Чем дальше в лес

      Всё его тело болело. Он чувствовал себя так, будто его внутренности вывернули наизнанку, а вся его плоть превратилось в одну сплошную болевую точку. По-хорошему, ему бы отлёживаться в кровати ещё несколько дней, а лучше неделю, и уповать на то что его состояние улучшится. Невольно вспомнилась мама, которая не отходила от него ни на шаг когда он болел, заботливо заваривала вкусный чай с имбирем, следила за тем, чтобы он вовремя принимал лекарства и пела колыбельные.       Пингвин вздрогнул. Он начал забывать о том, зачем он всё еще борется. У него всё ещё есть смысл для того чтобы продолжать жить. Выживать. Мстить. Как угодно.       Глаза резало от яркого солнца, лучи которого покрывали большую часть кровати, и Освальд с раздражением укрылся одеялом с головой. Судя по ярко-оранжевому освещению, сейчас как раз был рассвет. Выходит, спал он не так уж и долго, часов пять от силы. Когда Кобблпот проснулся, Нигмы не оказалось рядом. Он лежал в полном одиночестве на сухой постели, внешний вид которой совсем не говорил о том что творилось на этой кровати всего несколько часов назад. Пингвин истерично рассмеялся. Забавно, но сам секс с Эдвардом не принес и трети той боли что он испытывал сейчас. Казалось бы, когда его оставили в покое, его состояние должно было постепенно придти в норму, но почему-то всё было наоборот. Неужели люди всегда себя так чувствуют после соития? Освальду казалось, будто по нему проехалась колесница. Дважды. А потом его ещё накормили бледными поганками, вперемешку с крысиным ядом.       Ему не нужно было дотрагиваться до своего лба для того, чтобы понять что он горячий как печка. Из-за высокой температуры на глаза постоянно наворачивались слезы, которые приходилось время от времени вытирать тыльной стороной ладони.       Его довольно сильно знобило, от чего пальцы на руках не прекращали трястись ни на минуту, и он поочередно согревал их своим дыханием.       Быть может, Эдвард отравил его в процессе? Это бы многое объясняло. Кобблпот так и не понял, кем на самом деле чудище являлось, так что не было бы ничего удивительного, окажись Нигма каким-нибудь подколодным змеем. Или пауком, который расставляет сети для ничего не подозревающей жертвы, для того чтобы затем схватить её, замотать в кокон, впрыснуть порцию отравы, которая превратила бы тело в сплошную питательную кашицу, которую бы потом с аппетитом высосали.       Мерзость какая. Эду слишком хорошо подходил выдуманный Освальдом образ, и тот решил не развивать эту мысль.       Наверное, у него было о чем подумать и что-то для себя решить, но Пингвин не стал этого делать. Он всегда так поступал с личностными проблемами – просто игнорировал их. Если бы он переживал из-за каждой травмы, каждой обиды и каждой причинённой ему болью, его психики не хватило бы и до совершеннолетия, он бы просто свихнулся, и место ему было бы в Аркхеме. Конечно, то что происходило с ним сейчас сильно отличалось от того, что он переносил на себе ранее, однако, Пингвин просто отнес весь этот инцидент и все его последствия к очередному способу причинения ему боли. Весьма специфичный, но какой есть.       Ну в самом деле, не стоило и думать, что вся эта история о заботливом чудовище, обитающем в лесу и мечтающем стать его другом имела хоть долю правды. Он с самого начала знал что ни чем хорошим это не закончится, и снова оказался прав.       На самом деле, Кобблпот всегда был оптимистом, хоть по нему и не скажешь. И сейчас он нашел множество плюсов своего положения.       