Стервятник

      Спускаясь на первый этаж, Айвэ прекрасно знал, что Элейв не слушал его.       — Он очень талантлив во всем, что граничит с искусством, и я всячески поощряю его желание заниматься музыкой, — сказал советник, а когда мельком взглянул на Его Высочество, увидел лишь потемневшие глаза. Будто грозовая туча, они выражали весь букет чувств, охвативших сердце молодого принца, и Элейв не находил в себе силы притворяться равнодушным.       Айвэ усмехнулся.       «Он такой юнец, — подумал он про себя. — Ничего, пылкость лечится опытом».       Элейв встрепенулся. Его хмурость несколько ослабла, и он взглянул на Айвэ, невозмутимо шагающего рядом.       — Что вы сказали? — спросил он, наконец обратив внимание на советника. — Простите, я отвлекся.       Айвэ приподнял бровь, изображая удивление, но затем продолжил шаг.       — Ничего, — сказал он, не придавая особенного значения той болтовне, которую Элейв прослушал. — Не бойтесь. Знакомство с ребенком не страшнее боя с новобранцем.       Он не раз проворачивал столь безнравственную игру на чужих нервах, но теперь делал это с осознанием, что это ему стократно окупится. В самом деле, разве был он жесток, когда Элейв сам себе что-то придумал, не захотел спрашивать напрямую и теперь терзался? Айвэ должен был преподать ему урок.       Когда они оказались в большом зале, Аарон укладывал скрипку в футляр. На столе лежали ноты, написанные его рукой, стоял графин со свежим соком, и обстановка не располагала к приему гостей. Сколько раз Элейв бывал в этом доме, как часто оставался здесь на ночь — а увидеть этот теплый домашний быт ему удалось впервые. Аарон, которого Меволь не успел оповестить о прибытии гостя, не растерялся и поприветствовал его должным образом, спросив, по какому поводу Его Высочество нанес такой неожиданный визит. Тот ответил что-то невразумительное о волнении за королевского советника и желании навестить его как можно скорее.       Увидев мальчика, Элейв отчасти понял, почему Саламандра не отпускал Элмера от себя — мальчик был слеп и нетвердо стоял на ногах без чужой поддержки. Еще ни разу за время, проведенное в этом доме, Элейв не задавался вопросом, как Айвэ удалось спрятать сына от чужих глаз, и теперь он понял, что это златокудрое создание и следовало держать под чутким присмотром. Маленький омега был самым прелестным созданием из всех, что Его Высочество когда-либо видел.       — Как ты позанимался? — спросил Айвэ, и стоило только малютке услышать родной голос, как он сразу оторвался от руки Меволь и сделал несколько шагов к отцу, чтобы тот взял его на руки.       У Элейва скрутило где-то у солнечного сплетения, когда он услышал голос Айвэ: мягкий, теплый, пропитанный искренней лаской, какую сам принц наверняка никогда не получит. Он никогда не видел, чтобы советник был с кем-то так нежен, и от надуманных предположений его затошнило — только самый желанный ребенок мог быть так любим.       Когда мальчик оказался на руках, он звонко поцеловал Айвэ в щеку, и тот улыбнулся так, как не улыбался даже когда получил в руки заветные знания. Элейв смотрел на это и не мог понять, что должен теперь чувствовать. Айвэ было почти двадцать шесть — летом должно было исполниться, — и он имел полное право к такому возрасту иметь сына, и если Элмера Элейв находил прелестным, то его горе-отца был готов достать из-под земли и хотя бы разузнать причину, почему советник воспитывает ребенка в одиночку.       Впрочем, не успев раскрыть рот для ответа, Элмер вдруг перестал улыбаться и повернул голову в сторону Элейва, стоявшего в молчании. Айвэ казался ему безусловной защитой, которая укроет от любой напасти, и оттого на лице мальчика не улавливался страх, только интерес, подавляемый хорошим воспитанием.       — Кто там? — спросил он тихо. Элейв посмотрел в подернутые бельмом глаза и нашел в себе силы быть доброжелательнее. Тяжелые мысли вновь ослабли.       — Это принц Элейв Танистри, — ответил Айвэ. — Протяни руку, не бойся.       Элейв исполнил слова Айвэ, будто тот обращался к нему, и когда их с Элмером руки соприкоснулись, он невольно улыбнулся.       — Здравствуй, — сказал он, касаясь широкой ладонью маленьких детских ручек. — А тебя как зовут?       — Элмер Саламандра. — О, Элмер ничем не уступал Айвэ в молодости и казался таким же улыбчивым свободным ребенком, не поруганным отцовской холодностью или требовательностью. Элейв на мгновение перевел взгляд на Айвэ и понял, что тот души не чает в первенце. Каким нежным взглядом он ласкал детское личико!       Элейв теперь понимал, что этот маленький птенчик, так оберегаемый Саламандрой, не ведает, насколько на самом деле может быть бесчеловечен его отец. Не раз Элейв, присутствовавший на казни преступников, замечал, как Айвэ с ледяным спокойствием отдавал приказ рубить преступнику голову. Пребывание в пыточных для него было сродни выходному развлечению, и однажды Альвидис даже рассказал ему, что Айвэ сам нередко брался за кнут или раскаленное железо, чтобы добиться показаний, а когда преступник падал замертво или наконец начинал говорить, то с благородным изяществом отдавал орудие пыток солдатам и вытирал белоснежным платком кровь с лица и одежды. Его невозмутимость в таких вопросах пугала больше жестокости.       Элейв решил, что будет неплохо остудить голову, и предложил прогуляться на свежем воздухе. Айвэ не стал отказываться и попросил Меволь одеть Элмера в теплое.       В присутствии сына Саламандра терял все маски, и его доброта была почти осязаема. Другое дело, что хватало ее только для одного Элмера, и Элейв невольно чувствовал себя так, будто не получал то, что должен получать, хотя, в сущности, никто не был обязан быть с ним искренне обходительным. И то ли Айвэ был в состоянии ему дать это желанное внимание, но не делал этого, то ли все лучшее в нем расцветало только в присутствии Элмера — но Элейв ощущал себя так, будто его попытка вторгнуться в чужое пространство прошла настолько успешно, что он больше не был рад этому.       Элмер оказался прелестнейшим ребенком. Элейв чувствовал с ним какое-то единение хотя бы потому, что оба они отличались золотыми волосами, а доброжелательность и непосредственность младшего Саламандры покорили бы любого. Мальчик был хорошо воспитан и очень расслаблен. Элейв в жизни не встречал настолько чудесного ребенка. Элмер был из тех детей, которые не требуют вести себя с ними особым образом, и Его Высочество чувствовал себя рядом с ним совсем не Его Высочеством, а советник уже и не был советником. Это были альфа и омега, прогуливающиеся с сыном по весеннему саду.       Они провели вместе три часа, а после Айвэ сообщил, что Элмеру пора заняться вечерним чтением, выпить молока и лечь спать.       Элейв никогда не касался быта Саламандр, но не стал перечить, и все трое вернулись в дом. Элмер послушно лег в постель. Этот вечер ничем не отличался бы от остальных, если бы Элмер не захотел побыть с Элейвом подольше, и Айвэ, желая угодить сыну, позволил Его Высочеству присутствовать рядом, когда он читал сборник далматских сказок. Элмер засыпал под тихую речь отца и все никак не желал отпускать Элейва, пока Айвэ одним взглядом не заставил принца встать на ноги и отойти к двери.       Элейв оперся плечом о косяк, наблюдая, как советник мягко гладит руку сына и целует в лоб. Элмер хотел еще что-то сказать, но сдался под нежностью чарующего глубокого голоса отца. Айвэ знал, что неподалеку стоит Элейв и все видит, но не стеснялся проявлять нежность, которой Элмер был достоин.       А Элейв смотрел на них и понимал, что сердце у него бьется так учащенно, будто хочет выпрыгнуть из груди. И он страшился признаться хотя бы самому себе в причине этих чувств.       И тем сильнее была его ревность, чем чаще он думал, что не может отказаться от съедающих изнутри мыслей. Айвэ был так ласков с ребенком от другого человека, что у Элейва зачесались руки — ему страсть как захотелось взять меч и что-нибудь ударить.       Когда Элмер уснул, Айвэ встал и направился к выходу.       — Значит, блондины в вашем вкусе? — спросил Элейв без прежней шутливости в голосе.       Айвэ остановился рядом с ним и жестом попросил подвинуться, чтобы у него была возможность выйти из комнаты, но Элейв не собирался отступать.       — Однозначно, — отозвался Айвэ легко, а затем вежливо попросил: — Дайте мне пройти.       Элейв отодвинулся, и Айвэ прошел мимо. Его Высочество ожидал хотя бы какого-то противодействия своим словам, хотя бы недовольства таким вопросом, но вместо этого Айвэ сегодня был гладкий, как галька, углы которой уже обточены водой. Даже зацепиться было не за что. Желая избавиться от нарастающих эмоций, Его Высочество что было силы ударил кулаком в стену, да так, что даже Айвэ вздрогнул от испуга. Впрочем, взгляд принца тут же обеспокоенно метнулся на детскую кроватку — Элмер крепко спал и не собирался просыпаться от такого шума.       — Не смейте бить стены в моем доме и будить мне ребенка, иначе немедленно отправитесь обратно во дворец, — пригрозил ему Айвэ прохладно, не оборачиваясь, а затем смягчился: — Идемте. У меня есть для вас кое-что.       Угроза подействовала на Элейва нужным образом: он послушно поднялся за Айвэ по лестнице и вошел в библиотеку. Больше они не переговаривались, и Его Высочество принял решение быть сдержаннее, чтобы не доводить советника эмоциональными выходками.       Айвэ убрал в сторону недоделанную работу и достал с полки толстую книгу. Ее обложка давно потрескалась, но страницы остались в приличном состоянии, поэтому ее скорейшее переписывание пока не требовалось. Переплет был толстый, крепкий, и делался он на долгие сотни лет, чтобы теперь передать древние знания потомкам, хотя рисунок давно подтерся, и уловить хотя бы его смутные очертания было невозможно.       — Я нашел это среди тех книг, что мы в прошлый раз взяли с собой, — указал Айвэ на первую страницу. Элейв подошел ближе, опираясь ладонью о стол. — Здесь говорится о вашей силе. Решил, что нам следует прочесть это вместе.       Элейв склонился над книгой и принялся вчитываться. Он начал привыкать к старому языку, но Айвэ, будучи не урожденным носителем адалонского, это давалось сложнее, как бы хорошо он теперь ни разговаривал. Ему удавалось понять смысл написанного только со словарем, хотя он, несомненно, быстро учился и все чаще обходился без него.       Элейв с приятным удивлением обнаружил, что книга действительно повествовала о силе, однако не только солнца, но и луны. Чем больше времени принц и советник проводили за старыми книгами, тем лучше понимали, что сила Танистри всегда имела поддержку и спутника, который теперь затерялся среди этих неведомых страниц — после Имриса Красивого не было ни одного упоминания о лунной силе, хотя оба предполагали, что просто еще не добрались до нужной книги.       — «Демоны и небожители — наиболее гармоничное дополнение друг друга из всего, что может существовать в Мире», — перевел Элейв первые строки, решив, что лучше ему зачитать это вслух. — «Без демонов не было бы света, как и тьмы не было бы без небожителей. Никто из них не владеет силой большей, чем может быть у заклятого врага, и доколе эта гармония будет сохраняться, будут существовать Солнце и Луна».       Элейв и Айвэ переглянулись. В ту секунду, когда Его Высочество закончил читать первые строки, оба они поняли, что задержатся в библиотеке до поздней ночи, пока не осилят все те знания, что Айвэ так тщательно отобрал за эту неделю. Советник придвинул еще одно кресло ближе к Элейву, и они оба уселись рядом, пока принц бережно укладывал книгу на стол.       — «Альвисс Мудрый, царь света, и Ви́слав Кровавый, предводитель демонов, стали друг другу создателями, имели силу над своими кланами и никогда не были наделены преимуществом друг над другом. Демоны и небожители всегда были равны числом и силой».       Они вновь переглянулись, и лица их приобрели взбудораженное выражение.       — Читайте, читайте, — подбодрил его Айвэ нетерпеливо, и Элейв продолжил:       — «Демоны имели власть над темным царством, и ночь была их временем. Небожители же правили небом и бодрствовали днем. Между ними же процветало царство людей, и жили люди в мире и согласии, пока самая высокая гора на самой большой земле не содрогнулась. Разверзлась земля, и хлынули в небеса черные облака, и заслонили они собой солнце на три сотни лет. Из глубин вышли демоны, и сеяли они страх среди людей, кого пощадил великий голод. Более не боялись они гнева трех братьев, ибо не видели те больше людей за черными тучами, и власть их более не дарила людям хлеб. За три сотни лет забыли люди тепло солнечного света, и от прежнего Мира осталась лишь его сотая часть. Умирали люди от болезней и голода, и как бы ни молили они солнце даровать им немного тепла, не могли докричаться до него. Мир погряз в хаосе, люди позабыли о своей природе, и демоны властвовали над ними, пока не решил Альвисс Мудрый сойти на землю. Пронзая черные облака светом Соласа, он спустился к людям и увидел, как озверели они, и тогда понял, что попустил великое страдание. Сжалилось его сердце над сиротами, и обратил он Солас против Вислава Кровавого, царя демонов, и ранил его, и вверг обратно в землю, где ему было место. И воцарился мир, и остался Альвисс с братьями среди людей, и правил ими, пока не искоренил тьму демонов из их сердец. Объединили они острова и основали Великую Адалонию, и укрепили ее. И был у него супруг, и породили они четырех сыновей, и назвали себя Танистри. И покуда Адалония будет помнить заветы небожителей, будет она стоять на земле, освобожденной от демонов Альвиссом Мудрым».       