Часть 4
18 мая 2020 г. в 00:52
Четыре бесконечных дня одиночества подошли к концу: сегодня ранним утром наш господин вернулся домой.
Себастьян с порога отдал нам распоряжение готовить завтрак, и мы все бегом пустились на кухню. У меня как раз пропитался с вечера новый торт. Убедившись, что вышел он как надо, я отрезал большой кусок и разложил на нем сверху маленькие безе, испеченные по улучшенной рецептуре Себастьяна, в виде ромашки. Я посвятил особое внимание теме пищевых красителей, поэтому безе в сердцевине «ромашки» было нежно-желтого цвета. Тонкий намек на ту нашу ромашку, да…
И, конечно же, по негласному соглашению с дворецким, в знак поощрения я снова был допущен до графа.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что что-то не так. Сначала я подумал, что успел отвыкнуть от Сиэля за время разлуки. Он казался мне еще красивее, пусть и выглядел немного сонным и усталым. Нет, дело было в другом. Нечто исходило от него. Невидимое, но ощутимое даже на расстоянии. Граф был напряжен до предела, как переполненный воздухом шарик, который может лопнуть в любой момент. Напряжение вилось вокруг него, как тот черный дым, который исходил из демона в день нашего знакомства. Нетрудно было догадаться, что во время поездки что-то пошло не по плану. Господин все-таки отыскал то, что не хотел находить? Или же за дверью снова оказалось пусто?
Осторожно ступая чуть ли не на цыпочках, я преподнес графу десерт. Мальчик нахмурился, и у меня внутри все скрутило. Я уже предвкушал, как несчастный торт по неведомой причине полетит мне в лицо, но хозяин снял с него желтое безе-сердцевину и, не поворачиваясь, спросил:
— Ты делал?
— Да, милорд, — у меня пересохли губы. Я еще не видел господина в таком расположении духа, но чувствовал, что его может вывести из себя даже малейший прокол. Зря я только выложил эту дурацкую ромашку…
— Чем красил?
Я немного растерялся от вполне безобидного вопроса.
— Морковкой, милорд.
— Морковкой… — фыркнул граф. Казалось, он вот-вот раздраженно раздавит покрашенное почему-то не угодившей ему морковкой безе, крепко стиснув его в кулаке, но вместо этого мальчик отправил его в рот. Я мялся на месте, готовясь получить новые нотации, но их не последовало. Хозяин молча взял вилку и принялся за торт. Едва дыша, я покосился на Себастьяна в поисках помощи. Демон красноречиво указал мне глазами на дверь, и я облегченно выдохнул через нос. Лучше не буду злить графа своим присутствием…
— Нет. Останься, — остановил меня строгий голос Сиэля. В животе похолодело, но ослушаться я не мог.
— Да, милорд.
И обреченно встал недалеко от демона. Видимо, с десертом все-таки что-то не так. Или у графа аллергия на морковку?.. Нет, конечно же, нет, морковка добавляется во многие блюда, и я бы об этом знал… Может, снова дело в моем внешнем виде? Но я разобрался с галстуками и научился завязывать аж несколько их разновидностей, поэтому был уверен, что моя одежда полностью в порядке. Я продолжал мучиться и гадать, где допустил ошибку, все оставшееся время завтрака господина. Однако, закончив с тортом, Сиэль не торопился подниматься.
— Убирай, Себастьян, — приказал он. Дворецкий приступил к делу, а граф так и сидел, покручивая чашку и глядя куда-то в окно. Вернее сказать, сквозь окно. И этот взгляд меня пугал. Наконец, Себастьян закончил уборку и повез тележку с посудой на выход. Я подержал ему дверь и вопросительно обернулся к графу, надеясь, что мне позволят последовать за демоном, в безопасность.
— Скучал? — вдруг спросил Сиэль, так сухо и небрежно, как обычно спрашивают, идет ли на улице дождь. Нет, наверно, даже насчет дождя интересуются с бо́льшим участием…
— Милорд… — пробормотал я, приоткрыл рот, но не знал, что и сказать. В голове всколыхнулось так много мыслей, что я не мог ухватиться ни за одну из них. Мальчик обернулся, пронзив меня настойчивым взглядом, и я растерялся еще сильнее. Что это вообще за вопрос?.. Зачем он спрашивает?.. Всем своим существом я чувствовал какой-то подвох. Но граф ждал ответа. Испугавшись, что мое молчание вот-вот начнет раздражать его еще сильнее, я попытался собрать перепуганные мысли в кучку и медленно пошел к господину.
— Конечно… ваша милость, конечно же, я скучал… Я… — у меня во рту пересохло. Излагать это на бумаге было куда легче… Мои щеки горели, а сердце трусливо постукивало, неприятно отдаваясь в шее. Сиэль не спускал с меня холодного, выжидающего взгляда. Ему нужен был ответ. Но какой ответ? И зачем?.. Граф — совсем не тот человек, которого способны впечатлить высокопарные стенания. Скорее, они только выбесят его… Так чего же мой господин хочет?.. Но спросить об этом напрямую у меня не хватило храбрости. Я остановился возле мальчика, беспомощно потупив взгляд. Нужно было мыслить логически, как граф, и притом быстро. Незамедлительно.
Ему тяжело, его нервы на пределе. Взгляд синего глаза ледянее обычного, челюсть плотно зажата, он будто бы даже дышит по-другому, медленнее, словно боится, что его злость прольется наружу с неосторожным выдохом. И сладости ему не помогли…
Демон видел, в каком состоянии его господин. Так почему же он ничего не сделал? Почему я?.. Или же это — только повод… Зажженные для привлечения внимания свечи… Разложенный халат, демонстрирующий необходимость переодеться… Мальчик все время маскирует свое желание пообщаться со мной под что-то другое. Так что же теперь означает его: «Скучал?»? В жизни не поверю, что господину вдруг стали интересны мои переживания…
Не зная, что ответить, но и не в силах бездействовать, я посмотрел на длинные пальцы графа, все так же покручивающие по столу пустую чашку. И, решив хоть как-то продемонстрировать свою готовность быть рядом, чего бы он от меня ни хотел, протянул к ним руку. Просто протянул, давая мальчику возможность сделать выбор самостоятельно. Мне совсем не хотелось становиться причиной вспышки его гнева с утра пораньше. Сиэль только молча смотрел на мою руку. Я тоже с опаской глянул на нее — вдруг на перчатке откуда-то взялось пятно, однако она была идеально белой. Конечно, нежелание графа контактировать со мной можно было понять… но тогда его вопрос начисто лишался смысла…
Тут я додумался: перевернул свою руку ладонью вверх и чуть склонился, сделав жест более выразительным. В конце концов, я ведь общаюсь с графом, нужно все делать соответствующе…
Мальчик тихо, едва слышно вздохнул. Выпустил чашку. Неохотно, делая мне одолжение, поднял свою маленькую ручку. И опустил ее на мою раскрытую ладонь.
Я чувствовал вес его кисти, но не мог поверить в реальность произошедшего. Он сам дал мне руку. Может ли это значить, что мне дозволено продолжать? Я понимал, что гнев господина может обрушиться на меня в любой момент, если я вдруг переступлю какую-то невидимую черту, о которой знает только он сам. Но зачем-то ведь граф приказал мне остаться… И, понадеявшись на чудо, я наклонился и осторожно прижался губами к его тонким пальцам. И замер, с благоговением впитывая тепло его руки, вдыхая запах его кожи.
