Стервятник

      После громкого происшествия, всколыхнувшего дворец, Айвэ встретился с доносчиком из тайной канцелярии. О каждом слове, неосторожно брошенном во дворце, доносили королевскому советнику, и у него имелось достаточно полномочий, чтобы казнить и миловать. Это нововведение в свое время позволило значительно сократить количество заговоров и покушений на королевские головы, однако когда глава тайной канцелярии не сумел сказать Айвэ ничего внятного, советник пришел в замешательство. Прежде тайная канцелярия никогда его не подводила, однако даже такой ответ заставил Айвэ сделать два предположения: на жизнь принца покусилась либо осторожная высшая знать, либо кто-то из тихих рядовых воинов, держащих рот на замке и имеющих личные обиды на Его Высочество.       Приказав во все глаза следить за каждым шагом любого из жителей дворца и усилить охрану Его Высочества, Айвэ вернулся в Свеллендэм. Вкратце описав переполох в Лиции, он заверил успокоенных домочадцев, что все в порядке, однако не пожелал оставаться в большом зале, решив подняться к себе, погружаясь в глубокие раздумья.       В семь вечера Меволь застал его сидящим у открытого окна. Айвэ придвинул кресло и, укрытый меховой накидкой, играл на цитре, нежно перебирая пальцами тонкие струны. Бесшумно открывшаяся дверь не отвлекла его внимания, и Айвэ даже не услышал, что кто-то вошел в комнату. Погруженный в нежную мелодию, сочиненную им на ходу, он отдыхал от мирских забот и тяжелых новостей дворца. Цитра была его верной подругой, если вдруг советник желал отдохнуть в одиночестве, — до сих пор он помнил уроки музыки, которые давали ему учителя в Далматии, и это было одно из тех немногих воспоминаний, от которых он предпочитал не отказываться.       Меволь приготовил хозяину ванну и покинул комнату.       Айвэ же, касаясь пальцами струн, размышлял о произошедшем. Принц Элейв был сильным мужчиной, закаленным многочисленными тренировками. Многие омеги рядом с ним казались тростинками, способными переломиться только от его объятий, и даже Айвэ, будучи ростом сильно выше среднего, не дотягивал до него пять дюймов. Немногие во дворце могли посоревноваться с принцем в силе и ловкости, и оттого мысль о случайной неосторожности казалась теперь страшной дуростью. Слишком долго Айвэ жил во дворце, чтобы верить в случайности.       Он оставил мысли о случившемся до следующей недели, решив, что ему следует заняться этим подробнее, однако когда он вернулся во дворец, на него навалилось множество горящих дел, требующих его внимания непременно здесь и сейчас. Он был бы рад сейчас же заняться тем, о чем думал на выходных, но решил отложить это до вечера.       Во время пятиминутного перерыва, который Айвэ устраивал себе каждый час, чтобы остудить гудящую от кипы дел голову, слуга принес ему поднос с чаем, поставил его на край стола, поклонился и ушел. Айвэ встал у окна с блюдцем в руке и молчаливо сделал несколько глотков, глядя на сильный снегопад, начавшийся за окном. В такие минуты он не думал ни о чем, и у него была бы возможность передохнуть в тишине, как вдруг мирную атмосферу кабинета разрушил настойчивый стук. Не успев насладиться теплым чаем, Айвэ, однако же, не оторвал взгляда от окна и ответил:       — Войдите.       Не стоит скрывать, что после случившегося он все-таки ожидал увидеть на пороге бледного Элейва, рядом с которым неслышно ступал взволнованный Нинель. Айвэ мельком окинул их взглядом, никоим образом не выдав своей заинтересованности, и вновь повернулся к окну, делая еще глоток.       — Присаживайтесь, Ваше Высочество, — сказал он вежливо, не уделяя им более внимания.       Вошедший Элейв все еще выглядел уставшим: бледная кожа, заметные синяки под глазами, некая небрежность в одежде, — однако он не растерял в компании советника ни былой мужественности, ни твердого настроя разобраться с этим делом и угодить Нинель. Элейв понимал, как важно сейчас ему заручиться поддержкой двора, однако к Айвэ он пошел только из-за просьбы дядюшки и не особенно надеялся на благополучный исход, понимая всю сложность этого человека.       