Стервятник

      В понедельник утром Аарону пришло письмо от Генриха Лимбурга. Это было вполне ожидаемо после произошедшего, когда Айвэ ясно дал понять, что путь к сердцу супруга открыт, и когда за завтраком Меволь принес конверт с восковой печатью, Аарон тактично извинился, стараясь скрыть волнение, поднялся в свои покои и осторожно развернул письмо.       «Я не спешу?» — спрашивал Лимбург в письме. — «Я был так взволнован, когда узнал вашу историю, что не мог удержать себя от желания написать вам. Сжальтесь надо мной и пришлите ответ несчастному графу. Мне становится невыносимо. О, сколько месяцев я каждый день говорю себе: «Нынче напишу», но никак не нахожу смелости сказать вам все. И каждую ночь, как и теперь, думаю, что лучше бы написал, а потом думаю, как и что сказал бы...»       Генрих всегда был крайне чувствительным молодым человеком, и оттого труднее ему было скрывать чувства, чем Алвису или Элейву. Те могли позволить себе томиться в любви и не позволять ей контролировать свою жизнь, в то время как Лимбурга чувства держали так крепко, что без должного выхода сжигали его. В последнее время его врачебная практика пошла в гору — и все оттого, что он желал заглушить растущее в груди чувство, и разлука или редкие встречи никак его не спасали. Ему казалось, будто легче забыть о страсти к чужому мужу, и потому он почти безвылазно работал помощником дворцового лекаря. Генрих не был смел, как Элейв, и он обрывался на полуслове, на полувздохе, но даже это могло донести до Аарона всю силу его чувств.       Он не спешил прямо заявлять о своих намерениях: только писал о своих чувствах, не прося таких же в ответ, ничего не требуя и не обещая. Он не знал, что Аарон и так обо всем догадывался все это время. Красный от смущения, он перечитывал письмо третий раз, когда в комнату вошел Айвэ и встал рядом.       — Лимбург пишет? — поинтересовался он ненавязчиво, и Аарон кивнул.       — Мне ответить ему или подождать? — пролепетал смущенный омега. — Наверное, будет неприлично, если я отвечу сразу.       — Брось эти игры, — усмехнулся Айвэ, выходя из комнаты. Он приходил предупредить, что он с Его Высочеством уже уезжают. — Он слишком долго ждал.       Совет собирали два раза в месяц, и на каждом из редких заседаний обсуждались немаловажные решения для будущего Адалонии. В Совете состояли только самые родовитые и влиятельные чиновники, и в общем числе их было сорок восемь человек: Айвэ был среди них и имел голос той же силы, что и другие. Впрочем, последнее слово оставалось за королем, воля которого могла заглушить все голоса — Совет носил скорее рекомендательный характер, в отличие от некоторых соседних государств, где абсолютная монархия начала ослабевать, уступая Совету.       Когда было вынесено решение относительно западных земель, Айвэ поблагодарил министров за участие в Совете, вежливо попрощался и первым, как самый молодой из чиновников, покинул зал.       На самом деле Айвэ был весьма амбициозен, несмотря на желание всеми силами помочь Адалонии вернуть былое величие. Он много лет желал прибрать к рукам титул главы Совета и делал для этого слишком многое, чтобы его усилия остались незамеченными, и когда он наконец заполучил его, то принялся использовать открывшиеся пути. Кто-то поддерживал молодого талантливого советника в его начинаниях, а кто-то не желали мириться с его желанием сосредоточить в руках еще большую власть.       В коридоре советника поджидал Алвис Липпе, и стоило только Айвэ заметить знакомое лицо, как он взял бумаги в другую руку и сдержанно вздохнул. Недавний дебошир с полчаса стоял у дверей зала Совета и только дожидался возможности высказать сопернику в лицо некоторые свои мысли относительно недавнего происшествия.       — Что вы делаете у зала Совета? — поинтересовался Айвэ, ощущая, как одним взглядом Алвис будто пытается его испепелить. Айвэ точно понял, о чем пришел поговорить Липпе, сохраняющий внешнее обманчивое спокойствие. От ощущения, что сейчас придется спорить на глазах у всех, если Липпе не согласится обсудить их разногласия за закрытыми дверями, неприятно затошнило.       Алвис сделал пару шагов в сторону, чтобы не стоять у двери, но это все равно было слишком близко.       — Если хотите что-то обсудить со мной, предлагаю нам пройти в мой кабинет, — сказал Айвэ, пока Алвис смотрел на него. — Скоро придет Его Высочество, он обещал встретить меня после заседания, поэтому я тороплюсь.       Алвис бросил взгляд на двери, а затем опустил его на советника, выглядящего нисколько не уставшим после такого трудного обсуждения.       — Я не займу у вас много времени, — начал Алвис, нахмурившись. — Я пришел поговорить о недавнем недоразумении.       Айвэ кивнул с легким недоверием, желая выслушать неожиданного собеседника. Весь вид Алвиса говорил о его желании высказать советнику некоторые претензии, однако он держал себя вполне достойно и, кажется, контролировал свой праведный гнев.       — Я не хочу обвинять вас в чем-то, — продолжил Алвис сдержанно, — но и не могу смириться с тем, как вы рискуете Его Высочеством. Поймите меня правильно, я желаю оградить его от таких, как вы, чтобы он не марался о такие связи.       Айвэ слабо усмехнулся. Алвису не хватало сдержанности, когда дело касалось чего-то, что очень его волновало. Он не мог поступиться со своими принципами, когда разговор заходил о дорогих ему людях, и потому обсуждение принца Элейв часто вызывало в нем шквал эмоций.       — Я уже понял, что вы против нашей связи, — ответил советник. — Но Его Высочество не собирается оставлять меня, вы должны были понять это еще в тот раз.       — Он ясно дал мне понять, что вы — его воз... возлюбленный, — ответил Алвис с запинкой, а затем скрестил руки на груди, и этот жест совершенно не понравился Айвэ, подмечающему даже малейшее изменение чужого настроения. — Но у вас должна быть своя голова на плечах. Вы подвергаете его сильной опасности, когда эгоистично приглашаете ночевать у себя. Если хоть одна живая душа узнает, в каких вы отношениях, его репутация будет уничтожена. Ваша, кстати, тоже. Если вы действительно любите его, отдалитесь от него и прекратите эти отношения. Дворец — не место для чувств. Здесь его растерзают, как только возникнут слухи. Сейчас шепчутся о вашей крепкой дружбе, и я не хочу, чтобы слухи переросли в нечто большее.       Айвэ выслушал претензии Алвиса, и если бы дело не касалось Элейва, он бы уничтожил его в этом разговоре. Ему было не жалко пожертвовать Липпе ради собственного счастья, но он точно знал, что Его Высочество будет недоволен, если лучший друг и возлюбленный действительно встанут на тропу непримиримой войны.       — Послушайте, — вздохнул Айвэ, порядком уставший от этих пререканий, — я понимаю, о чем вы говорите. Но я сам решу, где побыть эгоистом, а где — разумным человеком. Если бы не та случайность, вы бы тоже ни о чем не узнали.       Из зала начали выходить министры. Обычно они выходили парами или троицами: о чем-то переговаривались или рассказывали последние новости. Им давно было привычно видеть, как советник первым вылетал из зала, чтобы приступить к следующим делам, и теперь у некоторых возник легкий интерес к разговору Айвэ и Алвиса. Редкий человек позволял себе отнимать время королевского советника.       — Как вы можете ставить свои чувства выше безопасности Его Высочества? — рассвирепел вдруг Алвис, понижая голос. Не хватало еще, чтобы кто-то услышал этот разговор. — Да и какие у вас могут быть чувства? Вы, видно, все делаете, чтобы быть поближе к власти, раз не хотите уберечь Его Высочество от глупости!       Айвэ совершенно не понравилось слушать подобные оскорбления от Алвиса. Он еще не простил ему прошлый раз, когда тот вломился в комнату и принялся сыпать грязными ругательствами, и раз он решил повторить ту же ошибку, Айвэ не станет ему уступать.       — Позвольте спросить, что здесь происходит? — поинтересовался Айвэ, сохраняя обманчивое хладнокровие. — Вы пришли поговорить или ставить мне ультиматум? Я не собираюсь потакать вашим надуманным мерам безопасности, и раз уж вам больше нечего делать, кроме как сыпать оскорблениями, я попрошу закончить этот разговор.       