Стервятник

      Скоро март. Дни летели быстро, приближая весеннюю оттепель, и скоро должна была закончиться эта проклятая холодная зима, унося за собой невзгоды и дурные воспоминания.       Айвэ потянулся, разминая тело, и протянул руку, надеясь нащупать любимого — но постель была пуста. Одеяло не сохранило тепла Элейва, и Айвэ подумал сквозь утренний морок, что тот ушел тренироваться, оставив его одного, и не подумал разбудить на унылую жреческую службу.       В последнее время Элейв потакал ему во всем, силился всячески угодить, порадовать, задаривал подарками и старался прибыть в покои еще до того, как Айвэ проснется, чтобы застать его пробуждение. Он обхаживал его всеми возможными способами, привлекал к себе все внимание и старался не оставлять Айвэ одного слишком надолго. Он стремился быть во всем первым, во всем лучшим, и в такой старательности не было ничего особенного — через пару недель у Айвэ случится течка.       Омеги были всегда особенно капризны в этот период, если могли себе это позволить. Не у всякого омеги был тот, кем можно было вертеть, и оттого, чтобы не скомпрометировать себя, требовалось вести себя благопристойно и скромно, ничем не выдавая смену настроения. Айвэ тоже так умел — многие годы он контролировал себя и держал лицо, становясь лишь малость раздражительным, когда время приближалось к новому сезону, но многие принимали во внимание его скверный характер и не замечали настолько тонких оттенков и без того прямолинейного советника.       Теперь же у него был Элейв. Он куда лучше чувствовал состояние Айвэ — в конце концов, они спали в одной постели и отлично замечали малейшие изменения в поведении или запахах друг друга. Элейв чувствовал, как лакрица Айвэ становилась все более тягучей и вязкой, а Айвэ замечал, как обычно мягкий цитрус обретал нотки агрессии и настойчивости. Этот запах соперничал со всеми остальными, желая добиться полного расположения омеги, а Айвэ ощущал, что может поддаться своей природе и немного поизводить Элейва. В конце концов, закон природы был для всех един: альфа будет соперничать со всеми за омегу, которого хочет получить, если вдруг в нем смешается коктейль из горячего извлечения и любви, а омега будет проверять его, пока не решится отдаться самому сильному.       Элейв нисколько не противился этому. Для него, благопристойного и воспитанного мужчины, подобные игры были новинкой, и его воодушевлял не столько процесс, сколько сам факт: ни один приличный омега не позволял бы себе подобного. Выбери себе Элейв воспитанного и пристойного юношу — и тот, следуя адалонской морали, ни за что не позволил бы себе такой пошлости. Элейв знал это хотя бы потому, что был свидетелем отношений Генриха и Аарона: они оба держались в некотором отдалении друг от друга, воспитанные слишком хорошо даже для адалонского общества. Айвэ же был иным. Слухи были во многом правы — Айвэ вскружил Элейву голову не только своим умом и красотой, но и в некоторой степени ужасной распущенностью. Воспитанный благородный принц и представить себе не мог, что когда-нибудь будет бегать за омегой, который одним своим видом демонстрировал высшее сладострастие, позволяя себе намного больше, чем мог бы позволить другой. Эта в некоторой степени пошлость, граничащая с вульгарностью, пробирала Элейва до мурашек, особенно теперь, перед гоном, который он наконец планировал провести с омегой.       Осуждать Айвэ можно было сколько угодно, однако он добился своего — через постель ли, связи или собственным умом, но он был безоговорочным любимцем Его Высочества, и весь дворец был свидетелем, как молодой альфа из кожи вон лез, чтобы угодить Саламандре.       Айвэ вышел из дворца и зажмурился, когда солнечные лучи на мгновение ослепили его. Снег уже почти растаял, и о недавней зиме напоминали только лужи и еще голые деревья, на которых только к середине марта набухнут почки. Айвэ был из тех людей, которые любят зиму из теплого дома, а холод переносят в десятки раз хуже простого человека.       Он спустился со ступеней и направился к тренировочному полю. Стража не посмела останавливать его, и когда Айвэ кивком поприветствовал солдат, взгляд его упал на Элейва.       Вернее, не столько на Элейва, сколько на скачущих вокруг него Генриха и Алвиса. Оба держали в руках тренировочные деревянные мечи и едва успевали отбиваться от атак Его Высочества, который одним только мечом успел утомить обоих. Генриху еще повезло — он отлично фехтовал и успевал уворачиваться от атак Элейва, но Алвис, взмокший настолько, что пот катился с него градом, уже получил несколько крепких ударов, после которых наверняка останутся синяки. Элейв почти не поддавался им, но и не особенно усердствовал — первым делом он хотел отвлечься от мыслей, забивавших его голову, и хороший бой помогал в этом деле куда лучше холодной ванны.       