Айвэ постоял еще полминуты. Снегопад снова увлек его внимание, но он быстро вспомнил о делах, поставил блюдце с опустевшей чашкой на поднос и присел за стол. Элейв молчал, но взгляд его сполна отражал все то недовольство, что он ощутил, когда видел, что советник первым делом желает допить чай, а не уделить внимание высокородным гостям. Нинель же, неизменно облаченный в черное, был куда более терпелив и тихо присел рядом с племянником, понимая, что этот разговор будет крайне непростым, но он не может завершиться провалом, иначе не прав был покойный король.       — Я вас слушаю, — сказал Айвэ, и принцу пришлось проглотить обиду перед сильным противником.       Элейв помедлил, взглянув в спокойные глаза советника, и ему даже показалось, что он начал привыкать к необычной близости Саламандры к нему в последнее время. Все утро он думал о предстоящем разговоре, и теперь, успокоившись, понял, что если он желает обезопасить себя, ему следует переступить через неприязнь к этому человеку.       — Прошу прощения за неожиданный визит, — первым делом сказал он, подводя разговор к нужной теме. — Мне кажется, в глубине души вы догадываетесь, что нам есть о чем поговорить.       Элейв ступил на территорию самого беспринципного и равнодушного человека во дворце, и отступать теперь было некуда. Вся его сущность сопротивлялась этому разговору, и он совершенно не верил, что эта встреча закончится успешно, однако нельзя было нарушить обещание, данное Нинель. Дядюшка сидел рядом и слабо улыбался, будто дружба с Саламандрой для племянника могла обернуться чем-то хорошим. Советник глядел на него цепко, чуть снисходительно, с крупицей равнодушия, и Элейв удивлялся, как все это мог сочетать в себе взгляд одного человека.       — Догадываюсь, но боюсь неправильно понять, — ответил Айвэ туманно. — У вас что-то случилось?       В этом кабинете работали, а не принимали гостей: здесь не было обилия золота и картин. В центре стоял большой дубовый стол с аккуратно сложенными бумагами, напротив стояли два стула для редких посетителей, и все убранство кабинета имело скорее практическую цель. Элейв не сомневался, что в ящиках стола если и лежит хоть что-нибудь, то обязательно аккуратно уложено. Он точно знал, что если в кабинет и допускали прислугу для уборки, то только в те часы, когда его охраняли гвардейцы, поскольку советник был крайне щепетилен в вопросе безопасности до такой степени, будто рабочий кабинет был его личными покоями. Неподалеку устроилась небольшая тахта на одну персону, чтобы иногда Айвэ имел возможность прилечь, если вдруг его голова болела от напряженной работы. Здесь не было цветов и других украшений, призванных смягчить обстановку, будто советник боялся, что это только отвлечет его внимание, и Элейв даже не подозревал, как был близок к истине.       Элейв только открыл рот, чтобы ответить, как Нинель вдруг протянул руку и коснулся пальцами его плеча. Элейв обернулся, и омега жестами объяснился с принцем, чтобы тот передал его слова советнику. С ним он говорить, к сожалению, не мог — советник не знал языка немых.       Элейв улыбнулся ему, коротко кивнув, и вновь обратил внимание на Саламандру.       — Нинель просит у вас прощения за желание присутствовать здесь, он надеется, что вы не примите это за грубость, — передал он советнику слова дядюшки. — Он всегда заботился обо мне, а теперь беспокоится сильнее после того случая.       