Стервятник

      Оказавшись в экипаже, Айвэ, казалось, наконец ощутил приятное спокойствие и прикрыл глаза, не замечая, как Элейв разглядывает внутреннее убранство. Советник не отказывал себе в роскоши и не находил надобности лишать себя комфорта в путешествиях. Фалко подстегнул лошадей и направил экипаж прочь из дворца.       — По поводу того случая, — начал Элейв, когда они выехали из столицы. — Я бы хотел…       Вопреки ожиданиям, Айвэ позволил себе дерзость и, приоткрыв глаза, перебил:       — Я объяснился с вами в письме, — сказал он, будто это событие было постыдным клеймом на его репутации. — Я постараюсь забыть этот случай.       Айвэ не ощущал в себе потребность говорить о недавнем казусе, но быстро пожалел об этой маленькой грубости. В действительности, он всего-навсего не мог забыть той картины, что невольно увидел, и его всякий раз охватывала постыдная неловкость, стоило только его взгляду упасть на чужие плечи или грудь. А уж ниже смотреть теперь было почти грехом.       Элейв прежде не представлял, чтобы у кого-нибудь хватило смелости перебить его, но он решил простить советнику эту дерзость, когда представил, из-за чего зеленые глаза теперь прячут взгляд. Он улыбнулся, стараясь скрыть собственное слабое смущение.       — Я бы хотел извиниться за Алвиса, — продолжил он благосклонно. — Он хороший человек, но язык у него без костей.       Айвэ мельком взглянул на Его Высочество, а затем принялся рассматривать весенние пейзажи за окном.       — Он всего лишь мальчишка, — отмахнулся советник. — Мальчишка, воспитанный в роскоши. Я не жду от него многого.       Многие отзывались об Алвисе именно так. Элейв усмехнулся: Алвис Липпе был одной из самых скандальных фигур дворца, и высший свет не раз сотрясал гром его «побед», оттого его и не жаловали в некоторых кругах. Столичные кутилы были рады его компании, но серьезные люди, такие, как Айвэ Саламандра, не желали марать о него руки. В конце концов, Айвэ вертелся в кругах умнейших и сильнейших людей королевства, и иметь среди друзей Алвиса Липпе было бы для него постыдно. Все-таки советник не относил себя к молодежи, хотя именно ею и являлся.       — Алвис южанин. Слышал, вы с Хранителем Юга имеете хорошие отношения, — перевел тему Элейв, расслабившись. Он предполагал, что недавнее происшествие стало для Айвэ весьма волнительным, и чем спокойнее советник был в обычной жизни, тем ценнее было любое его замешательство, любая улыбка или удивление. Элейв безмерно ценил моменты, когда Айвэ позволял себе легкий жест или мягкий поворот головы, и предполагал, что не каждому дозволено видеть его настоящего в домашней обстановке. — Помню, он даже приглашал вас покинуть пост во дворце и занять место советника под его управлением.       Поддерживать хорошие отношения с сильными мира сего было для Айвэ такой же работой, которой следовало уделять должное внимание. Он вел дела с Хранителем Юга и поддерживал неплохие отношения с Хранителем Запада. С Хранителем Севера у Адалонии были весьма натянутые отношения — он вечно гнул свою политику, бывшую не по нраву столице, но имел неограниченное влияние среди северян. С Питером, Хранителем Востока, Айвэ рассорился в пух и прах еще в молодые годы и потому представил его королю, который, однако, имел с ним превосходные отношения.       — Он считает меня талантливее, чем я есть на самом деле, — отозвался Айвэ, слабо улыбнувшись. Элейву удалось отвести разговор от щекотливой темы, и советник сам не заметил, как поддался этой инициативе. — Он ценит умных людей. Может быть, я когда-нибудь уеду туда, когда устану от адалонских зим.       Айвэ был на юге лишь однажды, когда направлялся из Далматии в столицу Адалонии, и те роскошные виноградные сады, люди в легких одеждах, изобилие золота и зелени — эти воспоминания он бережно хранил в сердце. Юг всегда шел ноздря в ноздрю с центральной частью Адалонии, и это было личной заслугой Хранителя Юга, не терпящего коррупции и поступающего лишь во благо собственного народа.       