. – Сердцевиной послужило перо из крыла бабушки, а ива – дерево, в сени́ которого они обвенчались. Дедушка никогда не делал палочек на продажу, так что не удивительно, что вы не признали его работу, мистер Олливандер. – Адонис Фламмеа! – произнес Олливандер заклинание и вручил ученице Института салемских ведьм букет пламенно-красных, с темными сердцевинками, адонисов. Невилл Лонгботтом демонстрировал свою волшебную палочку последним. – О-о! – расцвел в улыбке Гаррик. – Я ее отлично помню. Вы приобрели ее в начале этого лета, верно? – Да, – процедил Невилл сквозь зубы. Его прежняя палочка, унаследованная от отца мальчика, была безвозвратно утеряна во время событий, произошедших в больнице Святого Мунго. И Лонгботтом крайне не любил об этом вспоминать. – Прекрасная палочка, – меж тем продолжил Олливандер. – Я был уверен, что вам подойдет сердцевина из волоса единорога – но единороги, увы, совершенно не сочетаются с терном, я даже не стал пытаться. Волосы единорога слишком мягкие для этого дерева, они будут постоянно истираться и требовать замены. Терновые палочки подходят исключительно стойким волшебникам, способным преодолевать любые трудности на своем пути. Я совсем не удивлен, что именно это дерево выбрало вас, мистер Лонгботтом, вовсе нет! Сердцевина из пера феникса, однако, весьма привередлива. Вам придется постараться, чтобы заслужить преданность этой палочки. Но, достигнув с ней единения, вы окажетесь способны на поистине великие дела. Любовно огладив древесину насыщенно медового цвета, Олливандер взмахнул ей, перекрашивая свою мантию в зеленый цвет, после чего с легким поклоном вернул палочку Невиллу. – А теперь – фото! – воскликнул Людо Бэгмен. – Всех судей и участников Турнира! Что скажете, Рита? – Разумеется! – хищно улыбнулась журналистка. – Сначала всех вместе, потом – по отдельности. И, надеюсь, вы будете не против небольших интервью с каждым из кандидатов в чемпионы? Колдографирование отняло довольно много времени. Сеньора Мануэлито-Керквлиет была намного ниже всех прочих участников композиции, причем фотограф «Ежедневного пророка» непременно требовал, чтобы судьи стояли позади учеников. Проблема была решена, когда участников Турнира посадили на стулья, а Аламеду заставили встать на табурет во весь рост, уместив директора Салема за спиной ее воспитанницы. У подростков уже болели щеки от поддерживания на лицах улыбок, пока фотограф пытался отщелкать хотя бы несколько удачных кадров. А ведь потом им пришлось колдографироваться еще и по одиночке! В общем, не удивительно, что к моменту интервью со Скитер все оказались изрядно уставшими и недовольными. – Говорят, родители мисс Грейнджер сотрудничали с вашей бабушкой в тестировании гербологических препаратов в маггловском мире, – тут же взяла порлока за нос Рита Скитер, стоило ей отвести Невилла в сторону для взятия персонального интервью. – Скажите, связано ли ваше близкое знакомство с семьей этой девушки с тем, что вы последовали за ней на Турнир, словно верный рыцарь, поклявшийся оберегать и защищать ее? Невилл скосил глаза на пергамент, над которым танцевало Прытко-пишущее перо. Последняя запись гласила: «...щеки этого молодого человека, отмеченного столь печальной судьбой, озарил нежный розовый цвет стыдливого румянца влюбленной юности...» – Да не влюблен я в Грейнджер! – возмутился Невилл, совершая попытку, впрочем безуспешную, схватить перо журналистки. Он с трудом припомнил, чего наболтал одноклассникам про Гермиону на первом курсе, чтобы девочку не задирали из-за магглокровности, и подивился, как Скитер умудрилась вынюхать такие подробности. – Вы не думали, что это она за мной в Турнир пролезла, а не наоборот?! – Вот как? – Скитер хитро прищурилась. – Умнейшая ведьма своего курса и ее... довольно средний соученик, до сих пор не совершивший ничего выдающегося? «...взревновав объект желания к ее успеху, пылкий юноша осмелился спорить с судьбой, устремившись следом за своей избранницей...» – меж тем выписывало Прытко-пишущее перо. Невилл мимоходом подумал, сколько баллов с его факультета спишут за Круцио, наложенное на журналистку, и вернет ли их мадам Лестрейндж, когда узнает, насколько Лонгботтом продвинулся в темной магии. – Невыдающийся волшебник не смог бы стать одним из участников Турнира, согласитесь, мисс Скитер, – фальшиво заулыбался Невилл, отчаянно соображая, как бы выйти из положения, не опозорившись при этом в газете. – Все же я сумел выжить во время трагедии в больнице Святого Мунго, признайте. Разве это ничего не говорит о моих талантах? – Кстати, о трагедии! – оживилась Рита. – Помнится, в прошлом вы категорически отказывались давать комментарии по этой теме, мистер Лонгботтом. Неужели вы наконец готовы раскрыть подробности нашим читателям? – Увы, мне все еще больно говорить об этом, – Невилл прикрыл глаза, не желая видеть, как Прытко-пишущее перо выводит: «...