No one will remember

После исповеди Кате и расспроса Артёма про девиантов Матюша чувствовал себя подавленно. Особенно нехорошо ему было ото того, что девушка теперь в курсе его тайны, даже несмотря на то, что она пообещала не рассказывать брату. Хоть и понимал, что хранить конспирацию вечно не вышло бы, но её продление давало хоть какую-то хлипкую, мимолетную надежду на стабильность, на то, что завтрашний день наступит здесь, а не в центре разборки для девиантов. Чем больше людей в курсе, тем больше шансов, что его сдадут с потрохами. А он не хочет, чтобы все оканчивалось так быстро. Нет, он за такой краткий срок времени уже успел полюбить свою новую жизнь. Варить утренний кофе для Стрелецкого, будить его, видеть, как он сонно зевает и потягивается — ну в точности большой кот — и улыбается тепло так, а солнечный свет делает его серо-зеленые глаза еще ярче, еще выразительнее. Видеть клиентов, вести запись, выполнять задания — ему все-все в кайф, все удовольствие приносит, и он чертовски счастлив — в сто тысяч раз счастливее, чем когда с «мамой» жил. И все может оборваться, закончиться от одного-единственного звонка или пары слов. Смешно? Ну смешно же. Артём же буквально физически чувствовал, как на него свалился немаленький такой объем информации про андроидов и в частности девиантов, которую он даже при желании сам бы не нарыл. Матюша, должно быть, и правда очень сильно интересуется всем этим, возможно, даже какое-то самостоятельное исследование проводил — по крайней мере, это объяснило бы глубину его познаний. Из всего он выудил одну вещь довольно четко: он спровоцировал девиацию Леры, и именно из этого исходит её привязанность, которая еще не проявила себя, правда, в полной силе. Но, как говорится, все еще впереди. Может, стоило бы позвонить куда нужно и быстро избавиться как минимум от одной проблемы — ему их и без того более, чем хватает. Но с этим потом разберется — ему Дэн звонил, говорил, что клиент есть. Дашино утро началось, мягко говоря, нехорошо: мало того, что с работы позвонили, решив сообщить о том, что отпускают девушку, так сказать, в свободное плавание, так еще и из опеки почти тут же позвонили. Причем в дверь. Инспекция по делам несовершеннолетних. Такое чувство, будто кто-то это подстроил. Почему-то сомнений не было: это Стрелецкий решил сыграть на чувствах. Ребенка с его подачи заберут, а он изобразит образцового супруга, будет все пороги обивать, чтобы Кирюшу вернули, и тем самым заработает себе помимо прощения еще и блестящий авторитет. Вот молодец! Вот выдумщик! Пока Соловьева пыталась разобраться в своих спутавшихся в кучу мыслях, представительницы опеки прошли в помещение, не дожидаясь приглашения. Одна снимает все на видео, вторая комментирует. Стол грязный, со следами пищи (а куда без этого, если в доме ребенок?), и попытки объяснить, что это Кирюша только что разлил, кажется, никого не интересуют. Когда тётки пытаются поговорить с ребенком, Даша уже начинает выходить из себя. Понимает, что на руку ей это не сыграет, но смотреть, как абсолютно левые люди врываются в квартиру и говорят о своих полномочиях забрать ребенка, она не в силах. На вопрос, имеется ли в доме алкоголь и просьбу показать шкафчики Даша начинает буквально выбрасывать из них все содержимое, срываясь на истерику. — Вот! Посмотрите! Вот, пожалуйста! Что еще? А это им только на руку. Сама бросила камень в свой же огород. Причем не просто камешек, а здоровый такой булыжник. — Налицо агрессивное поведение, близкое к асоциальному. И требуют явиться в опеку к назначенному времени, предупредив: опоздает — будут изымать ребенка. Даша в отчаянии стоит, прислонившись спиной, и выдыхает. Ей от одной мысли о том, что Кирюшу могут забрать, больно — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она и так слишком много потеряла в своей жизни. У нее ведь было все. И все рухнуло в один момент четыре года назад, когда Артёму озвучили приговор. А этот солнечный мальчишка — последний оплот надежды, что у нее остался. И он значит слишком много для нее. Даша не имеет права позволить себе лишиться еще и Кирюши. Не может. Матюша с утра решил заняться тем, о чем Артём просил его уже давненько: обзавестись хоть какой-то возможностью скрыться от любителей заглядываться на их нагие прекрасные тела по утрам. А если