Стэнли потупил взгляд, неловко кидая его то на Мэйбл, то на стоящих рядом Диппера и Форда. Шатенка смотрела на него как зачарованная, и он видел, как медленно тухнет огонек непонятной надежды в еë кофейных глазах. В груди, где-то на осколках сознания неприятно заныло — чувство вины было неоправданным, необъяснимым. С каждым днем Стэн замечал гримасы разочарования на лицах своей семьи, и уже отчетливо понимал — они знали лишь прежнего его. Знали, и снова и снова пытались его вернуть. Любой другой на их месте давно бы бросил эту затею, постаравшись привыкнуть, но Форд был не из таких, он любил доводить дела до конца. За все время, с которого Стэнли себя помнил, его брат ни разу не сдался, ни разу не бросил все и ни разу не ушел. Его настойчивость поражала, но сам Стэн даже не надеялся когда-нибудь вновь стать самим собой. Он не помнил, каким он был раньше, как вёл себя, но одно знал точно: он был совсем другим. И от этого чувство вины еще больше возрастало. Он встал с дивана, не поднимая головы на собравшихся в комнате людей, и не сказав ни слова, ушел к себе.
— Дядя Стэн! — послышался тихий, словно шепот голос Мэйбл, но старик не ответил, захлопнув деревянную дверь. Девушка не без труда поборола желание кинуться за ним, и грустно вздохнув, вновь опустилась в кресло. До ушей долетел негромкий бархатистый голос с противоположного угла комнаты:
— Наивные… — Билл прикрыл глаза, помотав головой с какой-то горькой ухмылкой на губах. Девушка посмотрела на него, и сглотнув, подошла почти вплотную, слегка сжав кулачки.
— Ты знал? — не отрывая взгляд от пола спросила она, так тихо, что вряд ли услышал хоть кто-нибудь, кроме самого Сайфера.
— Звездочка, я…
— Ты знал, что у нас ничего не выйдет? — повторила она громче, всё-таки заглянув демону прямо в глаза. Тот лишь на долю секунды застыл, после чего прикусил нижнюю губу и отвел взгляд в сторону — это и послужило для Пайнс ответом, — Как ты мог?
Билл смотрел ей вслед, смотрел как она уходит в комнату, поднимаясь по ступенькам, и не двигался с места, лишь один раз поймав взгляд Стэнфорда до того, как комнату покинули все члены семьи Пайнс.
Мэйбл была права. Он знал. Знал, что зря посещал давно забытое Царство Кошмаров, знал, что они не смогут, у них не получится, но не остановил, не сказал, не предупредил. Странное чувство. Словно ты что-то упустил, позволил чему-то ускользнуть от себя. Голова заболела еще до того, как он, пообещав себе больше никогда не вернуться в то место, где он первый раз почувствовал человеческие эмоции, вышел из Хижины прямиком под начинающийся дождь.
Он никогда больше сюда не вернется.
А возвращаться действительно не хотелось. Он итак перешагнул начертанную в далëком прошлом черту, позволил себе слишком многое. Ему нравилось играть на эмоциях людей, заставлять их смущаться, чувствовать страх и ненавидеть, наблюдать за их действиями, странными и необоснованными поступками — это было неким развлечением для бесчувственного демона. Ему нравилось играть с Мэйбл. Заставлять ее краснеть и отводить взгляд, даже тогда, когда она сама этого не замечала, кусать губы и мять ткань свитера. Видеть удивление в еë глазах и чувствовать прикосновения…
Жаль, что это никогда не стало бы правдой.
Сейчас он лишь медленно шагал в неизвестном направлении, так, чтобы подальше отсюда, как можно дальше. Дождь не прекращался. Холодные капли с негромким всплеском каждый раз падали на крыши домов, мокрый асфальт и образовавшиеся лужи, они стекали по лицу, впитывались в одежду и попадали в глаза. Из-за туч еле заметно выглядывала желтоватая полная луна. Она помогала тусклым фонарям с освещением, и безмолвно наблюдала за засыпающим городом.
Его нигде не ждали, но от этого не было грустно. Он сам уничтожил всех, сам постиг для себя такую участь. И шел долго, пока не промок до последней нитки, и наконец зашел в первую попавшуюся гостиницу. Выданные у стола регистрации ключи тихо зазвенели при поворачивании в замочной скважине. Сняв с головы цилиндр, Билл провел рукой по мокрым пшеничным волосам и медленно, словно и вовсе не хотел этого делать, стянул с себя фрак, потемневший из-за впитавшейся воды. За ним последовала черная атласная жилетка и белоснежная рубашка. Взгляд ненадолго задержался на также промокшем, размякшем бинте, повязанном где-то в области рёбер пару часов назад кареглазой шатенкой. Пальцы аккуратно прошлись по ткани, после чего миниатюрный бантик был развязал простым движением руки, и бинт соскользнул с влажного тела, не слишком тяжелым комом упав на пол. Не включая свет, Сайфер подошел к тлеющему камину, и сел в кресло напротив, прямо в мокрой одежде, закрывая глаза.
