* * *
Первый этап Тремудрого Турнира многое изменил во взаимоотношениях между учениками Хогвартса. Отчасти этому поспособствовала статья Риты Скитер, вышедшая в «Ежедневном пророке» на следующий день после завершения испытания. О самом Турнире было написано на удивление мало. Скитер кратко упомянула некоторых посетивших стадион именитых персон; в двух словах рассказала о сути испытания и оценках, которые получили участники за его прохождение. В дальнейшем статья представляла собой красочную биографию претендентов на звание чемпиона – причем интервью с ДеГраффом и Артино занимало от силы пару абзацев. Больше всего внимания было уделено Лонгботтому. Видимо, вдохновившись интервью с мальчиком, Рита позволила своей фантазии разгуляться за его счет: «– Мой талант, помогший мне выступить лучше других участников – это дар, унаследованный мной от родителей. Уверен, отец с матерью очень бы мной гордились, если бы дожили до этого момента. Именно им я планирую посвятить свою победу в Турнире, – произнес этот мужественный молодой человек, едва сдерживая слезы. – А что вы скажете о мисс Грейнджер? – перевела я тему, дабы отвлечь храброго юношу от его скорбных переживаний. – Вы помогали ей с подготовкой к испытанию? – Вовсе нет! – запротестовал мистер Лонгботтом, однако предательский румянец, нежным розовым цветом открасивший его щеки, позволил мне сделать собственные выводы из его слов. Гермиона Грейнджер, мои дорогие читатели, является не только вторым участником соревнования от школы Хогвартс, но и девушкой, уже который год безответно влюбленной в Невилла. Чтобы завоевать его расположение, эта хитроумная и привлекательная магглорожденная особа неизвестным нашей редакции способом вписала свое имя в список участников Турнира. Неизвестно, надеялась ли она сблизиться с Невиллом, совместно готовясь к испытаниям, или же рассчитывала привлечь внимание слизеринца своей сокрушительной победой...» Невилл боялся высунуть нос из гостиной Слизерина – так его достали сплетницы, самолично желающие понаблюдать за развитием романа между чистокровным волшебником и магглорожденной выскочкой. Что в этом было такого интересного – даже будь это правдой – Невилл категорически не понимал. Однако многие верили в писанину Скитер и живо интересовались продолжением истории. Слизеринцу даже пришло несколько писем от поклонниц, советующих не связываться с наглой девчонкой, мечтающей загнать Лонгботтома под каблук. А Грейнджер получила пару вопиллеров и несколько проклятых писем, которые так и не рискнула открыть. Ну, хотя бы на Слизерине никто не верил в романтическое влечение между Грейнджер и Лонгботтомом. Все, с кем Невилл общался, были в курсе его развивающейся дружбы с Парвати Патил. А те, кто был не в курсе – узнали подробности, когда Парвати вопила на Гермиону после выхода статьи. Взаимоотношения между девочками были безнадежно испорчены. Однако попадание на первое место в турнирной таблице – пусть Лонгботтом и делил это место с Грейнджер – все же послужило улучшению его репутации среди соучеников. К Винсу и Грегори, которые с самого начала верили в силы своего приятеля, неожиданно присоединился Драко Малфой, развернувший целую кампанию по поддержке четвертого участника соревнования. Именно благодаря ему теперь все школьники, болевшие за Невилла, носили на груди большие значки с выведенной светящимися буквами надписью: «Поддержи Невилла Лонгботтома, настоящего участника Турнира!» Невилл, честно говоря, подозревал, что весь ажиотаж, устроенный Драко, связан вовсе не с ним. Малфою, скорее всего, просто надоело пребывать в тени Дадли Дурсли – центральной фигуры чуть ли не каждого собрания Друзей