Hold me, Mother. I'm coming home...

Они были похожи — учитель и ученик. В их жилах текла яростная вера в Ситиса, их сердца были полны гордости служения Матери Ночи. Они сеяли смерть, и та прорастала на местах убийств ядовитыми колокольчиками, паслёном, высокими стеблями аконита. Они были похожи, когда голоса их сплетались в единую вязь молитвы, направленной в Пустоту. Они были разными — имперец и редгард. Разными, как багровый закат и безлунная ночь, как укол отравленного кинжала и свист рассекаемого скимитаром воздуха. Неизменно сдержанный, перенявший эту черту у Вальтиери, Люсьен и порывистый, яркий Оррин. Они были разными, как пляшущее на кончиках пальцев магическое пламя и колдовской лёд, искрящийся в немёрзнущих ладонях. Оррин появился в сиродильском Братстве сразу в ранге Палача. Он много лет верой и правдой служил Семье Скайрима, но климат не благоволил теплолюбивому редгарду, да и доверительное общение между двумя фракциями позволяло перевестись в более солнечный и тёплый Сиродил. Оррин был прекрасным бойцом и незаурядным убийцей, изобретательным, вёртким, способным, кажется, кому угодно втереться в доверие. С братьями он был учтив и любезен, контракты один за другим проходили через его запятнанные кровью руки. Потеряв во время выполнения контракта очередного Душителя, Люсьен выбрал именно Оррина, чтобы тот занял почётное, но пустующее место — и не прогадал. Год, два, три минуло — и пламя веры и верности в душе молодого редгарда не угасло, он всё с тем же рвением брался за сложные контракты и требовал всё новых. И так продолжалось до тех пор, пока с севера, из Скайрима, не пришла весть о проведённом там Очищении. Анголим говорил, что это знак. Именно он настаивал на ритуале, но Длань колебалась, не рискуя так сходу согласиться на аналогичный шаг. Когда эта весть дошла до Оррина, что-то в нём сломалось, и, прежде горящий жаждой убивать, он выполнял контракты рассеянно, словно находясь мыслями в другом месте. — Следующий контракт я выдам тебе лично, — произнёс Люсьен, всматриваясь в бесстрастное лицо своего Душителя. В груди поселилось неприятное чувство, что похожая ситуация уже была, что грядёт что-то непоправимое, страшное, болезненное. — И мы выполним его вдвоём. — Как прикажет мой Спикер, — безучастно отозвался Оррин, разглядывая гобелен, висящий на стене жилых покоев в Фаррагуте. Целью контракта был жрец Акатоша, сейчас гостивший в Бруме. Сложность заключалась в том, что его пригласила лично графиня Карвейн, и подобраться незаметно к жертве можно было только в краткие часы его сна, минуя несколько постов стражи. Задачей Люсьена было освободить путь для Оррина, чтобы тот перерезал жрецу глотку в его собственной постели. Казалось — что может пойти не так? Как выяснилось — всё. Покидая спальню с уже мёртвым жрецом, Оррин наткнулся на капитана Бурда, который почему-то задержался в покоях графини — и вся работа Люсьена, который умело снял патрули охраны на нужном ярусе, пошла прахом: в коридоре завязался бой, на шум начали сбегаться стражники, зажимая ассасина в угол. — Взять живым! — грохотал Бурд, который понял, с кем имеет дело. Или, возможно, он знал заранее, что в замок проникнет один из ассасинов Тёмного Братства? Но откуда? Оррин понимал, что обречён: сейчас подоспеют боевые маги и скрутят его параличом и заклинаниями понижения сил. А ещё он понимал, что его Спикер где-то рядом, незримый, никем не замеченный в этой схватке, но неспособный помочь своему Душителю. — Пожалуйста, брат! — воскликнул Оррин, отбивая очередной удар и пятясь, пока не упёрся спиной в стену. — Я хочу встретиться с Семьёй! Стоит магам заполучить ассасина Братства, как он попадёт в руки Филиды, а уж тот не остановится ни перед чем, пока не выпытает из несчастного всю информацию: пытками ли, колдовством ли. Страшный выбор: какой Догмат нарушить, зная, что Ярость Ситиса не настигнет? Оставить Оррина и уйти или убить его и избавить от мук и раскрытия секретов Семьи? Но разве был у Люсьена этот выбор? Метательный клинок просвистел над плечом одного из стражников, вонзился Оррину в горло по самую рукоять, и губы умирающего ассасина раползлись в широкой улыбке. Он что-то хрипел, булькая кровью и сползая по стене, что-то похожее на благодарность, но Бурд, поняв, что убийца был не один, уже отдал приказ обыскать каждый угол замка. Напрасно, через десяток минут Лашанса не было даже в городе. Он вернулся в Фаррагут, отправил гонца с отчётом Анголиму и наполнил простой глиняный кубок вином, выпивая залпом, не ощущая вкуса. Тишина повисла многотонной плитой, грозя раздавить остатки хрупкой выдержки. — Ты ошибся, Анголим, — почти беззвучно прошептал Люсьен, стискивая в пальцах опустевший кубок. — Никто в Чейдинхоле не знал об этом контракте. Знала только Длань. Так кто же из вас предал Семью?..