***
Диппер ходил из стороны в сторону по комнате, изредка запуская руки в волосы и поднимая голову к потолку. Это провал. Возможно ли вообще вернуть память Дяде Стэну, или он навсегда останется таким, какой есть? Мысли без остановки мелькали в голове, за последнее время на него навалилось столько всего, что парень не находил сил разобраться хотя бы в части своих проблем. Где искать выход, и стоит ли вообще надеяться? Мэйбл была расстроена. Очень расстроена. И, по всей видимости, не только из-за Стэна. Сразу после того, как демон покинул Хижину, девушка ушла к себе в комнату, и не выходила до сих пор.
Пайнс глубоко вздохнул, занимая место на подоконнике, и устремил взгляд в черноту ночного неба. Крупные капли дождя быстро стекали по тонкому стеклу, словно соревнуясь по скорости, и парень невольно проследил за ними взглядом. Перед глазами слишком неожиданно всплыл образ Пасифики. То, как она, не скрывая слез, дала ему пощечину и развернувшись, убежала. Он ведь даже не остановил еë, даже не предпринимал попытки поговорить еще раз. Она бы выслушала, обязательно выслушала. Поняла бы, что на самом деле имел в виду Пайнс, и простила бы. И от этих мыслей на лице появилась легкая улыбка, а в душе зажглась надежда. Палец неподвижно навис над телефоном, с открытым мессенджер-приложением. Взгляд метнулся от стрелки часов, на экран телефона. Слишком поздно для назначений встреч и разговоров. Телефон был выкинут на кровать, а с губ сорвался раздражительный вздох.
Почему все всегда так?
А где-то в паре кварталов отсюда, точно также забравшись на подоконник с ногами, сидела Пасифика, и взгляд ее метался от выключенного экрана телефона к окну. Только Диппер этого не знал, и не мог угадать наверняка.
***
Лифт лаборатории распахнулся с привычным скрежетом, звуком оповещая о прибытии в точку назначения, и Стэнфорд шагнул внутрь, пробежавшись глазами по помещению. Чертежи, колбы, препараты, детали, механизмы. Неужели все это было зря? Форд потратил почти что всю свою жизнь, открывая что-то новое и совершенствуя старое. Он изучил множество аномалий, побывал в сотнях измерений, и все ради того, чтобы сдаться так просто?
За всю ситуацию Стэнфорд чувствовал свою вину. Если бы не его глупость, не его сделка с демоном, не было бы Страногеддонна, не было бы чертовой потери памяти, не было бы всего этого.
С громким рыком, впервые за большое количество времени,
Форд сорвался. Совсем недавно законченная схема стирателя памяти полетела к черту. Все бумаги, записи и чертежи упали на пол, когда он с силой оттолкнул стол, разбивая стоящую на нем настольную лампу. Маркерная доска была сорвана с петель. Долгая выдержка, вечное спокойствие давали сбой. Стэнфорд в панике забегал глазами по разбросанным по полу бумагам, стараясь выделить среди них старую коричневую книжку с золотистыми вставками на углах. Когда цель была обнаружена, он с громким шумным выдохом опустился на колени, стукнув кулаком по полу.
Неужели все то, что было, оказалось напрасным?
***
Мэйбл сидела в углу своей кровати, прижав колени к груди и положив на них голову. Он ведь знал. Как он мог так поступить? Шатенка никогда его не понимала: то он разговаривает с ней совсем как с давно знакомым другом, то огрызается при предложении помощи. Он был похож на шестнадцатилетнего подростка, когда у них играют гормоны, способствуя резким перепадам настроения. Было грустно. Из-за того, что операция по возвращению памяти Стэнли провалена, из-за того, что демон в который раз предал их, из-за того, что на улице стеной лил дождь — из-за всего. Иногда Мэйбл казалось, что ни приедь они в Гравити Фолз тем самым летом, все было бы совсем-совсем по-другому. В какой-то степени — лучше, но в большей — хуже. Сейчас бы она была обычной девчонкой, обсуждающей парней и размышляющей лишь о том, куда идти поступать. Но это лето застыло в голове настолько сильно, что без него, казалось, жизни и вовсе не было.
Пайнс не знала, есть ли еще какие-нибудь способы помочь дяде, но еë надежда, слепая вера почему-то стремилась к лучшему. И этот отголосок наивности, любви к жизни изо дня в день не давал ей впасть в депрессию.
А дождь, кажется, прекратился, и лишь тихие струйки воды стекали по крышам, нарушая почти устоявшуюся ночную тишину.
