***
«Как хорошо, что Невиллу удалось найти выручай-комнату», — пронеслось в голове у Джинни. — «Иначе нам пришлось бы ломать голову над тем, где проводить собрание ОД, но надёжней выручай-комнаты сейчас в Хогвартсе нет места.» Она ещё раз оглядела собравшихся: пришло на удивление много людей. Они не ожидали такого ажиотажа в первые дни. Но Джинни несказанно грело душу, что такое количество ребят откликнулись на призыв ОД. Пришли почти все старшие курсы Гриффиндора и Пуффендуя, чуть меньше людей было с Когтеврана, но всё равно в общей сложности присутствовало человек пятьдесят, это почти в два раза больше, чем при Гарри. Логично — сейчас всё намного хуже, чем два года назад. Джинни ещё раз глубоко вздохнула и взглянула на Невилла и Полумну, стоявших справа от неё. Как им организовать и сплотить такую разномастную группу людей, чтобы они все смогли работать как один механизм, учиться и не попасться Кэрроу? Она не знала, лишь надеялась, что решение придёт само, а пока — выход Невилла. Он прочистил горло и попытался привлечь внимание, но все галдели и переговаривались, не замечая его. Джинни закатила глаза: как обычно роль плохого полицейского достанется ей. — Заткнитесь и послушайте! — раздался её повелительный голос, усиленный заклинанием. Он пролетел по всему пространству выручай комнаты, выглядевшей как тогда, при предыдущих собраниях ОД, и будто выключил все перешептывания и смешки. — Спасибо, Джинни, — кивнул ей Невилл, и далёкое дежавю посетило её: квиддичное поле, Гарри, пытающийся организовать свою команду, её дерзкий крик, после которого все замолчали и его удивлённо-благодарный взгляд. Выдержав небольшую паузу, Невилл начал: — Вы все здесь, а значит, понимаете, что происходит в школе. Кэрроу учат нас непростительным, а магловедение превратилось в сплошную пропаганду. И, я надеюсь, вы осознаете, что это только начало, потому что дальше будет только хуже. И Дамблдор больше не сможет нас защитить, а у преподавателей связаны руки. Надежда только на нас самих. Если мы будем молчать, прятаться и терпеть все выходки пожирателей, то предадим не только себя. Мы предадим всех, кто сражается на передовой, кто каждый день сталкивается со смертью. Мы предадим Гарри Поттера, который сейчас борется за каждого из нас!.. — А разве это не он предал нас? Сбежал непонятно куда, бросив в школе, наедине с пожирателями? — выкрикнул чей-то голос из толпы. — Кто это сказал? — опасно спокойным тоном произнесла Уизли. Из толпы вышел семикурсник с когтеврана, кажется, его звали Роджер Дэвис. Его лицо выражало недовольство с примесью наглости, но в глазах всё же затаилась тревога. Джинни сложила руки на груди и вкрадчиво заговорила: — Послушай, Роджер, ты бы хотел каждую ночь засыпать непонятно где с осознанием, что в любой момент тебя могут найти и убить? Ты бы хотел каждый день ставить сотни защищающих заклинаний на двери и окна и проверять их каждые полчаса, потому что на тебя охотится половина магической Британии? Ты бы хотел, дорогой Роджер, быть ответственным за каждого человека в этой комнате, за каждого маглорожденного и предателя крови, за каждого полукровку и сквиба, понимая, что если не ты, они обречены под режимом Реддла? Ответь мне, Роджер, ты бы хотел быть оторванным от всего мира, каждый день гадая, живы ли твои близкие? — она оторвала взгляд от совсем сжавшегося парня и, расправив плечи, повысила голос, поочередно смотря на каждого в этой комнате. — Может, кто-то из вас хочет встать на место Гарри? Или Гермионы? Кто хочет стать мишенью Волан-де-Морта номер один?! Она посмотрела на высокого пуффендуйца, с недоверчивостью глядящего на неё. — Может, ты, Эрни? Не хочешь променять свою теплую гостиную на