из-под пушистых ресниц юноши на щеку мужественно стекла единственная слезинка, горькая, как события прошедшего лета». – Но поверьте, мисс Скитер, я чувствую себя более чем достойным участия в Турнире. – Что ж, думаю лишь ваше место в турнирной таблице после первого испытания, сможет подтвердить или опровергнуть ваши слова, – хищно улыбнулась журналистка. – А пока не поведаете ли мне, мистер Лонгботтом, связано ли ваше проникновение в Турнир с претензиями на место в Визенгамоте, отклоненными вашим дедушкой Элджерноном по причине незрелости ваших суждений? Насколько ваши политические убеждения разнятся с убеждениями вашей семьи? Действительно ли вы смогли спастись из больницы Святого Мунго только благодаря заклинанием, которым вас научила сама Беллатрикс Лестрейндж? Готовы ли вы уже... Невилл Лонгботтом мысленно сдавливал шею Риты Скитер и представлял, как заставит ее же Прытко-пишущее перо написать прочувственный некролог.* * *
Волшебный стадион, построенный для проведения Тремудрого Турнира, был просто невероятен. Он находился примерно в двух милях от Хогвартса, на окраине Запретного леса. Высокие каменные стены амфитеатром окружали огромную арену – не менее четырехсот футов в диаметре. Ступенчатые трибуны для зрителей могли предоставить не менее пятидесяти тысяч мест посетителям соревнования. Лестницы между трибун, ведущие к арене, были устланы коврами благородного синего цвета. Мириады магических огней, парящих прямо в воздухе, освещали стадион, заливая окружающее пространство ярким голубоватым свечением. Периметр стадиона окружали магглоотталкивающие и защитные чары. Но, разумеется, интереснее всего выглядела сама арена. От зрительских мест ее огораживал волшебный купол, прозрачный снаружи и непроницаемо-зеркальный изнутри: так крики и жесты болельщиков не отвлекали участников Турнира от испытаний. Все пространство арены занимал искусно выращенный гербологами лес: деревья, кустарники, грибы и папоротники, замшелые бревна и камни. Словно бы кто-то вырезал часть пейзажа из дикой природы и перенес ее на арену, дабы та предстала перед глазами требовательных зрителей. При этом была очевидной продуманность лесопосадки: самые высокие деревья располагались в центре стадиона, не загораживая собой бо́льшую часть арены. В верхней ложе особо выделялись пять позолоченных кресел с бархатными синими сидениями – места для судей Турнира. Рядом с ними находилось место комментатора и записывающая аппаратура: все происходящее на Турнире в режиме реального времени планировалось озвучивать в эфире колдорадио – для тех волшебников, кто не имел возможности приобрести билеты. С самого утра сотни магов и ведьм из Америки, Европы и Азии прибывали к волшебному стадиону. Здесь были и простые зеваки, вовремя прикупившие заветный билет; и родители хогвартских учеников, совместившие посещение Турнира со встречей с детьми; и члены МКМ, вызвавшиеся наблюдать состязание, предложенное ими в рамках налаживания взаимоотношений между магами разных стран. Разумеется, все иностранцы в обязательном порядке проходили испытание ядом – иначе в Великобританию их просто не допускали. Множество журналистов из разнообразных газет оккупировало первые ряды трибун, вооружившись Прытко-пишущими перьями и колдоаппаратами: результаты первого испытания планировалось осветить во всех подробностях. Тут и там мелькали хитроватые лица букмекеров и менял. Слышались призывные голоса торговцев уличной едой и продавцов сувениров. Периметр волшебного стадиона охраняло два десятка авроров и несколько Пожирателей Смерти. Лица большинства их них выражали откровенную досаду: следя за порядком, этим волшебникам придется пропустить все самое интересное. Несколько сотрудников Министерства стояло возле входа на стадион, терпеливо проверяя наличие билетов и въездных виз у иностранных гостей. Наконец, в двенадцать пополудни, появились судьи Тремудрого Турнира и заняли свои места. Тед Тонкс, довольно известный диктор колдорадио, постучал по зачарованному микрофону, проверяя, идет ли запись. Рита Скитер, протолкавшаяся в первые ряды среди прочих журналистов, приготовила свое перо. Зрители на трибунах притихли, готовясь к началу шоу. – И вот мы начинаем! – воскликнул Тонкс, предварительно усиливая заклинанием Сонорус свой голос. – Леди и джентльмены! Маги и волшебницы! Добро пожаловать! Мне выпала честь объявить, что первый за долгое время Тремудрый Турнир вот-вот порадует вас своим потрясающим зрелищем! Позвольте же представить многоуважаемых судей, сурово и беспристрастно готовых оценивать успехи и неудачи участников соревнования. Известный своей объективностью в кругах сотрудников Министерства магии Бартемиус Лайонел Крауч, глава Отдела международного магического сотрудничества! Славящийся своим непревзойденным оптимизмом Людовик Алоизиус Бэгмен, глава Отдела магических игр и спорта! Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, Верховный чародей Визенгамота, президент Международной конфедерации магов и просто любимый всеми нами директор волшебной школы Хогвартс! Почетный член МАКУСА, известный в Соединенных Штатах меценат и коллекционер уникальных магических животных, директор Института салемских ведьм Аламеда Алондра Эсперанса Мануэлито-Керквлиет! Одна из богатейших женщин Америки, владелица нескольких производств и мануфактур, умнейшая и удачливейшая бизнес-леди, а так же директор Мискатоникского университета магии Катаржина Францишка Марш! Поприветствуем! Тед Тонкс сделал паузу, дождавшись, пока стихнут аплодисменты, а судьи закончат раскланиваться; сделал глоток воды из стоящего на подлокотнике его кресла бумажного стаканчика, и продолжил: – Первое испытание Тремудрого Турнира продемонстрирует нам созидательные таланты участников. В нынешние нелегкие времена многие маги ищут способы защититься от окружающих волнений и угроз. Каких же защитников пожелают увидеть подле себя участники Турнира? Скоро узнаем! Все претенденты на звание чемпиона поочередно выйдут на эту арену. Им будет предоставлено ровно полчаса, дабы они, пользуясь как окружающими природными ресурсами, так и своими волшебными талантами, а так же готовыми зельями и ингредиентами, которые, после согласования с судебной комиссией, было разрешено пронести на арену, создадут, призовут или вырастят с нуля некое магическое создание, голема либо гомункулуса, или же иного охранника, чья сила и внешний облик должным образом впечатлят наших уважаемых судей! Но это еще не все! Самое интересное начнется уже после сотворения защитника! В течении следующих пятнадцати минут оное существо обязано будет продержаться – и, разумеется, сохранить жизнь своему создателю – в противостоянии с ужасающим чудовищем, людоедом-охотником на магов и магглов, хищной темной тварью, наделенной вечно голодным изощренным разумом! Вендиго! Трибуны взревели в предвкушении. Букмекеры сбивались с ног, принимая ставки. Торговцы сувенирами забывали отпускать свой товар, постоянно переводя взгляды с покупателей на арену. – Вы все этого ждали! – восхищенным голосом продолжил Тонкс. – Это будет страшно! Это будет опасно! Это будет настоящим вызовом для простых школьников, решивших побороться за звание чемпиона! Разумеется, в случае смертельной опасности каждый из участников имеет право активировать персональный портключ, который перенесет их за пределы арены. Конечно, в этом случае испытание будет считаться проваленным... Но не думайте, что все так просто, леди и джентльмены! Помните: вендиго умен! Вендиго хитер! И вендиго наверняка будет пытаться помешать нашим участникам спастись бегством! А теперь – первый из претендентов на звание чемпиона! Ученик Мискатоникского университета магии Фредерик ДеГрафф! На арену выступил гаитянин. В руках у него, помимо волшебной палочки, была небольшая клеть, накрытая черной тканью. Фредерик нервно оглядывался по сторонам, выискивая опасность. Участники Турнира за месяц были предупреждены о том, что им пригодится знание защитной и созидательной магии. Утром накануне испытания судебная комиссия уведомила подростков о запланированной оценке внешнего вида и защитных качеств существ, которых участники должны призвать или создать себе в подмогу. Таким образом школьникам было предоставлено несколько часов до полудня на подготовку к выступлению. Однако о том, что им будет противостоять вендиго, подростки узнали только сейчас. И явно были шокированы подготовленным сюрпризом. Не откладывая исполнение задания в долгий ящик, ДеГрафф принялся подготавливать площадку для ритуала. Взмахом палочки очистив часть арены от мха и листьев, обнажив черную почву, Фредерик принялся вычерчивать в ней три длинные глубокие бороздки, концы которых заканчивались маленькими крестами. Потом он провел линию, разделившую эти бороздки пополам. В центре между верхней и средней бороздкой ДеГрафф нарисовал фигуру, похожую на сердце, но когда он добавил деталей, стало понятно, что это – изображение анфас раздувающей капюшон кобры. Между средней и нижней бороздкой Фредерик начертил треугольник, вершиной направленный вверх, к средней линии. Вертикальную полосу подросток украсил небольшими пересекающими ее черточками, похожими на ребра в позвоночнике змеи. Тщательное прорисовывание веве отняло у ученика Мискатоника добрых двадцать минут. Зрители, старательно наблюдающие за ним в омнинокли, успели слегка заскучать. Наконец, дорисовав, ДеГрафф достал из мешочка с незримым расширением пространства, висящего у него на шее, горсть ярко-красного порошка, и принялся заполнять им бороздки. Потом