Темного Лорда. Драко тоже жаждал внимания. И увидел в Невилле возможность проявить себя. Пусть не как один из участников Турнира – но как тот, кто позже с гордостью будет упоминать о своей помощи чемпиону. Невилл прекрасно понимал, что Малфой сделал на него ставку. И, случись ему проиграть, Драко непременно попытается отомстить разочаровавшему его соученику. Но Лонгботтом не планировал проигрывать. Он еще на первом курсе обещал себе стать сильнее, чем Дадли Дурсли и Гарри Поттер вместе взятые. И победа в Турнире могла бы этому поспособствовать. Гермиона Грейнджер чувствовала, что окончательно превращается в изгоя – отчасти из-за статьи Скитер, отчасти – из-за способа, которым она прошла первое испытание. Если поначалу в Хогвартсе и были болельщики, желающие девочке победы – то теперь они явно ушли в подполье. Большинство гриффиндорцев и хаффлпаффцев, ранее поддерживающих Гермиону, отвернулись от нее после резкой отповеди Дамблдора, которую тот дал своей ученице по завершении первого этапа Турнира. Слизеринцы плавно переключились на поддержку Лонгботтома – не без вмешательства Малфоя, само собой. Впрочем, Невилл, неожиданно показавший себя умелым волшебником, способным на равных состязаться с учениками шестого и седьмого курсов, вызывал симпатии и без помощи Драко. При этом болеть за Грейнджер, несмотря на смягчившуюся политику Темного Лорда, слизеринцам мешали их чистокровные принципы. Собратья из Ордена Древних также не могли демонстрировать девочке свою поддержку. Было бы странно, если бы слизеринку, злоупотребившую, с точки зрения Дамблдора, темной магией, вдруг стали бы привечать магглокровки с Гриффиндора и иже с ним. Подозрительно это выглядело бы – особенно в нынешние времена. Хотя, конечно, кое-кто на Грейнджер все-таки ставил – в основном, те школьники, которые блюли нейтралитет, не относя себя ни к одной из сложившихся в Хогвартсе группировок. Но с ними Гермионе общаться было как-то не с руки. Ее целью было завоевание авторитета тех, с кем она была вынуждена взаимодействовать на регулярной основе – Друзей Темного Лорда. После Непреложного Обета, данного девочкой на втором курсе, Грейнджер понимала, что в ближайшее время этой компании ей никак не избежать. Начало декабря в Хогвартсе ознаменовалось пронизывающим ветром и мокрым снегом. А так же началом всеобщей подготовки к Рождественскому балу, который должен был пройти в этом году в школе в первый вечер праздника. Этот бал являлся одной из традиций Тремудрого Турнира, способствующей налаживанию между школами-участницами дружеских и культурных взаимоотношений. Разумеется, все участники Турнира обязаны были на нем присутствовать. Ученики первого и второго курсов на празднование категорически не допускались, но третьекурсникам посещение было разрешено – при условии, если их пригласит на бал кто-нибудь из подростков постарше. Для всех желающих не ударить в грязь лицом в школе открылся кружок бальных танцев, который вела Иммаколата Забини в свободное от своей преподавательской деятельности время. Для демонстрации па и арабесков женщина зачастую приглашала Сириуса Блэка присоединиться к вальсированию – дабы наглядно показать студентам ту или иную позу. Разумеется, главными темами любых бесед этого месяца стали поиск пары на бал и обсуждение подходящих кандидатур. Юноши набирались смелости перед попыткой привлечь понравившуюся красавицу. Девушки сплетничали о кавалерах и всячески старались попасться на глаза приглянувшимся кандидатурам. Куча друзей обоего пола рассорилась вдрызг в этом месяце – потому что кто-то кого-то не пригласил или, наоборот, приглашение осталось без взаимности. Так же завязалось