Hotellus Eviction

«Что это вообще нахрен было?» Бакуго долгое время не мог прийти в себя. Ему всё казалось — вот оно, вот сейчас он откроет глаза, и темнота вокруг исчезнет… Но с каждым разом, с каждой попыткой, в это верилось всё меньше. Кацуки медленно поднялся на ноги в кромешном мраке. Отвратительный запах и кое-как просматриваемые очертания комнаты подсказали, что он в самом деле всё ещё находился в 409 номере. Единственную крутящуюся в голове мысль он решил сразу же привести в исполнение: свалить отсюда к чертям собачьим, пока от растворившегося в воздухе дыма ещё что-нибудь не привиделось. Переступая через незнакомца, которого ему так и не удалось спасти, Кацуки ощутил босой ногой, что его мёртвое тело всё ещё пылало жаром. Случайно задев какую-то его часть, Бакуго ускорился, в два шага оказавшись у самой двери. Он был готов выбить её с ноги, но по итогу больно стукнулся пяткой о преграду. Пошарил руками, наткнулся на неожиданно целую металлическую ручку, и обнаружил, что его заперли… Заперли в комнате с минутами ранее взорванным замком! — Эй, какого хрена? Кто держит дверь?! Бакуго был вне себя от ярости и недоумения, и едва ли не вплотную прижался ухом к деревянной поверхности, надеясь расслышать хоть что-нибудь снаружи. Он кое-как избавился от одышки, и к своему ужасу расслышал шебуршание не с той стороны двери, а прямо за своей спиной. Мерзкий запах усилился, вплоть до появления лёгкой головной боли. Чей-то антропоморфный силуэт, переворачиваясь и качаясь, будто эта тварь пыталась плыть брассом, начал стремительно подползать к двери. Прямо с той стороны, где раньше лежало тело. Бакуго прикусил язык. Чем больше он всматривался в темноту, тем страшнее казалось чудище. Не похоже, что у него были лишние конечности, или какие-то бросающиеся в глаза изъяны, но из-за его тяжёлых, непредсказуемых движений Кацуки и сам начал ещё упрямее колотить по двери. Затем… Выдохнул и кое-как заставил страх перерасти в гнев. Медлить на подготовку к атаке было опасно. С него уже градом стекал пот. Кацуки заставил себя развернуться, скалясь так, словно и сам был готов набросить на монстра. Он провёл мокрой рукой по стене, запоздало вспомнив о выключателе, дабы уж точно не промахнуться по наглой морде, что уже протягивала к нему свою покрытую рубцами руку. Мелкие взрывы привычно опалили свободную правую, но как только он замахнулся, одновременно включая свет… Всё исчезло. Дым от взрывов тут же растаял в руке, и Бакуго в полной мере смог разглядеть окружающую его обстановку. Это был почти тот же, что и в забронированном им номере, интерьер, но Кацуки даже не стал его рассматривать. Его внимание было целиком и полностью сосредоточено на абсолютно чистом ковре. Без тела, и без каких-либо следов о его пребывании здесь. Не было даже мокрого полотенца, которым Кацуки раннее пытался оказать первую помощь. Дверь же, при нормальном освещении, оказалась не просто заперта, но и без единой царапины. Бакуго попытался взять себя в руки. Это всё наверняка ему только снилось. Он ударился головой по пути в отель или заснул сразу по возвращению в номер… Или вовсе не просыпался со вчерашнего дня? Едкий привкус гари также начал постепенно исчезать с языка. В помещении стало свежее, словно кто-то включил кондиционер… Или приоткрыл окно. Бакуго присмотрелся, и словно в подтверждение его словам, прозрачные шторы, как паруса, надулись от ветра. Он всё не решался сдвинуться с места, посматривая то на один, то на второй дверной проём, по разные стороны от раздвижного окна. Слева от него была кухня с ванной, справа — спальная. Бакуго верил в то, что всё ещё был вполне себе бодрствующим и здравомыслящим человеком, несмотря на произошедшие всего за десять минут события. По своей динамике и эмоциональности они с лёгкостью перекрывали последние несколько месяцев его спокойной жизни. Он попытался отследить всю цепочку событий сначала, вновь вспомнил обгоревшее тело, детей в дверном проёме… Подумал, что может, в конце концов, потерял сознание? Попал под действие причуды? В ушах сразу же отозвался собственный, нагловатый детский голос, будто он так обращался уже к самому себе: «Эй, Деку!» Бакуго как следует тряхнул головой, прогоняя его из головы… Осмотрел комнату, и заметил контрастирующее светлым стенам, тёмное пальто на вешалке. На нём и остановился его взгляд. «Не исключено, что здесь всё ещё кто-то есть». События всё меньше походили на сон. Он мог чувствовать мерзкие запахи, холод паркета под ногами… Одних только угрызений совести он не почувствовал, когда начал шариться по чужим карманам. Все пустые, за исключением одного внутреннего — там пустая пачка из-под сигарет и бумажник. Кацуки померещилось, что кое-где плащ всё ещё был тёплым, но хотелось думать, что ему просто показалось. Стараясь как можно меньше шуметь, и при этом по возможности не упускать из виду оба прохода, Кацуки начал изучать содержимое: несколько дисконтных и кредитных карточек, парочка денежных купюр… Водительские права. Он как следует вгляделся и пережил нечто сродни короткому замыканию, стоило ему разглядеть фотографию. И рубашку её владельца. Кацуки опустил свой взгляд туда, где ранее находилось обгоревшее тело. Словно внушаемые откуда-то извне, в голове неожиданно всплыли слова старика Тогаси, и Бакуго едва не повторил: «Ещё один сжёг себя заживо». Вслух же, одними губами, получилось произнести тихое: — Хисаши Мидория. Бакуго ощутимо дёрнулся и встал в боевую стойку, когда в одной из комнат несколько раз раздалась трель, чем-то напоминающая его будильник. Её почти сразу сменила настолько знакомая мелодия, что всё его существо замерло от некоей болезненной ностальгии.

