I
«Привет! Лука сказал, что не умеет на глаз определять, жив ты или нет и посоветовал спросить самому!» Перечитав сообщение, Домагой хотел было стереть его, да почему-то не сделал этого сразу. Ах, да, точно… Какой-то умник прописал ему в лицо с час назад, и теперь хотелось только одного — чтобы убитая жизнью с конченым раздолбаем большущая серебристая машина лучшего друга в пределах клуба Джанера Эркина скорее затормозила у дома. «Кто ты?» — медленно набрал Вида и снова уставился в окно. На улице было по-прежнему холодно и уныло. Вся планета, кажется, в этом году замёрзла. Впрочем, кроме Австралии, наверно. Там было жарко. Но думать о пожарах хотелось в последнюю очередь… «Так я тебе и сказал!» — прилетело с незнакомого испанского номера. Джип Эркина затормозил у ворот. На улице как по команде зарядил мелкий противный дождь. — Отлежись, не беги завтра на собрание, — советует друг. — Никто не будет ругаться, если ты завтра не придёшь! — Конечно… Спокойной ночи, Джан! «Так как ты там?» Однажды, чуть меньше года назад, привезя от родителей подаренного Давиду на Пасху кролика, Домагой вдруг понял, чего не хватает в их личном маленьком замке на азиатской стороне кошачьей столицы мира. Небольшой меховой комочек, улыбчивая умная мордашка, блестящие пуговки-глаза. Потешный, пародийно неловкий и неклиматически пушистый Тайлор вдруг внёс необходимый баланс в их семью. Закончил взмахом изящной баранки рыжего хвостика сложную картину семейного счастья, закрытого и такого прочного мира. Их, только их… «Даже, если я выбегу на поле с плакатом «Меня нельзя бить по голове», они будут это делать» Собака проворно взлетает на диван, хотя хозяйка запрещает ему это делать, вмиг оказывается на спинке, ставит крошечные пушистые лапки на плечо и принимается щекотно вылизывать отекшую от удара бровь и раскрасневшийся лоб. «Не ходя вокруг да около, могу отметить: мне бы хотелось оказаться рядом сейчас. Не знаю, чем бы я помог, но хотя бы был рядом…» Усталость наваливается разом. Матч, горячий душ, объятия товарищей, звонок жене в Хорватию разгоняли её в течение последних двух-трёх часов. И вот теперь всё кончилось. Навалилась тишина. Собака была необходимым элементом, чтобы эта тишина не затягивала так сильно, как это бывало раньше. Нет больше никакой возможности, приползая домой, если в доме больше никого нет, опрокинуть рюмку рома или виски, завалиться, не снимая свитер или уличную футболку, на диван и отрубиться под бубнёж телека. Нужно погладить щенка, если погода позволяет, выйти пройтись во двор, насыпать еды, помыть миску… А там, глядишь, возникнет острое желание ополоснуться и переодеться, забраться под одеяло и прочитать пару страниц книги, которую подарил некоторое время назад другой названый брат… «Hvala…» Талор скатывается по груди хозяина кубарем, выбив из рук телефон, который улетает на пол. Щенок напугано хлопает глазищами, вываливает розовый язык. — Пошли, дурень, покормим тебя и Маршала… При звуке имени кролика Тайлор подскакивает и бросается искать белого лопоухого члена семьи. Телефон так и остаётся лежать на полу до поздней ночи, подмигивая тоскливо голубым огоньком месенджера. «Не за что. Ты мне действительно нравишься… Хотелось бы продолжить переписку. Пока переписку». «Спокойной ночи, дорогой!» *** Утром, которое пришло в Мадрид, как и обычно, на два часа позже, чем в Стамбул, на телефон пришло сообщение от незнакомца. Более-менее выспавшемуся разуму вроде снова захотелось его заблокировать… Но опять что-то не дало этого сделать. Друзья пишут слова поддержки. Врач предлагает приехать, уточняет, не было ли признаков сотрясения, тошноты, потери сознания. Модрич и Ловрен как-то переборно серьёзно интересуются самочувствием… К чёрту всех, пожалуйста… «Ты сегодня дома?» Пальцы сами скользят по экрану. Всё достало, всё заебало. Хочется тупо поговорить с кем-то кто не видел твою голую жопу в любом ракурсе. Даже, если, скорее всего, собеседник жаждет присоединиться к этой армии. Но пока у него нет ни лица, ни голоса. Почему бы и нет? «Да, врач велел отлежаться. Я