Они замолчали, и Элейв откинулся назад, прикрывая глаза. Айвэ лениво глядел в окно, наслаждаясь видом расцветающих деревьев. Весна забрала бразды правления у зимы, и теперь вместо гробовой тишины по вечерам пели птицы и шуршали деревья.       Он отвлекся от пейзажа за окном, и в ту же секунду Элейв сделал то же самое: взгляды их встретились, и ни один из них не нашел в себе силы простить себе этот порывистый жест. Они отвернулись друг от друга, смущенные. Айвэ едва нашел в себе силы начать разговор, и Элейв с радостью поддержал инициативу.       Когда они добрались до дома, разговор крутился вокруг предстоящего маскарада, который устраивался в доме одного из чиновников. Айвэ, разумеется, был приглашен на пару с Аароном, впрочем, как и Его Высочество с друзьями, имевшими слишком высокое происхождение, чтобы оставить их без приглашения. Алвис, вопреки репутации, тоже был в списке гостей. Маскарады устраивали всего несколько раз в год, и часто костюмы к ним готовили на протяжении нескольких месяцев, чтобы удивить публику оригинальным вкусом. В прошлый раз, когда темой маскарада было «славное прошлое Адалонии», Айвэ примерил на себя роль выдающегося философа и весь вечер разговаривал витиеватыми фразами, а Элейв крепко держал в руках меч, гордо расправляя плечи под отлитыми специально для маскарада латами одного из сильнейших полководцев прошлых времен.       — Не верите? — рассмеялся Элейв, выходя из экипажа первым и подавая Айвэ руку. Тот даже не придал этому жесту особого значения, будто все так и должно было быть, и спустился со ступеней, опираясь о чужую ладонь.       — Не верю, — усмехнулся Айвэ, отмахнувшись. — Вы, может быть, и принц, но на такую дерзость не осмелитесь.       — Тогда поклянитесь, что отдадите мне лучшего коня из ваших конюшен, если мой образ оставит у вас яркое впечатление, — потребовал Элейв, и Айвэ, махнув рукой Фалко, чтобы тот устроил экипаж, вновь обернулся к Элейву.       — А если не удивите? — парировал советник, ступая к дому. Темнело, и звезды едва-едва показались на небосводе.       Элейв задумался.       — Тогда Вы можете просить у меня все, чего пожелает ваша душа.       Заполучить от принца все, чего пожелает душа! Айвэ знал, насколько опасны эти слова, если их произносит принц, и он теперь не знал, чего желает больше: быть впечатленным или получить что-то в качестве победы над Его Высочеством. Он хотел всего и сразу.       Они вошли в дом. Ману молчаливо накрывал на стол, и ужины в окружении Саламандр стали для Элейва привычным окончанием недели. Из столовой слышался детский смех и веселый голос Аарона, когда принц и советник разделись, передавая Меволь верхнюю одежду.       — Заметьте, я не заставлял вас это говорить, — ответил Айвэ с легким смехом. Впрочем, Элейв не планировал проигрывать.       Когда Элейв увиделся с Аароном, он извинился за поздний визит, как извинялся всегда, а юноша вновь заверил, что они рады видеть Его Высочество по выходным в Свеллендэме.       Они вновь ужинали вместе. Советник гордо восседал во главе стола и неспешно ел мясной суп, пока остальные члены семьи весело переговаривались между собой. Эту черту Элейв заметил давно: во время ужинов за столом домочадцы обычно вели беседы, обсуждая прошедший день и ближайшие планы. Быть может, Аарон и Айвэ не приходились друг другу мужьями взаправду, однако их терпеливым отношениям могли бы позавидовать многие пары, прожившие вместе целые десятилетия.       Перед сном, когда Айвэ и Элейв собирались подняться наверх, советник уложил Элмера спать, и принц, стоя у двери, глядел на эту картину и ощущал, как сердце его отвечает на ласку советника теплом. Впрочем, волю несбыточным мечтам он не давал и пока только позволял себе привыкнуть к этому чувству, которое, вопреки ожиданиям, не испугало его.       Когда же они поднялись наверх, они взяли пару книг из библиотеки, и Айвэ повел Элейва в свои покои. Дом готовился отойти ко сну.       