As fathers leaving all their flags of truth Another claims your eyes

Бакуго кое-как заставил себя двигаться, через силу пробираясь через парализующий эффект мелодии прямо к его источнику — ретро-радио в спальне.

With fires steeling sleep from us We're evolving our disguise

Слова ввинчивались в голову, пробиваясь сквозь некий толстый слой… Ужасно прочный, отчего происходящее с каждой секундой становилось всё невыносимее, прямо как непрекращающаяся серия ударов по бетонной… Нет, по бобровой плотине. Ещё немного — и прорвёт. Всего один куплет, — и он захлебнётся. Бакуго как следует долбанул радио по стене, не утруждая себя просто его отключить. После случайно глянул на одну из висящих рядом картин, и тут же пожалел об этом. Перед глазами всё плыло, и от одного взгляда на нарисованное море его вновь едва ли не стошнило. Прежде у Бакуго никогда так не подскакивало давление, и в висках в честь этого кто-то усердно начал бить в набат… Кацуки позволил себе опуститься на широкую кровать, опасаясь, что может просто завалиться на пол. Люстра на потолке светила так ужасно ярко… «В миллион раз ярче солнца!» Бакуго хватает эту мысль за хвост. Куда вдруг делся его грубый внутренний голос? — Каччан? Ты спишь? Вновь открывает глаза, и теряется от вида бесконечно чистого неба и обрамляющей его листве. Место, куда они пришли порыбачить, просто невероятное! Кацуки как никогда радуется тому, что они оказались здесь именно по его инициативе. Их отцы где-то рядом, он хорошо различает их голоса… Как и кудри Деку на фона зелёных листьев кустарника, где они решили спрятаться, дабы не помогать с готовкой. Вернее, сбежал только Бакуго, а Деку увязался следом. — Спишь? — повторяет Изуку над ухом, без стеснений заглядывая ему в лицо. «Нет, благодаря тебе, не сплю», — хочется пискляво выплюнуть ему прямо в лицо. Бакуго прикрывает глаза, дабы не видеть опротивевшее лицо в веснушках, но что-то внутри радостно вспыхивает, и он сдерживается от того, чтобы нагрубить. Деку ожидаемо не отстраняется, и даже сильнее склоняется к его лицу: — Кача-ан? Его почти не слышно, даже с такого близкого расстояния. И тем более, не видно — с закрытыми-то глазами. Бакуго, к своему же удивлению, совсем не против. До тех пор, пока не чувствует на щеке чужое дыхание, а затем и подозрительное лёгкое касание… Кацуки как-то сразу засомневался, что это было что-либо другое, кроме того, о чём он подумал. От возмущения и праведного гнева к нему мгновенно вернулся родной голос. — Я тебе что, блядская Спящая красавица? — через секунду Бакуго оказался в сидячем положении, но тут же стушевался, осознав, что только что крикнул это в пустоту спальни, а не в лицо мелкого засранца. — Чтоб тебя, Деку. Он свесил ноги и провёл рукой по лбу, убирая прилипшие пряди волос. Двигаться сейчас было опасно, не просчитав следующий шаг. И даже в этом случае он не был уверен, что это сможет ему хоть как-то помочь. Кацуки решил не прокручивать в голове всё произошедшее, а лишь взял самые важные детали. Где бы он не находился, и что бы не успел здесь увидеть: всё же, ничего из пережитого не могло оставаться без внимания. В конце концов, даже если и нечто в этом номере решило поиграть с его разумом в пятнашки, он также смог бы извлечь из этого определённую выгоду, и отыскать именно то, зачем сюда и пришёл. Бакуго вздрогнул всем телом. Перед глазами всплыл момент, словно его вытащили из памяти клещами. Тот самый. Чёртов. Решающий момент. Как лёгкое напоминание о том, что он здесь оказался по собственной воле. Он сидит за столом у себя дома, быстро просматривает статью о самоубийствах в отеле «Долфин», листает… Натыкается на знакомые имя и фамилию. Хисаши Мидория. Дальше какие-то детали о самосожжении, и о его причуде — кажется, Огненном Дыхании… Ещё немного об обстоятельствах его обнаружения… Найденная информация привела его в ещё больший тупик, и тогда не показалась настолько значимой: куда больший отклик в его душе нашёл номер 409, в котором по меньшей мере двенадцать людей решили покончить с собой. Бакуго наконец встал с кровати, уже зная наперёд свои тогдашние действия: бронирование не того номера, просьба об отгуле с работы, последующие кошмары… Тогда он, конечно, ещё не знал наверняка, но… О чём-то же точно догадывался. Сейчас же он очнулся и вытер выступившие капли пота о покрывало. Практически всё было ясно, но с трудом собиралось в кучу. Вместе с тем, как с каждым разом в его голове рушились возведенные давным-давно барьеры, Кацуки чувствовал себя всё хуже и хуже. Как бы там ни было, а факт напрашивался на немедленное рассмотрение: его, как какой-то кочан капусты, нечто в чёртовом номере вскрывало не просто так. Воспоминания, когда-то причинявшие ему невероятную боль, теперь свободно всплывали наружу, нанося всё больше ударов по психике и здравомыслию, и тем самым выводя Кацуки из строя. Как бы это не проявлялось в самом начале, но неведомое, затаившееся в бежевых стенах, всё ещё хотело его смерти. И что-то подсказывало Бакуго, что спорные моменты из прошлого и фантасмагория в настоящем — лишь малая часть его влияния на человеческое сознание. А Кацуки уж совсем не хотелось заканчивать свою не сложившуюся жизнь героя в каком-то дряхлом номере, древнее которого было только затаившееся внутри него же зло. На ватных ногах он попробовал дойти до двери, чья нетронутость оставляла мало надежд на то, что выйти отсюда можно также, как и войти. Стоило приблизиться и попытаться нащупать дверную ручку, как он обнаружил перед собой голую стену. Выхода словно и в помине здесь никогда не было. Паника всё сильнее сдавливала его тело в своих тисках. Кацуки опрокинул торшер, пока добирался до всё ещё открытого окна. Прыжок с четвёртого этажа и близко не стоял по уровню опасности с его прежними приключениями, да и Бакуго вполне смог бы смягчить падение своей причудой. Вот только снаружи его теперь не ждало ничего: ни чёрных силуэтов деревьев, ни даже светлой размазни из облаков на небе. Вдоль стен, ведущих вниз, к поверхности земли, не было ни одного окна, да и сама постройка словно уходила глубоко в стелющийся туманом мрак. Белизна ровных стен словно появлялась из ниоткуда и, очевидно, также успешно тянулась в никуда. «Вокруг один дым… Как в Аду». Бакуго сжал до скрипа железный подоконник, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. В другой комнате, прервав гробовую тишину, слишком неожиданно раздалась некогда прерванная мелодия, и Бакуго, ко всему прочему, стукнулся от неожиданности головой о выдвинутую раму.