Казалось, будто Айвэ до этого и не думал осудить Нинель за присутствие в их разговоре — настолько естественным для него было нахождение дядюшки рядом с племянником. На советника эти теплые слова подействовали особым образом: во взгляде его промелькнула нотка мягкости, будто омежья нежность успокаивала его. Он только благосклонно кивнул, не желая больше заострять внимание на этой детали, и Элейв, будто почувствовав это, продолжил:       — Не буду тянуть, скажу прямо: то, что случилось со мной — не случайность. Я перешел кому-то дорогу и теперь понимаю, что меня ждет незавидная участь, если я оставлю все как есть.       Айвэ опустил взгляд на бумаги, задумчиво прищурившись, а затем вновь взглянул на Элейва, быстро переварив сказанное. Не в его манере было сокрушаться о произошедшем, однако делать предположения Айвэ пока не решался. Пока третий принц чувствовал себя загнанным в ловушку невидимым врагом, королевский советник готов был сыпать вокруг себя муку, чтобы обнаружить недруга.       — Даже если так, почему бы вам не допросить тех солдат, что были с вами в то утро? — спросил Айвэ прохладно. — У меня как раз были на них планы этим вечером.       Элейв поджал губы. Он почти кожей ощущал, что Саламандра давно понял все, но теперь предпочитает вести диалог так, будто ничего не знает. Невдомек ему было, что Айвэ требовал конкретной просьбы, а не пространных намеков, особенно когда дело касалось личной безопасности Его Высочества.       — Признаюсь честно, господин советник, — отозвался принц приглушенным голосом, чтобы скрыть легкое раздражение, — вы не вызываете доверия. Мне неизвестны ни ваши цели, ни мотивы, вы поступаете так, как вам хочется, не стыдясь ходить по головам, чтобы достичь желаемого. Но вы довольно умны, раз все еще живы с таким характером. Вы всегда на шаг впереди тех, кому пришлись не по душе. Вы довольно независимы, несмотря на то, что занимаете такой пост. Скажу прямо: я ищу союзников, чтобы обезопасить себя от дальнейших покушений, и я предлагаю вам встать на мою сторону. С солдатами разобраться будет просто, но если за ними стоит кто-то более могущественный, без сильных друзей я буду уязвим.       Айвэ вскинул брови от презрительного удивления: он ожидал, что Его Высочество плохо осведомлен о правилах ведения переговоров, но даже он не ожидал оглашения столь выдающегося списка своих заслуг. Принц вел с ним диалог так, будто не надеялся на хороший исход, и будь на месте Айвэ кто-то не заинтересованный в помощи ему, то Элейв покинул бы этот кабинет сразу после этих слов.       — Тогда почему вы не обратитесь за помощью, например, к старшему брату, раз я вам так не по душе? — отозвался резонно Айвэ. Любой имел бы право чуть поерничать после такой обжигающей честности. Элейв всегда был такой: прямой, как палка, и наивный, как ребенок, неопытный, но такой добрый в своей ненависти к нему, абсолютному злу, и обаятельный, что Айвэ даже не мог прогнать его.       Элейв не умел врать настолько хорошо, как делал это любой другой. С юных лет у него не возникало надобности утаивать что-то от понимающего доброго дядюшки или братьев, с которыми он был в крепкой дружбе. Отец не ругал его за проступки, а папа вовсе не интересовался его жизнью, где же ему было научиться лжи? У него имелся один-единственный ответ на вопрос советника — честный. И оттого жестокий. Он замялся, подбирая слова.       — Мой кабинет не прослушивается, а я в дружбе с Его Величеством больше десяти лет. Озвученные вами причины не станут для меня открытием, — вдруг подбодрил принца советник, не отводя от него взгляда и будто подталкивая его к честному ответу. — Этот разговор останется между нами.       — Мой брат хороший человек. Он достоин трона по праву старшинства, и я не собираюсь отнимать у него корону, — начал Элейв, тщательно подбирая слова, чтобы не переборщить. — Но он плохой монарх, он альфа со слабой волей. Я знаю Альвидиса слишком хорошо, чтобы понимать, что он не стал бы принимать многих из тех решений, что были приняты. Вы, Саламандра, хорошо устроились: мой отец был к вам благосклонен, мой брат дорожит дружбой с вами. Но Альвидис ваша марионетка. Вы талантливейший из всех, кого я знал, и я уважаю вас хотя бы за то, как грамотно вы управляете страной, и потому во мне еще теплится надежда, что мой отец не ошибался, когда прочил вам блестящее будущее подле королевского трона. Альвидис не отказал бы мне в поддержке, но мне нужна настоящая сила. Вы единственный, кто подлетел к солнцу необычайно высоко, но не сжег крылья.       