Когда Элейв вошел в чужую спальню, он окончательно убедился в безоговорочной любви советника к синему цвету. Здесь было чисто — наверняка Ману убирал днем, — на столе стояли три бутылки того самого далматского вина, а комнату освещал мягкий лунный свет из больших окон. Вопреки ожиданиям, Элейв не чувствовал себя так, будто вторгся на чужую территорию: Айвэ сам пригласил его войти в свою спальню, и принц чувствовал себя желанным гостем.       — Вы когда-нибудь пробовали далматское вишневое вино? — спросил Айвэ, жестом приглашая Элейва усесться на бархатный диван с золотыми ножками.       Далматское вишневое вино не снискало особенной популярности в Адалонии — больно крепким оно было и пьянило даже опытных дегустаторов, — однако Айвэ всегда находил в нем особую прелесть с ноткой ностальгии по юношеским годам, когда он еще не пробовал легкие адалонские вина, которые словно таяли во рту.       — Я редко пью заграничные вина, — отозвался неохотно Элейв. Айвэ встал у стола, взял штопор и открыл бутылку с таким мастерством, что Его Высочество невольно предположил, каким именно способом советнику удавалось сохранить нервы на протяжении двенадцати лет жизни в Адалонии. Саламандра никак не походил на пьяницу, однако тонкие пальцы безупречно заучили способ открывания винных бутылок. — Я обычно не пью без повода.       Айвэ предполагал, что Его Высочество воспитан на изысканных адалонских винах, умеющих лишь чуть развеселить, но не опьянить по-настоящему, и никак не удивился такому ответу. Он наполнил пару кубков и оперся бедром о стол, поднимая один из них.       — Дивный запах, — произнес он и получил в ответ тихий смешок от Элейва, когда сделал первый глоток.       — В самом деле, — отозвался принц, тоже вставая и подхватывая пальцами кубок. Он поднес его к лицу, принюхался и улыбнулся уголком губ. — Пахнет чудесно.       Затем, не отрывая взгляда от омеги, он сделал небольшой глоток, смакуя вкус. Ароматное, немного терпкое, с бесподобным вкусом и тонким букетом вишни, сладкое — Его Высочество никогда не пробовал ничего подобного.       — У вас изысканный вкус, — сказал он, заметив, как подобрел Айвэ, стоило ему оказаться в компании трех бутылок. Советник сделал глоток. Затем еще один. Он пробовал, наслаждался вкусом и выглядел при этом крайне утонченно. Этот омега умел красиво пить.       — Благодарю, — произнес Саламандра. — Ради одной такой бутылки нужно весь год работать в садах.       Элейв заметил, как в тонких перчатках массивный кубок смотрелся необычайно изысканно, словно был продолжением руки королевского советника.       — И все ради минутного удовольствия, — ответил Элейв и сделал еще глоток. — Одна бутылка наверняка стоит целое состояние.       Эта расслабленность обоих порождала интерес, который им следовало держать при себе: в лунном свете Айвэ казался куда изящнее и чувственнее, чем обычно, а Элейв виделся загадочным оборотнем с синими глазами из адалонских сказок. Они замечали это, видели. Видели, как тянет их друг к другу, и потому предпочли разойтись: Элейв скинул с себя мундир и присел на диван, откидываясь на спинку, а Айвэ налил себе еще вина и открыл окно, впуская в комнату свежий весенний воздух.       — В Далматии легче выращивать фрукты, — ответил он, возвращаясь обратно и устраиваясь на другом краю дивана. — Вина там будто напитаны солнцем.       Прошло не так много времени, но они выпили уже почти всю бутылку, и мысли их помутились.       — Вы еще помните свой язык? — облизал Элейв губы, жестом попросив наполнить его кубок. Айвэ повиновался и кивнул. — Далматский такой мелодичный. Я однажды слышал песни, это было потрясающе. В Далматии сочиняют очень красивую музыку.       Когда бутылка опустела, в теле проснулась небывалая легкость. Айвэ смеялся с острот Элейва, приобретших дерзкий характер, и чем дольше они разговаривали, тем слабее понимали, что происходит. Вино затмило все то разумное, что прежде не позволяло им упасть в этот омут чувств, который они так старательно обходили.       — У меня голова кружится, — тихо сказал Элейв. — Какое сильное вино.       На его глазах Айвэ стянул с рук перчатки и бросил их на стол, равнодушный к их судьбе. Уплывающим сознанием принц понимал, что та атмосфера, возникающая между ними, опасна. Соблазн обволакивал его, окутывал, точно туман над ледяным озером, убаюкивал, будто ласковые волны реки в закатных лучах солнца.       