Крылья в небе

Муза падает прямо у него на глазах, в очередной раз пытаясь сделать трюк на скейтборде. Раз за разом пытается, разбивает острые коленки, но упорно встаёт на ноги. Брут скептично выгибает бровь и медленно подходит к ней. Он в белом, идеально выглаженном костюме. Он сейчас — лучший пример для подражания. Но едва ли маленькая бунтарка оценит. — Ещë не убилась? — он говорит, чуть усмехнувшись, и смотрит сверху вниз. Муза сидит на грязном асфальте, поджав коленки к груди и обиженно сжав губы. Она напоминает ребёнка, которому не купили игрушку. — А ты, наверное, был бы рад, — девушка подскакивает на ноги, встряхивает тëмными кудрями. Оглядывает его, гордо поднимает скейт, расправляет худые плечи. — У тебя стекло в колене застряло, — Брут показывает пальцем на кровоточащую рану, чуть наклоняется и протягивает руку. Муза только фыркает, выправив из-под ремня длинную футболку, которая закрыла не только шорты, но и почти прикрыла колени. Она резко разворачивается, проходясь волосами по лицу Брута, и направляется к дому. Впрочем, далеко не уходит — злобно шипит от острой боли, почти падая на землю. Брут успевает подхватить еë на руки. Он пытается удержать всë равно брыкающуюся девушку, ногой пиная скейт. — Будешь вырываться — оставлю тут подыхать от заражения крови, — серьезно смотрит в зелëные глаза, уже готовый опустить еë на землю. Слишком бледное лицо Музы и рука, легко упавшая с живота, заставляют его ускорить шаг. Скейт остаётся на улице. Брут одной рукой открывает входную дверь в квартиру, прислушиваясь к звукам — родители в командировке, но они всегда могли вернуться чуть раньше. Услышав лишь тихое сопение спящего кота, он идëт в гостиную, укладывая девушку на диван. — Лежи и даже не пытайся встать. Я сейчас вернусь. Муза лежит, не в силах даже отвести взгляда от того места, где только что были взволнованные глаза друга. Она раньше никогда не замечала за холодным и спокойным Брутом такого. Он приходит спустя пять минут со спиртом, швейным набором, бинтами и крепким чëрным чаем. Поддерживает ей голову, почти наливая в рот напиток. — Ты хоть ела сегодня? — урчание в животе наводит не на самые приятные мысли. Виноватый взгляд подтверждает догадку. — Опять голодовку устроила. Ну вот что мне с тобой делать… Брут что-то говорит, доставая осколок и обрабатывая рану. Муза только громко дышит и сильней кусает губы. Слëзы дорожками текут по вискам. Брут ловкими движениями стягивает кожу и заматывает бинтом рану. — Спасибо, — слабо улыбнувшись, Муза протягивает к нему слегка дрожащую руку. — Я приготовлю что-нибудь, — он сжимает еë тонкие пальце в своей горячей ладони, поднимаясь с колен. Муза слышит звон посуды и тихое пение. Она поднимается на локтях, свешивая ноги на пол. Крепко держась за стенку, идëт по направлению к кухне. — Не знала, что ты умеешь петь, — Муза усмехается, падая на стул. — Я же сказал тебе лежать. — Ты сказал это, когда уходил в первый раз. Брут обречённо качает головой, ставя перед ней тарелку с едой. — Это съедобно? Знаешь, а поешь ты явно лучше, чем готовишь, — Муза говорит не злобно, но ожидая реакции. — И ты оставил мой… Брут резко приближается к ней. У него горят глаза и сердце сбивается с ритма. Он еë целует, затыкая. Запускает пальцы в кудри, опускает неожиданно холодную руку на плечо. — Нет, целуешься ты явно лучше, чем поешь. Муза глубоко дышит, лихорадочно бегая глазами по его лицу. Проводит рукой вверх по щеке, взлохмачивая короткие волосы. И тянется ближе, забыв про тупую боль в ноге.