Стервятник

      Прошло слишком много времени, чтобы теперь Айвэ страдал по делам прошлого, и, вопреки традиции думать по ночам о делах минувших дней, он спал как убитый. Он не видел снов, и дыхание его было мерное и спокойное, как у ребенка, а голову не посещали ни муки совести, ни дурные воспоминания. Он не вспомнил ни Таа, ни Шимшека, ни родителей, ни себя из прошлого, по которому иногда скучал, и даже Элейв не подметил в нем ничего странного, кроме одной детали: как только голова Айвэ коснулась подушки, он уснул мертвым сном.       Элейв проснулся рано утром, но не раньше, чем обычно просыпался Айвэ, и когда он открыл глаза, то увидел, что возлюбленный еще спит. Редко случалось такое, чтобы жаворонок-Саламандра так задерживался с пробуждением, однако Элейв не стал будить его, а только убрал от лица спутанные черные волосы и мягко поцеловал в уголок губ, предполагая, что Айвэ скоро проснется.       Фаворит Его Высочества не явился на завтрак, и никто не видел, чтобы он выходил из комнаты. Элейв успел переделать все утренние дела, и когда они с Лилиумом сели за круглый стол, взгляды их устремились на третий пустующий стул. Айвэ никогда не упускал возможности поесть с членами королевской семьи, и столь неосмотрительное, даже грубое игнорирование компании двух принцев было на него не похоже.       — Он здоров? — поинтересовался осторожно Лилиум. — Никогда бы не подумал, что он может спать так долго.       Элейв неопределенно улыбнулся, пряча легкое замешательство.       — Впервые он пропускает завтрак со мной без предупреждения, — ответил он. — Видно, вчерашний день очень утомил его.       Лилиум слабо кивнул и решил больше не обсуждать чужое опоздание. Он был воспитан достаточно хорошо, чтобы не обращать внимание на пустующее кресло.       После завтрака Элейв немедленно направился в спальню. Айвэ все еще лежал на постели, раскинув руки. Элейв поглядел на спутанные волосы, длинные руки, исполосованные шрамами, мерно вздымающуюся грудь и присел на край постели, ласково накрывая доверительно раскрытую ладонь Айвэ своей. Он мягко сжал ее и поделился каплей силы, которой, впрочем, у возлюбленного было и так в избытке.       Минуту ничего не происходило, а затем Айвэ слабо сжал его ладонь в ответ, и, не открывая глаз, тихо сказал:       — Я не хочу ничего делать, дайте мне поспать.       Элейв слабо улыбнулся и потянул ладонь возлюбленного к себе, мягко целуя пальцы и щекоча их колючей бородой.       — Чем же вы так утомились вчера, что проспали аж до десяти часов? На улице такая хорошая погода, а вы спите.       Айвэ потянул одеяло повыше, к шее. Весь его вид и тихие сонные слова сообщали, что сегодня он хочет впервые за много лет провести весь будний день в постели без особенных на то причин.       — Я змея, с холодами впадаю в спячку. Разбудите меня в марте, — попросил Айвэ, и Элейв прилег рядом, слабо касаясь чужой скулы. Он недолго помолчал, убаюкивая Айвэ ласковой рукой, а затем слабо усмехнулся.       — Как жаль, — вдруг с деланным сожалением произнес Элейв и замолчал.       Ход был блестящий. Айвэ приоткрыл сонные глаза и повернулся на бок, повинуясь зову любопытства.       — Что «жаль»? — спросил он, и Элейв приласкал его теплым поцелуем.       — Я приготовил вам скромный, но очень приятный подарок. Если вы сейчас поднимитесь, я принесу его, а если останетесь спать, то придется отдать вам его только в марте.       Айвэ тут же прильнул к Элейву, обретая ту бодрость, какую так желал услышать в его голосе принц.       — Какой подарок? — промурлыкал Айвэ, напрочь забывший о желании проваляться в постели до обеда.       Элейв погладил его по спине и слез с кровати, поправляя мундир.       — Пока не позавтракаете — не скажу.       