откинул ткань с принесенной с собой клети, извлек оттуда черную курицу и, привычным жестом палочки отрубив ей голову, принялся орошать веве ее кровью. При этом Фредерик непрерывно бормотал заклятие-речитатив, позволяющее обратиться к той, чей дух он призывал себе в помощь. Под конец подросток изобразил некий чересчур замысловатый для европейцев танец, вступил внутрь нарисованной им фигуры, сел прямо на землю, скрестив ноги и, достав из кармана фляжку с острым ромом, щедро сдобренным перцем, сделал несколько больших глотков. После этого глаза ДеГраффа закатились, и он впал в некое подобие транса. Пронзительный переливчатый свист ознаменовал появление на арене вендиго. Казалось, существо возникло из ниоткуда, попросту материализовавшись рядом с подростком, – хотя, разумеется, на самом деле его принес на арену портключ, такой же, какие выдали всем участникам Турнира. Вендиго был высок – около тринадцати футов ростом. При этом он был ужасно тощ: очертания ребер явственно проступали сквозь редкую серую шерсть. На нем не было никакой одежды, кроме грязной набедренной повязки. Ступни ног вендиго имели форму звериных лап. Пальцы рук заканчивались длинными изогнутыми черными когтями. Морда была скрыта под оголенными, лишенными какой бы то ни было плоти костяными наростами, и напоминала олений череп. Пасть вендиго была полна острых, как иглы, зубов. На ветвистых оленьих рогах, обрамлявших его голову, словно в причудливой пародии на украшение, висели обрывки красных лент и маленькие колокольчики, которые, судя по всему, издавали свой мелодичный перезвон только тогда, когда того желал сам вендиго. В черных провалах глазниц оленьего черепа горели тусклые голодные желтые огоньки. На шее вендиго болталась веревка с привязанным к ней крупным клыком какого-то зверя. Вендиго стремительно бросился на ДеГраффа, явно пребывающего в помутненном состоянии сознания. Зрительские трибуны ахнули. Казалось, впереди была жестокая расправа... но из ритуально начерченного веве наперерез вендиго взметнулось существо, заслонившее собой гаитянского волшебника. Это был дух, некая нематериальная сущность, лоа с женским лицом, тело которого состояло, казалось, из переплетенных меж собой призрачных змей, шипящих и раздувающих свои капюшоны. Лоа хрипло расхохоталась и разразилась целой тирадой, обращенной к вендиго – впрочем, никто из присутствующих на стадионе магов не понимал языка, на котором она говорила. Однако вендиго явно слушал и понимал: он приостановил нападение, по-волчьи присев на корточки и слушал лоа, склонив голову на бок. Попыток броситься на нее он не предпринимал: очевидно понимал, кого именно выбрал ДеГрафф себе в защитницы. Наконец вендиго прорычал что-то в ответ. Лоа вытянула свою змееруку в сторону тушки черной курицы, которую Фредерик оставил подле веве. Вендиго бросился к ней и торопливо запихнул себе в пасть, проглотив, практически не жуя, со всеми перьями и костями. После чего кивнул лоа, сжал в лапе висящий на шее клык, оказавшийся портключом, и перенесся прочь с арены. – Потрясающе! – громкий голос Теда Тонкса разрядил напряженную тишину, последние десять минут царившую на стадионе. – Первый участник справился с испытанием гораздо быстрее отведенного на него времени! Он фактически заставил вендиго смириться с поражением! Это просто поразительно, леди и джентльмены! Но что скажут наши уважаемые судьи? Пока судейская комиссия совещалась, ДеГрафф все же вышел из транса и, испуганно повертев головой, убедился в отсутствии вендиго. На арене появился волшебник, одетый в аврорскую мантию, очевидно занимающийся обеспечением безопасности Турнира. Подойдя к Фредерику, он что-то сказал школьнику, после чего схватил того за руку и аппарировал прочь с арены. Судьи выставили оценки: девять – Катаржина, девять – Дамблдор, восемь – Аламеда, десять – Бэгмен, семь – Крауч. В сумме – сорок три балла. Госпожа Марш поднялась со своего места, беря слово. – Фредерик ДеГрафф определенно был готов к испытанию, – сказала она. – Его защитник – нематериальная сущность – оказался подходящим для противостояния вендиго. К общей оценке мы добавили баллы за скорость прохождения первого тура. Тем не менее, большинство из нас сочло, что наивысшей оценки Фредерик не заслужил – потому как на протяжении всего испытания был в состоянии транса, из которого невозможно было контролировать окружающую обстановку. Мы обратили внимание, что очнувшись, ДеГрафф не знал, покинул вендиго арену или же нет. В реальном мире, за пределами стадиона, такая неопределенность вполне могла стоить ему жизни. По завершении судейского комментария на арену с помощью портключа переместился следующий участник Турнира – Калипсо Артино. Она была куда спокойнее ДеГраффа: должно быть потому, что ей не пришлось выступать первой, отчего у девушки