Правда, ничего кроме правды

Правда — это бомба, которая убивает двоих: того, в кого ее бросили, и того, кто ее бросил. Ф. Партюрье

Чуя огляделся. Теперь он находился в просторном зале, обстановка которого, если бы они не были в такой сложной ситуации, подходила бы больше для какого-то пира или празднования. Обои на стенах были из алого бархата, с каким-то вычурным узором, от попыток разобрать который у рыжего даже начала болеть голова. На стенах висело множество дорогих полотен в золотых рамах. Накахара, который неплохо разбирался в искусстве, опознал одну из них – «Истина, выбирающаяся из колодца» Жана Леона-Жерома. На ней была изображена женщина, которая как раз таки и символизировала Правду. Лицо женщины было искажено болью, ненавистью и негодованием. Чуя смутно вспомнил, что он где-то слышал, что Истина, избавившись от спокойствия, выбиралась из колодца с плетью в руке, чтобы наказать человечество за его заблуждения. «Какая ирония, - подумал мафиози, - картина как нельзя лучше вписывается в данную ситуацию». Следующее, что бросалось в глаза, это абсолютно зеркальный потолок, на котором висел канделябр из самого что ни есть блестящего золота. Свечей в нем не хватало, чтобы полностью освещать комнату, но вполне достаточно, чтобы создать атмосферу некой интимности и тайны. Приглушенный свет мягко ложился на стены, не достигая только углов, тени в которых были настолько густыми и чёрными, что казалось их можно ощутить, дотронувшись. В центре комнаты, на чёрном полу, очевидно, из кафеля, стоял большой круглый стол с эбенового дерева. На столе не было ничего, кроме плети, которая очень напоминала ту, что была в руках Истины на картине. Вокруг стола были кресла из такого же чёрного дерева, с бархатной обивкой как раз в тон стенам. «Слишком уж шикарное убранство для плена. Можно подумать, мы сюда попировать пришли», - подумал Чуя и сжал руки в кулаки. Именно тогда он заметил, что был в перчатках. Правда, изменилось не только это. Он был одет в совершенно другой наряд. Его костюм стал полностью чёрным, сбоку брюк висела серебряная цепь. Плащ, как и шляпа, пропал. Накахара оглянулся. Внешний вид поддался трансформациям не только у него. У Акутагавы уже не было того странного плаща, он стоял в чёрном костюме и белой рубашке, так же, как и Ацуши с Куникидой. Кёка оказалась в алом платье в пол, очень похожем на те, которые так любил покупать Мори для своей чудаковатой способности. Наряд Дазая был таким же, как и у самого рыжего, за исключением того, что цепь сбоку была красной. Чуя раздраженно заметил, что тот умудрялся выглядеть сногсшибательно даже в такой ситуации. Он встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, и сосредоточился на более насущных делах. Никто в комнате не решался занять место за столом. От чего-то было ощущение, что сев за стол, будет сложно его покинуть. Чуя заметил, что все очень нервничали, даже Дазай. Однако, это точно заметил только Накахара, поскольку внешне он выглядел вполне расслабленным, и только бегающий из угла в угол взгляд выдавал истинные чувства мужчины. Осаму вообще как-то странно разволновался после появления Пратчетта. Неужели этому идиоту действительно было что скрывать? Чуя не сомневался, что бывший напарник хранил много тайн, конечно, как и сам рыжий, но последнего это не слишком волновало. Да, он обладал множеством конфиденциальной информации Портовой Мафии, которой мафиози не хотел бы делиться ни с членами Агентства, ни уж тем более с врагом, но это точно не довело бы его до сумасшествия. Чуя был бы расстроен предать некие уставы организации, всё же он славился своей верностью, но даже этим