Сиэль хранил зловещее молчание, поэтому я снова поцеловал его пальцы и, по-прежнему не встречая сопротивления, продолжил целовать их, периодически чувствуя под губами прохладу его кольца. Может быть, он не против такого выражения моего «скучания»? Может, этого он и хотел?.. Как тогда, после бала, когда позволил размять его ножки? Существует ведь вероятность того, что ничто человеческое графу не чуждо, и иногда даже у него возникает потребность в самом обыкновенном тепле и внимании? В ответном поведении господина я не заметил ничего, противоречащего моей догадке. Это вселило в меня немного уверенности.
Тогда я перевернул его руку и уткнулся лицом в мягкую ладошку, блаженно прикрыв глаза. И на секунду в моей душе воцарился покой, о котором я даже и не мечтал. Мой мальчик вернулся ко мне. Он здесь, рядом со мной. Наконец-то…
— Милорд, я не то, чтобы скучал… — само собой вырвалось у меня. — Я сходил с ума. Я боялся… Мне почему-то казалось, что я вас больше никогда не увижу, — я потерся щекой об его ладонь, позволив себе на миг поверить, что мальчик не возражает. — Наверно, это так глупо… Вы ведь с Себастьяном, с вами ничего не случится…
Его расслабленные пальцы вдруг напряглись, и я открыл глаза, с опасением заглянув графу в лицо. Неужели я только что вырвал чеку́ из ручной гранаты?..
Но, не позволив мне выяснить, в чем дело, Сиэль вдруг выдернул руку.
— Довольно, — и, со скрежетом отодвинувшись на стуле, поднялся. — Возвращайся к работе.
Я застыл, обомлев от столь внезапной перемены графского поведения. Нет, это еще был не взрыв. Далеко не взрыв… Избегая моего взгляда, мальчик пошел к дверям. Что случилось? Неужели я все испортил? Но чем? Дело было в моих словах? Или я изначально неправильно понял господина?
— Почему вы спросили меня, милорд? — решившись, выдохнул я, пока было не слишком поздно.
— Неважно. Забудь, — было брошено мне в ответ. На большее я и не рассчитывал… Но и позволить моему мальчику уйти в таком поганом настроении я тоже не мог.
— А вы? — безо всякой надежды спросил я. — Вы скучали?
Этот выпад подействовал как надо. Граф остановился в дверях и обернулся с выражением сурового негодования.
— Не говори ерунды, — его тонкие брови сдвинулись, омрачив его красивое личико, а синий глаз болезненно блестел. Нет, он не был таким до отъезда. Никогда таким не был. По крайней мере, не при мне. Сейчас он с трудом сдерживал в себе целую лавину какого-то сильного чувства, грозящую вот-вот вырваться наружу.
Но теперь, когда я привлек его внимание, у меня появилась возможность выговориться и попытаться хоть что-то изменить.
— Что случилось? — прямо спросил я, всерьез обеспокоившись. — Я же вижу, милорд, вас что-то беспокоит. Хотите поговорить? Я, может, и не пойму ничего, но все равно могу выслушать. Я очень хочу вас выслушать. Что бы там ни произошло… Пожалуйста, только не молчите. Или, если вы не в духе говорить… Хотите, тогда я расскажу, как сильно скучал по вам? Может, это вас взбодрит? Или же, я могу продемонстрировать это как-нибудь по-другому? Хотите, я даже Себастьяна пну? Наверно, это будет последним, что я сделаю… Но я готов на что угодно, лишь бы вы не ходили как грозная тучка.
— Может, грозовая?.. — вдруг переспросил Сиэль с человеческой удивленной интонацией, так что я заулыбался.
— Нет. Вы — грозная тучка.
Мальчик отвел взгляд и хмыкнул. И негромко, задумчиво проговорил:
— Без тебя действительно было скучновато. Слишком тихо…
Я открыл было рот, но пристальный синий глаз, обращенный ко мне, прожег меня насквозь.
— Оставь меня. Не подходи, — произнес Сиэль и скрылся за дверью. Но в его тоне не было приказа. Это была просьба. И притом очень искренняя.
И тут я все понял. Понял его вопрос, понял его нетерпеливое ожидание. Теперь оно обрело смысл. Вот же мой маленький граф… Я горько усмехнулся, с нарастающим волнением осознавая, что будет дальше. Но теперь я знал, чего хотел от меня Сиэль. И был готов на все, чтобы дать моему мальчику то, что ему нужно.
Ничего не видя из-за бешено колотящегося сердца, я выскочил в коридор. Догнал графа в нескольких шагах от дверей столовой, развернул к себе за плечо. Успев заглянуть в его изумленный синий глаз, я обхватил его лицо, чтобы он не смог увернуться. И бездумно, пылко поцеловал его. И на этот раз не промахнулся.
Я чувствовал его мягкие, но крепко сжатые губы под моими, попробовал поймать их снова, в надежде, что они все-таки раскроются мне навстречу. Но вместо ответа мою ногу вдруг пронзила боль, повыше колена. Я тут же отпрянул, догадываясь, в чем заключается ее причина. Видимо, мы с Сиэлем все-таки стоим друг друга, как минимум нашей безнравственностью, потому что следующим пинком мальчик поразил мою вторую ногу. Кажется, потом последовал удар в корпус, потому что у меня в голове зашумело, и я оказался лежащим на полу коридора с пульсирующими тут и там очагами боли.
— Я же сказал тебе не подходить! — голос звучал совсем близко, а на животе я чувствовал тяжесть. — Почему ты такой тупой?!
Картинка плыла, но я успел увидеть разъяренное лицо мальчика прям надо мной. Затем перед глазами потемнело от вдруг прилетевшей пощечины.
— С чего ты взял, что это позволительно?! Почему ты ничего не понимаешь?! Никогда меня не слушаешь! Ненавижу тебя!
Теперь, вместо пощечины, меня поразил кулак, и моя голова сама собой повернулась набок, по инерции. Я почувствовал во рту вкус крови — видимо, от разбитой губы. И этот удар оказался далеко не последним.
— Как ты смеешь?! Почему ты считаешь, что тебе все можно?! Чего в тебе такого особенного?! Ненавижу тебя!
Я не сопротивлялся. Размытая картинка постоянно менялась из-за поворотов моей головы. Я молча терпел новые и новые встречи острых костяшек графа с моим лицом. Его ярость так и выплескивалась из его маленького тела… и из его раненой души. Мальчик сидел на мне сверху, и мои руки сами собой, случайно, легли на его бедра. Но Сиэль этого не замечал. Я тоже пытался игнорировать боль. Я размышлял, откуда в господине может быть столько силы. Наверно, демон обучил его каким-то приемам самообороны, чтобы граф мог справиться с врагом даже со своей хрупкой комплекцией. И, к тому же, он ведь уже не ребенок… о чем порой так легко забыть…
— Почему?! Почему каждый раз одно и то же?! Сколько можно?! Я просто хочу, чтобы все закончилось! Ненавижу! Ненавижу!..
Кажется, это было адресовано уже не мне, но я не был уверен. Я не был уверен ни в чем. Кроме того, что не жалею о содеянном.
Тут я заметил, что все стихло. Только в ушах звенело. Сиэль взял меня за подбородок и поворачивал мою голову, пристально всматриваясь в мое лицо. Видимо, пытался понять, не убил ли меня случайно. Я улыбнулся ему в ответ, из-за чего все мышцы на моем лице загорелись от боли. Мальчик тяжело дышал, приоткрыв рот, его глаз сверкал, а волосы растрепались и, из-за его наклоняющейся позы, свисали вниз. Никогда он не казался мне таким красивым.