в норме, но фингал порядочный будет…» Ответ не заставляет себя долго ждать и заставляет немного напрячься: «Бедный мой… Прикладывай холодное сегодня, поищи у жены увлажняющие кремы, тоже можно помазать…» Совет приходится кстати уже хотя бы потому, что от спрея-заморозки кожа на лбу начала шелушиться и облезать. «Спасибо! С чего такая забота?» Собеседник не отвечает достаточно долго чтобы Домагой успел приготовить поесть себе, покормить собаку, попробовать позаниматься на домашних тренажорах, понять, что по голове его приложили вера достаточно сильно, и врач был прав, что запретил ему приезжать. «Извини, — написал незнакомец, когда его собеседник решил пообедать и теперь искал, куда ребёнок задевал его любимую тарелку. — У нас тренировка была. Ты мне нравишься, вот и забочусь. Почему нет?» «Пришли фото?» — на дурака набирает Домагой. Незнакомец молчит несколько минут, и Вида уже решает, что тот обиделся… Но в момент, когда микроволновка издаёт лиричный звук, оповещающий о том, что гаспачо, конечно, не греют, но, если уж господин решил, что всё же сделает это, то время подогрева истекло, в месенджер пришёл файл. В кадр попал изумрудно-зелёный газон, на котором виднелись несколько человек в серебристой тренировочной форме, по силуэтам которых можно было угадать Модрича, Марсело и Винисиуса. Краешек карамельно-каштановой чёлки, бледная кожа гладкого виска, россыпь бледно-рыжих веснушек на скуле и уголок глаза с длинными шёлковыми рыжими ресницами. В целом фото казалось размазанным, будто снятым на не самую лучшую камеру, но при этом чувствовалось, что без небольшого вмешательства тут не обошлось. Чисто теоретически, это, конечно, мог быть кто угодно. Не говоря о том, что из матчей Реала Домагой смотрел в основном Эль Классико, и то в основном обращал внимание на противостояние двух своих довольно близких друзей — Луки Модрича и Ивана Ракитича, и слабо представлял, кто сейчас щеголяет каким цветом и длиной волос. Однако нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что упомянутый выше капитан сборной Хорватии вряд ли дал бы номер своего названого брата по первой просьбе, например, Иско или даже тому же Йовичу… Уточнить, верна ли догадка, хотелось до смерти, но Домагой не стал этого делать: продолжать играть в незнакомцев было весело. Если бы кое-кто не подлил масла в огонь… *** Умение выносить мозг издревле передаётся в семье Гугич по женской линии. Тёща, со мнением которой за всю историю осмелились спорить только младшая дочь, да возлюбленный зять — её супруг. Старшая сестра, получившая отменное образование сугубо на силе тяги собственного упрямства. Ну, и, конечно, Ивана, упрямая, строгая, готовая на всё ради достижения своей цели… Вот собиралась вернуться от родителей ещё в среду, а решила зарулить в гости к подруге в другой город до пятницы. И ладно бы одна, ребёнка она утащила с собой. Дом стоял пустым. Собака, кролик, это, конечно, хорошо, но… «Ты бы хотел приехать в гости?» — приходит в обед сообщение. Скорее всего, незнакомец понимает, что он вполне может быть рассекречен. Или действительно жаждал встречи, не боясь запятнать своё честное имя. Цель? Что угодно, от посидеть в ресторане и поболтать о тяжёлой и неказистой жизни центрозаща до пары-тройки суток в постели в компании разве что стакана воды или сангрии, поскольку времени и желания отрываться друг от друга просто не будет даже ради еды… Прокрутить несколько фоток главного кандидата на роль незнакомца. Постучав ногтем по экрану, отвлечься на паровую рыбу с фасолью и весёлую болтовню Джанера. Оторжавшись, вернуться к телефону, чтобы заглянуть в месенджер, в другой диалог. Четыре сообщения. Все прочитаны. Все без ответа. Ну, что ж, если ты никому не нужен, может, стоит попробовать предложить себя кому-то другому? «Да. Но у меня игра во вторник» «Верну тебя домой в понедельник утром, успеешь отойти и даже потренироваться!» «Бронируй билет на рейс до Мадрида на сегодняшний вечер, встречу!»II