было куда больше времени на подготовку и смирение со страхом перед монстром, которому ей предстояло противостоять. Калипсо несла с собой небольшой сундучок с заклинанием незримого расширения пространства. Открыв его, она принялась извлекать оттуда кости: множество разнообразных костей, принадлежащих крупным, видимо травоядным, животным. – Ого! – прокомментировал это Тонкс. – Похоже, на этот раз нас ожидает сеанс некромантии! Он был прав. С помощью заклинаний и волшебной палочки Артино принялась сращивать кости между собой, компонуя их в одном только ей ведомом порядке. Это была ювелирная работа, одновременно похожая на сборку конструктора: ваяние из отдельных частей, крупных и мелких косточек, чего-то своего, нового, изначально не существующего в природе. При этом действовать следовало быстро: отведенные на подготовку тридцать минут текли медленно для зрителей и стремительно летели для участницы испытания. Но все же Калипсо успела. То, что у нее получилось в итоге, меньше всего напоминало живое существо: более прочего ее создание походило на массивную костяную клеть на ножках, увенчанную сразу четырьмя смотрящими в разные стороны черепами. Ног у существа не было, зато наличествовало сразу восемь рук с острыми когтями на пальцах. Взрезав себе волшебной палочкой ладони, Калипсо щедро окропила собственной кровью некросущество, произнося при этом сложную вязь темного заклинания. Существо шевельнулось. В глазницах черепов зажглись голодные огоньки недобрых потусторонних взглядов. Зашевелились длинные руки. Костяные ребра, из которых состояла клеть, разошлись в стороны, точно причудливая пасть на теле чудовища. Вытянув руку в сторону своего творения, Артино высоким холодным голосом выкрикнула формулу подчинения, смиряя тварь и подчиняя ее своей воле. Некроголем замер. Сохраняя каменное спокойствие, девушка приблизилась к нему и залезла внутрь клети, бесстрастно протискиваясь меж раздвинутых ребер. Отверстие в клети сомкнулось за ней. И вовремя – появился вендиго. Судя по всему, Артино приняла решение просто отсидеть внутри своего создания все пятнадцать минут, выделенных вендиго на попытку добраться до участницы. Сначала тот попробовал действовать напролом: бросился на некроголема и попытался разрушить кости. Однако тот на удивление ловко отбивался: четыре черепа, венчавшие его, мониторили все окружающее пространство, не давая темной твари подкрасться незамеченной. Когти на длинных руках некроголема пробивали шкуру чудовища насквозь. Непохоже было, что раны представляли для вендиго опасность, однако и удовольствия они явно не добавляли. И тогда разумный хищник пустился на хитрость. Отойдя в тень высоких деревьев, росших в середине арены, он воспользовался одной из своих удивительных волшебных способностей: гипнотически чарующим свистом. Вот зачем ему были нужны колокольчики на рогах! Издавая мелодичное позвякивание, они сочетались с переливчатым свистом твари, образовывая причудливую, удивительно притягательную мелодию без слов, моментально запоминавшуюся, застревавшую в памяти и вызывавшую безотчетное желание подпевать. Многие зрители, присутствовавшие на стадионе, неосознанно поднялись со своих мест, стремясь приблизиться к вендиго, дабы отчетливее расслышать его магический свист. Не обошла стороной эта мелодия и Калипсо: было прекрасно заметно, как зачарованная девушка изо всех сил пытается выбраться из клети, стремясь приблизиться к загипнотизировавшему ее существу, видя перед собой не монстра, но нечто иное, очевидно, прекрасное. Исполняя свой свист, вендиго не учел только одного: некроголем подчинялся исключительно осмысленным приказам создавшей его волшебницы. А одурманенная Артино произнести приказ открыть клеть явно не могла. Раздвинуть же руками ее створки и без слов выбраться наружу у девушки не получалось. Она барахталась изо всех сил, но продолжала оставаться в безопасности. Наконец, раздался звуковой сигнал, оповещающий об истечении пятнадцати минут. Вендиго тут же прекратил свистеть, сжал свой портключ и покинул арену. Калипсо очумело поводила головой, постепенно возвращая себе разум. Появившийся рядом с ней аврор терпеливо ожидал, когда Артино окончательно придет в себя, выберется из клети и вместе с ним вернется к прочим участникам соревнования. Судьи выставили следующие оценки: четыре – Катаржина, шесть – Дамблдор, восемь – Аламеда, девять – Бэгмен, три – Крауч. В сумме – тридцать баллов. В этот раз поднялась произнести небольшую речь сеньора Мануэлито-Керквлиет. – Я разочарована, – коротко сказала она. – Я знаю, что Калипсо серьезно готовилась к этому испытанию. Создать защитника с помощью некромантии может не далеко каждый выпускник моего университета, что уж говорить о шестикурснице. Очень тонкая и кропотливая работа. И вместе с тем – такая грубейшая