И снова Айвэ вскинул брови — только Элейв мог наговорить ему кучу гадостей и комплиментов в одном предложении. Ах, какая прелесть.       Прежде Элейву казалось, что он не испытывает к советнику ничего, кроме опасения, однако теперь, озвучив свои мысли, он вдруг понял, что вместе с этим безмерно уважает его. Он никогда не понимал, как можно в двадцать пять держать в руках такую власть и не опьянеть, как можно обладать настолько не затуманенным разумом, когда все блага мира могут достаться по щелчку пальцев. И если прежде он старался не думать об этом, то сейчас губы сами собой озвучили давние мысли.       Казалось, эти слова произвели на Саламандру какое-никакое впечатление, но вместо того, чтобы возмутиться, он вкрадчиво спросил:       — А союз с вами предполагает какую-нибудь выгоду для меня?       Бровь Элейва чуть дернулась, выдавая его раздражение. Саламандра не удивил его тем, что потребовал заплатить цену за свои услуги. Это было ожидаемо. Он служил королю, который не отказывал ему ни в чем, так с какой стати ему, советнику, занявшему самую выгодную позицию, преклонять колено перед кем-то другим?       Одна часть Элейва была готова сейчас же подняться с места и покинуть это черное логово, а вторая, более сильная и могущественная, заставляла сидеть на стуле. Он не знал, чего ждет, однако будто сама кровь подсказывала ему, что он должен закончить начатое, иначе предаст сам себя и слово, данное дядюшке.       — Что вы хотите? — спросил он, уже не скрывая ощутимого раздражения. — Если попросите сверх меры, я не стану даже слушать вас.       Элейв смотрел на советника прямо, пристально, даже не пытаясь скрыть неприязни к любимцу почившего отца. Советник вдруг уперся локтями в стол, сложил ладони лодочкой и устроил на них подбородок. Теперь и он сам, очевидно, был заинтересован в этом союзе, и Элейв сразу понял это по блеснувшему взгляду Саламандры.       — Я хочу заполучить ключ от одного места, которое давно мечтаю посетить, — сказал он, неотрывно глядя на Его Высочество. — Я говорю о Библиотеке Танистри. Только прямой потомок А́львисса Му́дрого может открыть ее двери, и я хочу, чтобы вы лично провели меня туда. Я слышал, на пути к ней расставлено множество ловушек, но я хочу, чтобы об этом подумали вы, а не я.       Элейв шумно вздохнул. Казалось, будто он ожидал чего-то подобного.       — Верно говорят, — отозвался он наконец, — короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах мужей. Вы довольно хитры: запрашиваете высокую цену и прекрасно знаете об этом. Я был в этой Библиотеке всего лишь раз с отцом, даже мне неведомы те знания, которые в ней сокрыты.       — Но цена не так высока, раз вы все еще здесь, — заметил Айвэ, а затем откинулся на спинку кресла. — «Прежде начала времен было три небожителя, три брата: А́львисс Му́дрый, Аскети́лл Справедли́вый и Ауду́н Сме́лый». Так говорят легенды. Мне не повезло с родословной, поэтому остается надеяться на вас.       Элейв невесело усмехнулся. Отчего-то подобное требование даже позабавило его. Саламандра знал, что просить и когда просить. Он ждал его. Ждал, когда он придет к нему, чтобы выдвинуть свои условия.       Воистину скользкое ядовитое создание. Он не просил денег, власти, не требовал от Элейва поклясться в том, что он не станет донимать его лишними расспросами, не шантажировал, не запугивал. Это был диалог людей, которым понадобились услуги друг друга, и вопрос был лишь в цене.       