Когда Элейв закончил читать первую страницу, обоих потряхивало от того величия, что нес в себе этот текст. Они предполагали, что найдут в книгах ответы на еще даже не заданные вопросы, но никому и в голову не приходило, что утаенное от них окажется чем-то настолько будоражащим. Причин не верить этим книгам у них не было, хотя у каждого в голове и мелькнули сомнения. Демоны, Смута — оба полагали, что это было не больше чем легендами, хотя сомнений в силе небожителей у Танистри не было. Многое забылось за сотни лет, и это было виной тех, кто утаил эту Библиотеку даже от королевского рода.       — Я понимаю, почему покойный король не приходил в Библиотеку чаще положенного, — тихо сказал Айвэ, которому тоже стало не по себе.       — Надеюсь, мы сохраним рассудок, когда перечитаем все старые книги, — закончил шутливо за него Элейв, заметив, что Айвэ не оценил его шутки, и продолжил читать вторую главу. — «Сыны небожителей переняли в наследство силу Солнца. Она не может быть отнята или утрачена, лишь неподобающая жизнь способна ослабить ее, но кровь всегда будет помнить о том наследии, что имеется. Лунная же сила будет тем больше, чем сильнее будет свет Солнца, и она принадлежит потомкам демонов. Сильное солнце порождает сильную Луну, и только сильное Солнце способно пробудить яркий лунный свет».       — Значит, Имрис был демоном? — озвучил Элейв, и Айвэ вновь стало неуютно. В фантазиях они оба связывали Имриса и род Саламандр, но озвучить вслух это пока не решались, не осмеливаясь на столь сильное беспочвенное заявление. — И раз он был лунным королем, то наверняка достойным Альвисса Мудрого.       Элейв посмотрел на Айвэ. Тот понял, к чему был этот пристальный взгляд, полный скрытой инициативы, и вместо того, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, он решил поинтересоваться, да еще и таким тоном, будто от него требовали что-то непосильное:       — Почему вы думаете, что я ваша Луна?       Элейв тихо засмеялся.       — А где сказано, что Луна должна принадлежать Солнцу? — спросил он, и в эту секунду советник понял, что потерпел первое поражение. В самом деле, отчего он решил приписать Солнцу и Луне некую особенную связь, если в книге говорится всего лишь о пробуждении? Он не нашелся с ответом, поняв, что сам загнал себя в ловушку этой неосознанной попыткой выдать желаемое за действительное. Айвэ в замешательстве опустил взгляд.       Элейв всегда схватывал на лету, и за несколько месяцев их дружбы он успел знатно отточить язык, чтобы всегда найтись с ответом.       — Давайте хотя бы попробуем, — предложил Элейв, решив не добивать Айвэ, хотя ему, безусловно, понравилось, что советник заговорил о принадлежности. Растерянность на лице омеги уже доставляла ему легкое удовольствие, будто одна из стен между ними была разрушена. — Вы же помните, что произошло в Библиотеке.       Айвэ долго уговаривать не пришлось хотя бы потому, что он хотел поскорее отойти от этой темы. Он умел проигрывать, но никогда не пренебрегал сглаживанием углов своего поражения.       — Сначала дочитаем до конца, а завтра попробуем, — заключил Айвэ и опустил взгляд на книгу. Элейв взглянул на чужую макушку, обласкал взглядом легкую косу и довольно улыбнулся.       Когда обоих одолел сон, они сами не заметили, как уснули, прислонившись друг к другу: Айвэ ткнулся лбом в чужую шею, а Элейв зарылся носом в темные волосы. В такой гармонии нашел их Аарон, пришедший к Айвэ посреди ночи, чтобы сообщить, что Элмер паниковал, когда не нашел отца в комнате во время очередных ночных похождений, и когда увидел, как эти двое были нежны друг с другом, он наконец смирился с происходящим. Он пытался оградить Айвэ от связи, которая могла обесчестить обоих, но только теперь понял, что никакие нарушенные правила приличия не сумеют встать между ними. Они стоили друг друга.       