В своей жизни Серхио Рамос мало интересовался людьми вокруг него. Как сверхмассивное небесное тело, он притягивал к себе окружающих. Одни сгорали в его атмосфере как мелкие метеориты, яркими вспышками проносящиеся незамеченными в полуночном небе. Другие находили в себе силы набрать массу и скорость и оторваться от силы притяжения и снова стать независимым… Но были те, кто, притянувшись, становились постоянными спутниками его естественного существования, никак не влияя на него… До определённого момента. Бывает в этом мире так, что два сверхмассивных объекта, встречаясь в пустоте космоса, сталкиваются и уничтожают друг друга, рассыпаясь бесконечной красотой фотографий Хаббла, сталкивают друг друга с орбиты, обрекая проигравшего на вечный холод и одиночество мира, лишённого света. Но бывает, так редко, что учёные до сих пор не уверены, как так произошло, они находят общую точку притяжения и начинают вращаться вместе, вращаться вокруг общих тем, общих слов, общих интересов… Когда Лука Модрич появился в клубе, Серхио первым попытался поднять миниатюрного хорвата на руки. Первым же по этим рукам получил так сильно, что раз и навсегда выучил: этого человека лучше не злить. Потом между ними произошло много всего, включая всё, что только мог вообразить сторонний наблюдатель. Они, словно две равномассные звезды, притянувшись друг к другу, но оставшись на почтенном расстоянии, стали вращаться вокруг общей точки, продолжая смотреть в одном направлении всегда. Именно ему Серхио Рамос решился написать в тот вечер, когда на горизонте появился неопознанный объект… «Я не запомнил фамилию, хотя она вроде простая, гуглить не буду. Высокий, худой, бледный, глаза серые, волосы белые, длинный белый хвост». Следы от неласковых прикосновений летнего солнца к скулам, рукам и бёдрам. Роскошное, неземной, а, точнее, фантастической какой-то красоты тело. Кто сказал, что эльфы красивы на лицо? Кто придумал что-то там про густые локоны и точёные ушки без мочек? Что, прости Господи, за бред? «Домагой Вида, — сонная СМСка посреди ночи. — Глаза не серые, а голубые» Рамос утыкается носом в подушку и громко судорожно вздыхает, пытаясь понять, планирует он удавиться прямо сейчас или нет. Поднял голову, перечитал СМСку от Луки, вызвал клавиатуру… «Хочу» — набрал он и отложил телефон подальше. Впрочем, Лука, судя по всему, успел уснуть и не ответил. На следующий день Лука ответил и очень горячо попросил не трогать Домагоя. Проблемный, балабол, да ещё и занят. В подтверждение — фото с завтрака: Высокий, сильный, но худощавый, очень красивый вратарь целует растрёпанного с утра Виду, который, в свою очередь, ворует что-то из его тарелки. Фото ранит, но не сильно. Сколько раз он влюблялся вот так, безнадёжно, беспросветно, больно и глубоко… Как случайный укол ножницами во время маникюра: может даже кровь пойти, болит несколько дней, да так сильно, что невозможно взять в руки не то что мяч, даже термос с кофе. Да только проходит так быстро, что и не вспоминаешь об инциденте уже на следующей неделе… Но эта влюблённость не прошла ни через неделю, ни через две, а, когда в чёрный день Финала мелькнуло на экране под страшным московским дождём несчастное лицо, и вовсе обострилась до предела, оставляя невыносимую боль и ещё более невыносимое возбуждение. Главное, и рассказать об этом было некому. Своим? Ну, да, конечно, чтобы подняли на смех или начали дразнить? Жене? Она в курсе всех отношений супруга, но с самого первого подобного романа наотрез отказалась обсуждать его сторонние привязанности. А Луку, разбитого и уничтоженного последним матчем, лучше будет не трогать ближайшие несколько дней, а то и недель… Выхода Серхио не видит. Начинались длинные каникулы перед началом сезона. Пертурбации составов и руководства, тяжелая ситуация после предыдущего года и невероятная вымотанность, позорное поражение на Чемпионате Мира… Всё сказывалось на психическом состоянии. Отправь Рамоса кто-то сейчас на тренировку, он, наверно, только спасибо сказал бы… Но, нет, месяц на свободе. На ферме. С любимым лошадками, детьми, супругой, друзьями не из футбольного мира… Прежде чем Серхио заскучал, прошла