Айвэ спустился с постели, коротко поцеловал Элейва в щеку и тут же подозвал слугу из приемной. Пока Айвэ умывался, Элейв вышел из спальни и спустился в личную казну в поисках какой-нибудь красивой безделушки. Сегодня он не планировал ничего дарить Айвэ, но теперь следовало сдержать слово, и через десять минут поисков ему на глаза попался кинжал с переливающейся сине-зеленой рукоятью из прочной адалонской стали. Ножны были украшены золотом и наверняка заинтересовали бы Айвэ не меньше, чем роскошная тиара или излюбленный им десяток колец. Элейв не помнил, кто и когда подарил ему этот кинжал, но он отлично сошел бы в качестве подарка для фаворита.       Он вручил его Айвэ после завтрака, и тот отреагировал так, как делал это обычно: принял подарок с достоинством, повертел его в руках, а затем обворожительно улыбнулся Элейву, и они целовались до тех пор, пока не вовремя постучавшийся слуга не напомнил, что Айвэ пора отправляться в святилище. На прощание Элейв пообещал, что поговорит с Нинель по поводу вдовствующего консорта, который мог бы оказать Айвэ посильную поддержку.       Глупо было полагать, что святилище могло предложить ему что-то поинтереснее тяжелых воспоминаний. В свитках не было ничего, что могло бы развлечь его, и уже к обеду Айвэ едва не выл от скуки.       Здесь его раздражало все, и не просто раздражало — бесило! Игры в кости и домино, пиво с праздными разговорами, танцы под музыку Цихили и старые легенды не вызывали в сердце Айвэ никакого отклика, и он чувствовал, что теряет драгоценное время. Все они были в одной лодке: если кто-то, кроме принца Лилиума, узнает, что здесь происходит, скандала не избежать. Айвэ не хотел брать на себя ответственность за чужую неясную задумку и теперь все гадал, с какой целью его сунули в это псевдосвятилище с псевдожрецами, от которых не было никакой пользы. Он завернулся в плащ и лег у алтаря, подложив под голову руку, и так коротал время в полудреме, пока к нему не подошел Цихили, которому надоело играть для тех, кто мало что понимал в музыке.       — Так и всю жизнь проспать можно, — заметил он, и Айвэ недовольно выдохнул.       — Если коротать дни здесь — это жизнь, то лучше вообще не просыпаться, — ответил он недовольно, чувствуя, как дремота снова нападает на него.       Цихили помолчал и присел рядом на ступеньку.       — Верно, — ответил он. — У господина, потерявшего все, теперь нет смысла жить. Зачем ему открывать глаза? Он барахтается в луже, словно задыхающаяся рыба и пытается продлить никому не нужную жизнь, но это жалкое существование нисколько не похоже на раздолье в море.       Айвэ цокнул языком и тяжело вздохнул.       — Небо, да где вас, таких любителей кудахтать попусту, выращивают? Все как один любите эту доморощенную философию. Отстань от меня. — Он лягнул Цихили в спину. Тот покатился с лестницы.       «Очередной языком чешет, даже здесь от них отдыха нет», — обласкал его Айвэ, погружаясь дальше в легкую дремоту.       Слова Цихили были настолько очевидны, что озвучивать эту мысль можно было даже счесть за дурной тон. Каждая табуретка во дворце знала о положении Айвэ, и он сам отлично понимал собственные перспективы. Рассуждать о падении с небес в бездну стал бы только ребенок, мыслящий еще весьма простыми и понятными категориями. Для взрослого человека же это было на поверхности, следовало глядеть глубже.       Что же, теперь у Айвэ было два огромных особняка: Эдельфейд, подаренный королем, и Свеллендэм, его маленькая любовь, — и ни от одного из них нельзя было избавиться. Продаст Эдельфейд — ухудшит и без того мертвые отношения с королем, продаст Свеллендэм — и в Адалонии не останется места, где он сможет чувствовать себя по-настоящему дома. Но ему нужно было как-то содержать эти два дома и лучше всего на свои собственные деньги — любой подарок Элейва, даже один серебряный, вносился в список подаренного ему имущества, за которым вели слежку, и не каждый оценил бы, если бы два огромных дома содержались за счет королевской казны. Ему нужны были собственные деньги, и Айвэ припомнил, что же приносило ему больший доход, чем должность королевского советника.       