И вместе с этим Элейв понимал, что и сам хочет попасть в Библиотеку Танистри. Отец не дозволял ему бывать там больше одного раза, но, насколько он знал, Альвидиса он и вовсе никогда не водил туда. Лилиум бывал там дважды. Элейв даже близко не представлял, какие знания там хранятся, хотя и смутно помнил множество старых книг, высокие полки, чуть рассохшиеся от времени, залитый солнцем большой купол и много-много зелени, и теперь он ощутил, что искать этот ключ будет не только потому, что так захотелось королевскому советнику. Он и сам вдруг ощутил желание попасть туда, в старые детские воспоминания, раз подвернулась такая ситуация. Он уже и забыл об этой Библиотеке и даже не вспомнил бы, не потребуй от него этого советник. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как он был там.       — Но у меня нет ключа. Отчего же вы не попросили его у Альвидиса? — вырвалось вдруг у Элейва. — Он бы наверняка отдал его вам без колебаний.       И тут же пожалел об этом вопросе, заранее зная, какой ответ получит.       — Я вас умоляю, — небрежно ответил Айвэ, закатив глаза. — Мне учить вас прописным истинам? Среди потомков небожителей никогда не рождаются дети с волосами любого цвета, кроме золотого. Что вы, что Его Высочество Лилиум — оба истинные потомки. А Альвидис — месть консорта нелюбимому мужу за принудительный брак. Ваш отец был слишком умен, чтобы не отдавать ему ключ. Ищите, он наверняка где-то во дворце.       Элейв тяжело прикрыл глаза. Обсуждения родословной брата всегда давались ему нелегко, потому как она была единственным, что могло поссорить их. Для Альвидиса его черные кучерявые волосы были не менее болезненной темой, и слова советника ножом прошлись по этой старой ране человека, которого, к счастью, не было между ними.       — Происхождение не делает дружбу с ним менее значимой для меня, не устраивайте спектакль, — с легким раздражением отозвался Айвэ, заметив реакцию Элейва. — Я берегу Его Величество так же, как вас и вашего брата, и я высоко ценю его доверие ко мне. Он ничем не хуже вас, разве что не имеет к Танистри никакого отношения. Но я прочитал побольше вашего, Ваше Высочество, и я знаю, что Адал…       — Адалонию ждет крах, если ее королем будет тот, в ком нет крови Альвисса Мудрого, — перебил его Элейв, закончив мысль.       Айвэ не стал упрекать его за это. Он хотел добавить что-то еще, но решил умолчать.       Они поняли друг друга. Элейв знал, что Альвидиса съедало изнутри осознание собственного происхождения, и чем лучше покойный отец относился к нему, тем хуже он себя чувствовал. Вынужденный расплачиваться этим стыдом за неверность папы, он вспыхивал от ярости каждый раз, если хоть одна живая душа не нарочно делала акцент на темных вьющихся локонах: он видел портреты королей, похожих друг на друга, и ни один из них не обладал темными волосами. Альвидис был похож на Нинель, на консорта Кассе́ль, но только не на своего отца. Очень многие во дворце подозревали, что Альвидис не сумеет удержать власть в руках, однако в завещании короля, бывшего при смерти, было однозначно указано: передать власть Альвидису Танистри. И никто не мог спорить с этим.       — Теперь понимаете, почему вся надежда только на вас? — понизив голос, спросил Айвэ.       Даже сквозь пелену раздражения Элейв уловил блеснувшие золотые искры в глазах Саламандры — называть теперь это создание по имени никак не хотелось даже в мыслях, — и он принял окончательное решение заручиться поддержкой этого человека.       Айвэ же ни на секунду не задумался об ответе. Слишком сладка награда, слишком манит… Ценные знания об истинной истории Адалонии — что может быть желаннее? Никакие деньги не могут купить те книги, и Айвэ понимал, что это его единственный шанс. Он не пожелает использовать эти знания во вред кому-то, он только почитает, не более! Саламандра ощутил, как его бросило в жар от волнения. Если сейчас он заполучит согласие Элейва, бывшего пока слишком неопытным, чтобы обмануть собеседника, его жизнь заиграет новыми красками.       