***
Фрея надеялась замаскироваться, но быстро поняла, что зрение Гвен было таким же острым, как и ум. – Фрея! Что стряслось? – Гвиневра пригласила юную леди на завтрак, но начисто забыла о еде, когда та показалась на террасе, где они договорились встретиться. – А, пустяки, – Фрея мягко улыбнулась, рассеянно коснувшись своей пораненной скулы. – Ужасно неловко, но вчера вечером, когда я возвращалась в свои комнаты… ну, я… – оставалось надеяться, что вспыхнувший румянец сработает на легенду. – Я поняла, почему «лестничный пролёт» от слова «летать». Гвен издала тихий звук, в котором слились сочувствующий возглас и слабый смешок от каламбура Фреи, а затем протянула руку, чтобы изучить наощупь распухший лиловый кровоподтёк, красовавшийся на лице гостьи: – Должно быть, очень больно. Фрея лишь приподняла кончики губ, стараясь не подать вида, что место, которое тронула Гвен, действительно болело, и сильно. – Тебе нужно к Гаюсу. – Гаюсу? – Разве вы не знакомы? Я думала, раз вы с Мерлином, ну… – Гвен осеклась и кашлянула. – В общем, я думала, вы уже успели познакомиться. Это наш придворный лекарь. Он мигом снимет гематому. – Правда? Тогда я зайду к нему. Но сейчас на меня явно смотрит вон тот сэндвич с омлетом, сперва надо заняться им. А кофе найдётся? Гвен чуть повеселела, и девушки приступили к завтраку. Вместе с тем в королеве заворочалось неотступное подозрение. Что-то – Гвен это чувствовала – было не в порядке, даже по меркам чудных стандартов Фреи.***
К счастью, никто не осмеливался откровенно глазеть на леди, какие бы оттенки бордового и жёлтого ни расцвечивали её лицо. Пару раз уточнив у стражи дорогу, Фрея довольно быстро нашла жилище Гаюса. Она постучала в дверь и, обнаружив, что та открыта, с опаской шагнула внутрь. – Здравствуйте? Есть кто-нибудь? Мне сказали, здесь можно найти придворного лекаря. Мне сказали, его зовут… – Фрея заглянула за брус дверного проёма и, окинув взором всё помещение, замерла. – Мерлин! Лекарь и волшебник вскинули головы на звук голоса. – Фрея! Гаюс перевёл взгляд с вошедшей на рядом стоящего: – Оба раза мимо. На самом деле меня зовут Гаюс. Рад наконец встретиться с вами. Леди Фрея, я полагаю? Фрея кивнула. Гаюс тепло улыбнулся и направился поприветствовать её. Однако подойдя достаточно близко для того, чтобы ясно рассмотреть лицо барышни, лекарь нахмурился: – Ох, милая, что такое? Фрея густо покраснела, и в первую очередь виной тому был находившийся рядом Мерлин, который взирал на неё с нарастающей, почти родительской заботой. – Боюсь, один лестничный пролёт мне пришлось именно пролететь, – улыбнулась Фрея. – В буквальном смысле слова. – Бедное дитя, – Гаюс осторожно осмотрел рану. – Подумаем, что можно с этим сделать. Проходите, миледи, располагайтесь. Лекарь скрылся в глубине комнаты. Мерлин же подошёл ближе и взгляд его стал ещё тревожней, когда он оценил масштаб кровоподтёка. – Боже правый… Фрея, – он коснулся её лица, и Фрея покривила бы душой, если бы сказала, что это движение не произвело на неё эффекта. – Как такое могло… – У вас в Камелоте очень даже заковыристые лестницы. – Фрея решила отшутиться, но вопреки внешней беспечности, что-то в ней съёжилось от воспоминаний о хлёстком ударе и ослепляющей ярости. Мерлин не улыбался, когда легонько проводил пальцем по её вспухшей скуле. В уголке пострадавшего участка кожи сверкнула маленькая царапина. – Что тут скажешь, – вздохнул вернувшийся Гаюс, – похоже, бальзам, который я обычно использую