Изготовление ядов.       За эти полгода отсутствия он наверняка растерял всех постоянных клиентов, и теперь следовало оповестить каждого, что он вернулся и готов творить смертоносные шедевры. Теперь у него было столько времени, что он мог с раннего утра до поздней ночи заниматься алхимией, которая приносила ему хорошие деньги.       Тем же вечером Айвэ сообщил Элейву, что собирается отремонтировать Свеллендэм и окончательно осесть там. Когда последние февральские холода уступят место весеннему солнцу, можно будет нанять рабочих и преобразить обстановку дома. Он не стал добавлять, что обязательно оформит полноценное хранилище для старых книг и новую лабораторию, решив, что не стоит тревожить Элейва такими деталями. Принц отдаленно знал, что помимо изготовления зелья Айвэ занимался чем-то еще, но никогда не углублялся в это так сильно, чтобы знать, что почти все самые эффективные яды были созданы его фаворитом. Айвэ планировал рассказать об этом Элейву чуть позже, когда лаборатория будет полностью оборудована.       — Айвэ, — вдруг перевел тему разговора Элейв, — какие у вас планы на начало марта?       Айвэ вскинул брови. В начале марта у него должна была начаться течка, и он планировал провести ее с Элейвом, но тот спрашивал так, будто кто-то в здравом уме мог придумать что-то другое.       — Вполне очевидные, — ответил Айвэ, чеканя слова и будто намекая, что Элейву не жить, если он оставит его одного в это время. — У меня будет течка, и я надеюсь, что вы достаточно разумны, чтобы в это время быть со мной.       Элейв задумчиво потер бороду.       — Разумеется, любовь моя, — кивнул он деловито. — В этом нет никаких сомнений.       И замолчал. Айвэ подметил туманность его слов и задумчивую медлительность.       — О чем вы думаете? — спросил он, чтобы не гадать.       Элейв поглядел на огонь и потрескивающие дрова в камине, а затем накрыл рукой чужую ладонь. Они посидели еще с минуту в тишине, и Айвэ терпеливо ждал ответа, заметив, как сосредоточен Элейв на своих мыслях.       — Для меня важно, чтобы наши тела были здоровы к марту. Это будет наша первая совместная течка. Вы должны понимать, что я волнуюсь о том, как все пройдет.       Айвэ разглядел в его голосе слабую неловкость. Элейв всегда сторонился столь деликатных тем и наверняка не предполагал, что однажды ему хватит мужества позаботиться о себе и о любимом омеге. Впервые он подумал о предосторожности вперед Айвэ и проявил заботу по такой важной части как омежье здоровье.       Айвэ растроганно улыбнулся, сжимая чужую ладонь.       — Я предлагаю нам обоим сходить на осмотр к Генриху. Вы давно не были у врача, — сказал Элейв. — Мне тоже будет полезно. Обычно я не интересуюсь такими вопросами.       Он перевел взгляд на Айвэ и заметил, с какой нежностью влюбленные глаза смотрели на него. Айвэ поднялся на ноги и пересел на подлокотник кресла Его Высочества, обнимая его за плечи и целуя в колючую щеку.       — Я так люблю вас, — сказал он тихо, и Элейв погладил его ногу.       — Как легко вас растрогать, — улыбнулся он, припоминая, как еще год назад Айвэ был колючий и неподкупный, будто крапива, а теперь ласково целовал его, нисколько не пугаясь собственных нежных порывов. Стало быть, его способна смягчить одна лишь только искренняя забота?       Следующим утром они направились в дом Генриха Лимбруга. Несмотря на то, что его приглашали стать личным врачом Элейва во дворце, он все же мечтал открыть свою клинику, где не только принимал бы сам, но и обучал молодые умы. Аарон всячески его поддерживал, а Элейв, с роду не страдавший никакой хворью, только дал негласную отмашку — пусть врач лечит всех, кому действительно нужна помощь, а не просиживает штаны во дворце около человека, не способного серьезно заболеть.       Они появились в доме Лимбругов в десять часов утра, и их встретил Аарон, приглашая пройти внутрь. Генриха еще накануне оповестили о прибытии Его Высочества и его фаворита, поэтому к их приезду он приготовил все, что могло потребоваться для осмотра.       