можно пожертвовать, если это единственный выход отсюда. Здесь только два варианты - либо Пратчетт слишком высокого мнения о себе и своей способности, что маловероятно, учитывая тот факт, что все, кто с ним встречался, сошли с ума, либо он говорит о таких тайнах, о каких даже сам их владелец не догадывается. Внутренний инстинкт рыжего подсказывал, что второй вариант более вероятен. Внезапно раздался голос самого преступника, которого, кстати, в комнате не наблюдалось: - Дорогие гости, прошу, присаживайтесь. Игра будет долгой, поберегите ноги. Хотя вам лучше задуматься о сохранности вашей души. Как не прискорбно, после нашей забавы от неё мало что останется. Правила игры просты - я задаю вопросы, вы отвечаете. Вы можете говорить только правду и ничего кроме правды. В противном случае, вас ударит плеть, а игра начнётся сначала. Это не русская рулетка, барабан револьвера не крутится, он остановился, полностью заряжен, дуло приставлено к вашему сердцу и нет ни малейшего шанса ускользнуть от пули. Здесь нет победителей, проиграют все, разница только в степени вашего проигрыша. Я знаю, сейчас вы загнаны в угол, ваша ложь мешает вам жить, дышать полной грудью, сковывает вам руки и не даёт двигаться вперёд. Но не переживайте, как только игра закончится, вы сможете сполна насладиться свободой, - эспер сделал паузу, - если останетесь живы. - Что если я откажусь отвечать вообще? - обратился к Пратчетту Дазай. - О, я рад, что ты спросил. Как я и говорил, увильнуть не удастся. Так же, как люди страдают от правды, они страдают и ото лжи. Поэтому, пока вы не ответите, всех присутствующих будут терзать адские муки, и чем дольше они будут продолжаться, тем больнее им будет, - невидимые руки подтолкнули каждого к столу, и все нехотя заняли свои места. - Готовы начать? Никто в комнате не разделял энтузиазма Пратчетта. Куникида, который сидел слева от Чуи, нервно теребил край рукава рубашки. Он то и дело поглядывал то на Дазая, то на самого мафиози, но встретившись с ним глазами, поспешил отвести взгляд. «Он, видать, больше волнуется за состояние своего дурацкого блокнота, нежели из-за того, что нам здесь подыхать придется» - раздраженно подумал рыжий. Справа от Накахары сидел Тигр, который, казалось, был на грани того, чтобы разреветься. Ацуши вперил взгляд в стол и пытался не издавать и звука, да и вообще не двигаться, но выходило из рук вон плохо, плечи мелко подрагивали, а взгляд никак не мог найти точку, чтобы сфокусироваться. «Наверно, пытается успокоить себя мыслью, что его наставники его спасут. Слабак» - от этой мысли Чуя презрительно фыркнул, и сразу же почувствовал на себе взгляд пары карих глаз. Дазай был ровно напротив него, он, кажется, сумел взять себя в руки и теперь выражал полное безразличие. Он сидел с ровной спиной, закинув ногу на ногу, и всё также не отводил взгляд от рыжего. Последнего же это порядком бесило, он не мог угадать, о чем тот сейчас думает. - Слышь, мумия, тебе тоже глаз выбить? – раздраженно кинул Чуя. Дазай же даже не обратил на это заявление внимания, и, если он и хотел что-то ответить, то его перебили: - О, нет-нет, вы пока что не можете покинуть свои места. Будет не весело, если вы убьете друг друга прежде, чем начнется игра. Начнем? – голос обратился к присутствующим. – Впрочем, можете не отвечать. Тянуть время я больше не позволю. На этих словах хлестнула плеть, а ее конец указал на Дазая. Тот на это никак не отреагировал. - Ох, какое интересное начало! – Пратчетт явно был очень воодушевлен. – Дазай, какой твой любимый цвет? - Голубой. Чуя невольно задумался. Они знали друг друга очень давно, изучили все привычки и