ошибка! Ее еще можно было бы простить ДеГраффу, который выступал первым. Но у Артино было достаточно времени, чтобы вспомнить все рассказанное мной о вендиго на уроках ухода за магическими созданиями. Уж ей-то, как носительнице наследия сирен в крови, следовало помнить о способности вендиго зачаровывать своих жертв! Надеюсь, ко второму испытанию Турнира Калипсо будет готовиться гораздо тщательнее. Невилл Лонгботтом выступал третьим. Мальчик явно учел ошибки предыдущей участницы, первым делом наколдовав себе восковые пробки в уши. Слизеринец был бледен до синевы и у него отчетливо тряслись руки, но к сотворению защитника он приступил решительно, нисколько не сомневаясь в своих силах. Выкопав в устилающей арену земле ямку, Невилл извлек из кармана мантии несколько разнообразных семян волшебных растений и бросил их в углубление. Достав свою палочку, слизеринец несколько раз взмахнул ей, бормоча заклинания и трансфигурационные формулы. – Любопытно, – прокомментировал действия мальчика Тонкс. – Похоже, Лонгботтом пытается обратиться к алхимическим процессам внутри семян, посредством применения и последующей отмены трансфигурации скрещивая растения между собой. Думаю не лишним будем напомнить уважаемым зрителям, что в Хогвартсе алхимию уже третий год преподает знаменитый на весь мир Николас Фламель, создатель философского камня. Похоже, он многому успел научить поклонников своего предмета. Однако Лонгботтом в своих изысканиях вплотную приблизился к химерологии, на мой взгляд. А это уже совсем иной уровень знаний. Раньше шестого курса химерологию в Хогвартсе не преподают. Думаю, профессору Лестрейндж, преподающей продвинутые темные искусства, в будущем следует обратить пристальное внимание на ученика, делающего столько демонстративные успехи по ее предмету. Закончив преобразование семян, Невилл достал из второго кармана мантии пузырек с зельем, способствующим ускоренному росту растений, и вылил его в ямку. Далее он закопал свое творение, полил его Агуаменти и принялся ждать. Предоставленные мальчику полчаса стремительно истекали. Наконец, показался зеленый росток. Робко расправив первые листочки, он торопливо рванулся вверх, на глазах разрастаясь и напитываясь силой. Это было коренастое мясистое растение на толстом стебле с мощной корневой системой. Его шершавые листья покрывали острые зазубрины, а от основного стебля отходило множество тонких усиков-лиан. В центре растения стремительно формировалось нечто, напоминающее смесь капустного кочана с бутоном – крупный зеленый шар из плотно свернутых лепестков. Невилл не успел. Вендиго внезапно выметнулся из-за деревьев, бросившись к мальчику на скорости, присущей породистому арабскому скакуну. Нет, Лонгботтом успел бы активировать портключ... Вот только проблема была в том, что слизеринец стоял спиной к вендиго, не слыша его шагов – ведь уши Невилла были заткнуты восковыми пробками. Среди зрителей раздались исполненные неприкрытого ужаса вопли. Невилл обернулся, когда вендиго совершал последний прыжок – видимо инстинктивно почувствовал за своей спиной смертельную опасность. Вскрикнул и упал на задницу – в такой ситуации мальчика никто не стал бы за это осуждать. Успел его защитник. Огромный зеленый бутон вдруг с чваканьем разошелся, демонстрируя слюнявую розовую пасть, утыканную острыми белыми шипами, похожими на зубы животных. Бросок – и гигантская мутировавшая венерина мухоловка поймала вендиго в воздухе прямо в прыжке. Жуткий монстр оказался поглощен еще более крупным хищником. Трибуны разразились вздохами облегчения и восторженными воплями. – Это потрясающе! – восхищенно завопил Тед Тонкс. – Похоже, один из младших участников Турнира решил радикальным способом избавиться от опасности! Но справится ли его защитник?! Все же, вендиго – не обычное животное, а настоящая темная тварь! Судя по тому, как трясся Невилл, сжимая в руке направленную на свое творение волшебную палочку, мальчик тоже не был уверен в том, кто победит. Вендиго не хватало сил распахнуть схлопнувшуюся, как капкан, пасть хищного растения, однако и переварить монстра цветок тоже не мог. Гигантский бутон ходил ходуном: вендиго выл от боли, обжигаясь желудочным соком растения, и непрерывно царапал его изнутри, продирая себе выход наружу. Его когти были достаточно остры для этого. А растение, несмотря на свои шокирующие размеры, острые зубы и плотную шкуру, оставалось просто растением. Вендиго почти выбрался, когда раздался сигнал, знаменующий завершение испытания. Чудовище тут же ушло портключом. Невилл, которого от облегчения практически не держали ноги, покинул арену вместе с аврором. Оценки судей были такими: девять – Катаржина, девять – Дамблдор, восемь – Аламеда, десять – Бэгмен, восемь – Крауч. В сумме – сорок четыре балла. До сих пор это была наиболее