несколько романтических отношений, совершенно неожиданных для обоих партнеров. Гарри Поттер очень хотел пригласить Чо Чанг – пока не узнал, что с этого года равенклойка вступила в Друзья Темного Лорда. В результате он оказался без пары, равно как и Рон: Падму Патил, быстро подсуетившись, пригласил Финниган. Парвати, разумеется, шла с Невиллом Лонгботтомом. Падма некоторое время ворчала на друзей, до последнего момента не понявших, как ей было бы приятно их приглашение, но все же сжалилась и помогла: уговорила Лаванду Браун и Фэй Данбар составить компанию гриффиндорцам, которые в присутствии подруги поклялись, что будут танцевать и всячески развлекать своих партнерш. Рон, к тому же, и в самом деле нравился Лаванде. Сандра Фосетт в первый же день после оповещения о грядущем бале поставила Дадли перед фактом, что тот идет с ней. Впрочем, Дурсли и не возражал, радуясь, что ему самому не придется мяться, выдумывая приглашение, которое бы устроило подругу. Забини, не долго думая, пригласил Мариэтту Эджком, приятельницу Сандры. Как он по секрету сообщил Дадли, его тоже всегда привлекали девушки постарше. На Слизерине все разбились на пары. Малфой шел с Паркинсон, Нотт – с Гринграсс, Крэбб и Гойл – с Булстроуд и Дэвис. Гермиону, разумеется, никто и не подумал приглашать. При этом слизеринцы со старших курсов несколько раз намекали девушке, что если та выберет партнера из числа не уважаемых на Слизерине волшебников, житья на факультете Грейнджер уже не будет. В итоге Гермиона была вынуждена отказать нескольким магглорожденным ученикам из Салема и Мискатоника и в итоге обнаружила себя идущей на бал с Кормаком МакЛаггеном – одним из немногих гриффиндорцев, открыто присоединившихся к Друзьям Темного Лорда. До этого момента МакЛагген с Грейнджер и словом не обмолвился и на Рождественский бал шел, похоже исключительно для того, чтобы похвастаться своим умением вальсировать во время танца, которым участники Турнира со своими партнерами открывали бал. Впрочем, выбирая между Кормаком и слизеринским третьекурсником Холденом Ледбери, которого настоятельно советовал Малфой, Гермиона предпочитала Кормака.* * *
Большой зал, украшенный к Рождественскому балу, превзошел все ожидания. Его стены серебрились наколдованным инеем, с темного, усыпанного звездами потолка, свисали гирлянды из ярко-зеленого плюща и белых ягод омелы. Вокруг гирлянд вились светящиеся рои крошечных живых фей. Длинные обеденные столы исчезли, сменившись на множество небольших – человек на восемь – столиков, в центре которых стояли миниатюрные фонтанчики с фруктовым пуншем. Над каждым из столиков висел, переливаясь разноцветным сиянием, небольшой шар магического света. Вместо возвышения, где обычно находился преподавательский стол, разместилась сцена, на которой играли легкую ненавязчивую мелодию зачарованные музыкальные инструменты – скрипки, флейты, виолончели. Перед сценой располагалась площадка для танцев. Справа и слева от дверей Большого зала разместились длинные столы г-образной формы, стоявшие возле мягких угловых диванов с высокой спинкой, обитых серебристым, украшенным вышивкой бархатом. Первыми в зал прошли профессора и судьи Турнира, занимая престижные места на диванах. Отсюда они могли видеть весь Большой зал целиком, не вставая и не перемешиваясь со студентами. Школьники, вошедшие следом за преподавателями, принялись рассаживаться за круглыми столиками. Заколдованные половники взлетели в воздух, наполняя пуншем появившиеся на столах хрустальные бокалы. Когда все, наконец, расселись по местам, музыка сменилась на более торжественную, и в дверях зала показались участники Тремудрого Турнира со своими