Алвис действительно верил, что если из дворца пропадет любой человек, это не сыграет особенной роли для Адалонии, но если третий принц лишится прежнего уважения, это непременно станет катастрофой. Он был наивен в своей категоричности, но все его мысли были полностью заполнены только лишь волнением о судьбе Его Высочества. Он был по-своему предан Элейву и не способен на предательство, оттого теперь и воевал с советником, у которого было совершенно другое видение. Айвэ же был слишком уверен в своих силах: он одиннадцать лет скрывал свой самый главный секрет, так отчего не сможет скрыть и их с принцем связь?       Алвис стиснул кулаки. В нем клокотала жгучая ярость, которую он так и не сумел научиться контролировать к своим годам, и опасность от него исходила в первую очередь в сторону советника Саламандры.       Чиновники неспешно покидали зал, намереваясь после обеда заняться другими делами, отданными королем под их ответственность. Это был такой же день, как и все другие, не считая только особенно яркого и теплого солнца, почти июньского. Через пять дней Айвэ должно было исполниться двадцать шесть лет.       Алвис вдруг замахнулся и оглушил советника жестоким ударом.       Айвэ рухнул на пол, и бумаги шумно рассыпались рядом. Министры, пораженные первым в жизни рукоприкладством в сторону молодого советника, окружили его, и некоторые из них присели у содрогнувшегося мужчины, то помогая собрать бумаги, то проверяя состояние Саламандры. Быть может, он был не самым приятным человеком, но никто и помыслить не мог, что у кого-то хватит смелости ударить его среди бела дня.       — Алвис, что ты творишь?! — послышались вдруг голоса Элейва и Генриха. Они только-только вошли в коридор и заметили, что разговор советника с графом закончился весьма жестоко.       Айвэ поднял глаза на Алвиса. Тот так и стоял, стиснув кулаки и глядя на него сверху вниз. Казалось, его даже не пугала кара со стороны Его Высочества.       Такая ненависть должна была иметь оправдание, но Алвис одной этой унизительной прилюдной дракой вызвал у него такой приступ омерзения своим поступком, что перед глазами помутилось. Голова у Айвэ загудела, будто после нескольких бессонных ночей, желудок скрутило, и его стошнило на мраморный пол дворца. Перепуганные чиновники отскочили в стороны.       Черная рвота свидетельствовала о страшной болезни, что с каждым годом все больше и больше отравляла тело молодого советника. Перед глазами поплыло, в ушах зазвенело. Знал бы Айвэ, что один сильный удар может его сломить — ни за что не ввязался бы в разговор с Липпе.       — Расступитесь! Дайте пройти! — послышался разъяренный голос Элейва.       Он подхватил Айвэ на руки, поднимая с холодного пола и прижимая к себе. Испачканные черной кровью губы советника пожелали что-то сказать, но тут же сомкнулись. Айвэ лишился чувств.       — Айвэ, — тихо позвал его Элейв, дрожащими руками обнимая обмякшее тело. — Айвэ, очнитесь!       Вокруг него раздавались голоса: кто-то кричал и звал кого-то, пока принц прижимал к себе омегу, жизнь из которого ускользала с каждым мгновением. Принц отчаянно цеплялся за него, трогая ладонями его щеки и пытаясь привести в чувства, но советник не отзывался. Он обернулся на растерянного Лимбурга, надеясь попросить помощи у молодого врача, но тот выглядел настолько обескураженным, что Элейв сразу понял: друг не в силах помочь. Возможно, Генрих никогда не имел дел с зельем, а может попросту испугался, — ему уже было не до этого.       Не обращая внимания на происходящее, Элейв вдруг встал, поднимая на руки умирающего советника, и протиснулся сквозь толпу в сторону крыла, где находился лекарь. Ужас потери возлюбленного гнал его вперед, и он ловко лавировал между людьми, всячески преграждающими ему путь. «С дороги!» — кричал он, не узнавая собственный голос, и возненавидел каждый уголок этого треклятого дворца за то, что комнаты лекаря оказались так далеко.       Он ворвался в них ураганом, едва ли не сбив с ног маленького медбрата, и привлек к себе внимание лекаря, перебирающего травы на столе.       — Помогите ему! — потребовал он от сбитого с толку старого лекаря, но тот быстро взял себя в руки и потребовал положить молодого советника на постель. Элейв не пожелал ослушаться и был готов сделать все, лишь бы облегчить страдания возлюбленного.       Айвэ был бел, как смерть. Кажется, тот удар спровоцировал то, что он так долго пытался отсрочить размеренным образом жизни: один удар — и Айвэ рухнул, будто хрустальная статуэтка.       — Айвэ, — вновь позвал Элейв, черными руками, испачканными в гнилой крови, сжимая ладони возлюбленного и передавая ему солнечную энергию. — Очнитесь, прошу вас.       Ослепленный своей потерей, Элейв не замечал, что он продолжал вливать ее в почти бездыханное тело, и ненавидел себя за те наивные мысли, что посещали его прежде. Отчего он не попытался найти решение? Отчего не увез Айвэ туда, где ему не требовалось бы убивать себя этим проклятым зельем? Тело советника необъяснимым образом отвергало любую помощь, и когда лекарь понял, что одной магией советнику не помочь, он достал глубокую посудину.       — Нужно вызвать рвоту, — приказал лекарь. — Он должен избавиться от этого яда.       Элейв всеми силами желал помочь ему, но когда в палаты вбежал испуганный Генрих, дворцовый лекарь предпочел принять его помощь, а принца посадил рядом, чтобы тот не путался под ногами.       У входа в палаты уже начал собираться народ. Новость о немощи королевского советника быстро облетела нужные уши, и среди заинтересованных лиц Элейв увидел одно — это был Липпе. Растерянный, испуганный, он стоял среди остальных и не смел подойти к Его Высочеству. Он не желал убивать советника, только хотел преподать ему маленький урок, и если бы он знал, что последует за этим — держал бы себя в руках. Как ему теперь смотреть в глаза принцу? Когда Элейв увидел его в толпе, Липпе трусливо дал заднюю и скрылся в своих покоях, с ужасом понимая, что если Айвэ Саламандра умрет, его кровь будет на руках Алвиса.       — Как он? — спросил Элейв, закрывая дверь перед носом у толпы и подходя к постели. Айвэ стал выглядеть чуть лучше, когда Лимбург избавил его желудок от тлетворно пахнущей рвоты.       Лекарь и его молодой помощник переглянулись.       — Ваше Высочество, — тихо начал Лимбург, невольно загораживая собой постель с бессознательным советником. Кажется, это была обязанность врачей: они всегда защищали своих пациентов, даже если те были преступниками, — боюсь, у королевского советника больше секретов, чем мы думали. Понимаете…       Он осекся, сглатывая. Голос его чуть подрагивал от волнения.       — Айвэ Саламандра омега. В Далматии делают очень хорошее зелье, чтобы провернуть такое, и он, видно, воспользовался этим.       Хотел бы принц услышать подобное открытие — уточнил бы это у лекаря, который, однако, казался теперь преисполненным спокойствия. Ему не следовало знать об этом секрете, но и маленькие медбратья, помогающие ему, тоже теперь стали этому свидетелями. Спокойная жизнь, привычная всем, начала рушиться ровно после того, как Липпе позволил себе этот скользкий поступок.       — Мне об этом давно известно, — жестко заявил принц, схватив Генриха за плечи, — но я спрашивал не об этом, если твой слух тебе не изменяет.       Он отодвинул друга в сторону и сел у постели возлюбленного.       — Значит, вы знали? — опешил Генрих. — Что он… Он… Но его казнят, если кто-то узнает об этом!       Элейв, и без того взвинченный до предела, был готов ответить какой-нибудь колкостью, как дверь вдруг открылась, и в комнату вошел король.       Разумеется, до его ушей быстро дошла новость о недуге королевского советника, и он пришел навестить друга. Теперь Его Величество показался Элейву еще одной неприятностью, которая будет способна разрушить привычный уклад жизни: Айвэ всегда говорил, что наивный Альвидис — последний человек, которому надо знать об обмане, иначе это сильно ранит его.       Элейв и Генрих вскочили на ноги, закрывая собой постель с советником.       Любопытные дворцовые сплетники столпились за королем, тихо переговариваясь. Элейв нахмурился. Они шепотом сыпали теориями и всячески хотели уцепиться хоть за малейшую деталь, чтобы из одной искры раздуть настоящий пожар.       — Что с королевским советником? — поинтересовался Альвидис, и если Элейву и Генриху было необходимо утаить открывшуюся правду, то лекарь даже не подумал скрывать что-то от короля. Он много лет назад поклялся ему в верности и не желал предавать Танистри.       — Кажется, Айвэ Саламандра много лет принимал зелье, Ваше Величество, — поклонился он, отвечая спокойным голосом. — Он омега.       