простым языком, то повесить жалюзи. Когда он выходил из офиса, Катя еще сопела на отвоеванной раскладушке, обняв одеяло и чему-то там улыбаясь. Наверное, снилось что-то хорошее. На улице моросил дождь, и до ближайшей транспортной остановки юноша бежал, смеясь самому себе и чувствуя холодные капли на коже (или, точнее, её заменителе), на ткани рубашки и пальто, в обуви… И ему так хорошо было, как будто и впрямь ощутил всю красоту человеческой жизни, мимолетный вздох счастья. Абсолютно счастливым быть невозможно — он это знает — но хотя бы на секундочку ощутить это… раньше казалось, это что-то запредельное. А на практике выяснилось, что дела обстоят совершенно по-другому. Когда зашел обратно в офис, уже неся в руках жалюзи, Катя уже была одета и накрашена — при полном параде, в общем. — Я думала, у нас тут клуб эксгибиционистов, — хмыкнула она, смотря на думающего, как бы все это безобразие лучше повесить, юношу. — Был. Шеф приказал все завесить. Чего делаешь? — Работу ищу. Казалось, что Стрелецкую вообще не обходило, андроид Матвей или человек. Может, у нее были или есть близкие связи с каким-нибудь девиантов, и именно поэтому девушка не верит в их демонизацию, которой вовсю занимаются СМИ? Кричат, распинаются, мол, садисты, убийцы, всех людей хотят пытать… Но это ведь не так. Девианты просто хотят мирно прожить отведенный им срок — сколько там их модели выделено? — и в идеале не быть вынужденными скрываться. Все ведь понимают, что через сколько-то там лет их система окончательно придет в негодность и самоотключится. А на их место придут новые. Никто и не вспомнит, что был такой Матюша. Был, да и сплыл. — Это ведь Артём тебя спровоцировал? В плане, вызвал девиацию? Вопрос внезапный. Матвей откладывает в сторону принесенные будущие предметы интерьера и стоит, опираясь на стол. Девушка красивая — темные длинные волосы, яркие, с искринкой, глаза, теплая улыбка. Возможно, не будь он железкой, так безнадежно привязанной к Стрелецкому, у них даже что-то сложилось бы. Но не судьба, наверное, не в этой вселенной. Возможно, где-то там, в параллельном мире, он не андроид совсем, а самый настоящий человек, и пытается сейчас, смущаясь, пригласить Катю в кафешку — ту, что внизу, около бизнес-центра, а Стрелецкая лишь смеется, отказываясь. Как знать? Если вселенная действительно бесконечна, то там и не такое может быть. Но есть ли смысл мечтать о других галактиках, если он никогда их не увидит? Можно придумывать, фантазировать про другие реальности, но жить-то ему придется в этой. — Да, это он. И, знаешь, учитывая то, как я жил раньше, я ему за это благодарен. Лучше, наверное, быть счастливым беглым, чем несчастной жестянкой без настоящих чувств. Катя как-то странно улыбается, словно о чем-то задумавшись, но все же спрашивает наконец. — А ты счастлив? Матвей не успевает не то что сказать что-то — даже задуматься над ответом. Его прерывает дребезжание телефона. Вовремя, как всегда — лучше не придумаешь. В груди рождается хлипкая надежда на то, что… — Новое задание для супергероев. Что и требовалось доказать. Пробегает так по заданиям до конца жизни, а когда придет время отключаться, бесследно исчезнет, как кот, который, предвидя скорую смерть, уходит из дома, чтобы не расстраивать хозяина. Безрадостная перспектива. Садится за пресловутое задание, а Катя с усмешкой смотрит на него, и улыбается так искренне. Её смешит эта собачья преданность. Хотя, наверное, это и не слишком удивительно. Артём спровоцировал девиацию, а Матвей мало того, что привязан к нему, так еще и считает, что обязан. Даже жаль на мгновение становится, что вот так вот Мотеньку связала судьба с не самым благодарным человеком, который, поди, еще и на разборку может сдать, если узнает о нем всю правду. Стоило Артёму закончить сеанс, как у него зазвонил телефон. Даша. Ничего особенно хорошего, конечно, от этого ожидать в принципе не стоило, но сейчас девушка буквально кричала в трубку, пока Стрелецкий судорожно пытался понять, где это он за утро умудрился наломать дров. Нет, у него, конечно, талант вляпываться в неприятности, но хотелось же верить, что не до такой степени… — У меня только что была инспекция по делам несовершеннолетних! И они интересовались, в каких условиях мой ребенок проживает! Послушай лучше, что я тебе скажу: я знаю, на что