О, Айвэ был близко. Они тянулись друг к другу, подобно мотыльку на огонь. Вот только чем дольше принц смотрел на советника, тем лучше понимал, что роль пламени взял на себя Айвэ Саламандра. Советник лениво закинул ногу на ногу и весь его вид источал расслабленность и свободу. Он неспешно пил из кубка и облизывал губы, окидывая Элейва мутным взглядом.       — У меня хороший вкус, — улыбнулся пьяно Айвэ, а затем поставил кубок на стол и придвинулся ближе к принцу, впервые касаясь его волос. Золотые, здоровые, они были мягкими, как пух, и Айвэ не ощущал противоречия от собственной дерзости, ровно как и Элейв не хотел отталкивать его. Когда Айвэ понял, что Его Высочество не собирается сопротивляться, он придвинулся ближе, касаясь бедром чужой ноги. — Вам уже двадцать два, как же так вышло, что вы еще ничей?       В это самое мгновение они перешли ту черту, возле которой топтались последние пару недель. Алкоголь стер между ними незримые границы, установленные ими самостоятельно. Они шли по краю.       Сердце принца пропустило удар. Омега прильнул к нему. Близко. Настолько близко, что он чувствовал его природный сладкий запах.       — Быть может, я еще не нашел того единственного, — тихо ответил принц, игнорируя внезапную сухость в горле, а затем перехватил ладонь советника и прильнул к ней в поцелуе. — Не хотите помочь мне в поисках?       Айвэ уже не воспринимал Элейва как принца, а Элейв не видел в Айвэ советника. Между ними уже не было недавней скованности, хотя они не могли в полной мере осознать происходящее.       — Тогда расскажите о своих предпочтениях, — тихо сказал Айвэ, и от этого шепота у Элейва по спине побежали мурашки. — Боюсь ошибиться, когда буду давать советы.       Его Высочество так красив… Айвэ не смог устоять. И он поддался. Поддался этому искушению, этому греховному соблазну, от которого ограждал себя многие годы. Он облизал в миг пересохшие губы, мягко отнял зацелованную ладонь и коснулся ею чужой ноги, поглаживая ее почти ласково, властно.       У Элейва перехватило дыхание, и все это сложно было назвать недоразумением. Воздух между ними отяжелел, и перед ним во всей красе предстал настоящий Айвэ Саламандра: властный омега, берущий сам и никогда не ждущий от других подачек, — и он смотрел на Его Высочество так, как не рисковал глядеть ни один омега. Не было в его взгляде стыда или малейшей неуверенности, только стать, порода и ощущение непоколебимой власти над Его Высочеством.       Быть может, Элейв не имел никакого опыта и никогда не оставался наедине с омегой, однако на пьяную голову проще простого было вспомнить те пошлые книжонки из библиотеки, которые когда-то они отыскали с Алвисом: там были описаны все прелести плотских отношений, и если друг тут же принялся следовать этим советам, то Элейв держал их в голове до нужного момента.       Альфа протянул руку и коснулся шелка черных волос, ослабляя ленту и позволяя свободной косе рассыпаться по плечам черным шлейфом. Прежде Айвэ распускал волосы только в присутствии Меволь и Аарона, но теперь не ударил Элейва по рукам, как сделал в прошлый раз.       — Мне нравятся темные волосы, — тихо сказал Элейв, завороженно касаясь рукой густых прядей. — Белая кожа. — Он провел вдоль чужой шеи и коснулся ворота рубашки. — Изящная талия, длинные ноги. — Он скользнул ниже и остановил руку на чужой груди, сглотнув. Под рубашкой не было ни корсета, ни белья, которое носили альфы. Айвэ пренебрег многослойностью, и оттого теперь через ткань принц чувствовал всю ее мягкость и тепло. Он спустился ниже и притянул к себе омегу за талию. Айвэ невольно прильнул к его боку, но не воспротивился.       — Я в вашем вкусе, — тихо сказал Айвэ, ощущая в груди тот особый трепет, когда знаешь, что совершаешь глупость, но не хочешь останавливаться.       Зная, что Элейв ни за что не сделает это первым, Айвэ пересел на чужие колени, обвил шею принца руками и прильнул к его губам теплым поцелуем.       