Стервятник

      Айвэ понял, что Элейв проснулся, когда за спиной зашуршало одеяло и послышался тихий утренний стон, который вечно издает человек, потягивающийся после крепкого сна. Рука на мгновение остановилась, прекратив расчесывать волосы, и Айвэ поглядел на отражение Элейва в зеркале трюмо.       — Вы проснулись, — заговорил Айвэ и продолжил аккуратно расчесывать спутавшиеся за ночь волосы. — Доброе утро.       Элейв сел на постели и зевнул, а затем упал обратно и вновь утонул в подушках.       — Который час? — поинтересовался Элейв вялым голосом.       — Ну вы и соня, — улыбнулся Айвэ, отложил расческу и открыл баночку с кремом, нанося его на лицо. — Уже почти полдень.       Элейв издал невнятный звук и все-таки сполз с подушек, сев на край постели. Его стопы утонули в мягком пушистом ковре, и он притянул к себе одеяло как тогда, в их первый раз, будто смущаясь собственной наготы. Они были вместе уже слишком долго для таких условностей, однако Элейв вовсе не собирался отказываться от этой привычки.       — Мы тут всего неделю, а я уже забыл, что значит ложиться вовремя. — Он снова зевнул. — Уже обед… Кажется, мы припозднились.       Он поглядел на Айвэ. Тот сидел в одном только халате, неспешно прихорашиваясь перед выходом из спальни, а его сорочка валялась у ножки стула. Айвэ не проявлял никакого интереса к ее судьбе, и, закинув ногу на ногу, теперь примерял серьги, причудливо поблескивающие в свете весеннего яркого солнца.       — Мне, в общем-то, все равно, во сколько мы выйдем из спальни, — сказал Айвэ и отложил в сторону золотые, решив, что сегодня им не место на нем. Приложив к уху сапфировые, он тоже оказался не удовлетворен, однако промурлыкал: — А может быть и вовсе не выйдем. Какая разница. Хотя я бы предпочел позавтракать на улице сегодня: погода чудесная, наконец-то пришла настоящая весна. Вы со мной?       Он вновь поглядел на Элейва через отражение в зеркале, и тот заметил в золотых глазах то, чего не замечал в связи с недавними событиями — легкое кокетство. Айвэ расцветал в этом доме, и стоило только ему лишиться любой работы, как даже взгляд его приобрел прежнее игривое выражение, которое однажды свело их вместе.       — У меня возникло чувство дежавю, — признался Элейв, и Айвэ чуть дернул бровью в немом вопросе. Элейв поспешил объяснить: — Вы прихорашиваетесь за трюмо, а я сижу на постели, проснувшись многим позже вас.       Айвэ неопределенно улыбнулся.       — В тот раз вы встали и обняли меня, — ответил он, а затем наконец решил, что белое золото сегодня будет весьма кстати. — Заставьте и меня испытать дежавю.       Элейв балдел от такой наглости.       Конечно же, он не мог не исполнить чужую просьбу. Прикрывшись одеялом, он подошел к Айвэ и опустил руки на его плечи, приобнимая его и целуя затем в макушку. Айвэ принял ласку весьма достойно для омеги, который ее выпросил, и затем надел серьги и поинтересовался снова:       — Что там по поводу завтрака?       Они, в общем-то, ничем не занимались. Когда они приехали в Свеллендэм, оба были твердо уверены, что непременно отправятся в старый дворец и проведут там много дней, и что отдых их будет хоть немного продуктивным, однако в первый день они занимались обустройством, потом два дня не вылезали из постели, потом целый день гуляли, потом катались на лошадях, потом читали в зале, — и так пролетела неделя, полная чудовищной лени, и никто из них пока не стремился прерывать эту цепочку совершенно пресных, но очень теплых и домашних развлечений.       Завтрак на улице был не менее ленивым, чем все предыдущие. Слуги накрыли в беседке, и весеннее солнце не опалило их лиц. Они ели неспешно и вдумчиво, и Элейв после даже откинулся на ограду, закинув ноги на лавку.       — Как здесь хорошо, — протянул он тихо, и Айвэ присел рядом, уложив голову на чужое плечо. — Чистый воздух, свобода, тишина… Никакой королевской грызни и сомнительных способов решить семейные проблемы.       Подул легкий весенний ветер. Айвэ молча слушал его, чувствуя, как Элейв приобнял его, ласково поглаживая острое плечо.       — Вот бы так было всегда, — тихо ответил Саламандра.       Они вернулись в дом только затем, чтобы Айвэ взял зонт, и после ушли на прогулку по дороге, что вела в сторону соседских домов. Весеннее солнце высушило недавнюю грязь, и влюбленные даже не испачкали туфель, а затем и вовсе свернули с дороги на лужайку, шагая по зеленому лугу, где паслись несколько лошадей. Шли они неспешно, любуясь местными красотами, и Айвэ укрывался от солнца тканевым зонтом.       Так прошли еще несколько дней, пока оба не пресытились полным бездельем. Наступил май, и теперь не требовалось даже заворачиваться в шаль, чтобы укрыться от ветра: солнце заливало лучами зеленые луга Свеллендэма, распустились черемуха, сирень, зацвели цветы в саду, в воздухе застыл волшебный аромат только-только скошенной травы, которую немедленно отдали лошадям. Газоны ослепляли сочностью зелени, а деревья по-весеннему шуршали, когда ветер тормошил их густые кроны. Элейв и Айвэ сбросили с себя остатки теплых одежд и теперь одевались по удобству, а не как того требовали строгие дворцовые манеры. Элейв иной раз мог не застегнуть рубашку до конца, а Айвэ — обойтись платьем всего в один слой. Элейв однажды шутливо приподнял его юбку, заглядывая за запретный полог, и Айвэ ожидаемо лягнул его, — впрочем, признаться, не слишком уж сильно и скорее ради шутки, чем всерьез, — вызвав у Элейва бурный смех.       — Пока адалонцы шьют себе пятнадцать юбок для чайного платья, вы обходитесь одеждой на далматский манер! Мне нравится далматская мода.       В тот же день они решили: надо немедленно пригласить друзей в Свеллендэм и наконец рассказать им последние новости. Айвэ заранее предполагал, в каком восторге будет Аарон от их помолвки, и потому немедленно разослал всем письма, заверяя, что будет непременно рад собрать всех в одном доме и сообщить им радостную весть, которую он пока оставил в тайне. По его же приказу прислуга принялась вычищать дом и готовиться к приезду гостей.       Первым примчался Алвис. Его не тяготила пара, никто не ждал дома, и потому вечером следующего дня он быстро собрался и немедленно отправился в Свеллендэм налегке. Он был еще в том положении, когда мог позволить себе сорваться с места и уехать хоть на край света, и его тепло встретили в Свеллендэме, проведя внутрь.       Через несколько часов явились и Генрих с Аароном. Они прожили вместе уже год и уже будто даже дышали синхронно: они оба были безупречно одеты и казались совершенно обычной молодой семьей, несмотря на то, что сожительствовали и пока не были женаты. Когда они постучали, им открыли Айвэ и Элейв, и Аарон по старой привычке вновь обнял Айвэ, как будто был его ребенком, а не бывшим мужем. Генрих в такие моменты едва не лопался от умиления, а Элейв теперь стоял и задумчиво смотрел на юного омегу. Аарон пережил достаточно, и его можно было назвать героем — теперь он с любовью обнимал человека, который некогда обошелся с ним весьма некрасиво и жестоко. И простил он того, кто не прощал никого. Какая ирония.       — Зайчик мой, — улыбнулся Айвэ, когда Элмер потянул к нему руки, ориентируясь на голос. Айвэ поднял его на руки, ощущая, что ему куда труднее удержать его. Элмер подрос с тех пор, как они жили вместе, и Айвэ, поцеловав сына в щеку, передал его Элейву, которого тут же обняли за шею.       — Нинель сообщил нам перед отъездом, что задержится, — предупредил Генрих, и Элейв, кивнув, провел всех внутрь.       Они слишком давно не собирались вот так, и оттого все успели соскучиться и друг по другу, и по тихому пригороду. Особенно тоскливо было Аарону, который вырос здесь и прожил почти треть жизни, и, оказавшись теперь в родных краях, он незамедлительно принялся раздавать указания слугам, как это было раньше, и те быстро накрыли стол, подав горячее. Меволь занялся Элмером, не слишком желая становиться частью общего веселья, и ушел наверх, где было тише, чем на первом этаже.       За стол сели в шесть часов, и когда гости прикончили суп, Алвис наконец спросил:       — Так о какой новости была речь в письме?       Айвэ уже и позабыл, что они обещали рассказать друзьям важную новость. Он и Элейв вытерли губы салфеткой и поднялись на ноги, а Генрих отчего-то заметно напрягся. Гости в ожидании смотрели на пару, и Элейв сказал:       — Я сделал Айвэ предложение.       Аарон чуть не подпрыгнул на месте от удивления.       — Какое счастье! — захлопал он в ладоши. — Я так рад за вас!       — Поздравляю! — заулыбался Генрих, не менее пораженный такой новостью.       — Погуляем на свадьбе! — засмеялся Алвис, а потом взял вилку и направил на Генриха. — Ты проиграл.       Взоры присутствующих обратились в сторону Генриха. Тот с поражением достал из кармана кошель и бросил его Алвису, который шустро принялся считать чужие деньги. Генрих поспешил все поскорее разъяснить под давлением взгляда Айвэ, который так и вопрошал: «Что это было?»       — Когда мы получили письма, мы поспорили, что за важное событие вы нам готовите, — сказал он. — Я подумал, что это беременность, потому что вы так быстро уехали на природу, что я не мог предположить иного. Алвис подумал, что это помолвка. Поспорили на кошель.       — С тобой приятно иметь дело, Генрих, — блеснул Алвис белыми зубами в широкой улыбке.       Айвэ и Элейв переглянулись. Генрих думал как врач, и не было ничего удивительного в том, что он первым делом подумал на беременность. Это был вполне естественный ход мыслей: прошлую течку его важные пациенты провели вместе, и потому имелась вероятность, что он все-таки победит в этом споре.       Во взгляде Элейва что-то мелькнуло, и Айвэ отрезал:       — Нет. Мы еще не женаты.       И сел за стол. Он демонстративно положил салфетку на колени и велел слугам подать второе блюдо. Элейв тихо усмехнулся своим мыслям и сел следом, и один только Алвис понял, к чему была эта усмешка.       Естественным образом после обеда вся компания переместилась из столовой в зал, где их тут же захватила игра в бильярд. Айвэ прежде не слыл хорошим игроком, потому что вечно не мог рассчитать силу удара, и однажды кий так сильно шмальнул по шару, что тот улетел за стол и впечатался прямо в одного из его приятелей. С тех пор он предпочитал играть в покер или любую подобную игру на удачу, но теперь его уговорил Элейв, который наоборот отлично управлялся с кием и в одну из партий, когда Айвэ бессовестно проигрывал даже Генриху, подошел сзади, накрыл рукой чужие ладони и помог точно рассчитать удар, чтобы тот не оказался слишком сильным или мягким. Несмотря на то, что выигрыш явно был не на стороне Айвэ, после такого внимания он не мог не получить удовольствие от игры.       — А где же Нинель? — поинтересовался Элейв, когда на часах пробило восемь. — Уже так поздно, а его все нет.       