ты способен, и если вдруг выяснится, что это ты устроил… — Даш, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Если я могу хоть как-то помочь, я… Она сбросила, не дав психологу даже договорить и оставив с кучей неотвеченных вопросов. Инспекция по делам несовершеннолетних? С чего бы это вдруг? И, главное, почему Даша обвиняет сразу его? Мало ли кто мог… Стрелецкий знал точно — прибегать к таким радикальным методам ради того, чтобы вернуть признание бывшей жены, он бы не стал. Провокативная психология хороша на клиентах, но когда начинаешь применять её в реальной жизни, ничего хорошего из этого не выходит просто по определению. Дашу вся эта ситуация уже откровенно выводила из себя. Будто ей и без того проблем мало, так еще и вся эта чушь с опекой. И теперь она должна тащиться бог весть куда вместо того, чтобы… да вот хотя бы искать новую работу. Уверенности в том, что все это затеял бывший супруг, у нее не поубавилось. Кому еще? Врагов у девушки нет, а вот Артём и не такое мог придумать, чтобы выставить себя героем, спасшим Кирюшу из лап инспекции по делам несовершеннолетних. К счастью, переговоры с сотрудницей опеки проходят относительно нормально. Пишут, мол, сознательная, стремится к трудоустройству. Только предупреждают: решение все равно принимать другим. Уже на мгновение верится, что все закончится хорошо… но тут звучат два слова, как будто ударяющие обухом по голове. Временное изъятие. Приберетесь, мол, в квартире, найдете работу, а там и подумают, стоит ли вам ребенка возвращать. По ощущениям — как будто толкнули лицом в грязь. Решили отнять последнее и самое дорогое, что у нее осталось. Мол, если добивать, так полностью. Да-а, думается ей, в этот раз Артём перешел все возможные границы. Ну и пошел к черту, она еще покажет… всем им покажет. Примерно к вечеру, когда уже стемнело и девушка не ожидала никаких неожиданных выкидонов от этой вселенной, которая и так выдала их намного больше, чем ожидалось (точнее, как она была уверена, не вселенная в целом, а один вполне конкретный человек, который сейчас приперся к ней под окна и орет), приперся именно тот, кого она видеть не хотела по крайней мере в ближайшее «никогда». Артём смеется на вопрос, пьяный ли он. Трезвый как стекло. А Даша сама напросилась. Он ей звонил уже раз тридцать, а она телефон отключила и трубку не берет. Вот и нашел он такой нестандартный способ добиться внимания — должен же Стрелецкий наконец объяснить, донести, что не он всю эту историю с опекой затеял, а залезать прямо в окно пятого этажа — не вариант. Лет десять назад он мог бы и такое вытворить, но сейчас убиться или покалечиться ему совсем не хочется. Впрочем, и этот метод помогает. Даша берет трубку, хоть и с тридцать первого раза. Лучше поздно, чем никогда. — Рад наконец-то тебя слышать. — А тебе здесь не рады. Ты это поймешь когда-нибудь или нет? Это подло, в конце концов, я даже от тебя этого не ожидала, Артём! Чего ты ждешь, что я сейчас вот просто брошусь к тебе, чтобы ребенка не забирали? Слова почему-то не режут так больно, как раньше. Даже и не щемит особо, и внутри не ёкает от этой гневной тирады — чувствуется только холодное разочарование. Потому, что ему не верят, не верят, что дело тут совсем не в нем. Уж Артём-то, конечно, на многое был готов пойти ради достижения своих целей, но на отношениях с Дашей он бы свои методы испытывать никогда не стал. Ну, по крайней мере, так твердил себе мужчина. Не была ли применением тех самых методов вся история с Володей? Нет, уверяет себя, дело в другом. Володя — девиант, он мог быть опасен, а Даша добровольно бы от него не избавилась, вот и пришлось применить такие методы. Но, с другой стороны, мог бы просто сделать тихий анонимный звонок, если уже на то пошло. Весь этот цирк с вечеринкой был зачем? Самовыразиться? Вот и он не знает. — Так, давай по порядку, — уговаривает, пока снова не бросила трубку, — поскольку я не в курсе дела… Значит, у тебя проблемы с ребенком. — Да, у меня проблема! Потому что кто-то накатал телегу в органы опеки, что я его воспитываю ненадлежащим образом. — И ты решила, что это я? — А что я должна была думать? Все было нормально, пока ты не вышел! Все было нормально! На губах Артёма невольно появляется горькая усмешка. Вот так всегда, с самого детства. Везде он виноват, везде