Это все война

Джимми мельтешил перед глазами последние полчаса, ходя из угла в угол, пока Ричи ковырял носком кроссовки древний камень. Остальная часть команды молча сидела на полу, привалившись спинами к холодной стене. Майкл наконец заснул, положив голову на колени Викки, пока она перебирала его волосы, а Джинни сидела чуть в отдалении, пялясь в одну точку. Она не знала, сколько времени прошло с ухода Малфоя, но это мало волновало её сейчас. Как только за ним закрылась дверь, к ней подбежали Джимми и Ричи, помогая подняться и говоря что-то успокаивающее, но Джинни не слышала их. В голове пульсировало, а руки трясло от напряжения, поэтому она смогла выдавить только хриплое «я в порядке» и привалиться спиной к стене. Камень приятно холодил затылок, очищая мысли. Джинни хотела бы заснуть, отключиться хоть ненадолго, чтобы забыть весь этот ужас, вытравить из памяти крики друзей и красные вспышки, но не получалось. Она была слишком напряжена, слишком в смятении, и единственным спасением было думать о нём. А точнее о том, почему он пришёл. Почему не дал Кэрроу пытать её? Она вспомнила его глаза, когда он поднял на неё палочку. На секунду в них проскользнуло беспокойство и какое-то отчаянное желание, будто просьба: «пойми». Но Джинни не понимала, чёрт возьми, вообще ничего! Сначала он угрожает ей и оскорбляет её, потом отдаёт свой пиджак, потом ведёт себя как ни в чём не бывало, а потом снова спасает. В который раз. Джинни глубоко вздохнула и обвела комнату взглядом. Все были погружены в свои мысли, каждый выглядел уставшим, но никто, кроме Майкла, не спал. Вдруг Ричи вскинул голову и кинул в Джимми маленький камушек. — У меня от тебя в глазах рябит, придурок! Перестань ходить туда сюда, наконец… Джимми раздражённо повернулся к другу, останавливаясь, и немного нервным движением взлохматил себе волосы. — Как ты можешь быть таким спокойным?! Как вы все можете быть такими спокойными, когда Малфой пытал Джинни? — на последних словах он повернулся к ней и с непониманием впился в неё взглядом. Уизли закатила глаза. — Какая разница, Малфой… Кэрроу… Всё одно, — безэмоциональным голосом проговорила она. — Какая разница? Кэрроу — пожиратели! А Малфой, каким бы придурком он ни был, всё ещё семикурсник, он же на год нас старше! Он же… — Он тоже пожиратель, Джимми, что ему ещё делать? — перебила его Уизли, устало протирая лицо ладонями. Как же ей хотелось наконец умыться, а ещё лучше искупаться, чтобы смыть с себя этот вечер. — Не знаю, Джинни… Например, не пытать тебя по-настоящему, — тихо, но отчётливо произнесла Демельза. Уизли вздрогнула и резко повернулась к подруге. Та сидела, поджав под себя ноги, и изучала гриффиндорку внимательным взглядом. Под глазами залегли тени, волосы растрепались, а на скуле красовался синяк и множество царапин. Джинни передёрнуло. Она прочистила горло, прежде чем ответить: — С чего ты взяла? Демельза усмехнулась и покачала головой. — Я видела, как ты переносишь круциатус. Тогда, на ЗОТИ, Кэрроу не смог выбить из тебя ни звука, хотя он опытный урод. Я сильно сомневаюсь, что заклятие Малфоя больнее. Если бы он пытал тебя по-настоящему, ты бы не кричала, Джинни. Они продолжали смотреть друг на друга, пытаясь найти в глазах ответы. Наконец Уизли сдалась и отвела взгляд. Джимми подошёл ближе и поражённо спросил: — Это правда, Джин? Она вскинула голову, и вдруг ей захотелось рассказать им всё: все свои мысли, свои подозрения и сомнения. Сказать правду, потому что если она продолжит держать это всё в себе, то сойдёт с ума и решит, что всё придумала. Слишком нереально звучит фраза «Малфой спас меня». Джинни глубоко вдохнула, чувствуя как в груди зажигается знакомое пламя, резко встала, неловким движением