Он принес тонкое покрывало и укрыл принца и советника, взглянув на них напоследок: Элейв лишь что-то тихо сказал во сне, но не проснулся, а Айвэ только мягко коснулся его руки, и принц стиснул тонкие пальцы. Аарон тяжело вздохнул.       Первым проснулся Айвэ. Он открыл глаза, когда солнце уже взошло, и такой поздний подъем принес ему немало головной боли. Сверху раздалось неясное шевеление, и Айвэ наконец ощутил, что Его Высочество размеренно сопит рядом, держа за руку и уложив голову ему на макушку. Грудь его мерно вздымалась, и советник ощутил странную слабость и не нашел сил оттолкнуть Элейва.       Дураком он не был никогда, даже в юношестве, когда сердце думает вперед головы. Он вполне осознавал, что Его Высочество неравнодушен к нему и всячески проявляет симпатию, прощупывая почву, и отказывать ему было в высшей степени глупо. Айвэ же только подстегивал его интерес и находил в этом особенную прелесть. Человек, побаивающийся сильного характера и власти, никак не сумел бы привлечь его внимание, но чем сильнее становился Элейв, чем чаще он вступал с ним в словесную битву, чем выше держал голову, тем чаще Айвэ замечал за собой, что попадает в чужие сети. Элейв ловко угадывал его настроение и всегда держался на том расстоянии, которое Айвэ считал наиболее приемлемым, и такая проницательность не могла не покорить.       Айвэ мягко расцепил их руки, встал с места и подошел к окну. Сердечные метания не позволили ему насладиться теплом весеннего солнца: он только лишь стоял, обняв себя, и смотрел вперед, когда рука его коснулась подаренного Элейвом колье. Айвэ нравилось наблюдать за тем, как Его Высочество нес к его ногам внимание и драгоценности, и теперь пытался понять, в какой момент стал доверять Элейву настолько, что познакомил с Элмером. Ему пришлось признать, что он давно потерял контроль над ситуацией и из собственного любопытства позволил зайти этим ухаживаниям слишком далеко. И это признание далось ему нелегко.       Рука спустилась к сердцу. Оно гулко билось, отдаваясь в висках.       Стоило бы признать, что эта игра переросла в нечто большее, но прежде он даже не задавался вопросом, отчего вообще позволил произойти тому, что теперь было в его жизни, и понял, что причиной их такого сближения стал запах. Когда Элейв впервые ощутил сладкую лакрицу, он припал к его шее, словно безумный, и от воспоминаний об этом по спине пробежались мурашки. Разве стал бы Айвэ отрицать, что и сам питал симпатию к цитрусовому запаху сильного альфы, особенно при воспоминаниях о тех позорных днях течки, когда он ни в чем себе не отказывал?       И как приятно было наблюдать ему по утрам за тренировками Его Высочества под окном — не описать. Айвэ сам невольно засматривался, не пытаясь оторвать взгляда от воодушевленного битвой лица принца, а когда он читал, погруженный в свои мысли, советник бросал на него украдкой взгляды, будто боясь быть уличенным.       Айвэ шумно вздохнул. Эти голубые глаза, золотые волосы, эта чистая добрая душа, не способная на жестокость, эта наивность и вера в людей — как его, советника, угораздило влюбиться в этого мальчишку? Он опустил голову, и следом последовало признание самому себе — влюбился.       Он беспомощно закрыл лицо руками. Что ему теперь делать?       Сзади послышалось шевеление, и Его Высочество, не обнаруживший подле себя Айвэ, сонно раскрыл глаза и тихо спросил:       — Когда мы успели уснуть?       Такой добрый невинный вопрос заставил Айвэ беспомощно взглянуть на цветы, стоящие на подоконнике. Как можно сочетать в себе невероятную силу тренированных рук и чистейшую доброту? Впрочем, у него хватило сил вернуть себе контроль над вспыхнувшими эмоциями. Он облизал губы. Влюбился — и что с того? Он не мог позволить себе потерять голову. Не для того он всю жизнь трудился, чтобы в одночасье потерять все то, что нажил непосильным трудом.       — Зачитались и не заметили, как нас сморило, — ответил Айвэ непривычно тихо, не отрывая взгляда от пейзажа за окном. Элейв не сразу понял, что прежде такого голоса ему не доводилось услышать. — Вы обещали попробовать отыскать во мне эту лунную силу.       Задумчивость Айвэ заставила Элейва думать, будто бы Саламандра так проникся вчерашней легендой, что до сих пор был под впечатлением, и потому не стал досаждать ему лишними расспросами, пообещав, что после завтрака они обязательно этим займутся.