парами. Первым шел Фредерик ДеГрафф в белоснежной мантии, отчего его кожа казалась еще более темной. Его спутницей, к неожиданности окружающих, оказалась Тамсин Эпплби с Хаффлпаффа. Второй парой были Калипсо Артино, в мантии цвета морской волны, с шестикурсником из Мискатоника, взирающим на идущую подле него девушку как на божество. Третьими шли Невилл Лонгботтом и Парвати Патил в мантии кораллового цвета, украшенной традиционной индийской вышивкой зардози. Последними в зал вступили Гермиона Грейнджер и Кормак МакЛагген. Воспользовавшись рекомендациями соседок по комнате, не желавших, чтобы Грейнджер запятнала честь Слизерина, девушка нарядилась в шелковую мантию глубокого зеленого цвета, а волосы убрала в высокий пучок, украшенный лентой. Инструменты заиграли венский вальс, и подростки прошли на площадку перед сценой, закружившись в танце. К ним присоединилось несколько взрослых пар: Сириус Блэк с Иммаколатой Забини, Барти Крауч-младший с Авророй Синистрой, Филиус Флитвик с Аламедой Мануэлито-Керквлиет, Людо Бэгмен с Батшедой Бабблинг. Беллатрикс Лестрейндж буквально вытащила за руку на танцпол Снейпа, а Гринвуд ЛеФлер пригласил Катаржину Марш, закружив ее с совершенно нестариковским изяществом. Когда первый танец закончился, и музыка заиграла фокстрот, на площадку высыпали наиболее смелые и умелые танцоры из числа студентов. Прочие, группируясь дружескими компаниями за столиками, отдавали дань праздничным угощениям. Участники Турнира с парами устроились за одним общим столом поближе к сцене. Постучав по меню волшебной палочкой, можно было заказать понравившееся блюдо, а пунш в фонтанчике сам по себе менял вкус в зависимости от пожеланий гостей праздника. Калипсо живо рассказывала забавную историю, произошедшую с ней на одном из выступлений группы «Соната Артино» в Чикаго, а ее партнер по танцам слушал полусирену, приоткрыв рот, явно завороженный мелодичным голосом девушки. ДеГрафф о чем-то тихо шептался с Эпплби, покрасневшей и хихикающей. МакЛагген, завладев вниманием прочих присутствующих за столиком, разглагольствовал: – Мой дядя в Норфолке тоже часто устраивает балы, – говорил он. – Так что, разумеется, я умею танцевать все популярные у волшебников танцы. Хотя я слышал, что сегодня некоторые из танцев будут американскими – специально для салемцев и мискатоникцев. У нас в Англии предпочитают более строгие бальные правила. Но я, разумеется, все равно буду участвовать – категорически не понимаю тех парней, которые весь бал стоит столбами у стенки! Словно необразованные маггловские дикари, которые в первый раз услышали музыку! – Магглы тоже умеют танцевать, – не выдержала Гермиона. – И, думаю, их репертуар куда больше магического. Хотя, конечно, многие маггловские танцы волшебники сочли бы попросту неприличными. – Ну, теперь-то они не потанцуют, – бесцеремонно отметил Кормак. – Не удивлюсь, если из-за мордредовых культистов в итоге весь маггловский мир сгорит. А то, что они не сожгут сами, испепелит Темный Лорд, чтобы окончательно избавить нас от этой заразы. – Ой, а вас всех правда Темный Лорд на летних каникулах магии обучал? – с любопытством спросила Тамсин. – Ну, вы же все, вроде бы, члены клуба Дадли Дурсли, а он точно с Темным Лордом общался, это всем известно! – Думаю, нам не следует говорить об этом с магглорожденными, – снисходительно посмотрел на нее Кормак. Гермиона тихо фыркнула, покачав головой: МакЛагген вступил в их компанию только в этом году и, само собой, не только не встречал Темного Лорда, но и Лестрейндж-холле ни разу не бывал. Однако упорно продолжал корчить из себя наделенную какими-то привилегиями фигуру. Он и Дадли поначалу пытался