высокая оценка, заработанная участниками соревнования. Со своего места поднялся Альбус Дамблдор. – Невилл проделал потрясающую работу, – сказал он. – Профессор Спраут, равно как профессор Фламель, должны гордиться таким учеником. Мы немного понизили оценку за зелье, явно приготовленное не самим мальчиком. Так же мы обратили внимание, что Невилл, в отличие от предыдущей участницы, вспомнил об особенностях магии вендиго и предусмотрительно защитил свой слух от зачаровывающего свиста. Немного непонятно было то, как Лонгботтом планировал справиться со своим защитником, если бы тот не зафиксировался на вендиго. Очевидно, эта химера реагировала на движение – именно поэтому она атаковала бегущего вендиго, а не мальчика, сидящего на земле. Однако я допускаю, что судьям может быть известно далеко не все – возможно, Невилл имел какой-то способ контролировать своего защитника, не очевидный для судейской коллегии. Тем не менее, я считаю, что Лонгботтом заслуженно получает свою высокую оценку. За кулисами арены мадам Помфри отпаивала белого как мел Лонгботтома умиротворяющим бальзамом. Рядом с ним тряслись и стучали зубами остальные участники Турнира. На арене появилась последняя претендентка на звание чемпиона – Гермиона Грейнджер. Ей, в отличие от Лонгботтома, никто не давал почитать полезной литературы: она все искала сама. Никаких случайных подсказок. Разумеется, кроме урока по уходу за магическими созданиями в начале ноября: сейчас Гермиона была очень благодарна профессору Мануэлито-Керквлиет за заданное тогда сравнительно эссе по вендиго. Очень многое девочка почерпнула именно из того эссе. – Надеюсь, меня не посадят в Азкабан за мое выступление, – тихо пробормотала она, подготавливая площадку для проведения ритуала. – Не бойся, – шепнул ей призрак Дина Томаса. – Делай все так же, как во время тренировки. У тебя все получится. Первым делом Гермионе следовало вырастить тело для своего будущего творения. Это был самый скользкий момент ее выступления, так как настоящего гомункулуса за полчаса вырастить ей бы не удалось – это занимало гораздо больше времени. Однако из «Некрономикона» слизеринка узнала о куда более быстром и легком способе создать плоть. Главное, чтобы судьи не задались вопросом, откуда именно Грейнджер получила свои знания. Выкопав в земле ямку и набросав туда листьев и мха, девочка, на миг заколебавшись перед пугающим ее грядущим действом, обработала свою левую руку обезболивающими чарами и быстро, чтобы не успеть передумать, отсекла заклинанием Секо себе мизинец. В конце концов, это не темная магия, следовательно, в Больничном крыле мизинец запросто отрастят обратно. – С'хха фхтагн Йог-Сотот, ср'блв ттул ет Шуб-Ниггурат адл'вххшт, – беззвучно забормотала Гермиона себе под нос, щедро орошая ямку в земле текущей из поврежденной руки кровью. Она обращалась к так называемому ритуалу замены – обменивая свою плоть на плоть от плоти Шуб-Ниггурат. Правило, известное каждому члену культа: чтобы призвать что-то или кого-то с той стороны, для начала следует отдать что-то с этой. Это правило равноценного обмена, по сути – единственное, что не дозволяло Древним вторгнуться в родной мир земных богов без соответствующего приглашения. Только Гермиона видела, как вдруг взбух ее отсеченный мизинец в ямке с землей, как потемнел, как вместо крови полилась из него чернильно-черная нефтяная жижа. Тонкие жгутики ложноножек выскользнули из-под кожи, подобно червям-паразитам, вцепились в пару лежащих рядом и окропленных кровью листьев и стремительно утащили их прямо внутрь пальца. Оживший внутри пожертвованной частицы плоти изродок принялся питаться – и, следовательно, расти. Наскоро наложив Ферула на свою руку, Гермиона перешла к следующей части своего плана. В этом ей могла помочь ритуалистика. Барти Крауч-младший явно благоволил тем, кто учился на одни «превосходно» по его предмету, щедро делясь знаниями с одинокой, но любознательной слизеринкой. Начертив ритуальную септаграмму, девочка взмахом палочки зажгла магические огоньки на ее оконечностях и произнесла ритуальную формулу, предшествующую вызову духа. Это было не очень сложно: многие волшебники использовали этот ритуал на стыке некромантии, дабы побеседовать с умершими, но не ушедшими за грань магами, готовыми за интерес или ради возможных преференций служить живым. Впрочем, Гермионе нужна была совершенно особенная душа: душа волшебника, в посмертии принадлежавшего Древним Богам. Дин Томас шепотом подсказал имя. Ранее они вместе договорились призвать душу того, кто при жизни явно не был ни англичанином, ни американцем – чтобы духа случайно не опознали как служителя Древних. В этом месте было очередное темное пятно плана Грейнджер: любой другой маг, желающий повторить ее ритуал от начала и до конца, не смог бы добиться