Да, он чем-то болен, измучен и разбит. Но он всё ещё дышит, он относительно цел, его не попытались сожрать, не попытались от него избавиться, как от наскучившей игрушки, а ещё, как он успел заметить, пока он спал, Эдвард снял с его плеча швы, как тот и обещал пару дней назад. Да и вообще, Нигма повел себя достаточно благородно, оставив его в покое и так заботливо поменяв простыни и заменив одеяло на более теплое. Значит, был ещё шанс того, что чудище чувствовало перед ним вину, и на этом можно было бы впоследствии сыграть.       Через пару часов Освальду стало полегче, он всё ещё чувствовал себя ужасно раздавленным, но боль уже перестала быть такой резкой, и он решил сесть на кровати. Тогда он, кряхтя, приподнялся и облокотился на спинку кровати, а затем постарался сфокусировать своё зрение на чем-нибудь.       Первым что бросилось в глаза была небольшая чашка на фарфоровом блюдечке, что стояла на комоде по правую сторону от кровати. Над чашкой почему-то до сих пор был пар, словно в ней находился кипяток (наверняка тут не обошлось без магии Эда), а при более детальном рассмотрении на блюдечке обнаружились пара долек лимона и немного печенья.       Есть сейчас Пингвину не хотелось от слова "совсем" (тут бы удержать в желудке хотя бы то, что попало в него до этого), а вот пить хотелось неимоверно. Ещё с начала пробуждения он почувствовал в своем горле сухость как в пустыне, и сейчас было самое время утолить жажду.       Медленно, вздрогнув от моментально окутавшего холода руку, Кобблпот потянулся с чашке, быстрым движением закинул в неё дольки лимона, тем самым вызвав всплеск, от чего пара капель напитка пролилась на комод. Освальд аккуратно, но настолько быстро, насколько мог, не желая мерзнуть, поднес чашку к своему лицу и вдохнул аромат. Черный, с лепестками цветков дыни и капелькой прополиса. Его любимый. Откуда чудовище об этом узнало, да ещё и смогла достать что-то подобное в самой чаще леса – оставалось загадкой, на решение которой Кобблпоту было плевать. Загадки были любимой вещью Эда, а уж точно не его. Он осторожно, боясь обжечься, отпил глоток и понял, что чай был идеален по температуре – достаточно горячий, чтобы согревать, но недостаточно для того, чтобы можно было обжечься.       Предоставленный напиток он выпил очень быстро, не прошло и минуты, как чашка оказалась пустой и отправилась восвояси.       После этого на Пингвина накатила усталость с удвоенной силой, он почувствовал как его глаза слипаются, к горлу подходит зевота, а всё его тело медленно расслабляется. Он понял, что опять засыпает, и был этому рад. Как говорила его мама, сон – лучшее лекарство, и сейчас он собирался это проверить. В конце-концов, если его не прикончили до сих пор, да ещё и так услужливо позаботились о нуждах, не стоило волноваться на тот счет, что его попытаются прикончить во сне.       Спустя пару часов он усомнился в своих мыслях.       Он проснулся от грохота и чьих-то громких голосов, что раздавались откуда-то из гостиной. Первый голос явно принадлежал Эдварду, но он звучал очень раздражённо и угрожающе, а второй был женским, и от чего-то казался смутно знакомым. Девушка была явно чем-то раздосадована, её тон был практически умоляющим, а порой и переходил на истерические нотки. С такого расстояния можно было услышать лишь обрывки их слов, что не проясняли абсолютно ничего.       Освальд полежал ещё несколько минут, прислушиваясь к своим ощущениям, и понял, что ему стало полегче. Единственным, что у него осталось из неприятных ощущений, был небольшой озноб и общая ослабленность организма, какая обычно бывает сразу после болезни. То ли болезнь была слишком уж краткосрочной, то ли Эд подсунул ему чудодейственный чаёк.       Собравшись с мыслями, Пингвин решил всё же встать и выяснить, о чем так рьяно спорили те двое. Он медленно поднялся с кровати, вздрогнул от охватившего его тело холода и, немного подумав, накинул себе на плечи одеяло, чтобы сохранить хоть немного тепла.       