— Вам полегчало?.. — проговорил я, хотя голос выдавливался из меня с трудом. — Ваша милость… если вам так хотелось отпинать меня, могли бы просто сказать… а не провоцировать…
— Ты дурак, — выдохнул Сиэль, нависая надо мной. — Не хотел я тебя бить.
— Хотели. Вы этого и добивались. Зря вы считаете меня дураком, — я прикрыл глаза, надеясь, что голова перестанет кружиться. — Я ведь все понял… Вам просто нужен был повод. Вот вы и ждали… что я что-нибудь выкину… И провоцировали… своими вопросами… А украденный поцелуй — хороший повод для избиения, не так ли?..
— Заткнись… — опустошенно прошептал маленький граф. Наклонился и вдруг прислонился лбом к моему лбу. — Я же сказал тебе: не подходи.
— Как благородно… — я чувствовал на лице его дыхание. Хотел обнять его, пользуясь случаем, но мое тело онемело. — Вы вдруг решили пощадить меня… Спасти от собственного гнева… Можно узнать, почему?
— Нет, — Сиэль вздохнул, выпрямился и сел на меня сверху. — Не твое дело.
Я чуть приоткрыл глаза и все-таки посмотрел на него, расстроенного, но хотя бы не взрывоопасного. Больше не взрывоопасного…
— Я же говорил, что вы тучка, — заметил я и с усилием приподнялся на локтях. — Я, конечно, не в восторге от таких дождей… — я провел рукой по лицу и взглянул на окровавленную перчатку. — Но теперь вы хотя бы чувствуете себя лучше.
Я снова покосился на Сиэля. Он вдруг притих и сник, опустив плечики, глядя куда-то сквозь пол, и казался очень изможденным и несчастным. Подумав, я стянул перчатку с правой руки и положил ладонь на сложенные у меня на животе ручки мальчика, костяшки на которых покраснели от битвы со мной. Сиэль безразлично посмотрел вниз и пробормотал:
— Я устал.
— Я знаю, — на полном серьезе ответил я.
— Раньше такого не было, — в его тоне слышалось не то объяснение, не то даже извинение.
— Ну, может, раньше вам просто некого было пинать? — предположил я, не оставляя попыток его развеселить. — А теперь у вас есть тот, кого пинать можно, так еще и по делу. Демона-то, небось, особо не попинаешь…
— Да нет, почему? Можно… — Сиэль просто пожал плечами. Я засмеялся, но поморщился от боли. Мальчик обвел серьезным взглядом мое лицо и заметил:
— Выглядишь паршиво. Приведи себя в порядок. Это никуда не годится.
— Прошу прощения, милорд, за столь недостойный вид, — с деланой учтивостью отозвался я. — Понимаете ли… я, видимо, упал… несколько раз… Тут гроза такая разразилась, и в меня попала молния…
— Ты хоть когда-нибудь перестаешь болтать?.. — искренне удивился маленький граф.
— Боюсь, что нет. Я буду болтать даже при смерти. Потому что ничто не доставляет мне такого удовольствия, как ваша улыбка. Пусть даже вы так хорошо ее скрываете…
— Да кто тебе сказал, что мне нравится твоя болтовня?
— Ну, если вам она так не нравится, иногда я могу и помолчать, — я улыбнулся и неторопливо, поочередно поддевая пальцами, взял его ручку. — В некоторых обстоятельствах. Не только, когда вы меня бьете. И я совсем не против немного помолчать прямо сейчас. Может, в качестве компенсации… или поощрения… Мм? Понимаете?..
Сиэль понимал. Я догадался об этом, потому что его ротик вдруг скривился:
— Фу, нет. Ты хоть себя видел?..
— Предполагаю, кровь на лице выглядит не очень привлекательно. В таком случае, я вмиг ее смою, только подождите… — я начал аккуратно приподниматься, потому что у меня уже откровенно занемел локоть, на который я опирался. Но мальчика явно не устраивала перспектива оказаться еще ближе ко мне, поэтому он вынул ручку из моей руки и поспешно встал на ноги.
— И вообще… — тут он спохватился. — Никаких тебе «компенсаций». Это недопустимо. Ты еще легко отделался…
— Не сомневаюсь, — я хмыкнул и сел, потирая локоть. И ведь в первую очередь он сказал о моем непригодном виде, а не о недопустимости «компенсаций»… Но мальчик выглядел действительно утомленным, поэтому мне не хотелось доводить его.
— Ваша милость, — подумав, заговорил я. — Если вам снова захочется выплеснуть гнев таким образом — только скажите. Или прикажите. Вам не нужно искать веский повод «наказать» меня. Вы можете делать со мной что угодно и когда угодно. Я здесь для того, чтобы вам было хорошо. Я весь ваш, Сиэль, — мальчик повернул голову на свое имя и посмотрел на меня усталым синим глазом. — И, если вы все-таки созреете поговорить, я по-прежнему готов вас выслушать. Ну, или же мы можем поделать что-нибудь молча. Что-нибудь не менее приятное…
— Прекрати, — Сиэль нахмурился. — Хватит об этом. Забудь…
— Я не хочу забывать. Чего плохого в таком нашем общении? Вам ведь оно тоже нравится.
— У меня нет ни времени, ни желания заниматься подобными глупостями, — строго заявил мой маленький господин.
— Почему? Вы ведь не считаете так на самом деле, я знаю. Я просто хочу, чтобы вам было хорошо, чтобы вы стали чуточку счастливее. Почему же вы так противитесь?
— Счастье — привилегия дураков. У меня есть дела поважнее.
— А что насчет удовольствия? Оно — тоже непозволительная роскошь? — негодование так и рвалось из меня наружу. — Какая тогда привилегия у вас? Жить в боли, не позволяя себе даже немного радости? Закрыться и не впускать в свою жизнь ничего хорошего? Вам проще избить кого-то, чем позволить ему утешить вас или развлечь. Вы считаете, что в этом ваша сила? Неужели вы слишком долго пробыли с демоном, так что в вас не осталось ничего человеческого?
Сиэль смотрел на меня слишком серьезно. В его взгляде появилась обида, будто мои никчемные слова были способны его задеть.
— Я человек, — тихо проговорил он, словно и сам начал в этом сомневаться. Приоткрыл было рот, но кинул на меня пропитанный разочарованием взгляд и отвернулся. А я сидел на полу и смотрел ему вслед, поражаясь самому себе. Видать, это от «посттравматического шока», не иначе…
Весь день я нахожусь в крайне смешанных чувствах. Обдумываю произошедшее, прокручиваю в голове снова и снова, но оно никак не укладывается — слишком тяжелое для усвоения.
Я до сих пор помню вкус его губ. Временами мне кажется, что все остальное не имеет значения. Временами…
Не знаю, насколько правильным был мой поступок. Я наверняка мог найти иной способ вывести графа из себя. Ему была необходима последняя капля. И он пытался выдавить ее из меня. Надеялся, я в порыве эмоций выкину нечто этакое, за что заслужу пару мощных пощечин, с помощью которых он сможет излить свою скопившуюся злобу. Я же, чувствуя исходящий от него накал напряжения, осторожничал и как назло вел себя очень мирно… Пока не понял истинную цель игры господина. И, решив во что бы то ни стало сыграть выделенную мне роль мальчика для битья, я не придумал ничего лучше, чем посягнуть на его личное пространство таким наглым образом…
Я успокаиваю себя мыслью, что я бы в любом случае был избит, вне зависимости от того, какой бы способ выбешивания графа избрал. Но так мне хотя бы не обидно.