холодную землю и вечное соседство смерти? Перевела взгляд на темноволосую когтевранку, недовольно поджавшую губы. — А может, ты, Мэнди, захочешь обменять свой вкусный завтрак на украденные продукты из магловского магазина или похлёбку из лесных грибов? Зацепилась глазами за самодовольную усмешку Кормака. — Или ты, Маклагген, наберёшься духа и вместо просиживания задницы за партой будешь сражаться с армией пожирателей смерти? Она обвела глазами виновато притихших учеников. — Я так и думала. Мы не можем убить Волан-де-Морта за Гарри, но мы можем обеспечить ему самый надёжный тыл из всех возможных. Если вы пришли сюда поныть о сложности жизни, то до свидания! Но предупреждаю, вы умрёте первыми. Думаете, война обойдет нас стороной? Думаете он пощадит подростков? Невилл верно сказал, «надежда только на нас самих». Будете молчать, отсиживаться, ждать спасения извне — проиграете. У Кэрроу в распоряжении целый год, чтобы добраться до каждого в этой школе. Ну, а если вы пришли сюда бороться, учиться защищать себя и своих друзей, становиться сильнее, побеждать собственные страхи и сомнения, то я обещаю, Кэрроу ещё пожалеют, что сунулись в Хогвартс! Стояла гробовая тишина, а в ушах звенело от напряжения. Джинни на секунду показалось, что все сейчас просто повернутся спиной и уйдут, бросив её, выжатую, с клокочущей внутри бурей. Но тут подрагивающий от напряжения воздух разрезал одобрительный хлопок. И ещё один. И ещё. Звуки аплодисментов разбили тишину, отражаясь от стен выручай-комнаты, теряясь в воодушевлённых возгласах подростков, находя отблески в их свободных улыбках, отражаясь в их решительных взглядах. У Джинни побежали мурашки от восторга. Ей казалось, что ещё немного, и она просто оглохнет от этого радостного хаоса. Счастливая улыбка тронула её губы. Счастливая и искренняя. Она перевела взгляд на поражённого Невилла и на Луну, в глазах которой застыло твёрдое выражение. Они не одни.Гриффиндорка нащупала ладонь Луны и сжала в своей. Невилл с гордостью посмотрел на неё и кивнул. Джинни снова окунулась в мятежное безумие выручай-комнаты, скользя глазами по лицам учеников, составлявших собой новый состав Отряда Домблдора. Они все вместе. Ребята начали успокаиваться и теперь, готовые к борьбе, выжидающе смотрели на серебряное трио. Иногда сомневающиеся, но всегда храбрые, безбашенные, умные, в чём-то сломленные, со своими личными шрамами, так же как и Джинни жаждущие жить и сражаться за эту жизнь подростки. И они победят. Невилл снова откашлялся, привлекая всеобщее внимание и, достав новый зачарованный список, стал по очереди подзывать к себе учеников. Они вписывали своё имя, тем самым принося клятву Отряду Дамблдора о неразглашении тайны, и, получая по фальшивому галлеону, покидали выручай-комнату. А в голове Джинни уже стали проноситься заклинания, которым они смогут обучить всех на следующей встрече.***
Сумрак слизеринской гостиной успокаивал лучше любых антидепрессантов. Сегодня Малфой пропустил завтрак и уже жалел об этом, а до обеда ещё грёбанный час. К тому же Панси куда-то подевалась, а Блейз, взяв пример с Драко, уединился в ванной старост с какой-то пуффендуйкой. А Малфой снова остался наедине со своими мыслями. Он обвёл глазами гостиную и вдохнул родной запах дорогого дерева и свечей. Это место сильно отличалось от всех остальных помещений Хогвартса. Находясь под озером, вдали от солнечного света и свистящего ветра, гостиная слизерина не была пугающе-мрачной, скорее таинственной и величественной. Но в тоже время живой. Сколько раз он чувствовал себя счастливым здесь? Когда приятный загадочный свет лился сквозь огромные окна, не дающее озеру затопить помещение, Драко всматривался в толщу