Радовало хоть то, что Эдвард, видимо, неплохо прогрел дом, и теперь Кобблпоту не приходилось стучать зубами после каждого своего шага. Полы в этом доме никогда не скрипели, так что Освальду не составило труда подкрасться незамеченным, даже в его состоянии. Он осторожно, стараясь не задевать одеялом близлежащие предметы и не создавать лишнего шума, подошел к приоткрытой двери гостиной, что была слегка приоткрыта. С такого ракурса невозможно было разглядеть говорящих, но услышать их диалог можно было вполне ясно.       - У меня есть ещё. Я могу дать тебе ещё! – раздался отчаянный женский голос. – Эдвард, пожалуйста, одумайся, ты же сам должен понимать что я – лучший вариант для тебя!       Эдвард издал измученный вздох и протораторил:       - Скверней, гнуснее не бывает -       Отвращение вызывает.       Честному - как в сердце нож,       Что же это? Злая?..       Девушка молчала.       - Ты ведь прекрасно знаешь ответ, Кр… Изабелла, - продолжил Эд. – С самой нашей первой встречи ты не прекращала лгать мне, практически свела с ума и заставила меня поверить в то что я люблю тебя. И теперь тебе хватает наглости заявляться ко мне домой и говорить что-то о вечной любви? Так кого я любил, Изабелла? Тебя, или может всё же тот запах, что был на тебе всё время?       - Меня! – отчаянно выкрикнула девушка. – Ты должен понимать, что его кровь я использовала лишь как способ обратить на себя твоё внимание. Но в своих чувствах я была честна. Как же ты не понимаешь?! Да, мы с тобой разные, но мы же созданы друг для друга, как Ромео и Джульетта, как Отелло и Дездемона, как…       - Достаточно! - прокричал Нигма. – Во-первых, все твои образчики любви закончились смертью её участников, и я не знаю как ты, но я умирать ради смехотворного чувства не собираюсь. А во-вторых, если уж ты так сильно любишь меня и хочешь быть со мной, то почему же так отчаянно пытаешься изменить меня, мою личность? Брось, Изабелла. Просто признай то, что ты придумала в своей голове образ благородного рыцаря в доспехах, который слишком далек от реальности.       - Нет, неправда, - хрипло произнесла девушка, которая, судя по всему, перешла на плач. – Ты и сам всего две недели назад был рад измениться, так что не смей перекладывать всю ответственность на меня! И ты сам прислал ко мне Селину, сам попросил дать тебе зелье!       - И это было ошибкой! – прокричал Эд не своим голосом. – Я признал это уже в сотый раз, а вот до тебя, похоже, никак не дойдет!       - Это всё из-за него, да? – с подозрением спросила Изабелла. – Вся округа говорит о том, что он поселился у тебя дома. Я понятия не имею, как тебе удалось затащить сюда этого заморыша, но неужели ты и правда думаешь, что у вас с ним может что-то получиться? Может я и не твоего вида, но по крайней мере я люблю и ценю тебя, в отличие от него!       - Достаточно! – голос Эдварда прозвучал так громко, что Пингвину пришлось зажать уши, от чего одеяло плавно соскользнуло с его плеч и упало на пол, но он не стал его поднимать, всё свое внимание направив на разговор за дверью, в котором, судя по всему, теперь говорили о нем. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! В отличие от тебя, он принимает меня таким, какой я есть на самом деле, и я ему нравлюсь! И, кто знает, возможно у нас УЖЕ что-то получилось. И если ты ещё раз будешь нелицеприятно отзываться о нем, или же ещё раз усомнишься в моем выборе, клянусь, я…       - Что “ты”, Эдвард? – насмешливо у него спросили. – Ещё раз попытаешься меня задушить? Вот умора! Да ты так запутался в себе и своей личности, что мне тебя даже становится жалко. Вся твоя личность просто построена на лжи, а ты ещё смеешь обвинять во вранье меня? Ты правда думаешь, что он – тот самый, кто примет тебя всего, без остатка? Да он воспользуется тобой и избавится от тебя при первой же возможности. А знаешь что? Где он там находится? Я пойду и сама у него спрошу, что он обо всём этом думает.       - Изабелла, стой!..       Не успел Нигма это произнести, как дверь, что отделяла коридор от спальни, резко распахнулась, и Пингвин, не ожидающий подобного, от неожиданности отступил на несколько шагов назад и едва ли смог удержать равновесие для того чтобы не упасть. На него тут же уставились две пары глаз. Первые - удивлённо и изучающе, вторые – испуганно и обеспокоенно.       Освальд настороженно разглядывал женскую фигуру, что стояла в дверном проёме. А посмотреть было на что. Увидь её кто-нибудь в королевстве – тут же приняли бы за ведьму или тварь из леса, коей она, очевидно, и являлась. У неё было человеческое тело, но кожа была светлее мела. Ее волосы, собранные в аккуратную прическу, в свою очередь, если такое вообще было возможно, были ещё более белыми и яркими, и казалось просто сверкали как самый настоящий снег. Ее глаза были настолько светлыми, что радужку со зрачками едва ли можно было обнаружить, но вот губы были настолько насыщенного цвета, словно на них нанесли самую яркую вишнёвую помаду. Одета она была не по погоде, в слишком легкое и в то же время пышное светло-голубое платье, а на ее крохотных ножках совсем не было обуви.       Ее образ был настолько необычен и немного сюрреалистичен что Кобблпот застыл на месте, не смея произнести ни слова, просто продолжая смотреть на нее в ответ. Но вскоре молчание нарушилось, стоило девушке презрительно и насмешливо воскликнуть:       - Вы только посмотрите! Твой маленький птенчик оказался слишком любопытным для того, чтобы оставаться в своем гнёздышке. И как много ты слышал, птенчик?       Пингвин заскрежетал зубами. Его ужасно начали бесить все эти сравнения с птицами, он и прозвище то свое принял с большим трудом, и терпеть подначивания от этой ведьмы точно не собирался.       - Достаточно, - процедил он.       - О, так птичка решила проявить характер? Ну кто бы сомневался. Тогда ты знаешь, о чем я тебя спрошу. Так ответь мне, Освальд, что ты думаешь об Эдварде? Кто он для тебя?       Кобблпот бросил свой взгляд на Нигму, что стоял в паре шагов от этой Изабеллы. Он поймал на себе его испуганный и обеспокоенный взгляд, который тот, стыдясь, переводил на, видимо, свою бывшую. По какой-то причине Освальду стало его жаль. Он так до конца и не понял всю эту историю с Изабеллой, но понял то, что Нигма теперь был бы рад полностью избавиться от её компании. Судя по взглядам чудища, вся эта ситуация приносила ему просто максимальный дискомфорт, и от ответа Кобблпота многое бы зависело. Как минимум то, отстанет ли от них эта дамочка, насмешливая ухмылка которой бесила его с первого момента появления на этом самодовольном лице, полностью уверенном в своей правоте. Так что, Освальд сделал то, о чем, как он думал, он ещё не один раз пожалеет впоследствие. Он ответил:       - Он мой возлюбленный. Любовник. Партнер. Я не знаю, мы ещё не совсем определились со статусом отношений. Во всяком случае, мы живем вместе, едим вместе, спим вместе, и трахаемся так, что это слышно на всю округу. Вот как раз вчера, Эдвард, негодник, опять перестарался, - с этими словами он опустил воротник своей пижамы, демонстрируя следы от укусов и засосов, - и после этого я был так вымотан что проснулся только сейчас. Так ведь, дорогой?       Где-то за спиной Изабеллы послышалось сдавленное согласие. Ведьма же в свою очередь не сводила уничтожающего взгляда с Пингвина, по всему её виду можно было сделать вывод, что ярость в ней кипела настолько, что она была готова в любую минуту броситься на него и выцарапать его глаза своими острыми когтями. И от этого её остановила лишь рука Нигмы, что схватила её за локоть и потянула на себя со словами:       - Ну так что, твоё любопытство было удовлетворено? А теперь, пожалуйста, уходи уже, как видишь, я могу быть вполне себе счастлив и без тебя.       