указывать, как правильно проводить встречу их клуба, но схлопотал проклятие Ауферо Оре, удалившее его рот на все время собрания, после чего моментально перестал выделываться. – Я полукровка, между прочим, – холодно заметила Тамсин. – Если ты так против магглорожденных, что ж ты с Грейнджер на бал пошел? Или не знаешь, кто ее родители? – Я не мог не пойти, – скорбно вздохнул Кормак. – Разве я мог оставить воспитанницу мадам Лестрейндж в одиночестве? А на Слизерине и так полно красивых чистокровных девушек, компания которых, сама понимаешь, куда интереснее магам, знающим и почитающим свои корни. Вот ты, Лонгботтом, наверняка со мной согласишься: хотя твой род и отличается особым магглолюбством, но ты, как слизеринец, поступил мудро, пригласив чистокровную девушку из хорошей семьи. – Я пригласил Парвати потому, что она мне нравится, – неприязненно посмотрел на Кормака Невилл. – Это единственная причина. – Ну, не всем же быть такими бескорыстными, как я, – с улыбкой развел руками МакЛагген. – Кто-то же должен был поскупиться своими интересами и составить компанию второй участнице от Хогвартса. Чтобы в следующем выпуске «Ежедневного пророка» Скитер не писала о ее разбитом тобой сердце. С Гермионы было достаточно. Молча поднявшись со своего места, она взяла бокал с пуншем и также молча перевернула его над головой МакЛаггена. Тот недоуменно вытаращился на девушку, смаргивая капли сладкого напитка с ресниц. Калипсо прервала свою беседу с мискатоникцем и громко захихикала. Парвати и Тамсин, переглянувшись, захлопали Гермионе. – Неудивительно, что с тобой никто не захотел пойти, – заявил МакЛагген, палочкой высушивая свои волосы. – Только псих будет терпеть такие выходки от своей девушки! Ты просто ненормальная! Даже не надейся, что я еще хоть раз ангажирую тебя потанцевать! Гермиона развернулась и выбежала из Большого зала. Впрочем, на ее поступок мало кто обратил внимание. Минутой ранее Дамблдор объявил особую гостью Рождественского бала – Селестину Уорбек. И теперь практически все студенты парочками толпились перед сценой, кружа своих партнерш в тустепе под «Котел, полный крепкой, горячей любви».* * *
Гермиона сама не понимала, куда бежит. Но в подземелья ей не хотелось. Хотелось вдохнуть свежего морозного воздуха, но так, чтобы не встретиться ненароком ни с кем знакомым, кто мог бы задаться вопросом, отчего это Грейнджер гуляет в Рождество одна, а не танцует на балу со своим партнером. На улице перед замком был возведен уютный грот, украшенный наколдованными розами и ледяными скульптурами, но там уже засело несколько парочек, стремящихся побыть в одиночестве, и Гермиона не стала им мешать. Она собралась было подняться на Астрономическую башню и уже достигла седьмого этажа, когда Дин Томас, безмолвным призраком следующий за ней, вдруг махнул рукой и устремился в сторону, к двери с резной медной ручкой, проступившей в стене прямо на глазах слизеринки. – Что это за место? – ахнула она, входя. Она очутилась в помещении размером с целый стадион: удивительно, как оно только уместилось в пространстве между школьными кабинетами! Тут и там лежали огромные кучи вещей, представляющих собой как откровенный хлам, так и весьма любопытные экземпляры. Узкий лабиринт тропинок вел ее мимо груд наваленного добра, когда девочка следовала за Томасом, ведшим ее куда-то вглубь помещения. Здесь были сотни в беспорядке разбросанных книг – растрепанных, исписанных и наверняка ранее запрещенных. Повсюду валялись кусачие тарелки и крылатые рогатки: в некоторых из них еще теплилась магия, и они, подрагивая, парили над грудами прочей рухляди. То и дело взгляд Гермионы натыкался на потрескавшиеся от