неделя. В понедельник он почти взашей выставил компаньона, сбежал из коттеджа на озеро, прихватив с собой ноутбук. Во втором часу ночи ему удалось стабилизировать интернет и скачать файл с широко известного порно-портала. Ещё через полчаса — испытал острейшее желание выкинуть ноутбук в озеро и как можно скорее вернуться в Мадрид, вылететь ближайшим рейсом в Загреб, где отдыхал Модрич, чтобы схватить его за узенькие плечики и встряхнуть так, чтобы кривые зубы клацнули. Ну, как минимум потому что хотелось кого-то сделать виноватым… На экране на стоп-кадре замер высокий и худенький парень на несколько лет младше них. Бедный, с длинными белыми — явно обесцвеченными — волосами. Он напоминал объект обожания, когда снимал синюю футболку, убирал от груди волосы, оглаживая широкими ладонями пах, стягивал узкие чёрные джинсы… Суррогат. Суррогат с серыми глазами и дурацкой змеёй, набитой на бедре. Суррогат без россыпи бледных веснушек на спине и руках. Подходит ближе к камере, и Серхио хочется дать ему в глаз так сильно, что рука уже тянется к мышке, чтобы проверить имя актёра. Загуглить его место жительства. Вылететь к нему первым рейсом. И дать в морду… В начале четвёртого утра он отрубается, наконец. А просыпается под замечательную гитарную мелодию, что находит заброшенный на рандоме ютуб. На экране немного неуклюже, но от того так красиво танцует пара — парень хорват с длинным белым хвостом и сербская девочка в платье для фламенко… *** Сидя в машине и глядя, как взлетают и садятся самолёты, Серхио вспоминал, как полгода выпрашивал номер объекта обожания у Модрича, как маньячил, рассматривая фотки и вчитываясь в комментарии под ними в инстаграме у него, его жены, его друзей… Как медленно истончалась по мере уменьшения количества сердечек в переписках между ним и тем самым вратарём, который ещё и пенальти вытащил. Не только от Рамоса, будь он неладен три тыщи раз! Он безусловно сглупил, примчавшись сюда прямо с базы. Теперь придётся смотреть, как взлетают и приземляются самолёты. Как бороздят небо птицы. Как тают лёгкие осенние облака. Эта осень какая-то на удивление холодная во всей Европе. Холодная и сухая, будто предзнаменование полного отсутствия снега везде севернее Карпатов и затяжных бурь на южных морях. Тем лучше. Какое-то смутное предчувствие висело в воздухе, и хотелось очень как следует отдохнуть, отвлекаясь только на футбол… «Я буду ждать на нижнем уровне стоянки, — в очередной раз дёрнувшись от проходящего мимо машины молодого человека, пишет Серхио, зная, что самолёт из Стамбула уже взлетел. — А то здесь наверняка кто-нибудь узнает»…III
«Прости, что убежал ничего не объяснив. Еду собаке заказал. Увидимся в понедельник. Люблю вас!» — улетает в оставшийся в трёх часовых поясах за спиной Стамбул. В ответ буквально через 3 минуты прилетает набор смайликов, выражающий ярость, обиду, грусть и безудержную любовь в одном флаконе. Последним в списке было синее сердечко, что могло означать, что отвечать на этот опус было не обязательно: настроение вернувшейся, наконец, из Хорватии Иване было не испортить. Ну, и слава Богу. Меньше контактов — меньше воплей — целее слух. А для хорвата, да ещё и с музыкальными способностями, это важно. На самом нижнем уровне парковки обнаружился только один автомобиль. Белый, как у многих футболистов. Ничего беспрецедентно дорогостоящего, обычный, хоть и новый, холёный автомобиль. Подойдя к машине, Домагой впервые за весь день… нет, за всю эту неделю почувствовал, что подписался на какую-то смертельно опасную авантюру. Но, чёрт возьми, надо же как-то разнообразить общение. К тому же, за рулём, откинув до упора спинку сидения и откинувшись на неё, дремал именно тот человек, на которого падали все подозрения. Глубоко вздохнув, Домагой облизал губы и мягко, но настойчиво постучал в окно. Водитель дёрнулся, потёр кулаками глаза под тёмными очками, принял вертикальное положение, открыл дверь пассажирского сидения. Из машины хлынула тёплая волна национальной танцевальной музыки. — Вот теперь я на 100% уверен, в чью машину я