Это был конец. Свидетели ахнули, поднялся страшный гул, а Альвидис побледнел. У него не было ни единой причины не верить дворцовому лекарю, который несколько раз спасал ему жизнь, и он вдруг ощутил, как голова у него пошла кругом. Он едва остался стоять на ногах.       — Омега? — спросил тихо Альвидис. Лекарь кивнул.       — Кто за ним стоит? — послышался голос из толпы. — Омеги слишком слабы, чтобы провернуть такой обман в одиночку.       — Он в одиночку провернул финансовую реформу и отдавал приказ казнить преступников, — передразнил кто-то. — Вы действительно считаете, что он слаб?       — Закон требует казнить любого, кто использует зелье. Ваше Величество, вы должны призвать его к ответу!       — Но он много сделал для Адалонии, смягчите наказание!       Гул десятка голосов союзников и противников заполнил палаты, и Альвидис, потрясенный этой ложью, пошатнулся. Он думал, что умеет разбираться в людях и ни за что не позволит лжецам управлять собой, и если он ждал обмана от свиты, то точно не от друга. Они были вместе слишком много лет, чтобы у Альвидиса была хоть одна причина не доверять ему. И чем это доверие обернулось!       Ему советовали то смилостивиться, то проявить жестокость, и от этого гула у него заболела голова. Он потер гудящие виски, затем облизал губы. Страшно захотелось побыть в тишине, но ему следовало принять хоть какое-то решение.       — Позовите стражу, — приказал он не своим голосом. — В темницу его.       — Я не позволю тебе, Альвидис! — восстал против него Элейв, стиснув кулаки. — Я не позволю.       Его Величество бесцветно ответил:       — Я запру его в темнице, но если ты сейчас не отойдешь, я казню его без суда. И тебя, как сообщника.       Был ли это блеф, или Альвидис действительно был готов казнить любого, кто был связан с предателем, но Генрих вдруг привлек к себе внимание принца и положил руку ему на плечо.       — Не рискуйте, — одними губами попросил он. — Его не убьют.       Элейву пришлось отойти. Он видел, как один из солдат набросил руку Айвэ себе на плечо и поволок его в сторону темниц и пыточных. Альвидис приказал оттащить Элейва из палат лекаря — так принц и советник разлучились.       Секрет, оберегаемый так долго, распространился со скоростью чумы по всему дворцу, а на следующий день не осталось человека, который не знал бы, что великий королевский советник, один из первых людей королевства и самый талантливый юноша молодого поколения — всего-навсего омега.       Это конец.       Все их планы, стремления и надежды, все рухнуло в один миг, и Элейв не знал, что ему сделать, чтобы помочь омеге. Как вызволить его, куда спрятать? Он обладал определенной властью, но ее было недостаточно, чтобы отменить приказ короля! Он был бессилен. Он запутался.       — Ваше Высочество, — окликнул его тихий голос Генриха, который все это время находился по правую от него сторону. Они добрались до покоев Элейва и сели на большой диван. Принц бросил на него взгляд.       Генрих был потрясен этой неожиданной новостью, которую надо было знать давно, но которая потерялась, выскользнула, спряталась. Сейчас, узнав эту правду, казалось, что она была так очевидна, так близка! Как можно было этого не понять? О, как ловко Саламандра водил всех за нос!       — Вы знали об этом. — Генрих не спрашивал — утверждал, ибо невозможно не знать этого, находясь в столь тесной интимной связи.       — Знал, — отозвался принц и зажмурился, словно от сильной головной боли. Он не хотел говорить об этом. Какой в этом был толк? Теперь об этом знают все, и стоит Айвэ очнуться, как над ним будет вершиться суд. — Ему нельзя в тюрьму, у него течка через несколько дней. И я не смогу защитить его, пока король не смягчится.       Правда не должна была раскрыться сейчас.       Элейв, чуть пошатнувшись, встал и открыл дверь, ведущую к постели. Ему необходимо было остаться наедине с собой и подумать.       Подумать, что делать дальше.       — А как же Алвис? — подал напоследок голос Генрих. — Он наверняка сейчас места себе не находит. Я уверен, он не хотел, чтобы все случилось… так.       Элейв сильнее сжал ручки двери.       — Я приказываю выслать его обратно на Юг. Я больше не желаю видеть его во дворце.