воды, пытаясь разглядеть гигантского кальмара или хотя бы русалок… А как приятно было проводить здесь вечера, делая уроки, и перебрасываться шутками с однокурсниками. Хоть Малфой и держался особняком, считая себя выше некоторых полукровок и учеников с сомнительной родословной, он всё равно чувствовал себя как дома, пусть даже лишь в узком круге избранных, вроде Нотта, сестёр Гринграсс, и, конечно, Забини с Паркинсон. А когда начался пиздец и Малфой перестал так много времени проводить здесь, всё чаще пропадая в выручай-комнате, ставшей для него личным адом, рядом с ним остались лишь Блейз и Панси. Наверное, тогда он и понял, про что пела Распределяющая шляпа: в слизерине он нашёл верных друзей. Приятно понимать, что во всём этом безумии есть хоть что-то стабильное. Уверенность в людях, с которыми ты вместе уже тысячу лет и которые знают тебя как облупленного. Драко посмотрел на камин. Поленья обречённо трещали, сообщая о своей гибели. Зачем кричать о том, чего не изменить? Ему и так ясно, что они скоро рассыплются в огне. Он же не кричит. Затолкнул свою боль как можно дальше и огородил себя холодными стенами. Никто и не догадается, что за всем этим льдом высокомерия и презрения полыхает свирепый пожар. Столько задушенных желаний, убитых надежд, разбитых идеалов, перемешанных с постоянными противоречиями и вечным желанием стать лучше: лучше Поттера в квиддиче, лучше Грейнджер в учебе… лучше отца. И это всё не могло не жечь изнутри. Не ломаться каждый чёртов раз, как эти поленья. Не сжигать самого Малфоя. Полностью. До последней запретной мысли. Опять о ней. Драко не мог не думать о том, что она вывалила на него вчера, в том маленьком дворике. Зачем только он спросил? Хотел понять, за что её пытают, разобраться в политике Кэрроу, а вместо этого лишь больше запутался. В себе. Чёртова Уизли со своими загляни-мне-в-душу-и-увидь-себя-глазами. А ведь в ней полыхал такой же пожар. То происшествие с дневником оставило неизгладимый след в сознании младшей Уизли. У неё тоже были свои демоны, у неё тоже может быть потерянный взгляд. Теперь Малфой знал о её слабости и не понимал, что ему делать с этой информацией. Тот, шестнадцатилетний Драко, сразу же бы придумал, как ему обыграть это в свою пользу. Но того Драко больше не было. Вместо него на диване сидел замкнувшийся в себе парень с глазами, в которых плескались совсем не подростковые проблемы. И у этого Малфоя в груди что-то неожиданно кольнуло от осознания того, что в произошедшем с Уизли виноват его отец. Вдруг Малфой встрепенулся, а глаза расширились от собственных мыслей. О нет, парень, ты зашел слишком далеко. — голосом Люциуса раздалось в его голове. —Прикрываешь её, думаешь о ней, играешься с ней, сочувствуешь ей... Но понимать её? Чувствовать вину? А тем более за своего собственного отца? Нет, нет, нет, уйди из моей головы! Мне плевать на неё! А как же! Ты не изменишься, Драко, ты всегда будешь слабаком и трусом, который не может даже свои эмоции контролировать. Ты придумываешь себе несуществующие параллели. Думаешь, ей есть дело до этого? Я же сказал! Мне плевать! Это мне нет дела до неё! Она ненавидит тебя, мальчик мой. Уизли воспользовалась твоей импульсивностью и глупостью, счастливо ускакав в закат, а ты, как сопляк, сидишь и перемалываешь её ложь. Это не ты, это только мои мысли, это всё у меня в голове… Конечно, это у тебя в голове, Драко. И ты никогда не выкинешь меня из себя. Я это и есть ты… Нет! Убирайся вон! Вали нахер из моей головы! Голос Люциуса замолк, но Малфой чувствовал, что лишь на время. Что он сидит слишком глубоко в его сознании. Он у него в крови, в костях, под кожей, в его ДНК, слишком давно, с самого рождения. И его не вырвать, не вытащить, не выблевать из себя. Драко закрыл глаза и сжал челюсти. Я не ты… — Я не мой отец, — тихо прошептал он. Поленья в камине продолжали потрескивать.***