Не так они представляли себе такое важное событие, как первая любовь: каждый из них думал, что первый поцелуй непременно случится с супругом после церемонии в святилище, но то, что происходило теперь, никак не вязалась с этими детскими мечтами. Элейв понятия не имел, откуда советник нахватался этой страсти, но точно понял, что за прохладной оболочкой скрывается настоящее пламя. Он задавался вопросом: неужели советник в самом деле может быть таким?       — Вы пленили меня, — тихо прошептал Айвэ в чужие губы, вновь увлекая Его Высочество в поцелуй, и тот ответил ему, забыв обо всем на свете.       Айвэ был невыносим, и все, что он делал, тоже было невыносимо. Бессовестный интриган с умнейшими глазами всегда был на шаг впереди, но этот его дурацкий ум теперь исчез, являя взору мужчину, от которого невозможно отвести взгляд. И Элейв был готов смотреть на него вечно.       Советник увлек его в жаркий, чувственный поцелуй, и альфа потерял голову окончательно. Он отвечал ему с той же страстью, не ведая, в какой момент уснула его совесть.       Руки Элейва скользнули под черную рубашку, касаясь голой кожи, и он почувствовал, что она не такая гладкая, какой он себе представлял. Спина советника была исполосована грубыми шрамами то ли от кнута, то ли от плети, но он не обратил на это никакого внимания и только сильнее прижал к себе советника, ощущая, как зарождающееся желание течет по венам, распаляя их тела.       Айвэ не отрывался от него, когда белые пальцы принялись расстегивать пуговицы на рубашке Его Высочества, оголяя сильные плечи и касаясь груди. Дыхание его отяжелело, стоило только ему ощутить под ладонями то, что он видел пару дней назад. Будто выточенное из камня тело Его Высочества виделось ему произведением искусства, и он на мгновение потерялся, упустив момент, когда Элейв ослабил ворот его рубашки, оголяя шею.       Их взгляды встретились, и Айвэ увидел, как сияли голубым пламенем глаза Его Высочества. Стоило советнику на секунду замечтаться, как Элейв стянул с него рубашку, припадая жадным поцелуем к шее омеги.       Теперь Саламандру заколотило. Он плавился как воск перед огнем, а настойчивый поцелуй и руки альфы на обнаженной груди вызвали в теле горячую судорогу, и с его губ сорвался тихий беспомощный стон. Элейву хотелось все изучить, потрогать, и Айвэ позволял ему это, мягко поглаживая по плечу и будто поощряя его за этот интерес. Элейв прикусывал нежную кожу на шее, оставляя багровые следы, и даже не представлял, что одна такая ласка может заставить советника принять поражение. Айвэ опустил взгляд на принца, ласкающего чувствительную грудь, и коснулся руками его шеи, затем огладил плечи и спустился ниже, по спине. Элейва проняло.       Айвэ ощущал, как желание принца обретает вполне ощутимые формы, и, отбросив остатки совести, опустил руку ниже, касаясь скрытой под тканью твердеющей плоти. Элейв не сдержал тяжелого стона, напрягаясь всем телом, и Айвэ понял, что принял правильное решение. Оба они были как оголенные нервы, одно касание — и реакция неизбежна. Элейв поднял на него взгляд, полный горячего желания, и, надеясь совершить свою легкую месть, сильнее сжал в ладонях грудь омеги, выбивая из его груди еще стон.       Айвэ был невинен в своем желании и похотлив в своей целомудренности. Удивительно, как этот омега умел совмещать в себе несовместимое. Они смотрели друг на друга неотрывно, и оба они прекрасно понимали, что с каждым мгновением, проведенным вместе, их затягивает в сладострастный омут, бездонный, бесконечный.       Альфа физически ощущал, как призывно дрожит тело Саламандры в его объятиях. Он чувствовал тепло его ладоней и слышал, как в них отдаются удары неспокойного сердца. Он шумно вздохнул, едва заметно содрогнувшись, когда Айвэ нарочно облизал пересохшие губы, желая подразнить его. Неискушенный в любовных ласках, он остро реагировал на каждое прикосновение омеги, сводящего его с ума.       