Нет. Не «в любом случае». Ведь в последний момент Сиэль почему-то передумал срываться на мне. Когда оставил меня у стола. И потом, в дверях, даже попросил меня не подходить к нему… чтобы не стать причиной взрыва. Очень интересно. У меня так много вопросов…
Но, в конечном итоге, мы оба получили то, чего хотели. Он — разрядку. А я… гм… Интересно, это был его первый поцелуй?.. Мне нравится в это верить. Хотя, для графа подобная «ерунда» все равно ничего не значит… Он так противится мне, словно ему не нравятся мои ухаживания. Думает, я не вижу, что это не так. И что моя болтовня иногда веселит его. Поэтому, собственно говоря, я и болтаю. Но не сегодня…
Сегодня, с того нашего утреннего побоища, господин бродит задумчивый. Но злости в нем больше нет. Наоборот, он стал слишком спокойным и вялым. Демон все-таки чувствует это странное состояние мальчика. В нем словно все обострилось, повысилась чуткость, чтобы улавливать малейший перепад настроений хозяина. Они уже идеально пристроились друг к другу. А я действительно вношу в их жизнь лишь хаос… Мне, признаться, даже немного стыдно. Я мог бы спровоцировать мальчика чем-то другим. Какими-нибудь пошлыми шуточками… Но я решил украдкой поцеловать его. Наверно, это все-таки эгоистично… Зато сколько из графа вылилось эмоций!.. Думаю, теперь он должен испытывать легкость. Нет, все-таки мне не так уж и стыдно. Это был очень даже равноценный обмен… судя по моим синякам…
Поздним вечером на кухню спустился Себастьян. Я натирал столовое серебро, как он меня и учил. Конечно, это получалось у меня не так хорошо, как у демона, но приборы хотя бы были целы, не то что после трудов моих коллег… В общем, пришедший Себастьян сообщил, что наш господин принимает ванну, а после нее желает выпить молока, доставку которого в графские покои должен осуществить никто иной, как его самый никчемный лакей. Я, естественно, поинтересовался, почему эта честь выпала именно мне, на что демон ответил:
— Мне был дан иной приказ.
Меня это насторожило, и я попытался прощупать почву.
— Хозяин сегодня беспокойный, — как бы невзначай проронил я.
— Интересно знать, из-за чего. Или кого, — во взгляде демона мелькнула колкая усмешка, так что я смутился и тут же забыл про свое изначальное намерение выведать информацию.
— Из-за поездки, конечно же. Господин вернулся сам не свой. Будто его может волновать что-то, кроме ваших игр…
— Люди противоречивы, — лаконично заметил Себастьян. — И этим вы так удивительны. У тебя есть пятнадцать минут, не задерживайся.
Я всерьез задумываюсь, кто у кого позаимствовал эту манеру отпускать многозначительные витиеватые фразочки: демон у господина или господин у демона. Когда люди долгое время живут бок о бок, не удивительно, что они начинают перенимать привычки друг друга…
Конечно, я был изумлен и взбудоражен этой новостью. Граф зовет меня, на этот раз под предлогом «принести молоко». Хотя, наверно, просьба типа: «Поднимись, господину снова захотелось тебя побить», звучала бы как-то не очень воодушевляюще. На самом деле, не скажу, что я сильно против… Мне дорого любое внимание хозяина. Однако, если он сильно увлечется, от моего лица может не остаться совсем ничего симпатичного, способного его завлечь… если только графа не возбуждает кровавое месиво. Но, кажется, не возбуждает…
Готовясь к худшему, я прикатил столик в спальню господина. Есть ведь вероятность, что мальчику в самом деле просто захотелось выпить молока перед сном? Может, это — некая привычка с детства, которая успокаивает его?..
Граф уже лежал в постели. Вернее, сидел, привалившись к подушке. Себастьян убирал хозяйскую одежду в шкаф. Чувствуя на себе жгучий взгляд обоих разномастных глаз мальчика, я налил горячее молоко из чайника в чашечку, подошел с ней к господину и деликатно поставил ее на прикроватный столик. И, вспомнив о печенье, которое я тоже прихватил с собой, поспешил вернуться к тележке.
— Себастьян, можешь идти, — вдруг произнес Сиэль, и я застыл.
— Да, милорд. Доброй ночи.
Уходя, дворецкий обменялся со мной удивленным взглядом. И, когда дверь за ним закрылась, я обернулся к мальчику. Он пристально смотрел на меня, что навевало тревогу.
— Милорд… — неуверенно проговорил я. — Ваше молоко остынет…
Сиэль взглянул на чашку. Задержал на ней взгляд на пару секунд. И перевел глаза обратно на меня. Он смотрел долго. Слишком долго. Меня прожгло насквозь от волнительной догадки, и на губах сама собой всплыла хищная улыбка.
— О, мой маленький граф, так вот, что вы задумали!
На ходу стягивая перчатки, я стремительно пошел к кровати. На лице мальчика не было негодования или намерения сопротивляться, и я, не теряя времени на раздумья, склонился к нему и быстро поцеловал в закрытые губы. И зажмурился, медленно осознавая, что это была очередная уловка. Но губы Сиэля вдруг разжались и поймали мои в ответ. Лишь на секунду, потому что потом мальчик с силой оттолкнул меня в грудь, а сам отпрянул, вжавшись в подушку. Его личико скривилось в отвращении.
— Не мог придумать ничего получше? — он недовольно протер губы тыльной стороной кисти.
— Что не так, милорд? — я с недоумением отодвинулся и присел возле него на кровать.
— Все не так. Мокро, — выдохнул Сиэль, брезгливо поморщившись, словно случайно проглотил лягушку.
— Думаю, так и должно быть… — осторожно предположил я.
— Значит, это отвратительно, — вынес вердикт мальчик.
— Ну, господин, что же тогда прикажете мне делать?
Я с упавшим сердцем ожидал команды покинуть помещение, но Сиэль только пожал плечиками.
— Не знаю. Но точно не это.
Я сразу встрепенулся, с приливающей радостью осознавая, что вовсе не попал в капкан, как мне уже начало казаться. Чего-то господин все-таки от меня хочет… Тогда я воодушевленно взял его ручку и поцеловал ладошку… за что и получил этой же ладошкой несильный шлепок по щеке.
— Да прекрати ты меня слюнявить, — возмутился маленький граф, будто и в самом деле не знал, чего хочет.
— Ладно, как скажете, — я не сдавался — мне наконец-то выпала возможность выяснить, что нравится моему господину. Я снова взялся за его руку, но вместо поцелуев мягко надавил большими пальцами на его ладонь, массируя круговыми движениями. — А если так?
— Так лучше, — сообщил мальчик. И притих, глядя сквозь свои укрытые одеялом коленки. Его пышные черные ресницы очаровательно шевелились, и мое сердце затрепетало. Я разглядывал его аккуратненький прямой носик, понуро устремившийся вниз, и еле удержался от желания чмокнуть его в самый кончик. И хорошо, потому что граф вдруг тяжело вздохнул. Но продолжал молчать, поэтому я решился взять инициативу на себя и заговорил:
— Как прошла поездка, милорд? Снова пустота?