Изабелла сделала несколько попыток, чтобы вырваться из захвата чудища, но потом видимо всё же поняла что для нее это невозможно и тихо попросила её отпустить. Эдвард медленно исполнил её просьбу, после чего девушка спешно прошагала ко входной двери и остановилась лишь на пороге, для того чтобы сказать:       - Ты разбил мне сердце, Эдвард Нигма, и я тебе этого не прощу. А ты, - она указала пальцем на Освальда, - ты ходячий мертвец, ты понял меня?       - О, ты решила поугрожать мне и моему женишку? – насмешливо проговорил Пингвин, развязной походкой подойдя к Эду и дотронувшись своей ладонью до его щеки. – Просто смирись уже с тем, что этот монстрёнок теперь занят - с этими словами он потянул Эдварда за воротник, призывая наклониться поближе. Нигма, немного замешкавшись, всё же исполнил то, к чему его призывал Кобблпот и принял участие в импровизированном шоу, в котором Освальд приподнялся на цыпочки, обхватил лицо Эда своими ладонями и мокро поцеловал прямиком в губы, бросая игривые взгляды на Изабеллу.       Последняя снова едва ли не потеряла самообладание, её кулаки сжались до побеления (хотя куда уже белее), а своим хищным взглядом она могла убивать. Но в последний момент она передумала и выскочила на улицу, громко хлопнув входной дверью.       Постояв так ещё несколько секунд, Освальд наконец оторвался от губ Нигмы и отступил на пару шагов. Сейчас лицо Эдварда напоминало спелый помидор, настолько пунцовым от смущения оно было. Не осталось и следа от того уверенного в себе Эдварда Нигмы, что точно знал чего он хочет. Снова вернулся тот самый неловкий и трогательный Эд, каким Кобблпот его видел в последние дни, исключая вчерашний инцидент.       Кстати о нём. Что-то Пингвин слишком уж быстро простил Эдварду то, как он им вчера воспользовался. Освальд так и не понял, было ли это помутнением рассудка или Нигма всё же мог себя контролировать, но он понял то, что Эд конкретно перед ним провинился, и на этом обязательно нужно сыграть.       - Будешь мне должен, - сухо проговорил Кобблпот, и Нигма на это усиленно закивал, всё ещё смущенно поглядывая на него из-под ресниц. Освальд размеренным шагом пошел на кухню. Ему срочно нужно было сесть, со всей этой ситуацией, когда его адреналин зашкаливал, он не замечал, что всё ещё не совсем здоров, а вот сейчас, когда можно было относительно выдохнуть, он ощутил, что сил у него осталось немного. На самом деле, в гостиной был прекрасный диван, но там сейчас был Нигма, видеть которого пока что не хотелось. Так что кухня, со своими массивными и мягкими стульями стала его выбором.       Пингвин сел за стол, положив на него свои руки, а на них, соответственно, голову. Он просидел в таком положении ещё несколько минут, пытаясь унять шум в голове и слушая возню Нигмы где-то в гостиной. Когда тот нервничал, то вечно начинал убираться, и скорее всего именно этим сейчас и был занят.       Тут он услышал шелест, раздавшийся откуда-то сбоку. Когда он перевел свой взгляд на источник звука, то поднял голову настолько быстро, что она немедленно закружилась.       Звук раздавался от того самого растения, которое он вчера полил той самой противной дрянью из склянки. Но теперь оно было само на себя не похоже. Его листья были не привычно зелеными, а какого-то светлого, перламутрового оттенка. Они сверкали настолько ярко, что слепило глаза, а само по себе состояло не из растительных тканей, а из… Стекла? Чешуи? Кристаллов? Чего то очень хрупкого, острого и странного.        Ну всё. Хватит. Освальд решил для себя, что как только он оправится - сразу же устроит Нигме допрос с пристрастием.