Когда он понял, что Айвэ намеренно его дразнит, он обхватил руками его талию и толкнулся вперед, вдавливая возбужденную плоть в чужое бедро. Нечто горячее, твердое и крупное прижималось к нежной коже, и Элейв толкнул омегу вперед, заставляя Айвэ упасть на диван. Саламандра не был слаб телом и не требовал к себе излишне трепетного и нежного отношения, и это распаляло альфу сильнее.       Никогда, никогда он не позволял себе подобного по отношению к прекрасному полу. Он глухо выдохнул и потерся своим достоинством меж разведенных ног Айвэ, нависая над ним, заглядывая в зеленые глаза, в которых зарождались золотые огоньки.       Айвэ был в восторге. Обычно очень добрый и внимательный к другим Элейв словно обнажил сердце, и его жесты обрели желание, которое он теперь выражал настолько пахабным образом. И перемены в Его Высочестве приносили удовольствие ярче любых ласк.       Они не отрывали друг от друга взгляда, когда Айвэ почти одними губами произнес:       — Не заставляйте меня ждать.       Потомки небожителей всегда обладали горячим нравом, а Айвэ Саламандра был достаточно выносливым омегой, чтобы вынести его и не сломаться. Зеленые глаза хитро блеснули золотом, и Айвэ потянул руки ниже, расстегивая брюки, скрывающие длинные сильные ноги, как у газели. Он раздвинул их чуть шире и сам потерся о разгоряченную плоть, облизывая губы. Он был уверен в собственной неотразимости.       Тело Саламандры уже было готово. Оно было готово ещё несколько лет назад, первой весной, а сейчас и вовсе зазывало альфу, мутило его голову и обоняние сладким запахом. Он будил те начала, которые всегда были в Элейве, но которые он глубоко прятал, отставлял в сторону. Они пробуждались только в период гона, когда контролировать их было невозможно, и несчастному принцу приходилось подолгу вымачиваться в холодной ванной, чтобы вновь заглушить их. Они проснулись сейчас, разбуженные Саламандрой.       С губ сорвался хриплый вздох, и альфа сдернул с советника брюки, оставляя его полностью обнаженным. И если бы Айвэ устыдился собственной распущенности! В его взгляде не было даже намека на стыд, и Элейв ответил ему тем же: взглядом, которым он не смотрел ни на кого прежде и вряд ли будет смотреть впредь на кого-то, кроме самого советника.       Принц устроился между его ног и закинул одну из них себе на бедро, спускаясь ладонью от груди до паха и вдыхая волшебный запах, исходящий от омеги. Взгляд его вдруг обрел мнимое спокойствие, и он коснулся рукой аккуратного члена Айвэ, приласкав его опытной рукой. Пусть лекари и утверждали, что рукоблудие опасно для здоровья, Элейв никогда не пренебрегал им и редко верил кому-то на слово, особенно когда, наловчившись, содрогался в оргазменной неге.       Айвэ прикрыл глаза. Элейв не отрывал взгляда от омеги, окунувшегося в чувственную агонию, и пьяным умом он воспринимал это куда ярче, чем мог бы. Айвэ не сдерживал голоса, и тихие мелодичные стоны были тем оружием, разрушающим остатки самообладания Его Высочества. Какое же это, оказывается, наслаждение — отдавать.       Все тело Айвэ охватил жар, и советник мог поклясться, что лучшим решением в жизни было желание выпить вина в компании принца. Какими умелыми были ласки Его Высочества — не описать, и насколько заботлив был теперь Элейв, решивший вперед собственного удовольствия доставить его любовнику! И он больше не мог думать ни о чем другом, глядя на распростертого под ним советника, сгорающего от желания.       Айвэ едва мог это вынести, и было бы грехом сравнить эти ощущения с теми, что он получал наедине с собой. Он нехотя царапал обивку дивана, пытаясь найти выход нахлынувшим чувствам, прикусывал зацелованные губы, касался руки Элейва, чтобы направить ее в нужное русло, и мягко подбадривал его сбивчивым дыханием. Быть может, у Элейва не было множества омег, как у Алвиса, и все это для него было в новинку, но терпеливые наставления Айвэ заставляли его стараться как никогда. И когда он понял, что советник вот-вот изольется ему в руку, тут же прекратил свои ласки.       Айвэ распахнул глаза и увидел, как Элейв сбросил с себя остатки одежды, и взгляд принца отражал легкую гордость своим телом. Ему было что показать, и Айвэ, глядя на обнаженного альфу, не мог сдержать восхищения. Элейв распустил волосы, что были связаны темной лентой, и навис над советником.       — Позволите мне? — спросил он, оглаживая бедро омеги, хотя по одному его виду было ясно, что это последняя капля.       Айвэ облизал губы и кивнул. Элейв, получивший согласие, прикусил губу и вновь принялся ласкать любовника, желая отвлечь его от боли первой близости, — затем придвинулся ближе и осторожно толкнулся вперед, медленно проникая в чужое тело.       Узко, скользко, больно, но невыносимо жарко. Из груди советника вырвался тихий сип, и Элейв зажмурился, стараясь совладать с нахлынувшими ощущениями. Обоих потряхивало от возбуждения, и Айвэ понял, что неприятные ощущения быстро утихают благодаря осторожности Его Высочества. Омеги всегда были падки на силу и нежность, и Айвэ не был особенным.       Когда первая боль стихла, Элейв сглотнул и принялся неспешно двигаться.       Айвэ все еще не был в силах осознать, что честь, хранимую им так долго, он отдал Его Высочеству, и позволил то, что не позволял никому прежде. Влюбившись в этого мальчишку, он и представить не мог, что чувства зайдут так далеко и побудят его отдаться Его Высочеству после бутылки вина.       Он лежал перед ним, горячий, страстный, желанный, и будто говорил: бери, не стесняйся, — а затем приподнялся на локте и вновь увлек Его Высочество в поцелуй, когда привык и больше не чувствовал боли. Айвэ теперь в полной мере осознал, что подразумевал Алвис, когда говорил о королевской крови.       Впервые за долгие годы Саламандра чувствовал, что голова его свободна от бесконечных мыслей. Элейв тянулся к нему, что-то сбивчиво шептал в поцелуй и ловил каждый стон, который дарил ему обласканный этой ночью советник, отбросивший в сторону прежние оковы. В голове у обоих — пустота, а тело удовлетворяет многолетний голод. Поцелуи отдавали вишней.       — Да, вот так, — сбивчиво прошептал Айвэ, обвивая чужую шею, когда Элейв чуть сменил угол. Принц осмелел, получив поддержку, и советник ощутил, как тот чуть ускорился, проникая глубже. Тело отозвалось жаром, и Айвэ подался навстречу, позволяя мужчине уложить руки на своей талии. Шелк черных волос разметался по красному бархату, и Элейв не мог придумать сейчас для советника более подходящего цвета.       — Вы так красивы, — отозвался Элейв тихо, все сильнее погружаясь в эту сладострастную пучину. По виску стекла капелька пота, упавшая на грудь советника.       — Я схожу с ума, — произнес Айвэ шепотом, оставив еще один поцелуй на чужих губах. — Только не останавливайтесь, прошу вас…       Элейв боялся, что его руки слишком велики, слишком грубы, и старался касаться терпеливо и нежно, едва дотрагиваясь до пылающей кожи, но чем требовательнее и смелее становились его толчки, тем сильнее он впивался пальцами в чужие бедра, не давая омеге вилять на бархате дивана.       Он дышал тяжело, слишком шумно, стонал хрипло, судорожно, и Айвэ отвечал ему той же страстью.       Пик стремительно приближался; одна из рук вцепилась в волосы омеги, сжала локоны в кулак и оттянула голову назад. Элейв сильным широким движением прошелся по его беззащитной шее языком, двигаясь от самых ключиц, и слабо прикусил кожу, давно поняв, что советник ловит от этого особенное удовольствие. Затем — поцелуи: сильные, страстные, с языком и зубами. Альфа уже не мог себя контролировать, и даже если он и пытался не оставлять следов, выходило у него отвратительно.       Как же желанен был этот несносный омега. Они задыхались.       Это было то, что нужно. Айвэ нужно было ощущать это вожделение, это безумие, и он выгибался навстречу, позволяя мужчине входить в полную длину, лишая мудрого королевского советника так долго хранимой невинности.       А руки, схватившие его за волосы, навсегда привязали омегу к их обладателю. Пусть хотя бы в постели Его Высочество покажет, что Айвэ слабее — пока во дворце он будет заправлять всем, в постели он покорно примет любые действия принца, у которого сегодняшней ночью появилось право видеть обратную сторону королевского советника. Даже если Его Высочество захочет взять его в темном коридоре спящего ночью дворца, омега не откажет ему. Даже если он захочет обладать им в святилище, Айвэ покорится и послушно позволит ему где-нибудь за лестницей, пока жрец будет приносить жертвы небожителям. Даже если Элейв захочет его в королевской библиотеке, Айвэ не откажет ему.       