Они смотрели друг на друга, и ни один не желал отводить взгляд.       — Только от вас зависит, будете ли вы ходить в Библиотеку каждый день или так и продолжите топтаться у порога, не в силах отыскать вход, — заговорил медленно Элейв, готовый к любому ответу Саламандры. И он, опьяненный этой атмосферой, точно знал, что тот согласится.       Взгляд советника, будто выточенного из белого мрамора, вдруг потеплел и смягчился. И Элейв понял, что не ушел от Саламандры в тот миг, когда тот озвучил цену только потому, что ему понравился этот азарт. Советник был умен и хорошо подкован во многих вопросах, но вместе с этим он рисковал так, будто это была последняя игра в его жизни. Сочетание безрассудства и смекалки делало Саламандру невообразимо сильным союзником, и даже злейшим врагам Элейв не сумел бы пожелать такого противника.       — Я хочу ходить в Библиотеку каждый день, — отозвался Айвэ наконец.       После этого разговора, первого осмысленного разговора друг с другом в жизни, Элейв заклеймит Айвэ самым продажным человеком на свете, которому не важно, с кем дружить, если это окажется выгодно.       — В таком случае, я вернусь к себе, господин советник. Мне понадобится еще пара-тройка дней, чтобы окончательно прийти в себя. Вы знаете, где меня найти. Хорошего дня, — закончил разговор Элейв, поднимаясь на ноги и покидая кабинет. Нинель поклонился Айвэ, вежливо прощаясь, и последовал за племянником.       Нинель никогда не интересовался ни политикой, ни дворцовыми сплетнями, ни интригами. Он не пытался лезть кому-то в душу без большой на то надобности или разрешения, однако всегда подмечал то, чего не замечал никто. И сейчас, глядя во время разговора на советника, подростком прибывшего во дворец одиннадцать лет назад, он видел, как может изменить человека дворцовое окружение и желание защитить себя.       Нинель взглянул на Айвэ в последний раз, а затем последовал за племянником, сильным златовласым альфой, прекрасно понимая разницу между ними. Саламандра был омегой: высоким, стройным, сильным, с глазами невообразимой красоты. И лишь опытный омега смог бы заметить его сущность. Она являла себя в короткие мгновения, о которых Айвэ сам, наверное, и не подозревал: во взгляде, когда он поднимал глаза, смотрел вперед, а затем на несколько секунд зачем-то отводил его, словно задумавшись; в легком движении руки, когда он возвращал перо обратно в чернильницу или касался бумаг; в неспешном повороте головы; в бархатной роскошной речи, в которой почти не угадывался далматский акцент.       Саламандра был омегой гораздо больше, чем себе представлял.       Никто не заметил бы этого, кроме Нинель. Мало омег задерживаются при дворце так надолго, как удалось это ему, и он был самым старшим из тех, кто теперь имел право видеть Айвэ почти каждый день, когда тот, держа при себе бумаги, направлялся в кабинет короля. Это мог заметить только он, а уж точно не альфы, никогда не блиставшие столь тонкой проницательностью.       — Хорошего дня, — эхом отозвался Айвэ, а когда дверь закрылась, шумно выдохнул, нервно разминая руки. Какой день, какой день! Он поднялся с места и вдохнул полной грудью, приоткрывая окно. Лицо сразу обдало холодным воздухом, и Айвэ через несколько минут вышел из кабинета, твердо настроенный выбить из солдат признание.       Тайная канцелярия уже отловила каждого солдата, что был в то утро с Его Высочеством, однако каждый из них клялся жизнью, честью, родителями — чем угодно, чтобы подтвердить чистоту совести. Ни один из двадцати шести альф не признал вину, и Айвэ зашел в тупик: он обязан был или перебить каждого, или отпустить всех. Не было ни единого доказательства виновности хоть одного из солдат, потому как Его Высочество не видел толкнувшего.       — В каземат всех. Повторить допрос через два дня. Если не заговорят, выплатить по два золотых и отправить в госпиталь.