Генрих и Алвис только переглянулись, а затем оба растерянно пожали плечами. Нинель не отличался дурной привычкой опаздывать и обычно приезжал вовремя. Должно было случиться что-то очень важное, чтобы он запаздывал на долгожданную встречу с племянником и его избранником.       — Я хотел наконец познакомить его с Элмером, — покачал головой Айвэ. — Будет грустно, если он действительно не приедет.       Несмотря на легкое волнение компании, все же было решено подождать Нинель до десяти часов. Гости и без того собирались переночевать здесь, в Свеллендэме, и оттого никто не собирался домой. Алвис и вовсе надеялся, что веселье закончится глубоко ночью, и, если, вспомнить сбитый сон Элейва и Айвэ, все к этому и шло. Липпе даже выпросил у Айвэ вина, и тот велел Ману принести бутылочку специально для, как он выразился, «пьянчуги», который был готов взять себе любое имя, лишь бы попробовать далматского вишневого вина. Для Элейва этот вкус тоже был особенным: если вспомнить, именно он привел его и Айвэ в одну постель, опьянив настолько, что оба потеряли рассудок. Он сделал всего глоток и после не взял в рот ни капли, чтобы не смущать Айвэ, который, в общем-то, уже не питал к вину такой страсти, как это было прежде, и поэтому тоже ограничился одним символическим глотком.       Дело близилось к ночи, но вместо того, чтобы успокоиться, компания вдруг ударилась в темные рассказы мрачных историй, которые были не то местными байками, не то и вовсе на ходу придуманными страшилками. Айвэ всегда довольно прохладно относился к подобным историям по понятным причинам, а вот остальные с большим энтузиазмом приняли идею пощекотать друг другу нервишки. Слуги погасили все свечи, оставив только потрескивающий камин, и комната погрузилась в полумрак. Истории сочинялись по кругу.       — …И когда хирург отвернулся, — говорил Генрих, — труп вдруг сел на железной койке, и из его распоротого брюха вывалились…       — Все, замолчи! — завопил вдруг Алвис в очередной раз и натянул на голову покрывало, в которое вцепился еще с той минуты, когда зазвучала первая история. — Тебе не кажется, что ты переборщил?!       Генрих удивленно посмотрел на него. Атмосфера была безбожно испорчена, и Аарон тихо засмеялся в кулак.       — Разве? Ты что, никогда в морге не был? Чего ты пугаешься? — совершенно искренне поинтересовался Генрих, а затем повернулся в сторону Элейва. — Неужели история такая…       Он осекся. Айвэ и Элейв сидели белые, как полотно, вцепившись друг в друга.       — Генрих, — заговорил Айвэ, — вы производите впечатление самого невинного и порядочного человека на свете. Я не представлял, что вы на ходу можете сочинить… такое.       Теперь и Генрих смутился.       — Кажется, я действительно переборщил, — со скромной улыбкой заметил он, но потом все же повернулся, чтобы немного пожурить перепуганного Алвиса: — Ты же альфа, постыдился бы хоть так верещать перед омегами! Смотри, даже Аарон нисколько не испугался, а ты от любого моего слова сразу кричишь от страха, заячья душа.       Алвис едва сдержал желание дать Генриху хорошего пинка.       — Да что мне до твоих омег, — обиженно брякнул Алвис, добавив капли театральности. — У них есть альфа, к которому они могут прижаться, когда им страшно, а мне что делать? Где мой альфа, который защитит меня?       И упал на тахту, с картинным вздохом приложив ладонь ко лбу. Друзья тихо засмеялись.       — Прыгай к нам, крошка, мы тебя в обиду не дадим, — поиграл бровями Айвэ, изображая из себя альфу, которого прежде Алвис так ненавидел, и Элейв взорвался хохотом. Алвис на мгновение замер, а затем скатился с тахты на пол, как желе.       — Я лучше к праотцам отправлюсь, чем в твои объятия, — заключил он, а затем сложил руки на груди, как покойник. Секунду ничего не происходило, и Алвис снова заговорил: — Почему никто не плачет? Я ухожу к праотцам от ваших страхобаек, а вы даже слезу пустить не можете? А еще считаете себя воспитанными людьми.       Комната вновь наполнилась смехом. Алвис успел расслабиться, но стоило ему только заметить краем глаза черное пятно в дверях, как он завопил с такой силой, что наверняка Фалко с улицы слышал его. Нинель, тихо вошедший в дом, вздрогнул от такого приветствия, и от неожиданности выронил из рук сумку, которая с глухим «бум!» упала на пол. Алвис тут же замолк и решил притвориться мертвым.       — Простите, Нинель, я принял вас за призрака, — сказал он напоследок и закрыл глаза.       Нинель обескураженно улыбнулся.       — «Что у вас здесь происходит?» — поинтересовался он, а затем поспешил добавить: — «Я бесконечно извиняюсь за опоздание. Я и так поздно выехал, но у лошади по пути отвалилась подкова, я не мог заставить бедное животное идти без нее».       — Нинель, наконец-то вы приехали, — поднялся Айвэ с дивана, подвинул ногой Алвиса подальше, чтобы не лежал на дороге, и взял руки Нинель в свои. — Вы голодны?       Нинель любили все без исключения, и гости снова переместились в столовую, чтобы развлекать дядюшку разговорами, пока он ужинал. Поздняя пища никак не способствовала здоровому сну, но он так утомился с дороги, что был готов съесть целую тарелку супа, второе блюдо и десерт. Пока Нинель ужинал, Айвэ вдруг заговорил:       — Элмер еще не спит, хотя следовало бы. Я писал вам, что хочу познакомить вас. Хотите провести завтра здесь весь день? Думаю, Элмер будет рад новым знакомым.       Нинель, конечно же, приехал сюда не только ради племянника, но и ради того самого Элмера, о котором Айвэ заботился много лет. Они не были представлены друг другу лично, и оттого Нинель был в легком предвкушении встречи.       После ужина Айвэ велел слугам подготовить комнаты для гостей. Туда принесли воды, зажгли свечи, и постепенно в доме стало тихо. Даже слегка пьяненький Алвис, вылакавший остатки вина, спокойно лег в постель. Нинель наконец пришел в себя после дороги и сел ждать в зале, где теперь было тихо и только скомканные покрывала говорили о том, что некогда здесь было шумно и людно.       Айвэ поднялся наверх, пока Элейв беседовал с Нинель внизу, и тихо вошел в спальню. Элмер вертелся волчком вокруг Меволь, что было вовсе не похоже на обычно тихого мальчика, к тому же незрячего. Он требовал от Меволь самое красивое платье с розами, ленточку для волос и какую-то куклу, которую он непременно хотел унести с собой вниз.       — Зайчик, зайчик, чего ты так вертишься, ― нежно заговорил Айвэ и опустился перед Элмером на колени, чтобы поправить его платье и волосы. — Чего ты так вертишься? Ты обычно спишь в это время, а сегодня за тобой не угнаться. Вот так, у тебя совсем растрепались волосы, дай уложу.       — Ну как же! — не унимался Элмер. — Я так хочу подарить Нинель мою любимую куклу!       Айвэ весело улыбнулся.       — «Нинель»? Ты уже и имя его знаешь? Кто тебе сказал, неужели Меволь? Эта встреча должна была стать сюрпризом для тебя.       Элмер вдруг засмеялся так, как будто Айвэ сказал величайшую глупость.       — Как же мне не знать его имя? Он же мой папа!       Рука Айвэ застыла с золотым локоном между пальцев. Слова Элмера были будто гром среди ясного неба, что припечатал Айвэ к полу. Тело его покрылось мурашками, и стало так холодно, будто на улице был не май, а снежный морозный январь. Даже само сердце будто сбавило ритм, а время остановилось. Улыбка Айвэ сама собой угасла, и с бледных губ тихо сорвалось:       — Что?...