времени флаконы с загустевшими зельями; шляпы; рваные мантии; какие-то украшения, возможно, проклятые; черепа разных магических созданий; старинное заржавелое оружие и даже один тяжелый, заляпанный засохшей кровью топор. Дин Томас вел Гермиону по левой тропке, мимо поеденного молью чучела пятинога, из которого клочками торчала обивка, вдоль целой аллеи манекенов для одежды, застывших в разнообразных, порой пугающих позах. Свернув направо, они пригнулись, проходя в арку, образованную двумя шкафами, поверх которых лежало несколько пестрых ковров, миновали целую гору сваленных в кучу старых метел, и внезапно оказались в небольшом тупичке, отгороженном от остальной комнаты старинной китайской ширмой, в которой каким-то заклинанием было прожженно несколько дыр. С другой стороны от ширмы стоял большой квадратный граммофон на ножках с покрытым резьбой медным раструбом, в котором сплел свою паутину паук. Тут и там валялось несколько подушек, пуфиков и чайных чашек. Похоже, это место когда-то служило чьим-то убежищем. – Добро пожаловать в Выручай-комнату, – с улыбкой сказал Дин. – Говорят, ее можно найти только когда по-настоящему в ней нуждаешься. Здесь всегда можно отыскать то, что требуется попавшему сюда волшебнику. – Откуда ты узнал о ней? – нахмурилась Гермиона. – Не думаю, что ты успел найти это место на первом курсе. – Скажем так: кое-кто подсказал мне, как обнаружить это помещение, – Томас хитро прищурился. – Я понял, что тебе хочется побыть в одиночестве, и потому привел сюда. Ты ведь не отнеслась к словам этого МакЛаггена чересчур серьезно? – Он напыщенный идиот, – фыркнула Грейнджер. – Разумеется, я не восприняла его всерьез. Ясно было, что он пошел со мной на бал только чтобы покрасоваться на танце будущих чемпионов. А я пошла с ним исключительно чтобы соблюсти приличия, а не из-за того, что мне на самом деле не с кем было идти! Если бы я захотела... – Такие, как мы с тобой, больше никогда не будут одни, – мягко сказал Дин, прерывая ее возмущенные сентенции. – Если бы ты пожелала, любой из адептов счел бы за честь отправится с тобой на бал. Ты гораздо сильнее большинства из них, и продвинулась гораздо дальше многих, несмотря на то, что так долго откладывала свое вступление на этот путь. – Это все равно было бы не то, – на миг по губам Гермионы скользнула горькая усмешка. – Если бы я того пожелала, я бы и Малфоя уговорила со мной пойти: достаточно было пригрозить, что в противном случае я заявлюсь на бал с каким-нибудь магглорожденным хаффлпаффцем. Но это было бы не его собственное желание. Это касается и других членов Ордена Древних. Я не сомневаюсь, что они пошли бы со мной. Но я никогда бы не узнала, выбрали ли они меня как интересующую их лично Гермиону – или же как сестру по культу, потенциально способную стать иерофантом. Или ты думал, что я не догадываюсь, почему Древние так стремятся меня заполучить? Дин Томас негромко рассмеялся. – Стать иерофантом – выбор, а не возможность, Гермиона, – сказал он. – Если бы ты поговорила с тем, кто сейчас является им, ты бы поняла. Мало прочесть «Некрономикон» до конца и понять, что за дверь тот приоткрывает, мало не сойти с ума, представ перед троном нашего повелителя. Нужно еще и желать изменить этот мир, исправить его, уподобить величию Древних и принять таким, каким они желают его видеть. – Вот только в этом мире не останется места для людей, – мрачно изрекла Гермиона. – Ни для магглов, ни для волшебников. – Но люди не умрут, – заметил Дин, – они просто... изменят форму существования. Даже больше: станут бессмертными и вечными, как само время. По крайней мере, те из нас, кто оставил подпись в Книге имен. Посмотри