— И я уже так устал от этого, — с горечью в голосе отозвался Сиэль и помрачнел еще сильнее. — Каждый раз одно и то же. Будто я бегу по кругу. Внутри которого нескончаемый лабиринт. И, куда бы я ни повернул, везде тупик… и нет выхода… Будто кто-то им управляет. И никак не дает мне добраться до конца. Иногда я просто хочу, чтобы все это уже закончилось… — он поднял глаза, покосился на дверь, затем обратил красноречивый взгляд ко мне, так что у меня кольнули щеки. — Знаешь, что раздражает сильнее всего? Когда кажется, что на этот раз все будет окончательно. Утомляет снова и снова готовиться к концу, который никак не наступает.
— К концу, который принесет облегчение, милорд? — аккуратно уточнил я, поглаживая подушечки под его пальцами. Мальчик неоднозначно повел плечами, что меня насторожило.
— Можно и так сказать…
— Тогда это действительно тяжело. Если вам часто приходится морально готовиться к тому, что скоро все разрешится, и вашим страданиям придет конец, но каждый раз вы ошибаетесь… — я запнулся, со страхом понимая, что такая формулировка может не понравиться господину. Но Сиэль качнул головой.
— Да. И каждый раз я ошибаюсь. Все так. Но эта суматоха… это предвкушение… Это как… как… — он отвел глаза, приоткрыв рот, пытаясь подобрать слова.
— Может, как набирать воздух перед тем, как нырнуть со скалы? — предположил я. — Да и не только воздух. Нужно ведь собраться с мыслями, настроиться, решиться…
— Ага, а в воде тебя ждет голодная акула… — пессимистично добавил граф. Я сначала усмехнулся, но вот тусклый вид мальчика мне совсем не понравился.
— Милорд, да и что вам до этой акулы? У вас есть Себастьян. Он вас от всего защитит, вам ли не знать?
Сиэль хмыкнул и посмотрел на меня каким-то странным взглядом, который я не смог расшифровать, но мне почему-то стало не по себе.
— Ну, в любом случае, я понимаю, насколько для вас это энергозатратно, — пробормотал я и опустил голову, не выдержав его напора. — И понимаю причину вашей злости.
— С годами это становится тяжелее. Жить в бесконечном ожидании. Но в этот раз… Слишком уж хорошо все изначально складывалось. Поэтому было особенно тяжко…
— Да, я заметил, — я ласково улыбнулся, но Сиэлю не было смешно. — Милорд, это ведь не будет длиться вечно. Вы все равно их отыщете, — мальчик изумленно поднял брови. — Да, я знаю о вашей цели. Совсем немного, но знаю… В любом случае, вы их найдете. И воздадите им по заслугам. И сможете спокойно жить дальше.
Тут Сиэль замер. Вдруг взялся за мою руку и развернул ладонью вверх, рассматривая так внимательно, будто никогда раньше ее не видел.
— Думаешь, после этого я смогу «спокойно жить дальше»?
— А почему нет, милорд? — я взволнованно, еле дыша, наблюдал, как граф перебирает мои пальцы. — Любые раны затягиваются, рано или поздно. Конечно, кроме смертельных… но вы ведь живы. Пускай шрамы и останутся, и будут напоминать о пережитой боли. Но тем драгоценнее станут дни вашего счастья. На контрасте. Ведь после того, через что вы прошли, вы больше кого бы то ни было заслуживаете быть счастливым. И мне жаль, что вы сами так не считаете.
Мальчик нахмурился. Закрыл мои пальцы и положил получившийся кулак обратно мне на бедро.
— Ты просто не понимаешь.
— Так объясните.
— Этого не объяснить.
Повисла тишина. Я понял, что господин не желает развивать эту тему. Поэтому, собравшись с духом, аккуратно погладил его пальцем по тыльной стороне кисти и спросил:
— Милорд, а можно еще вопрос? — молчание. — Получается, за этой, как вы говорите, дверью находится выход из лабиринта. Вы устали от безуспешных поисков и хотите, чтобы все поскорее закончилось. Но… вы также сказали, что иногда вам не хочется открывать эту дверь. И не хочется ничего за ней находить. Почему?
Сиэль отвел вдумчивый взгляд, хмурясь еще сильнее. Я знал, что задал не самый удачный в данных обстоятельствах вопрос, и попытался помочь мальчику:
— Думаете, убийцей может оказаться кто-то, кого бы вы не хотели видеть в этой роли?
— Да, — сходу согласился граф. — Что-то в этом роде. Мне ведь уже доводилось… — и снова умолк, передумав говорить дальше.
— Доводилось… узнавать неприглядную правду, милорд? — он кивнул. — О ком-то из близких? — этот вопрос выскочил у меня сам собой, а перед глазами вдруг пронеслось что-то красное, будто развевающийся на ветру подол платья…
— Угу, — снова кивнул мальчик, и мое видение испарилось. Я не посчитал нужным рассказывать о нем графу. К тому же, я чувствовал, что господин устал от разговоров, поэтому решил прекратить допрос и взглянул на столик у кровати.
— Милорд, про молочко не забыли? Наверно, оно уже остыло…
— Не хочу, — пробурчал Сиэль. — Аппетита нет.
— А печенюшки?
Граф помотал головой, но потом покосился на меня.
— Какие?..
— Которые Себастьян испек к обеду. С кусочками шоколада.
— Давай, — он сразу взбодрился и уселся повыше. Я сходил к сервировочному столику, принес графу блюдце с печеньем и присел обратно, с умилением наблюдая, как мальчик кушает.
— Себастьян обычно недоволен, когда я ем на ночь, — между делом сообщил Сиэль с неожиданной непринужденностью. — Особенно — сладкое. Мол, это вредно. И еще он ругается, когда я говорю с набитым ртом… — он задумался, продолжая жевать. — Да я так уже давно не делал…
— Фи, граф, что за манеры? — заулыбался я, и Сиэль толкнул меня ногой через одеяло.
— А ты — молчи. Это все из-за тебя.
— Хотите сказать, я на вас плохо влияю? Вы хоть раз видели, чтобы я говорил с набитым ртом?
— Я вообще не видел, чтобы ты ел.
— Ну, тем более. Значит, ваши претензии не обоснованы.
— Все обосновано, — Сиэль подобрал с опустевшей тарелки кусочек шоколада и положил его в рот. — Говорю же: все из-за тебя. И этим все сказано.
— Значит, это аксиома? — я забрал у графа блюдце и подал ему чашку с молоком, которую мальчик тут же осушил за один прием.
— Да, — он откинулся к подушке, довольно глядя на меня уставшими глазами.
— Не буду спорить, — я поставил чашку на пустую тарелку из-под печенья. — Ну как, чувствуете себя лучше?
Мальчик только молча рассматривал меня, сонно моргая. Поел, успокоился, вот его и разморило.
— Знаете, милорд, вы очень сильный, — с искренним восхищением проговорил я. — Но даже сильным иногда нужно отдыхать. Вы ведь можете позволить себе чуть ослабить хватку. Чтобы не сломаться.
У меня перед глазами стояла утренняя картина: напряженный до предела мальчик, чья психика буквально трещала по швам.
— Я не сломаюсь, — самодовольно отозвался Сиэль.
— Значит, сломаете всех вокруг себя, — другая картина: я на полу коридора вытираю с лица кровь. Но губы мальчика растянулись в самой невинной ухмылке.
— Конечно, — проговорил он так легко и холодно, что мне стало не по себе. — Поэтому вы и стоите на моей доске. Все вы падете первыми. А я буду держаться до конца. Понял?
Я облизнул пересохшие губы и утвердительно кивнул.