слабости, но о таких мелочах Накахара понятия не имел. Да и не странно – они не были друзьями, не разговаривали по душам, да что там, разговора без ругани и угроз убить и бросить в ближайшей канаве никогда не удавалось, да и не было в этом нужды. Их вполне устраивали такие отношения, несмотря на обоюдную ненависть, они доверяли друг другу, действовали, как слаженный механизм, хорошо понимали друг друга без слов. Мысли Чуи прервал Куникида: - И это все вопросы? То есть мы здесь просто какую-то анкету заполнять будем? – он презрительно фыркнул и скрестил руки на груди, кажется, расслабившись. - О, нет, не всё так просто, - Пратчетт, видимо, просто посмеивался, - ведь, правда, Дазай? Брюнет на мгновение затаил дыхание, и на выдохе выдал: - Да. Куникида повернулся к напарнику, он явно не понимал что происходит: - Что он имеет в виду, Дазай? Осаму нервно стучал пальцами по столу. Чуя задумался, что ж такого тайного мог скрывать такой безобидный вопрос. Он понятия не имел, к чему вел Пратчетт. Что мог значить голубой цвет? Да вариантов тысячи – от цвета любимой машины до любимого цвета девушки, хотя у того точно не могло быть ни того, ни другого. Если на первое тот тупо не мог заработать с жалкой зарплатой детектива, то второе уж просто за гранью возможного – вряд ли найдется сумасшедшая, которая согласится на двойное самоубийство. Так что не так с этим цветом? Накахара ждал, когда бывший напарник ответит. - Не переживай, Дазай. Можешь не отвечать, - голос остановился, - пока. Что ж. Следующий. Плеть снова лязгнула и указала на Кёку. Той удавалось держать себя в руках и не выказывать своего страха. Чуя подумал, что мафия всё-таки привила девочке не такие уж и плохие качества. - Кёка, милая, - обратился к ней Пратчетт. От такого обращения девочка состроила недовольное лицо, но и далее молчала, ожидая вопроса. – Винишь ли ты себя в смерти родителей? Кёка опустила голову вниз, так чтобы волосы закрывали ей глаза, и тихо прошептала положительный ответ. Ацуши взял девочку за руку и что-то успокаивающе шептал. Накахара заметил, что Акутагава как-то странно на это смотрел. Наверно, он не простил девочке то, что она ушла из мафии, так же, как в свое время сделал Дазай. Чуе тоже тогда не понравилось, что Кёка ушла из мафии, но если честно ему было плевать. Просто это напомнило рыжему о том, о чем он совсем не хотел вспоминать. Дальше плеть указала на Куникиду, который был вынужден признаться, что без своих идеалов и тупого блокнота его бы жизнь развалилась, а сам он стал бы хуже Дазая. Чую такой ответ повеселил: - Да нет, Мистер Совершенство не пал бы так низко, - язвительно сказал Накахара. На что получил очередную тупую шутку: - Кому, как не тебе знать, что низко, Чуя, - последнее слово он почти пропел и ухмыльнулся, от чего в рыжего непроизвольно сжались кулаки, но он знал, что не сможет встать со своего места. В этот момент плеть указала на него. Накахара уже знал, что вопрос, как и ответ, не будет простым. Но у него не было выбора. Если он соврет или откажется игра начнется сначала, а желания быть здесь дольше, чем это понадобится, у него не находилось. - Был ли ты рад воссоединению Двойного Чёрного для борьбы с Лавкрафтом? Меньшего он и не ожидал. Но ответа сразу у него не нашлось. Когда Мори позвал его в свой кабинет и сообщил, что на одну ночь старый дуэт воссоединяется вновь, он был в замешательстве. Да, возможно, ему не хватало этих постоянных препинаний. Теперь, когда он был главой исполкома, никто не осмеливался ему перечить. Рыжему было скучно. Поэтому да, он был рад и воодушевлен. Знакомый адреналин разливался по венам, когда они вдвоём уничтожили