на меня: разве я кажусь тебе мертвым? – Ты все еще выглядишь на одиннадцать лет, – сказала Гермиона, – и ты бесплотен. Если ты не изменяешься, если ты застыл в мгновении собственной смерти – разве это может называться полноценной жизнью? К тому же я до сих пор не совсем уверена, что ты мне попросту не мерещишься. – То, как я выгляжу для тебя, уже давно не является моим истинным обличьем, – тихо сказал Дин. – Если тебе так будет приятнее, я могу принять и иной вид. Он замерцал: вокруг мальчика появилось целое облако ярких синеватых искр, практически полностью его окруживших, скрывших его фигуру. Призрачное тело Томаса подернулось рябью, вытягиваясь, достигая более чем шести футов в высоту. Его ноги, до сих пор висящие в воздухе, коснулись пола. Простую маггловскую одежду – джинсы и футболку – сменила черная парадная мантия. Лицо стало взрослее, волосы отрасли, упав на плечи россыпью африканских косичек. Теперь Дин выглядел ровесником Гермионы – так, словно ему было пятнадцать лет. И он был вполне материален: сквозь него больше не просвечивалась окружающая обстановка, а обоняние Грейнджер донесло до ее носа аромат терпкого мужского одеколона. Подойдя к граммофону, Томас покрутил ручку, заводя его, и опустил иглу на пластинку. Заиграла музыка. – Я, конечно, не посещал кружок бальных танцев профессора Забини, – ухмыльнулся Дин, – но уж котильон станцевать как-нибудь сумею. И к слову, Грейнджер, я бы пригласил тебя на бал, даже если бы мы не были членами одного культа. Ты суперски смотришься с это прической. Гермиона невольно улыбнулась; потом рассмеялась, забив на все неприятности, и приняла приглашение на танец. Рука Томаса, закружившего ее, чувствовалась на удивление теплой и живой, а лицо выражало видимое удовольствие от происходящего. И хотя Грейнджер, разумеется, не планировала начать встречаться с призраком, на миг она позволила себе отпустить всю тяжесть мира, навалившуюся на ее плечи: и Орден Древних, и Тремудрый Турнир, и Друзей Темного Лорда, и свою нечистокровность, из-за которой слизеринке постоянно предъявляли претензии. Она позволила себе просто потанцевать.* * *
– Я гожусь вам в отцы, – мягко сказал Флитвик Аламеде. Часы на башне Хогвартса пробили десять часов вечера, и теперь вне своих гостиных оставались только ученики шестых и седьмых курсов, которым сегодня разрешили веселиться до двенадцати, да преподаватели, успевшие скрасить свой вечер хотя бы парой бокалов грога или глинтвейна. Парочки разбрелись по укромным уголкам и усердно целовались, то и дело перебегая с места на место. Снейп, Мальсибер и Филч, превратив это занятие в некое подобие азартной игры, охотились на эти парочки, снимая с них по пять, а то и по десять баллов за неуместный энтузиазм. Похоже, после Рождества каждый из факультетов недосчитается разноцветных драгоценных камней в песочных часах, предназначенных для подсчета баллов. – Мой отец был вдвое вас старше, упокой предки его душу, – хмыкнула в ответ Аламеда. – А из-за гоблинской крови наш срок жизни будет вдвое длиннее, чем у простых магов. Подумайте сами, насколько сложно в нашем мире встретить другого полукровку, внешностью более схожего с волшебниками, а не с гоблинами. Хоть мой папаша и обещал, в случае чего, сговорить меня за сына своего старинного приятеля Гнарлака, мне, признаться, куда милее внешне подобные мне существа. Не говоря уже о том, что вы – довольно интересный волшебник, Филиус. – Но серьезные отношения в моем возрасте... – Флитвик вздохнул и покачал головой. – Тем более сейчас, когда в стране царит такая обстановка... – Именно сейчас! – вскинула голову Аламеда. – Этот ваш закон «Об учете магических существ и животных» просто омерзителен! Вынуждает носить нас эти регистрационные знаки... словно мы звери какие-то! А ведь я даже не чистокровный гоблин! – Увы, влияние Древних на волшебные народцы давно доказано, – развел руками Флитвик. – Те же оборотни, вампиры и дементоры уже переметнулись на сторону культистов. Возможно, и кто-то еще – куда менее очевидный. – В Министерстве, как всегда, спутали волшебных созданий с темными тварями, – Аламеда насмешливо хмыкнула. – Гоблины к последним никогда не относились. Вы прекрасно знаете, Филиус, наше племя категорически против сношений с Древними Богами. Уж если те в свой первый визит умудрились случайно – случайно! – изменить наш народ в домовых эльфов... – Или домовых эльфов в гоблинов – все еще не доказано, кто был первым, – дипломатично отметил Флитвик. – Это глупости, выдуманные недалекими волшебниками, – отмахнулась Аламеда. – Всем очевидно, что раса, жизненным предназначением которой является служение, естественным путем появиться не могла. Так что не удивительно, что ни гоблины, ни иные подобные нам существа знаться с Древними не желают. – Я говорил с кентаврами в Запретном лесу, – помолчав, ответил Флитвик. – Они рассчитывают договориться. Многие на это рассчитывают. Не вмешиваться, договориться, уйти, в конце концов. – Куда уйти? – фыркнула Аламеда. – Тир-на-Ног и Авалон давно уже просто мифы. Нет, Филиус, нам некуда уходить. Но и превращаться в придаток человеческих магов мы не имеем права. Мы должны доказать, что достойны жить в этом мире – наравне с волшебниками. Прежде чем они попытаются лишить нас этого мира. Что там планирует этот ваш английский Темный Лорд? Отделить магглов от магов? И с какой стороны, по-твоему, окажутся такие как мы?.. Филиус Флитвик немного помолчал. – Я не вижу связи, Аламеда, – наконец, немного суховато произнес он, – между нынешней политической обстановкой и тем, что вы предложили мне вступить в отношения. – Все просто, Филиус, – промурлыкала его собеседница, накручивая на палец прядь волос Флитвика. – Такой мудрый и многознающий полугоблин со связями как вы станет отличным пополнением моего клана. Почти все гоблины Америки иммигрируют в Англию, Филиус. Потому что именно здесь будет вершиться будущее нашего мира. Я это знаю. Вы это знаете. И вместе, объединившись, мы сможем направить это будущее в ту сторону, которая нам будет угодна. – Но я не гоблин, Аламеда, – мягко сказал Филиус, отстраняя прильнувшую к нему женщину. – Я волшебник. Я практически не поддерживаю контакты с кланом, из которого вышел мой отец. Все мои друзья – люди. Я всю жизнь старался сойти среди них за своего. И в моем возрасте свернуть с этого пути будет довольно-таки сложновато. – Скажите это регистрационному знаку на вашей груди, Филиус! – прорычала Аламеда. – Люди, к которым вы себя причисляете, слишком быстро оттесняют в сторону таких, как мы. Думаете, маги не бросят вас на растерзание Древним, если сочтут, что эта жертва поможет им спастись?.. Ни Темный Лорд, ни маггловская инквизиция ни за что не приравняют волшебных существ к человеческому племени, полукровки они или нет. И только клан, жизнью которого вы не интересуетесь, может попытаться диктовать волшебникам свою волю. Не одиночка. Дамблдор не защитит вас, Филиус, как бы вы ни пытались спрятаться в его тени. – Дамблдор... – Флитвик нахмурился. – Его заигрывания с Конгрегацией не доведут старика до добра. Хорошо, Аламеда. Извольте. Как я понимаю, вы заинтересованы в объединении двух кланов через нашу помолвку? Я поговорю с родственниками. – Уверена, я придусь им по сердцу, – Аламеда Мануэлито-Керквлиет обнажила в широкой улыбке по-гоблиновски острые зубы.