Элейв еще никогда прежде не хотел никакого омегу так, как хотел советника, и в мыслях мелькнуло нежелание, чтобы Айвэ служил Альвидису. Он вторгался в него, пока не почувствовал, как Айвэ напрягся и с неконтролируемым стоном кончил себе на живот, и тогда альфа проник глубже, в святая святых омежьего тела. Будучи на пределе, он выдержал не слишком долго.       Судорожно вздохнув, он содрогнулся и излился в чужое тело, обжигая горячим семенем.       Альфа ощутил долгожданное блаженство, которое растеклось по телу тяжестью и притянуло к земле. С губ сорвался хриплый выдох, и Элейв улыбнулся, встречаясь с мутными глазами Айвэ. Саламандра был сказочным красавцем, изящным, нежным, грациозным, чувственным, и теперь, казалось, испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, покорной добычей возлежав подле хищника.       Элейв упал рядом, иссушенный досуха, и притянул к себе советника, закидывая одну его ногу себе на бедро, чтобы не отказывать себе в удовольствии погладить ее. Айвэ нисколько не противился и поблагодарил Элейва поцелуем, а затем расслабленно лег рядом. Его Высочество мягко касался широкой ладонью стройных ног и не сводил взгляда с довольного советника, позволяющего прикасаться к себе.       — Вы весьма внимательный любовник, — тихо сказал Айвэ с легкой улыбкой и мягко прошелся теплой ладонью по груди Его Высочества, все еще пытаясь восстановить тяжелое дыхание.       О, этот контраст между холодным советником и страстным любовником сводил с ума. Прежде во время встреч лишь скромно выражавший свое удовольствие от комплиментов, он теперь лежал в объятиях принца, дав волю эмоциям и утопив его в своем пламени.       — Вы так притягательны, — отозвался Элейв, и Айвэ, решив поощрить его за комплимент, потянулся ближе и оставил на губах поцелуй. Элейв усмехнулся и принялся сыпать комплиментами, за каждый из которых получал маленькую награду.       Каким бы добрым и благородным ни был альфа, он не может не хотеть быть у своего омеги первым. И именно это знание, знание того, что ему, Элейву, первому довелось познать все прелести этого прекрасного омеги, заставляли мелко дрожать.       — Идемте в постель, — предложил Элейв, когда Айвэ на миг оторвался от его губ, а затем подхватил советника на руки и опустил на широкую кровать на другом конце спальни. Айвэ повернулся к нему спиной, и Элейв ошибочно принял это за жест побега, потому тут же устроился рядом и притянул советника к себе. — Вы показали себя очень выносливым омегой, — шепнул он тихо, и Айвэ перевел ленивый взгляд на любовника. — Неужели вы осчастливите меня только раз?       Он припал поцелуем к шее омеги и мягко огладил грудь. Айвэ усмехнулся и развернулся в его объятиях, закидывая ногу на бедро альфы.       — Как я могу отказать вам? — произнес он тихо, а затем вновь прильнул к чужим губам. Элейв улыбнулся.       Весной нельзя открывать окна на всю ночь — это Айвэ уяснил еще в юношестве, — и теперь он проснулся от того, что ноги его озябли. Холодный воздух морозил пальцы, и Айвэ, никогда не выносивший холода, был вынужден заставить себя вынырнуть из сонной неги, которой был бы рад отдаться снова.       Когда он открыл глаза, то подумал, будто сошел с ума: на его груди покоилась голова Его Высочества, руки которого обнимали его талию, бережно прижимая к груди бедра и длинные ноги. Айвэ смотрел на золотую макушку еще несколько мгновений, а затем испуганно выбрался из объятий Элейва, ощущая, как горло душит неприятное чувство. Воспоминания о жаркой ночи, полной горячих слов и поцелуев, тут же нахлынули на несчастного, и впервые за долгое время Айвэ Саламандра по-настоящему испугался.       «О небо, — побелел советник, глядя на спящего в постели мужчину, — я его обесчестил!»