Когда пара пошла в просторную комнату с двумя кушетками, накрытыми чистой тканью, Элейв и Генрих пожали друг другу руки. Айвэ получил от Лимбруга вежливый поклон, и тогда Генрих плотно закрыл окно шторами и попросил обоих раздеться.       Для Генриха этот осмотр не стал неловким: ему уже доводилось видеть Айвэ без одежды, и его больше занимала та тщательность, с которой следовало провести осмотр. Элейв в двух словах объяснил ему, зачем они пришли, и Генрих определенно чувствовал ответственность за благополучие интимной жизни любовников, которые решили со всей серьезностью подойти к такому важному этапу отношений, как первая совместная течка.       Генрих полностью осмотрел Элейва и подметил, что по части его здоровья у него нет никаких нареканий. Когда же подошла очередь Айвэ, Генрих осмотрел его язык, горло, зубы, даже кожу головы, ногти и не пропустил ни единый шрам омеги, осматривая каждый сантиметр кожи едва ли не с лупой. Айвэ было все равно: Генрих был врачом и смущаться его компании было бы величайшей глупостью. Элейв же полностью доверял другу и не допустил даже мысли, что тот может хоть чем-нибудь оскорбить возлюбленного. Генрих был врачом широкого профиля и блестяще прошел практику, поэтому Элейв доверил ему даже осмотр по части омежьего здоровья, которым обычно занимались акушеры.       Когда Айвэ поднялся с кушетки, Генрих только развел руками.       — Вы оба молоды и здоровы, — заключил он. — Хотя вам, господин Саламандра, я все же рекомендую сменить зубной порошок. Чем вы чистите зубы?       — Порошком из Далматии, — ответил Айвэ, пока Элейв помогал ему затянуть корсет. — Из перемолотых яичной скорлупы, виноградных косточек и ладана.       Генрих понятливо кивнул, а затем достал из шкафа небольшую баночку с белым порошком и поставил на стол.       — Далматские порошки очень агрессивны, у вас может развиться чувствительность зубов. Вы явно едите больше сладкого, чем Его Высочество. В Адалонии научились делать щадящие порошки, к тому же я порекомендую вам ополаскивать рот настоями чабреца, крапивы и мяты. Это полезно для зубов и десен.       Айвэ согласился и не стал спорить. Когда же он закончил одеваться, Элейв оставил его в гостиной с Аароном, а сам отвел Генриха в сторону, решив завести разговор, который было бы грубо начинать в присутствии возлюбленного.       — Генрих, — спросил он, — как ты думаешь, на него сильно повлияло зелье? Он скрывал пол больше десяти лет. Я боюсь, что это может вызвать некоторые последствия.       Генрих поглядел на Айвэ, делая вид, что они с Элейвом переговариваются вовсе не о нем, а о какой-то посторонней безделице.       — Он выглядел намного хуже, когда мы встретили его на Юге. Полагаю, что ваша компания помогла ему частично восстановиться, — заметил он.       — Сегодня он очень много спал. Это может быть связано с тем, что у него скоро течка? — поинтересовался Элейв деликатно.       — Это его первая нормальная течка, организм должен привыкнуть. Его желание набраться сил вполне естественно. Чего вы боитесь? Каждый из нас может проспать до обеда.       — Ты не понимаешь, — покачал головой принц. — Думаешь, я волнуюсь просто так? У нас совпадут течка и гон, я не могу не переживать.       Генрих удивленно вскинул брови и установился на Элейва.       — И вы молчали? — понизил голос Генрих, чтобы ни Аарон, ни Айвэ не услышали его взволнованности. — Вы рассказали ему об этом?       Элейв покачал головой.       — Он догадывается. Я лишь хотел убедиться, что мы оба полностью здоровы.       Генрих втянул голову в шею и стал похож на воробья.       — Впервые вижу, чтобы у пары так точно совпадали циклы, — сказал он. — Вы же понимаете, что это может говорить только об одном? С высокой вероятностью вы истинные.       — Конечно же я это понимаю. — Элейв пригладил бороду. — И Айвэ, наверное, тоже.