Все трое краем глаза быстро заметили прибывшую фигуру, и когда Элейв обернулся, меч едва не выпал у него из рук. В другой ситуации он непременно подумал бы, что не хотел встретить Айвэ с таким измотанным видом после их недолгой разлуки, однако вместо этого только швырнул меч Алвису, который едва успел подхватить его, и быстрым шагом направился к Айвэ. Он на ходу снял с себя мундир и вытер его рукавом пот с лица, шеи и волос, оставаясь только в одной рубашке, и бросил его в сторону, решив, что сейчас есть дела поважнее, чем забота об одежде.       Айвэ предполагал, что Элейв соскучился, но не мог представить, что настолько: как только альфа оказался рядом, он притянул Айвэ к себе и поцеловал его с такой жадностью, которая могла сравниться только с их воссоединением после полугодичного расставания. Он не позволял Айвэ уйти от поцелуя и держал в объятиях, как в клетке, чувствуя, как любовник прильнул к нему, тоже забыв о приличиях.       — Небо, они целуются, — с неясным выражением подметил Генрих, для которого любовь принца уже не была чем-то удивительным. Любой врач нисколько не удивился бы такой реакции альфы на омегу перед гоном. Прежде он смутился бы, но теперь глядел без стеснения, будто привык, в то время как лицо Алвиса приобрело фиолетовый оттенок.       — О боги, я не хотел этого видеть, — закрыл он глаза руками. — Они должны были поберечь мой рассудок, а не целоваться у меня на глазах. Как я теперь буду спать?       Генрих слабо засмеялся, а затем поднял мечи и увел Алвиса за собой.       — Пойдем. Нам не помешает помыться, не надо их отвлекать.       Айвэ слишком давно не пребывал в таком легком состоянии, и руки обвили шею Его Высочества, который принялся оглаживать его талию. Наверное, им не следовало делать этого при всех, и когда Элейв спустился поцелуями ниже, к шее любовника, разум Айвэ взял верх:       — Не здесь, — тихо сказал он, и шепот его был вовсе не таким уверенным, как обычно. — Вы компрометируете нас.       Элейв обессиленно ткнулся губами ему в плечо и крепко обнял, замерев. Сердце Айвэ гулко билось в груди, но, слава небесам, в нем было куда больше разума, чтобы остановить Элейва раньше, чем рассудок покинет их.       Ближе к вечеру в комнату Айвэ явился Нинель. Странное дело, что Саламандра никогда не вызывал его для разговора, и когда он присел у камина, Айвэ придвинул кресло ближе и аккуратно поинтересовался вещами, вопросы о которых должны были у него возникнуть после отмены зелья.       Айвэ поражало то, как обострились его чувства, и дядюшка мягко улыбнулся ему.       «Чувства чувствами, но разум главенствует. Мы не животные, чтобы слепо подчиняться инстинктам. Это нормально, Айвэ, особенно для такого омеги, как вы. Вы будто сотканы из самой страсти».       Айвэ несколько смутили слова Нинель. Он никогда не прятал своей натуры, но услышать такое определение себя от такого чистого невинного человека было неловко ровно так же, как если бы он рассказал родному папе о подробностях семейной жизни.       Когда Нинель покинул его, в спальню незамедлительно постучал Элейв.       Эти несколько дней были для любовников сродни игре. Элейв недобро смотрел на каждого альфу, что подходил к Айвэ, а Айвэ скалился на всякого омегу, который дольше положенного говорил с Элейвом. Обычно они не были столь ревнивы, но сейчас эта дурная черта, бывшая в некоторой степени у обоих, была видна невооруженным взглядом. Генрих же был единственным, для кого эта охрана друг друга от посягательств посторонних не стала новостью — любой альфа, имевший виды на омегу, старался отогнать соперников, и точно так же поступал омега, который проверял твердость намерений альфы, изводя его по всякой мелочи. Это была чистая биология, и Лимбург посоветовал Алвису и всему ближайшему кругу пока не лезть к паре, которой повезло больше остальных по части совпадения этих чувственных периодов.       Айвэ мог потребовать у Элейва все что угодно, и тот обязан был исполнить его желание, ровно как и желания Элейва должны были быть приняты во внимание. Они всегда сопровождали друг друга, куда бы ни пошли, и за день до первого марта Элейв приказал слуге собирать вещи господ.       — Мы поедем в Свеллендэм? — поинтересовался Айвэ за завтраком.       Элейв улыбнулся.       — Нет. Мы поедем в мой охотничий домик. Свеллендэм хорош, но я могу предложить вам кое-что поинтереснее.       Айвэ приятно удивился, что Элейв заранее подумал об этом. Он ждал от принца сюрприза, но не думал, что тот настолько ответственно подойдет к этому вопросу.       — А кого мы возьмем из прислуги? — спросил Айвэ.       — Никого. Мы возьмем еды и одежды на несколько дней и останемся в полном одиночестве на природе.       Айвэ показалось, что эти дни пройдут незабываемо, и он невольно закусил щеку, ощущая легкое нетерпение.