десятки врагов. Наконец-то ему не нужно было разъяснять каждый свой шаг – старый напарник понимал его без слов. - Да, - ответил Чуя после раздумий. Дазай смотрел прямо на него: - Как это мило. Чуя фыркнул: - Не обольщайся, Скумбрия. Я всегда рад шансу тебя убить, - это не совсем было правдой, но уже не касалось вопроса, поэтому наказания за вранье не последовало. Дазай же только хмыкнул: - Как скажешь, Слизняк. Дальше Акутагава признался, что винит себя в уходе Дазая из Портовой Мафии. По его словам, он был ужасным учеником и постоянно выводил наставника из себя. Пока он говорил, то смотрел прямо в глаза Дазаю, который всем видом выражал полное безразличие. После этого Рюноскэ отвернулся, его плечи опустились, и выглядел он действительно разбитым. Чуе его было жаль. Он даже несколько удивился, что теперь Дазай, который вроде должен быть добреньким, был настолько жестоким по отношению к бывшему ученику. Видно, Осаму ушел из мафии, но не мафия из него. Клише. Следующий вопрос был адресован бывшему мафиози: - Скольким из присутствующих ты бы доверил свою жизнь? - Одному, - Дазай посмотрел в глаза Чуе. Последний мог поклясться, что и Куникида, и Тигр были уверены, что речь идет о них. Но рыжий знал, что это не так. Конечно, ответ его почти удивил, они уже давно не были напарниками, никогда не были друзьями, да и вообще сейчас враги, но Накахара знал, о ком тот говорит. Он ответил бы также. - Какая прелесть, - заметил Пратчетт, - что ж, Ацуши. Твоя очередь. Считаешь ли ты, что недостоин того, что тебя спасли? После минутной паузы Тигр ответил, смотря на свои сложенные на коленях руки: - Да, - он поднял глаза и посмотрел на коллег. – У меня нет особой силы, я до сих пор не могу контролировать свою способность, да и вообще приношу Агентству только проблемы. Но я и дальше продолжу бороться. Я не сдамся, пока не отплачу друзьям за их доброту. Чуя отметил, что это был достойный ответ. Теперь очередь пришла и к нему. Он ждал ответа с подвохом. И дождался: - Как ты отреагировал на уход Дазая из Портовой Мафии? Вот и оно. Накахара знал ответ, но не хотел в нем признаваться. Конечно, он не был рад. Конечно, он не мог понять причины. Конечно, он надеялся, что тот таки вернется. Первый месяц он напивался. Ему пришлось работать самому, и это только еще больше напоминало рыжему, что напарник ушел. Потом он с головой окунулся в работу, и вскоре стал главой исполнительного комитета. Рыжий вроде как смирился, но всё же тишина на заданиях время от времени напоминала о том, что он теперь один. - Отвечай, - голос Пратчетта был холодным и твердым. Чуя посмотрел в глаза бывшему напарнику, который следил за ним всё это время: - В ту ночь, когда ты ушел из мафии, я открыл бутылку 89 года. Вот как мне было плохо, - когда-то Накахара сказал ему то же самое, но тогда утверждал, что сделал это, чтобы отпраздновать. На этот раз Дазай не смог так быстро скрыть свои эмоции. Чуя был уверен, что он сожалеет. Да неужели? Именно теперь? Он не успел как-то это прокомментировать, плеть снова указала на бывшего напарника. - Если тебе пришлось бы выбирать между Чуей и Ацуши, кого бы ты убил, чтобы спасти второго? - Ты серьезно сейчас? Ответ очевиден, - Куникида явно удивлялся вопросам, которые задавал Пратчетт. - Дазай, - Терри обратился к брюнету, - ты тоже так думаешь? Ну же, просвети нас. - Да что ты такое говоришь? Дазай бы никогда не пожертвовал жизнью коллеги ради какого-то мафиози... - Успокойся, Куникида, - Осаму развернулся к своему подчиненному. Он выглядел так, будто следующие слова он вытаскивал из себя клещами. Почему-то Чуя не хотел услышать ответ. - Прости... Ацуши.