в таких случаях, закончился. И всё благодаря энтузиазму Персиваля на турнирах. Правда, кхм, Мерлин, у меня появилась идея. Пара обернулась к Гаюсу. – Да? – Почему бы тебе не попробовать залечить рану магией? Мерлин мигнул. Ну конечно! Юноша вновь повернулся в Фрее с выражением внезапного озарения, от чего она едва не хихикнула. Видимо, даже за год с лишним у Мерлина всё ещё не до конца уложилось в голове, что он был теперь свободным магом и мог использовать свой дар для таких вещей, как синяки. – Верно, – сказал он, снова моргнув. – Эмм… Ну, тогда, э-э… – он вопросительно посмотрел на Фрею и пожал плечами. – Можно? – Пожалуйста, – она улыбнулась, и чтобы сосредоточиться, Мерлину пришлось отвести взгляд. Он осторожно приблизил ладонь к её лицу. Фрея закрыла глаза, и волшебник наморщил лоб, вспоминая нужное заклинание. – Ágíeme anwlæta éaðnes ádl. Она разомкнула веки как раз вовремя, чтобы застать золотое свечение в глазах напротив, а потом уловила волну покалывания. Боль исчезла, и Фрея инстинктивно дотронулась до той области, где находилась рана. Почувствовав, что припухлость осталась, она озадаченно свела брови. – Нужно немного подождать, чтобы всё пришло в норму, – объяснил Мерлин. – Гематома – это, по сути, повреждённые кровеносные сосуды, которые кровоточат в мягкие ткани. Заклинанием я восстановил стенки сосудов, но вытекшая кровь ещё осталась. Может быть, Мерлин хотел проявить свою осведомлённость, а может, просто болтал без цели – в любом случае Фрея была не против. Он погладил больное место, как бы окончательно инспектируя собственную работу, но Фрея, к своему удивлению, почти ничего не ощутила, словно её щека онемела. – Завтра всё пройдёт, – улыбнулся ей Мерлин, и она просияла ему в ответ. – Спасибо, Мерлин, – Фрея неосознанно потянулась к его кисти и стиснула её в благодарном жесте. Мерлин замер и остановил взгляд на их руках с каким-то невысказанным чувством. Через мгновение он сжал ладонь гостьи и снова светло улыбнулся ей. В ту же секунду Фрея будто перенеслась на несколько лет в прошлое, в тот день, когда впервые увидела его улыбку. Она вдруг поняла, что почему-то не может отвести от Мерлина глаз. Гаюс украдкой оглянулся на молодёжь и грустно вздохнул. Фрея не знала, что Мерлин пришёл сюда как раз затем, чтобы поговорить о ней. Сейчас, когда дело касалось этой девушки, он был потерян как школяр, каким бы могущественным и мудрым чародеем ни являлся. У Гаюса, в котором для него воплотился образ родителя, Мерлин искал совета и утешения. Хотя от предыстории, стоявшей за присутствием здесь Фреи, на сердце у лекаря было нелегко, он не мог не порадоваться её появлению в Камелоте. Гаюс знал: Мерлин был уверен, что никто в королевстве не догадывается о его одиночестве. Вот только Гаюс, заменивший Мерлину отца, уже давно всё понимал и лишь не хотел ещё больше ранить чувства своего воспитанника обсуждением этой темы. Мерлин нуждался в человеке, который сыграл бы в его жизни особую роль, и теперь он вновь обрёл ту единственную, что когда-либо была для него желанной. Гаюс был искренне рад за него и надеялся, что счастье Мерлина не оборвётся, так и не успев начаться. – Не забудь прибрать за собой и достань леди Фрее крем от ушибов, – велел лекарь бывшему ученику. – Мне нужно отлучиться за припасами для противоотёчных компрессов. И тот, и другой давали себе отчёт в том, что Гаюс уходит, чтобы молодые люди могли побыть наедине, но оба не тушуясь изобразили неведение. Когда