Джинни в прекрасном расположении духа шла под руку с Луной на обед. Они приняли сорок восемь человек в Отряд Дамблдора, и все казались такими воодушевленными, что её грела одна мысль о будущих занятиях. Наконец-то она снова будет учиться чему-то действительно полезному. Джинни хотелось кричать от восторга, чтобы все узнали, чтобы все поняли, как она счастлива. Чтобы Кэрроу до скрежета в зубах стискивали челюсти от осознания: её не сломить. Она соткана из любви матери и заботы отца, она вылеплена из поддержки братьев, она обожжена в печи своих кошмаров и закалена болью друзей. Что вы мне сделаете? И Джинни рассмеялась, сильнее прижимаясь к тёплому плечу подруги. Та перевела свой мечтательный взгляд на гриффиндорку и с улыбкой сказала: — Я тоже рада, что все откликнулись. Теперь нам будет легче выносить Кэрроу. Уизли коварно улыбнулась. — Ещё бы! Представь, как Амикус обалдеет, если ему скажет «нет» весь класс? Он не сможет наказать всех, — Джинни представила себе эту картину: Кэрроу в бессильной ярости выскакивает из кабинета, сверкая на всех глазами. — А что будет, если на уроке Алекто кто-то будет выдавать всякие компрометирующие факты про волшебников? Вроде того, что мы ездим в школу на магловском поезде… Луна закивала и продолжила за Джинни: — И что без них у нас не было бы водопровода, и предложить пожирателям не пользоваться Хогвартскими ванными! И они вместе засмеялись, думая о том, сколько мелких пакостей они смогут сделать в этом году. Вдруг кто-то задел когтевранку плечом, да так сильно, что девушки чуть не упали. Джинни резко повернулась, направляя свой гневный взгляд на обидчика. — Смотри, куда прёшь, Полоумная, — брезгливый изгиб губ, холодные глаза и презрительный голос, манерно растягивающий слова. Ну конечно, кто кроме него мог спровоцировать ссору. Ничего, Джинни привыкла ставить таких придурков на место. — А мне кажется, что это у тебя собственное эго так раздулось, что уже закрывает обзор, Малфой. —Ооо, Уизлетта вступается за свою немощную подружку, — голос сочится ядом, а в глазах всё то, что Джинни так сильно презирает. И знакомая ненависть заструилась по венам, ударяя в мозг. — Немощный здесь только ты, если считаешь своё поведение нормальным! И вздёрнула свой чёртов подбородок. Вся искрится напряжением. Да, вот так, Уизли, напомни мне, кто ты. Напомни мне, почему я тебя ненавижу. — Ну а ты, видимо, полная дура, если думаешь, что мне есть дело до твоего мнения, — выплюнул это и высокомерно отвёл взгляд, ожидая её выпада. Пошёл ты, Малфой. Луна дёргала её за рукав и говорила что-то о благоразумии, но Уизли уже её не слышала. Глаза застилала пелена нарастающей ярости. — О нет, тебе есть дело до этого… Сердце пропустило удар. Нет, она не может знать о его внутренних демонах, она не может читать его мысли. — … Единственное, о чем ты печёшься — это мнение других. Вся твоя жизнь вертится вокруг того, чтобы казаться лучше, чтобы тебе завидовали, чтобы ты чувствовал себя важным, — она прищурилась, и в её глазах не было и следа того страха и уязвимости, что заполняла их, кажется, вечность назад. Драко усмехнулся и выдохнул — конечно, она нихрена не знает. Ни о нём, ни о его жизни. Давай, Уизли, поиграй в психолога, расскажи мне о моих недостатках. — Но в итоге ты лишь жалкий хорёк, папенькин сыночек с раздутым эго, помыкающий только своей немногочисленной свитой. Мне жаль тебя, Малфой, — наконец закончила свою яростную речь Уизли, окинув его уничижительным взглядом. А Малфой кипел. Закипал так, что из мыслей испарились все