— Хорошо, — граф вдруг подманил меня пальцем. Я знал, чем обычно заканчиваются подобные «просьбы», но все равно подвинулся ближе. — Не забывай об этом. Что бы ни случилось, — Сиэль взял меня за подбородок и повернул мою голову, рассматривая лицо. — Почти прошло?
Я сначала не понял, пребывая в легком шоке от ощущения его пальцев на моем лице, но вспомнил о своих ссадинах, разбитой губе и синяке на скуле.
— Да, милорд. По крайней мере, выглядит оно лучше.
— Удивительно, — мальчик убрал от меня руку. — А жаль. Мне казалось, я бил сильно…
— Да, вы били сильно, не то слово. Но почему «жаль»? Я думал, это хорошо…
Щеки Сиэля чуть покраснели. Он долго смотрел на меня, так что время практически замерло. И тихо добавил:
— Возможно.
У меня перехватило дыхание. Не знаю, насколько мальчик верит в то, что говорит… Но этот взгляд точно не врет.
— Милорд, вы такой красивый, — завороженно прошептал я. — Можно вас поцеловать?
— А сам как думаешь?
Этот вопрос на миг ввел меня в тупик. Но я решил продолжить играть.
— Ну… Вот этот глаз говорит мне, что я могу рискнуть, — я указал на его левый глаз-озеро, а затем на правый, с сияющей пентаграммой. — А этот предупреждает, что задушит меня взглядом, если я только посмею приблизиться.
— И кому ты поверишь?
— Я думаю, что жизнь без риска не имеет смысла, милорд.
Я подался вперед и успел заметить, как большие глаза Сиэля прикрылись. Я мягко поцеловал его, настолько сухо, насколько мог это контролировать. Рот мальчика открылся мне навстречу, и наши губы соединились странным, но абсолютно правильным образом. Я замер, смакуя, чувствуя его живое тепло, наполняющее смыслом каждую клеточку моего тела. И снова ощутил волшебный, небывалый покой. Я понял, что больше не хочу абсолютно ничего — только целовать моего мальчика. Сейчас. Всегда. До скончания веков. Боясь потерять это мгновение безмятежности, но в то же время жаждая ощутить его новую волну, я повторил движение. Сиэль рассеянно чмокнул мои губы и опустил голову, на пару секунд прислонившись лбом к моему лбу.
— Теперь — уходи, — проговорил он.
Во мне вскипело негодование, отдавшееся болью во всем теле. Это было последнее, чего я хотел. Уходить. Сейчас. Когда мы впервые достигли некоего баланса, когда наши желания наконец-то совпали…
Но я поднялся с постели графа и покорно улыбнулся.
— Как прикажете, милорд.
Это мы уже проходили. И я усвоил урок. Поэтому, несмотря на бушующую во мне бурю чувств, я собрал использованную посуду и отнес ее на тележку.
— Подожди, — вдруг остановил меня Сиэль, и я повернул голову. Он уже улегся и смотрел на меня из-за одеяла, как птенчик из гнезда. — Посиди со мной. Как тогда.
— Конечно…
Мальчик взглядом указал мне на кровать, и я послушно сел, гадая, может ли это означать, что господин созрел на продолжение нашего приятного общения. Но Сиэль зашевелился, укладываясь, перекатился на бок. Его нога уперлась мне в бедро. Я подумал, что мешаю графу, хотел было отодвинуться, но поймал взгляд мальчика. В нем была усталая, искренняя просьба, которую я моментально прочитал. Поэтому смело нырнул рукой под одеяло и прикоснулся к его теплой ножке. Сиэль тихонько вздохнул и вдруг вытянул ноги, так что они выскользнули из-под одеяла и доверчиво легли ко мне на колени. У меня защемило сердце. Я бережно покрыл их руками, медленно, ласково поглаживая. Мальчик безмятежно зевнул и поерзал. И обратил ко мне взгляд полуприкрытых глаз.
— Кто ты?..
— Я не знаю, милорд, — шепотом ответил я — мой голос куда-то исчезал.
— Я тоже… — черные ресницы сомкнулись. Вскоре его личико стало умиротворенным и расслабленным. Только во сне он не знает ни тягот, ни забот, ни боли. Каким бы яростным ни был он с утра, что бы он ни пережил за последние четыре дня — теперь ничего не имело значения.
И я был с ним. Сидел рядом, гладил его, убаюкивая. И чувствовал всей душой, насколько сильно я хочу, чтобы он был спокоен всегда. Так же сильно, как я захотел его самого, когда мы только встретились. И, возможно, даже сильнее.
Сегодня от него особенно веяло отчаянным одиночеством. Мальчик был пропитан им, совсем как торт, который я испек. Но только в этой пропитке совершенно не было сладости. Наоборот, даже я чувствовал во рту горечь. Как ребенок научился жить таким образом? В жесткой борьбе, в которой жалость к себе равносильна смерти?
Но где-то внутри в нем еще живет нечто, умеющее чувствовать. Нечто, что он позволил мне разглядеть, желая этого или нет. И я узнал, как сильно он нуждается в понимании. Не в любви, вряд ли в любви, но в понимании. В принятии. Его холодный мирок долго не простоит без очага тепла и света.
Он всего лишь человек… не демон… И от этих мыслей в моей груди неприятно завибрировала злость, практически переходящая в жгучую ненависть. Демон… Он пробыл с демоном слишком долго…
У демонов нет слабостей. Возможно, они даже презирают слабости в любых их проявлениях. Но мой мальчик… Мой мальчик — не демон. Боль так и сочится из него, как из незаживающей раны. И, несмотря на его жесткую философию и требовательность к себе и к окружающим, он чего-то боится. Это что-то связано с его целью. Что-то, о чем мне знать не положено. Поджидающая голодная акула… которая прячется за дверью, где мальчику уготовано облегчение. Что все это значит? Опасность, однозначно. И почему-то Сиэль рассказал об этом именно мне. Пусть не раскрыл деталей, а поделился образами… Наверно, демон посчитает его страхи глупыми и необоснованными, а разве господин может выглядеть нелогично? Конечно же, нет. Поэтому он хранит переживания в себе. Хранит… или хоронит, вместе со всеми живыми чувствами?..
Я смотрел на уплывающего все глубже и глубже в объятия сна мальчика, и мое сердце резала такая мучительная боль, что я с трудом сдерживался, чтобы не разнести половину дома или не разрыдаться. И причина моего гнева вырисовывалась все четче.
Демон сделал это с ним. Демон запретил ему чувствовать. Заставил стыдиться своей боли, своих страхов, своих слабостей. Воспитал его по своему подобию. Бесчувственному, холодному… Это все вина демона. Я знал, просто знал, что состояние графа как-то связано именно с ним. Мальчик даже не захотел делиться с ним беспокойствами. А поделился ими со мной. С человеком, который ничем не может ему помочь… но… с человеком…
Я домывал чашечку из-под молока, когда на опустевшую кухню заглянул демон.
— Чего же хотел господин? — с нескрываемым любопытством поинтересовался он, между делом протирая сервировочный столик, чего еще не успел сделать я. Но от его слов, от одного его присутствия у меня внутри все сжалось от злости, кричащей в моей душе громким упреком.
— Ты пробовал его гладить? — вырвалось у меня само собой, и глаза почему-то защипали.
— Что, прости?..
— Гладить, — я выключил воду и сорвал с крючка полотенце. Мои губы начали дрожать, и я ничего не мог с этим поделать. — Когда он злится. Когда ему грустно. Когда ему плохо… Накормить вкусным, выслушать и приласкать. И все. Это же так просто, — слезы брызнули сами собой, и я стиснул зубы: совсем не такой должна была быть моя яростная атака. — Он же был ребенком, когда произошел весь этот ужас. Одиноким, брошенным ребенком. Ему было нужно внимание. Обыкновенное внимание… И это была твоя забота, — чувства перетекали из гнева в отчаяние и обратно, но я обернулся. — Это должен был делать ты. Не дать ему закрыться в себе, не позволить очерстветь. А ты только вбивал в него эти изуверские мысли! Посмотри, что с ним стало!
— Так-так… Вот, что у тебя на уме, — глаза демона сузились. — Думаешь, что пообщался с господином поближе и теперь знаешь его?
— Я знаю, что он человек! — мои пальцы отыскали на полотенце тонкое, протершееся место и бессознательно начали ковырять его. — А ты вырастил из него подобие себя! Приучил его к жестокости, к отсутствию сочувствия, к одиночеству, которое ничем не должно нарушаться. Но он же человек! Он не получал от тебя того, что было нужно ребенку! Вот и вырос… бездушнее демона. У него такие мысли в голове… Он был маленьким, ему было плохо, он нуждался в поддержке, а ты только нагнетал его состояние…
— Ты заблуждаешься, — Себастьян откатил начищенный столик на его обычное место. — Никто не мог вложить какие-либо убеждения в голову господина кроме него самого. Он сам избрал мировоззрение, которому остается верен.
— Конечно, когда у него за спиной стоял демон, который только поддакивал ему. Охотно верю, что ребенок добровольно убил в себе человечность, — полотенце с хрустом рвалось в моих руках, а по щекам бежали слезы. — Он был подавлен, а ты этим пользовался. И лепил из него то, что было нужно тебе. Тебя ведь устраивает этот расклад, я вижу. Ты доволен состоянием графа.
— Он бы не выжил, если бы размяк, — демон отвернулся и отошел к шкафчику напротив. — Люди, попавшие в подобную ситуацию, сходят с ума или кончают с собой, я повидал этого немало. Господин держится на плаву на своей силе воли, а она требует жесткости. Я и сам порой поражался, столько решимости и упрямства может быть в ребенке. В нем скрыта невероятная мощь. Поэтому наш хозяин такой необыкновенный. И, повторюсь, если ты не расслышал: все решения, такие как его цель, его философия и взгляд на вещи, мальчик принял самостоятельно. Иначе бы меня попросту не было рядом с ним.
Я мотнул головой, дыра в полотенце практически разошлась до краев.
— Даже если так… Неужели не было другого выхода? Ты же демон. Ты можешь практически все… — в ногах совсем не осталось сил, и я опустился на пол, привалившись к кухонной тумбе. — Можно ведь было уберечь его… Хоть как-то… После того, что он пережил, его страдания только продолжаются… Я… просто не могу… Он такой маленький… и полон жестокости. Жесток даже к самому себе… Он не заслужил этого…
Я прижал к лицу обрывки мокрой жесткой ткани, каким-то образом оказавшиеся в моих руках, пытаясь глубоко дышать, чтобы не разрыдаться окончательно. И эта задача давалась мне с трудом. Я слышал приближающиеся шаги, затем — шелест одежды совсем рядом. Поднял потяжелевшую голову и встретился взглядом с кошачьими глазами демона. Себастьян присел передо мной и протянул мне стакан.
— Настойка валерьяны. Поможет успокоиться, — пояснил он.
Меня переполняла убивающая слабость, поэтому я без лишних колебаний взял стакан и залпом выпил воду с приторным горько-сладким травяным вкусом.
— Теперь, когда ты готов слушать, позволь кое-что тебе объяснить, — демон забрал у меня пустой стакан. — Я знаю, ты любишь графа. И это чувство ослепляет тебя, ты не хочешь верить своим глазам. Наш господин не выбирал своей судьбы. То, что случилось с ним — конечно же, незаслуженное несчастье. Как и все другие катастрофы, губящие невинных людей. Но мальчик сам выбрал, как и для чего жить дальше. Ты, вероятно, не можешь и представить, как далеко он готов зайти для достижения цели. И это — не моя заслуга. Я — всего лишь слуга. Я не мог воспитать в нем жестокость, я же и не мог ее смягчить, хотел бы я этого или нет. Я только исполняю его приказы.
— Я знаю, знаю… — прошептал я, беспомощно глядя на разорванное полотенце. — Я всегда об этом знал. Просто… не могу поверить…
— Поэтому теперь у тебя огромные проблемы. Жалеть господина — худшее, что ты можешь для него сделать. Ему не нужна твоя жалость. Он принял решение быть сильным. Мой долг — помогать ему в этом всеми силами. А чего хочешь ты: помочь ему или сломать его? Хочешь, чтобы он размяк и был раздавлен под весом обломков его прошлого?
От таких слов мои руки покрылись мурашками.
— Нет, конечно же, нет… Я хочу для него только лучшего.
— Тогда исполняй отведенную тебе роль. Раз заявил себя его рыцарем — так будь им. И не позволяй себе раскисать. Я скажу тебе это только один раз. Не строй иллюзий насчет графа. Не пытайся ничего изменить. Не сможешь. Только сожжешь себя. Люди постоянно этим и занимаются. Вы как слепые щенки. Тычетесь туда, где тепло, даже не догадываясь, что это — адское пекло… — Себастьян поднялся на ноги. — И не делись этими мыслями с графом. Как только он прочувствует в тебе слабость — считай, что ты погиб. Таких как ты господин съедает не разжевывая. Таков его мир. Хочешь оставаться в нем — соответствуй.
— Я понял. Этого больше не повторится, — я вытер слезы и заставил себя встать, но мои ноги сделались тяжелыми и подчинялись с трудом. — Просто… мне показалось, что ему тоже нужно… наше общение, какое-то тепло… Может, конечно, я и тут ошибаюсь. Но ты ведь сам сказал, что люди противоречивы…
— Я этого не отрицаю, — демон отодвинул меня, подошел к раковине и стянул перчатки, чтобы помыть стакан. — Вполне вероятно, граф находит в играх с тобой некий интерес. Существует мнение, что подобные увлечения придают людям сил. Поэтому, может быть, в этом ты и прав. Делай, что велит господин, и не забывайся. Тогда, возможно, ваше взаимодействие действительно пойдет ему на пользу.
— Да… — я отошел к стене, рассматривая печать-пентаграмму на левой руке Себастьяна — такую же, как и на правом глазу Сиэля. Мне было немного не по себе и от вида его мертвенно-черных ногтей, но демон, очевидно, не считал нужным более стесняться моего присутствия. После того, что мне довелось увидеть тогда, на дороге…
— Конечно. Я сделаю все необходимое, чтобы господину было хорошо. Как и ты… Ты ведь делаешь для него все возможное и невозможное, заботишься о нем… — я виновато опустил взгляд, снова обнаружив в моих пальцах крепко сжатые ошметки полотенца. — Прости меня. За мои слова. Я не имел права упрекать тебя… Я обязан тебе жизнью.
— Не страшно. Меня не так просто задеть, — демон закрыл воду, обернулся ко мне и посмотрел на мои руки. Мои щеки закололи от стыда, я открыл рот, чтобы в очередной раз извиниться, но Себастьян забрал у меня тряпки, отвернулся и буквально через секунду повесил на крючок целое полотенце. Я только раскрыл рот еще шире. — Видишь? Все в порядке. Иди спать.