правильного результата. Волшебнику, не оставившему свою подпись в Книге имен, Древние не дозволили бы призвать в мир живых душу, ныне пребывающую в их извечном владении. А без подобной души ритуал был попросту обречен. В итоге Гермиона легкомысленно решила просто сделать вид, что и сама не понимает, отчего у нее получается то, на что не способны другие. Сослаться на талант или врожденную предрасположенность. В конце концов, люди иногда бывают на удивление наивными, самостоятельно придумывая объяснения тем явлениям, которые иным способом обосновать попросту невозможно. Когда дух, наконец, откликнулся, изродок в яме уже разросся достаточно для того, чтобы его использовать. Ростом он был уже с саму Гермиону, напоминая при этом, прочем, скорее бесформенную амебу, нежели человека. Подцепив волшебной палочкой духа за истрепанную во время путешествий по иным мирам ауру, Гермиона, с произнесением соответствующих моменту заклинаний, перенесла его в изродка и закрепила внутри плоти. Далее ей оставалось только смотреть. Созданное ей существо мученически взвыло и принялось видоизменяться. Его плоть бурлила, словно поверхность кипящей жидкости. Она принялась сереть и покрываться струпьями, одновременно приобретая все более человеческие очертания. Кожа словно отслаивалась с нее, чернея и истончаясь, падая на землю складками, точно старая сухая тряпка или сброшенная змеиная шкура. Рождающееся существо с противным скулением поползло по земле, стремясь укрыться под собственной кожей от яркого дневного света. На его продолговатой голове не было ни глаз, ни носа – только огромный беззубый рот, распахнутый в протяжном крике. Морщась, Гермиона наложила Силенцио на существо – слушать эти вопли было просто невыносимо. Если бы перед началом Турнира судьи не предупредили участников, что им дозволенно использовать любую магию, кроме трех Непростительных – Грейнджер ни за что бы не решилась на то, что она сейчас делала. Слишком жестокая это была магия, слишком темная – даже для нынешних времен. Однако она не могла не воспользоваться ею – если хотела доказать другим слизеринцам, что не только заслуживает места в их рядах, но и находится, в некотором роде, выше. Пусть не по крови – но по силе. И по знаниям. Когда на арене появился вендиго, новорожденный дементор поднялся перед ним с земли, кутаясь, точно в плащ, в свою сброшенную черную кожу. Да, вендиго был темной тварью, но и у него была душа, следовательно, дементору было на что поохотиться. – Я в шоке, – честно поведал затаившим дыхание зрителям Тед Тонкс. – Леди и джентльмены! Слушатели колдорадио! Вы просто не представляете себе, свидетелями чему мы только что побывали! Буквально на наших глазах эта юная мисс повторила опыт Экриздиса, воссоздав дементора буквально с нуля! Это... нет, я не могу сказать, что это было потрясающе. Скорее, пугающе. Но при этом просто невероятно! Да, дементоры были практически единственными существами, которых боялись вендиго. Потому что именно дементор мог сожрать вендиго – а не наоборот. Как и во время испытания ДеГраффа, чудовище приняло решение не задерживаться на арене, практически сразу же активировав свой портключ. Новорожденный дементор безмолвно завис поблизости от хозяйки. Он не смел ее атаковать, будучи, как и она, слугой Древних Богов. Однако сотворение дементора все же имело свою цену. С этого момента Гермиона больше никогда не сможет призвать патронус. Не стоило даже пытаться. Оценки судей были следующими: десять – Катаржина, пять – Дамблдор, десять – Аламеда, десять – Бэгмен, девять – Крауч. В сумме – сорок четыре балла. Ровно столько же, сколько и у Невилла. Дамблдор в очередной раз поднялся со своего места. – Впечатляющая работа, – сухо сказал он. – Как с историей магии – далеко не в первой попавшейся книге можно было отыскать ритуал создания дементора. Так и с ритуалистикой и началами химерологии. Поразительная скорость создания гомункулуса. Это весьма хороший результат – даже для воспитанницы мадам Лестрейндж. Да простят меня мои друзья по судейской коллегии за то, что я снизил оценку – за жестокость. Да, это Турнир, и мы не ограничивали участников практически ни в каком волшебстве. Однако то, на что готовы пойти некоторые из них ради победы, поразило меня до глубины души. Я считаю, мисс Грейнджер нарушила не букву, но дух Турнира. Еще в самом начале я упоминал, что это соревнование служит символом не войны, но примирения и защиты. Ничего мирного в выступлении мисс Грейнджер я не увидел. Многие зрители, судя по эмоциям, возникшим на их лицах, были вполне согласны с Дамблдором. Но не все. С той стороны зрительских трибун, где расположились не занятые обеспечением порядка Пожиратели Смерти во главе со своим бессмертным лидером, директор Хогвартса уловил крайне задумчивый взгляд красных глаз.