Гаюс вышел, Фрея спросила: – У тебя бывают странные ощущения? – Из-за чего? – Из-за магии. Ты чувствуешь что-нибудь странное, когда творишь волшебство? Мерлин ни разу не задумывался об этом. – В общем-то, нет, – ответил он. – Я чувствую… – он на секунду нахмурился и подобрал подходящее слово. – Тепло. – Тепло? – Да, тепло. Как будто пробуешь яблочный пирог, или греешься на солнце, или держишься за руки с… – Мерлин неловко оборвал сам себя и опустил глаза на их переплетённые пальцы. – Звучит здорово, – Фрея крепче обхватила тыльную сторону его ладони. – Так и есть, правда, – он снова посмотрел на неё, пытаясь сглотнуть и улыбнуться одновременно, а потом, чуть подавшись вперёд, мягко обнял её за предплечья. Неожиданно Фрея поморщилась и дёрнулась в сторону. Их общее настроение тут же кардинально изменилось. – В чём дело? Посмурнев, Мерлин взглянул на руку, которую держал, – и содрогнулся от увиденного: – Фрея! – он взял её левое запястье в обе ладони. – Ч-что случилось?! Первое, о чём подумал Мерлин, – как эта новая травма похожа очертаниями на человеческий захват; рана опоясала всю руку, сжимаясь вокруг неё широким обручем. Что-то внутри Мерлина стало закипать. – Ничего, – неестественно быстро отрезала Фрея, и он вновь поднял на неё многозначительный взгляд. – Это всё… лестница, с которой я упала. Ещё и руку поранила. – Значит, лестница? – Да. – Лестницы оставляют отпечаток со всех сторон? Их взоры встретились, и ложь стала очевидной. Наконец Фрея сдалась: – Нет, – выдохнула она и снова поймала его руки в свои. – Нет, Мерлин, это… Это касается того, о чём я пыталась рассказать тебе той ночью, после танцев… – Кто это сделал, Фрея? – В тот раз я не успела рассказать, как здесь оказалась. Я хотела сказать, что магия... Мерлин внимательно слушал, пока она порывалась сообщить ему тысячу разных вещей разом, но сейчас его волновал лишь один вопрос: «кто?». – На озере, в тот день, когда я умирала, и ты сказал, что можешь спасти меня… Потом я… Но теперь… Камелот… Валас, он… – Валас? Валас сделал это с тобой? – Нет! То есть… Ох, да, – волшебник выпрямился как натянутая пружина, – нет, постой! Ах, Мерлин, просто… Валас… – Гаюс! – в дверь постучал джентльмен преклонных лет. – Я пришёл за этим… как его… за лекарством для ушей! – Судя по тому, как посетитель кричал, ему действительно требовалось средство для улучшения слуха. – Только не это! – с досадой бросил Мерлин, оборачиваясь ко входу. Фрея затихла и потупилась. – Конечно, помоги этому господину, Мерлин, – прошептала она. – Мы поговорим позже. Мерлин не смел протестовать, когда она направилась прочь, но и нервного вздоха сдержать не мог. Фрея была в опасности, а ему приходилось играть в аптекаря. Фрея обещала, что они поговорят, но учитывая то, как часто их прерывали и какая неразбериха творилась вокруг, Мерлин уже начинал сомневаться в том, что им это удастся. – Пожалуйста, будь осторожна, – попросил он, прежде чем разжать её руку, но Фрея спрятала от него глаза, и это невыразимо напугало Мерлина. Серая туча, окутавшая его мысли в последние недели, разразилась громом. Ему казалось, что он застрял на вершине айсберга с несчётными чудищами и раскинувшейся внизу ледяной бездной. Если он сорвётся в неё, нет уверенности, что даже магия сможет его защитить. Да только особого выбора не наблюдалось. Чувствуя, как убегает каждая секунда, Мерлин метнулся обслужить пациента Гаюса. Написанная у него на его лбу тревога так и не рассеялась.