Во мне гудела смесь сконфуженности, восхищения и настороженности.
— Почему ты заступаешься за меня? — все-таки поинтересовался я. — Ты с самого начала добр ко мне. Вряд ли это свойственно твоей истинной натуре.
— Ты нужен графу, — просто ответил Себастьян, и в его голосе слышалось: «Сам-то ты мне даром не сдался».
— Из-за моей способности? — вряд ли же дело в нашем «ином взаимодействии». — Но в чем она заключается? Знал бы я это, может, сумел бы применить ее с большей пользой…
— Я не смогу выяснить это до тех пор, пока ты сам не вспомнишь. Сейчас я лишь чувствую в тебе ее содержание. Иди спать. Говорят, сон полезен для человеческой памяти.
Я чуть было не сказал: «Слушаюсь». Дрессировка графом не прошла бесследно… Я шагнул к двери, но остановился. Мне не так часто доводилось разговаривать с Себастьяном, так сказать, «по душам» (если, конечно, у демона есть душа), поэтому я решил воспользоваться ситуацией.
— Граф как-то сказал, что ты ешь людей. Это правда?
— Нет. Человеческое мясо слишком жесткое, не на мой вкус… — отозвался демон, протирая кухонную тумбу, и мое желание продолжать беседу тут же отпало. Я торопливо пошел к выходу, но Себастьян добавил:
— Мелани передает тебе привет.
Я на миг застыл, в испуге соображая, что это за леди и чего я ей сделал, но демон заметил мое негодование и улыбнулся.
— Ты был добр с ней, когда она в этом нуждалась. Она благодарна.
Тогда до меня дошло, и я смущенно заулыбался в ответ.
— Эм… спасибо. И ей привет. Ну, если ты говоришь по-кошачьи…
— Я пока не слишком хорошо владею их языком, но постараюсь. Кошки — удивительно чуткие создания. И понимают куда больше, чем людям бы хотелось.
На его лице всплыла ехидная, но беззлобная усмешка, и я почувствовал, как покраснел. Меня сдала кошка. Кто бы мог подумать… Зря только я в тоске одиночества решил поведать ей, как единственному слушателю, о моих неразделенных чувствах к графу…
На самом деле, я ведь ни слова не говорил ей о «любви». Это уже додумал сам демон. Я даже не знал… что люблю Сиэля. И… наверно, на самом деле люблю.
Получается, Себастьян теперь тоже в курсе этого (спасибо Мелани). Но, тем не менее, не возражает… Мне казалось, демон в первую очередь воспротивится моим проявлениям чувств к графу. Наверно, он попросту не видит в них угрозы. Я ведь не обижу мальчика, он знает об этом (иначе он просто убьет меня, и на этом все кончится). И, учитывая их странные отношения с господином, демона веселит лицезреть смятение Сиэля, которое порой возникает при нашем с ним общении…
Что я могу сказать… Это был очень сложный день, насыщенный эмоциями. Я был избит, но поцеловал Сиэля. Он немного открылся мне ночью… из-за чего я едва не свихнулся. Мне очень стыдно за истерику перед демоном и за мои обвинения… Главное, что он не обижается. Думаю, он не зря напомнил мне про кошку. Может, его дружественный жест — это ответ на то, что я храню его тайну и забочусь о Мелани, когда он отсутствует? Знаю, демон прекрасно справился бы со всем этим и без меня, но, думаю, он все равно это ценит.
Наверно, Себастьян прав, и чувства действительно затмили мой разум. Я так сильно хочу счастья для моего мальчика… но ему это не нужно. Нужно это принять. И, если он действительно мне дорог, я смогу перестроиться и сосредоточиться на том, чего хочет он сам.
Кажется, Сиэль подпускает меня поближе. В конце концов, он ответил на поцелуй. Может, когда-нибудь ответит и на чувства… А я буду приближаться к нему, постепенно, на мягких лапах, в том темпе, который он сам мне задаст. Может, со временем его потребность в человечности усилится, укрепится. И я стану ему нужен. Наверно, мальчику действительно необходимо дать время. Он привык всю жизнь обходиться самостоятельно. С демоном, со слугами, но без людей, которые его любят…
Нет, я не должен строить иллюзий. Себастьян прав. Нельзя принимать желаемое за действительное. Сегодня ночью графу просто захотелось получить от меня немного ласки, вот и все. Завтра ему захочется меня игнорировать, послезавтра — избить, а потом придушить и повесить в саду. В четверг он с удовольствием съест мой десерт, даст мне несколько рекомендаций, позволит прикоснуться к себе, а в пятницу прикажет пнуть Себастьяна, и я отправлюсь на тот свет… Да… Не стоит надеяться на многое.
И еще один важный урок, который я выучил сегодня… С Мелани, кошкой, не стоит делиться переживаниями, если я не хочу, чтобы она потом сплетничала обо мне с демоном…
Так что, у меня по-прежнему остается один лишь мой дневник… и вы, мои воображаемые читатели. Любой истории нужны слушатели (хотя бы воображаемые), иначе в существовании этой истории попросту не будет смысла… Да… Главное — окончательно не тронуться умом. Хотя, с моим господином это, конечно, та еще задача…
Листы с писаниной я, кстати, храню прямо на своем столе вместе с кучей заумной литературы по различным аспектам моей работы, которую рекомендовал мне дворецкий. Где-то я слышал, что важные вещи, которые не должны попасться на глаза посторонним, лучше держать на самом видном месте…
Сразу к делу. За завтраком господин поел очень плохо, тарелки с едой вернулись на кухню почти нетронутыми, за исключением пирога с малиной, который пек Себастьян. У меня же не было никакого нового десерта для господина, а, значит, не было и проходного билета на графский завтрак.
Тем не менее, отсутствие аппетита у мальчика озадачило меня. Я спросил у демона, не болен ли хозяин, но Себастьян тоже не знал причину возникшей апатии господина. Мы сошлись на мнении, что Сиэль все еще переживает из-за неудачной поездки. Ее деталей, правда, мне так и не удалось выведать, но я не сомневался, что у мальчика достаточно причин для переживаний…
В общем, я надеялся, что комбинация из шоколада, безе и ягод сможет поднять господину настроение, поэтому с полудня торчал на кухне и переводил продукты… но тут ко мне безмолвной тенью подкрался Себастьян, и его вид был беспокойнее обычного.
Угадайте, что? Да, граф требует меня к себе. Без чая, без молока, без ничего. Это может значить только одно — господин решил воспользоваться «моими услугами» снова. Как я сам ему и говорил… Не знаю, почему, но меня колотит от страха. Я не так сильно боюсь боли… Просто мои раны вроде бы только зажили… И дело не только в физических ранах. Графу не обязательно меня бить, чтобы заставить сильно нервничать и желать провалиться сквозь землю от стыда и беспомощности… А в таком странном состоянии от него можно ждать чего угодно…
Я сказал демону, что мне нужно переодеться — я был весь в муке… И вот я здесь, сижу в своей комнате и тяну время. Моя рука дрожит, нога под столом дергается, а мысли прыгают (буквы тоже прыгают), так что мне придется потом переписывать эту заметку заново… Если, конечно, я вернусь…
Я не могу завязать галстук. Опять. От этого у меня сводит живот. Я просто хочу немного успокоиться, чтобы мои пальцы снова подчинялись мне. Успокоюсь и пойду… к моему маленькому, прекрасному садисту…
Я немного подышал и смог завязать галстук. Ура… Возможно, меня не придушат…