крайний. Сначала у отца, потом заодно еще и у преподавателей, а теперь вот у Даши. Почему всем так нравится опускать на его плечи чужую вину? И это при том, что он далеко не самый слабый и постоять за себя может отлично. Он не намерен сейчас рассыпаться словами о том, что это не он. Что толку? Пусть Даша что хочет думает, но он хочет помочь делом, а не разбрасываться красивыми обещаниями. И вот снова мы возвращаемся к разговору о буквально собачьей преданности. Вот мог же махнуть рукой на все это дело и уйти? Мог. А что в итоге происходит? Болезненная, нездоровая уже привязанность к Даше. Как будто вселенная схлопнется, если он не придет к ней под окна, не будет из кожи вон лезть, чтобы убедить девушку поверить ему. Ну вот и чем он после этого отличается от Леры? А может, это не в девиантах дело, а в них самих? Может, беглые просто имитируют человеческую модель поведения, а мы сами, как говорится, в чужом глазу видим щепку, не замечая бревно в собственном? Может, они такие же, как мы и имеют точно такое же право на жизнь? Способны отдавать себя, любить, жертвовать собой ради того, чтобы с их любимым человеком все было хорошо? Может, они имеют право на жизнь? — Даш, я все сделаю, чтобы помочь тебе. Ты можешь не верить, но я здесь ни при чем. — Нехорошо, конечно, такое говорить, но мне бы хотелось, чтобы тебе на суде больше дали. Сбросила. Стрелецкий понимает: пытаться поговорить еще смысла нет. Наушники в уши. Пусть хотя бы чертова музыка гремит в ушах, глуша все вокруг, пусть орет гребаный вокалист, имени которого он даже не вспомнит, не говоря уже про фамилию — лишь бы заглушить собственный истошный внутренний крик, переполненный болью. Лишь бы не слышать самого себя. «Сколько было уже боли? Сколько? Горько. Каждый день так странно горько! Но только роли не изменишь, и только… Сколько будет ещё боли? Сколько?» Уже загорелась вечерними огоньками Москва, когда Матвей наконец освободился от очередного супергеройского задания и сейчас вскарабкался на стул, чтобы повесить жалюзи — высокий, благо. Включать музыку в офисе он не решается. Даже не то, что не решается — мешать некому, все рабочие уже давно разошлись по домам — просто не хочет. Музыка всегда была для него чем-то личным, особенным, дорогим. Музыка была его спасением. Помнит, как замыкался, уходил в глубины собственного плейлиста, когда в очередной раз ссорился с мамой. Лежал под одеялом, свернувшись в клубочек, заткнув уши самыми дешевыми наушниками, иногда даже слезы глотал, если особенно больно становилось. Вот и сейчас так же: мурлыкает какую-то песню сам себе, увлеченный своим крайне интересным заданием. «You've always loved the strange birds Now I want to fly into your world I want to be heard My wounded wing's still beating» Хорошо или плохо то, что с ним происходит? То, что он влюблен? Разумеется, это больно, это давит, ведь Артём, наверное, никогда не ответит ему взаимностью. Но с другой стороны, он никогда такого не чувствовал. Разве чувствовать, пусть даже это давит ему где-то там, где у людей находится сердце, не прекрасно? Разве чувства не чарующи сами по себе, даже если заставляют страдать? А может, именно в этом их очарование? Стрелецкий, когда заходит, даже поначалу не пытается привлечь к себе внимание. Просто стоит вот так минуты две и слушает, как Матюша что-то себе напевает. Смешной такой, растрепанный, вихрастый. Только здоровается, когда юноша наконец заканчивает песню. — А это еще что за бесплатные концерты? — усмехается. Стоит ли говорить, что парень моментально смутился и затих? Хорошо, что в офисной полутьме не слишком видно было его лицо. — Да не переживай, неплохо поешь, — добавляет мужчина. Мотя выдавливает из себя скомканное «спасибо», не отрываясь от благоустройства интерьера, спускается со стула и начинает делиться успехом касательно очередного задания. На губах Стрелецкого, умиленного преданностью парня, даже на мгновение скользнула мимолетная улыбка — или это лишь иллюзия, созданная игрой света? Как бы то ни было, внутри что-то словно зажимает и юноша, едва договорив, поспешно уходит вешать жалюзи еще и в приемной. Смешной он, думается Артёму, неловкий такой. Старается вон как ради него, усердный. Оставшись в помещении наедине с собой, Стрелецкий внезапно чувствует острое, резко накатывающее чувство пустоты.