In constant missing boredom Sits a child and waits for hell

Боль от удара усиливалась с каждой секундой, во время которой он всё ещё слышал песню.

He longs for all the dangers But all seems far too well

Кацуки быстро вернулся в спальню, выхватил взглядом на полу некогда поломанное радио. Пара секунд, и пластмассовая коробочка окончательно разлетелась от взрыва в его руках. Не столько от мощности взрыва, сколько от эффекта самой песни, Бакуго всё никак не мог оправиться от звона в ушах, потому прикрыл их руками и облокотился о стену. Зажмурился в попытке перенести самый пик этого чувства. Кто-то дёргает его за штанину, и Кацуки едва не задевает того локтем по лицу. После — шарахается, когда видит Деку, протягивающего ему жареную на палочке рыбу. Босым ногам неожиданно стало тепло. Совсем рядом потрескивает костёр. — Бери, бери, Кацуки, это же твоя первая пойманная, — подбадривает его сидящий в паре метрах Хисаши. Бакуго слышит его голос, видит его тихую улыбку и такой живой взгляд. Внутренне пугается отца Изуку ещё больше, чем самого Деку. — Ты так смотришь, будто призрака увидел, — смеётся мужчина, ни на градус не сбивая напряжение. Бакуго поочерёдно рассматривает их с Изуку, сравнивая и удивляясь схожести отца и сына. Из самых примечательных отличий: у Деку под глазом красуется синяк размером с иену. — Не волнуйся, уже не болит, — Изуку таки вручает ему рыбу и опускает взгляд. — И я совсем не сержусь. Кацуки сначала недоумевает, а потом едва не произносит вслух что-то вроде «Нехрен было лезть целоваться!». Благо, эти намерения прерывает уже его отец, Масару: — Похолодало как-то… Наверное, уже стоит поехать домой. Кацуки чувствует неописуемую радость от мысли побыстрее оказаться дома, как вдруг ощущает лёгкий укол на руке, и забывает, как дышать от вида смазанной цифры. — Возможно, ты прав, — кивает Хисаши. — Но если вдруг уже не ходят автобусы, недалеко от спортивной школы Кацуки я как-то видел отель… — Нет! — у Бакуго сводит челюсть от собственного крика. Он вновь закричал в пустоту, прекрасно зная, что никакие предупреждения из настоящего не смогут быть услышанными или воспринятыми людьми из прошлого. Если всё вокруг, конечно, ещё могло называться настоящим.