Стервятник

      Айвэ прислушался к дыханию Его Высочества — спит. Спит так крепко, будто не он ночью обладал омегой, который ему не принадлежит. Ощущение, будто советник наступил на горло собственной совести, неприятно щекотало где-то под солнечным сплетением, и Айвэ почти физически ощущал неприятное чувство совершенной непоправимой ошибки.       «Что я наделал», — мысленно ужаснулся советник, не зная, куда ему метнуться в поисках спасения. — «Я его…»       Даже помыслить о содеянном ему было страшно. О собственном благополучии он не думал — невинность для него никогда не была настолько ценной, чтобы плакать по ее случайной потере, и потому он даже не вспомнил, что был одним из тех, кого «обесчестили».       Он как можно тише поднялся с постели и подошел к шкафу, откуда достал первый попавшийся под руку халат, скрывая позорную наготу. Тело, еще помнящее горячие прикосновения, покрылось мурашками от ласки нежного шелка, и Айвэ невольно содрогнулся. Прежде он не испытывал надобности в чужих прикосновениях и полагал, что никогда не захочет видеть рядом с собой кого-то — и тем удивительнее теперь была эта сцена, когда он накинулся на Его Высочество, будто голодный пес.       Айвэ обернулся. Он страшился разбудить Его Высочество неосторожным звуком и вместе с этим хотел, чтобы Элейв открыл глаза — им следовало обсудить прошлую ночь и решить, как поступить дальше. Терять ту связь, что возникла между ними за полгода, он не желал, но чувствовать свою слабость впервые за много лет было для него сродни мерзкой на вкус микстуре, которую детям дают во время болезни — оставалось только принять это. Он боялся увидеть осуждение в глазах Элейва, хотя и знал, что переживет это.       Айвэ поднял со стола зеркальце с резной ручкой и принялся оглядывать последствия, оставленные на нем требовательными губами принца. Взгляд его упал на искусанную шею, зацелованные губы и красные следы, служившие немым воспоминанием о бессонной ночи. Смотреть на эту картину было настолько же невыносимо, насколько и приятно — он не хотел отказываться от произошедшего, но страшился последствий.       — Наглый юнец, — тихо сказал он, поругав и Элейва за излишнюю любовь к поцелуям.       Он обернулся. Элейв мирно спал. Айвэ не побоялся признаться себе, что у него поехала крыша, когда он ощутил власть над Его Высочеством, и вместе с этим в груди клубились сомнения — не станет ли для принца его поступок омерзительным? Не посчитает ли Элейв, будто Айвэ нарочно спланировал этот вечер так, чтобы уединиться с ним и склонить к близости? Влюбленному сердцу было страшно получить по заслугам, даже если оно не жалело о содеянном.       Он шумно вздохнул, закрыл глаза и потер виски. Нужно было что-то делать. Он отложил зеркало, прикрыл окно и только тогда услышал шевеление на постели.       Элейв, казалось, сначала открыл глаза, а только после проснулся — он лениво перевернулся на спину, но задался определенными вопросами только когда увидел над собой незнакомый багровый балдахин без привычных кисточек на концах. Его Высочество нахмурился и сел на постели, почесывая щетину, и только когда он увидел белого, как полотно, советника, вспомнил все то, что они вытворяли ночью.       Вместе с невероятным чувством удовлетворения он ощутил колючий страх: не ему предназначался советник, не ему было положено разделить с ним ложе, — и разве могли они теперь остаться друзьями? Им следовало либо разорвать все связи, либо укрепить их, и Его Высочество не мог предположить, какой из этих вариантов окажется правильным.       Так они и смотрели бы друг на друга, если бы Айвэ наконец не сдвинулся с места и медленным шагом ступил ближе к постели. Облаченный в один лишь халат, он не мог теперь скрыть, что даже такой сильный омега, как он, ни за что не сравнится в силе с альфой.       — Айвэ? — выдавил из себя принц, не зная, зачем подал голос, и тут же в спешке прикрыл наготу одеялом, которое Айвэ оставил в полном его распоряжении.       Он помнил, как они называли друг друга по имени. Забыв обо всем на свете, они уже не придавали значения тому, что даже не всякие королевские супруги могли называть друг друга настолько вольно, но если Элейв и ощутил страшный стыд за свое поведение ночью, это нисколько не умалило его уверенности в том, что эта ночь была незабываема. Он и советник смотрели друг на друга, не зная, что сказать.       Казалось бы, чего теперь стыдиться, когда прошедшего не воротишь? Они касались друг друга, целовали, шептали всякие глупости и доверчиво обнимали — но теперь у каждого из них в голове была лишь одна мысль: «Простит ли он мне это?»       Айвэ очень скоро заметил, что Элейв старается прикрыть наготу, и принял это за юношескую стыдливость и потому отвернулся. Его Высочество воспользовался его вежливостью, заворачиваясь в одеяло и поднимаясь на ноги.       — Я не отказываюсь от случившегося, — заговорил вдруг Айвэ, гордо подняв голову. Его спутанные после сна волосы и бледность лица нисколько не умаляли его силы и гордости. Он стоял нерушимой скалой, и даже если страх сковал его горло, он не позволил ему полностью овладеть собой. — Я беру всю ответственность за случившееся на себя.       Он должен был сделать это. Разумеется, он не позволил бы Его Высочеству растрепать об этом случае всему дворцу, но между ними следовало решить этот вопрос как можно скорее.       — Я должен был учесть, что вы не пьете крепкое вино, — продолжил он, не услышав за спиной ни шороха. — Ваша поруганная честь на моей совести.       Едва он успел договорить, как ощутил, что Элейв мягко обнял его со спины, закутывая в одеяло. Этот жест был настолько неожиданным, что Айвэ замер, не в силах выдавить из себя ни слова. Принц одним лишь жестом разбил ту тяжесть, что камнем легла на сердце советника.       — А вы, оказывается, не такой уж гордец, каким кажетесь, — тихо сказал Элейв, мягко оттягивая край халата и нежно целуя острое плечо.       Айвэ опешил от такой наглости, однако не нашел в себе сил оттолкнуть Его Высочество. Он, может, и хотел что-то ответить ему, но эта обезоруживающая нежность заставила его умолкнуть, как бы сильно он ни хотел объясниться.       — Вы были так соблазнительны, и я… — продолжил Элейв, вдыхая густой запах советника. — Я не захотел останавливаться.       Его Высочество вздохнул и ткнулся губами в чужой затылок, не лишая руки возможности мягко поглаживать советника по груди. Одеяло ему сильно мешало, однако он был настолько хорошо воспитан, что не мог позволить советнику увидеть себя без одежды вне постели.       — Вы очень красивый омега, — пробубнил он тихо, прижимая мужчину к себе ближе. — Я влюблен в вас.       Губы Айвэ исказила нервная улыбка — то ли он не мог поверить своим ушам, то ли его проняло от этой непосредственной честности. Элейв не испытывал того надуманного беспокойства, какое ощущал Айвэ, и на мгновение в мыслях мелькнуло предположение: быть может, Его Высочество тоже совсем не беспокоится о себе, а старается задобрить Айвэ этой лаской? Советник развернулся в его объятиях, наконец встретившись лицом к лицу, и столкнулся с теплым взглядом Его Высочества, лицо которого, однако, вдруг переменилось, стоило ему увидеть родные черты.       — Ваши глаза, — поразился он вдруг. — Они золотые!       Айвэ хотел что-то сказать, но Элейв потянулся к зеркальцу и передал его советнику, чтобы тот взглянул на свое отражение. Он удивительно как хорош был этим утром! Даже если он и был бледен от волнения, кожа его выглядела живой и здоровой, ресницы казались гуще, глаза сияли золотом, к губам будто прилила кровь, а волосы сияли здоровым блеском, несмотря на помятый вид.       Элейв зашел к нему за спину, глядя на чужое отражение, и вновь обнял Айвэ. Его повадки этим утром можно было бы сравнить с поведением большого кота, объевшегося сметаны и теперь мурлыкающего на ухо хозяину.       — И правда, — сказал тихо Айвэ, сбитый с толку. — И кожа такая гладкая…       Элейва всегда поражало умение советника выглядеть значительно моложе своих лет, однако теперь лицо его будто переживало второй расцвет: принц действительно никогда не видел, чтобы любой омега из дворца источал бы хоть каплю той свежести, что пришлась теперь на долю Саламандры. И смутные догадки поспешили вылиться в осмысленное предположение.       — Моя сила пошла вам на пользу, — тихо сказал Элейв, поглаживая руками талию советника, который будто не замечал таких проявлений ласки. — Вы будто сосуд для нее. Может, теперь вы сможете пользоваться лунной силой?       Все эти спокойные разговоры принца, который вел себя так, будто ничего не произошло, вызвали в Айвэ вспышку, которая заставила его резким движением отложить зеркальце обратно на стол. Он сдержанно посмотрел перед собой, нахмурившись.       — Так, — заговорил он, и Элейв прекратил мурлыкать, взяв свои руки под контроль, когда ощутил, как выпрямился Айвэ, желающий что-то сказать.       Возможно, одному Элейву сейчас было не до тяжелых разговоров: он хотел насладиться теплым утром в объятиях недавнего любовника, но Айвэ полагал, что им немедленно следует обсудить произошедшее, чтобы не осталось недопониманий.       — Что мы будем делать дальше? — спросил советник, стойко сохраняя спокойствие, когда понял, что Элейв вновь принялся мягко целовать его плечо. Его Высочество никак не был настроен разговаривать серьезно, и его руки вновь обвили чужую талию. Единственным способом осадить его и избавиться от внимания было дать ему по рукам, как в прошлый раз, однако что-то не позволило советнику этого сделать. Он и не предполагал, что Элейв ребячится вовсе не от собственной легкомысленности, а оттого, что все давно для себя решил и не видел смысла в ненужных беседах.       — А вы что, хотите продолжения? — ответил тихо альфа, поднимаясь поцелуями к чужой шее, и тихо засмеялся. Эта веселость была вполне в его духе, однако он давно понял, чего так не хватало советнику. Он поднял голову и тихо прошептал ему на ушко: — Вы ведь понимаете, что я не смогу относиться к вам как прежде? Вы мне небезразличны.       Айвэ все сильнее поддавался, уступая Элейву в его желании быть нежным этим утром, и не выказывал ни сопротивления, ни недовольства, но и никакого содействия.       — Вы мне тоже, — тихо ответил Айвэ.       Айвэ на мгновение ощутил, как губы принца дрогнули, а затем растянулись в улыбке. Быть может, принц не ожидал такого прямого признания, и ему думалось, будто Айвэ до последнего станет отвергать его чувства, — оттого теперь он ощущал в груди тот же приятный трепет, что и любовник. Он осторожно пощекотал нежную кожу щетиной, прощупывая ладонями волнующие изгибы стройного тела, скрытые тканью халата.       — Вы позволите мне ухаживать за вами? Как за омегой, с которым я хочу быть, — продолжил тихо Элейв, голос которого отливал легким волнением. Невозможно было сохранить веселость в момент, когда в объятиях находится самый неприступный человек королевства, и больше всего Элейв, еще не до конца узнавший советника, боялся, что тот закроется от него после этого предложения и запретит любые поползновения в свою сторону, решив, что это уже слишком.       Впрочем, вместо того чтобы возмутиться, Айвэ развернулся, заглядывая ему в глаза. Растрепанный, только вставший с постели, он уже не казался таким прилизанным и идеальным, как обычно, и вместе с этим в глазах принца он обрел некоторую живость, которой ему так недоставало. Советник окинул взглядом его лицо, а затем огладил сильные плечи, поправляя на них одеяло. Нагота Его Высочества не слишком его смущала.       — Позволю, — ответил Айвэ, мягко пощекотав колючую щетину. Элейв решил еще попытать счастья, раз ему представилась возможность увидеть советника в столь благодушном состоянии:       — Тогда могу я называть вас по имени? — спросил он. — Айвэ…       Айвэ должен был испугаться столь скорого развития событий, но вместо этого ощутил лишь приятный трепет в груди. Было в этом что-то новое, что-то необычайно хрупкое и тонкое, что можно было или разбить, или сохранить. И Айвэ предпочел сохранить.       Он привстал на мыски и потянулся к Элейву, целуя его сухие губы. Это был короткий целомудренный поцелуй, и Элейв, довольный даже этим, улыбнулся. Ему следовало привыкать к тому огню, на который он летел, словно доверчивый мотылек.       — Это значит «да»? — спросил он, и Айвэ обвил его шею руками, целуя еще. Элейв не противился, а лишь брал то, что дают, и уже начинал мечтать о большем, не ограничиваясь только тем, что желал подарить ему советник. Особую игривость настроения Саламандры объяснить было проще простого. Впрочем, он вдруг отстранился и нахмурился, вглядываясь в лицо принца.       — Вы что, возбудились от поцелуя? — спросил он, ощущая недвусмысленную реакцию чужого тела. Элейв крепче обнял его, и лицо его приняло обманчиво спокойное выражение.       — Когда я сравниваю «обычного вас» и «нынешнего вас», я не могу себя контролировать, — оправдался он, а затем приподнял советника над землей и направился к постели, укладывая драгоценную ношу на взбитые грязные простыни. Айвэ нисколько не сопротивлялся, — Элейв ослабил пояс халата и приспустил его с плеч, обнажая багровые следы поцелуев. Познав удовольствие однажды, он уже не хотел отказываться от него.       Забывшись в этой страсти, они, увлеченные друг другом, не заметили, как в комнату, предусмотрительно сняв обувь, бесшумно вошел босый Меволь и поставил на столик в углу комнаты поднос с сытным завтраком, а затем, бросив равнодушный взгляд на занятых друг другом любовников, удалился, закрыв дверь. Его не смутил ни обнаженный Элейв, ни Айвэ, покорно распростертый под ним и не сдерживающий голоса, и он, обувшись, спустился вниз, где его ждали Аарон и Элмер.       — Отец все еще не проснулся? — спросил тихо Элмер, и Аарон, бросив красноречивый взгляд на Меволь, ответил ему мягким голосом:       — Он много работает, милый, ты же знаешь. В выходные ему хочется поспать побольше.       Элмер недовольно нахмурился и попросил Меволь отвести его в комнату, раз отец не собирается спускаться на завтрак. Заботливый управляющий взял мальчика за руку и повел его в спальню, оставив Аарона в одиночестве, и когда они добрались до комнаты, Элмер стыдливо потянул его за руку, привлекая внимание, и спросил:       — Дядя, почему отец и Его Высочество… — Он осекся, и лицо его залилось краской смущения. — Они ведь не женаты. Нельзя же раздеваться перед чужими…       Меволь едва не подавился воздухом и вылупился на Элмера, который смущенно мялся, не понимая, о чем спрашивает. Глаза управляющего взволнованно забегали, и у него чудом нашелся ответ для ребенка.       — Они очень близкие друзья, — принялся нести он чепуху. — Когда у тебя появится лучший друг, ты тоже не постесняешься раздеться перед ним.       Элмера такой ответ успокоил, и как только он был устроен в комнате, попросив оставить его наедине с игрушками, Меволь быстрым шагом направился к Аарону.       — Я говорил, что это плохая идея, — заговорил он тихим голосом, стоило только брату подняться на ноги. — Я говорил, что потомка Танистри надо воспитывать по-другому. Взяли бы простого человека — я бы и слова не сказал, но что теперь делать с Элмером? Как объяснить ему, что с ним происходит? И как объяснить ему, почему его дорогой отец спит с другим мужчиной?       Аарон опешил от такого напора обычно сдержанного брата, но как только услышал, что произошло, немедленно потребовал у него дождаться, когда любовники закончат миловаться, и заставить Айвэ любой ценой спуститься к семье.