сажусь, — доброжелательно улыбнулся Вида. — Ну не под Backstreet Boys же по Испании рассекать, — рассмеялся в ответ Рамос. Сам Серхио Рамос, легенда, кумир всех, даже болельщиков Барселоны. Широко расставленные чуть грустные глубокие тёмные глаза, подбитый, но не лишённый изящества нос и знаменитые пухлые губы. А блю-туз наушников действительно отключился, и телефон в кармане негромко твердит на английском: Show me the meening I being lonely… — Нет, наверно, хотя мне не стыдно ни капельки, но всё же… Под долгим выжидающим взглядом Серхио пришлось переключить канал. В машине точно становится прохладнее от гитарных переборов старинной рок-баллады. — Так лучше? — Теперь это похоже на машину Манджукича… Но мне нравится. С ним мы тоже как-то провели отличный уикэнд! Кстати, куда мы? Прости, но мне бы не хотелось провести выходные в отеле. — Мы на ферму, это часа три отсюда… Балабол, это точно. О чём ещё там предупреждал Модрич? Проблемный, но это ладно, кто тут не проблемный? Просто по-разному. Кто-то в переделки попадает, кто-то красные карточки коллекционирует. Занят? Ну… Ну, жена не стена, а уж живущий в другой стране, сосредоточенный на себе и своём ребёнке любовник, и подавно. Ах, да! — Лука сказал, тебе тяжело даются перелёты. Можешь поспать пока едем, я не буду докучать болтовнёй. Плед нужен? *** Из-за пробки три часа превратились во все четыре. Угнездившись под пледом и окончательно успокоившись под любимых всеми Scorpions, Домагой уснул довольно крепко. Управляющий сам открыл ворота, удивившись, что хозяин не предупредил о приезде, а тем более — о гостях. В коттедже было ожидаемо прохладно и влажно: здесь никто не жил в отсутствие хозяев. Серхио быстро включил отопление и свет, начал было довольно расписывать, какой кровью ему дался этот дом, но Домагой явно его не слушал. После перелёта и некрепкого, дёрганого сна в пути, наслоившиеся на смену часовых поясов, с которой он так и не научился справляться за всю спортивную карьеру, голова откровенно кружилась и отказывалась соображать. — Иди в душ, — оборвав самого себя, велел немедленно Рамос. — Я постелю и принесу полотенце. — Что, прям так сразу? — хмыкнул в ответ Домагой, но, почувствовав на себе тяжёлый взгляд, мягко улыбнулся, потёр глаза: — Рано ещё, начало девятого только, я же жаворонок, вскочу завтра ни свет, ни заря, если сейчас усну… — Ну, и вскочишь. Тут четыре гектара полей, есть лес, озеро, большая спортивная площадка, и, конечно, лошади. Так что, если проснёшься раньше меня, тебе явно будет, где побегать. А сейчас, иди в душ. *** Утро при любых обстоятельствах начиналось для Серхио Рамоса примерно по одному и тому же сценарию: Кто-нибудь да умудрялся его разбудить раньше будильника. Супруга, товарищи, дети, собаки… Кто угодно, но обязательно вторгался в его личное пространство в промеждуток времени между 6:15 и 6:30 утра. Наверно, именно поэтому он был крайне удивлён, открыв глаза в начале восьмого от того, что попросту выспался. Накануне он не смог отказать себе в удовольствии устроиться под боком у крепко уснувшего после душа гостя, и довольно долго не мог уснуть, всматриваясь в траекторию движения тончайших белых волосков на тёмной наволочке. Как Домагою удалось слинять утром незамеченным, Серхио даже гадать не хотел: тот предупреждал накануне, что, скорее всего, проснётся рано. В конце концов, в Стамбуле на два часа больше, и будильник, выставленный по турецкому времени, уже прозвонил… — Доброе утро! — гость обнаружился на кухне, в пижамных штанах и белой майке, облегающей стройное тело. — Вода, таблетки, душ… — Что? — После сотряса мне наш врач сборной звонил каждое утро с этой фразой, — оглянувшись на хозяина дома, Домагой улыбнулся. — Сырники на завтрак будешь? Хотя, у тебя не было ни творога, ни молодого сыра, только рикотта, так что это, скорее… — Маленькие жареные чизкейки, — медленно проговорил Рамос, рассматривая сырники — горку пышных румяных оладушек на большой белой тарелке, которую в их семье использовали один-два раза в год — под пиццу. — Ладно, ради этого я даже почищу зубы…