воспоминания о её трясущихся руках, о взаимопонимании, проскользнувшем между ними, о персиковом аромате отливающих медью волос. Ничего, лишь привычная ненависть и желание сделать побольнее. Так и должно быть. Так правильно. Он усмехнулся. — Видимо, ты заразилась слабоумием от своей ненормальной подружки. Да кто ты такая, чтобы допускать мысль, что можешь вякать своим тупым ртом такие вещи про меня? Забыла, кто я? — и снова от него веет этой угрозой, снова он делает шаг к ней, наклоняя голову вбок, и понижает голос. Опасно тихий. — Ты в школе, где директор — пожиратель смерти, а братьев и драгоценного Потти рядом нет. Уверена, что хочешь переходить мне дорогу? Потому что стоит мне сказать хоть слово, и уже завтра ты будешь корчиться в подземелье от боли. И твои дружки не смогут тебе помочь. Не ухмылка — оскал, по-другому не назовёшь. А в глазах чистая ненависть, и стойкое ощущение пробежало мурашками по её коже — он не врёт. Вот только Джинни не запугать болью. Милый, я живу с ней внутри с одиннадцати лет. Ты правда решил, что эти угрозы сработают? — Не суди меня по себе, не всем нужны «дружки», чтобы чувствовать себя в безопасности, — понизила тон, словно пародируя его, а в глазах — ни капли страха, лишь стойкая уверенность в себе. — Но если ты вдруг забыл, что я делаю с теми, кто мне угрожает, мой летучемышиный сглаз может напомнить тебе об этом. И поверь, никакой Снейп теперь уже не поможет. Раздражение расплывалось в нём, затекая в мозг и смешиваясь с ненавистью. Кто она такая, чтобы так дерзить ему? Какого чёрта она не боится его? Краем глаза Малфой замечает Блейза и Панси, пробирающихся через толпу учеников, успевшую собраться в коридоре за время их стычки. Очень вовремя, потому что он уже был готов убить эту рыжую на месте! Лавгуд очень благоразумно пыталась достучаться до Уизли, но та продолжала сверлить Малфоя глазами. И стойкое осознание: вот он, момент, когда он может сохранить себя прежнего, напомнить ей о её слабости, о её уязвимости. Чтобы между ними точно не осталось ничего, кроме ненависти. Решила, что можешь позволить себе говорить со мной в таком тоне? Ошибаешься, я никогда не уступаю. — Думаешь, самая умная, Уизли? Но поверь, игры скоро закончатся, и ты столкнёшься с суровой реальностью: честностью и благородством не выиграть войну, поэтому все твои отсталые друзья, вся твоя нищая семейка и даже обожаемый всеми нами Избранный падут трагичной смертью героев, а ты, если повезёт, вместе с ними. Ну а если нет, то даже не хочу произносить вслух того, что с тобой сделают. Пытки Кэрроу покажутся лёгкими оплеухами по сравнению с изощрённостью Лорда. Как думаешь, он помнит ваше с ним общение? Мне кажется, что да. Он позаботится о том, чтобы превратить твою жизнь в ад. Достанет самый страшный кошмар из твоей рыжей головы и воплотит его в реальность. А я помогу ему, буду смотреть, как ты страдаешь, и когда ты в очередном своем припадке приползёшь ко мне, поверь, я сделаю так, что ты перестанешь бояться смерти и будешь молить о ней, — кристально чистый лёд в глазах и презрительная усмешка. Чёртов урод, чтобы я ещё хоть раз допустила мысль, что в нём есть хоть что-то хорошее. Чтобы я ещё хоть раз поверила его обманчивым действиям. — пронеслось в голове Джинни, отражаясь ненавистью во взгляде, а Малфой уже отстранился, направляясь к своим однокурсникам, только бросил через плечо своим привычным высокомерным тоном: — Посмотрим, кто из нас в итоге окажется прав, а кто — Уизли. И, не дожидаясь её ответа, гордо удалился с чувством выполненного долга. Смотри, ты был не прав. Мне всё равно на неё. И в мозгу, эхом отражаясь от черепной коробки, прозвучало голосом отца одно единственное слово: «ложь».