поправляя волосы, и начала говорить: — Он действительно не пытал меня. Я не знаю почему, но он предупредил меня, а потом я почувствовала очень слабый укол, как жалкая пародия на круциатус. И я просто сделала, как он сказал. Я притворялась, чтобы Кэрроу поверили… — она говорила ломано, даже не смотря в глаза друзьями. Только сейчас Джинни поняла, что из всех них ей одной удалось избежать пыток, и это душило. — Так что да, это правда. Малфой по каким-то своим причинам не стал пытать меня. Она отвернулась, уставившись в противоположную стену, кожей чувствуя напряжение друзей. Первым пришёл в себя Ричи. — Это безумие! Джинни, ты уверена, что он… — Да, чёрт возьми, уверена! Поверь, я могу отличить настоящий круциатус от лёгкого покалывания! — она сама не поняла, откуда взялось столько злости. Может, потому что ей самой казалось, что это бред, что она лишь обманывает себя и Малфой действительно пытал её, просто её подсознание не хотело это принимать. Нет. Уизли тряхнула головой, поворачиваясь к однокурсникам. Демельза не может ошибаться. Демельза знает, что это правда. Она не сошла с ума. Она бросила быстрый взгляд на остальных. Джек с недоверием смотрел на неё, а Викки даже не слушала, продолжая невидящим взглядом сверлить пространство перед собой. — Но это же Малфой! — Кут не мог успокоиться, и, хоть Джинни и понимала его, она не смогла сдержать волну раздражения. — Да, представь себе, Малфой! Такой же придурок, как и все слизеринцы, парень, которого мы знаем шесть лет, с которым мы выросли в этой школе. Мы играли с ним в квиддич, ходили на одни и те же уроки, срались, иногда дрались, но никогда это не было чем-то серьезным! Неужели ты веришь, что он смог бы пытать меня? Да всё, на что он способен, это лишь разбрасываться пустыми угрозами и вести себя, словно он король мира! Она тяжело дышала, сжав руки в кулаки, щёки покраснели от необъяснимой злости, а в глазах за толстым слоем праведного гнева стояло смятение. Она действительно хотела верить в то, что говорила. Но Ричи тоже был уставшим и злым, поэтому он вскочил и подлетел к Джинни. — Ты теперь защищать его будешь? Может, ещё побежишь ноги ему целовать, раз он, такой герой, не стал пытать тебя?! — его лицо выражало обиду, а губы тряслись от раздражения, и Уизли где-то в глубине души понимала его. Та, прежняя Уизли, которая ещё не касалась пальцев Малфоя, та Уизли, которая не тонула в его серых глазах, та Уизли, которая не целовалась с ним по пьяни, которая не знала, каково это видеть, как плавится металл его стальных радужек. Но эту Уизли связывало с ним слишком многое для двух врагов, поэтому сейчас ей отчаянно хотелось доказать друзьям, что он не такой уж плохой, потому что тогда она сможет оправдать саму себя. — Я не защищаю его, я мыслю здраво и не позволяю глупым предрассудкам управлять собой, Кут! При чём тут «целовать ноги»? Я просто говорю, что не надо вешать на него все грехи этого мира! Тут Джимми фыркнул, привлекая внимание споривших ребят. — Все грехи мира? А как насчёт того, что ты чуть не умерла из-за него в одиннадцать? — Это его отец подложил мне дневник, не он! — перебила его Уизли. — Думаешь, он сильно отличается от своего папаши? Как насчёт того, что Кэти пролежала полгода в Мунго из-за него? Или ты забыла, что твой брат чуть не погиб, и всё по его вине? А как насчёт того, что он и глазом не моргнул, присоединившись к пожирателям? А, Джинни? Уизли стиснула челюсти, и вздёрнула подбородок. Она ничего не забыла. — Думаешь, я не ненавижу его за это? Думаешь, я не хотела убить его за всё, что он сделал мне, моей семье и моим друзьям? Я презираю его так же, как и вы, но будь он Люциусом, я бы сейчас не стояла перед тобой, а лежала бы в углу без сознания, потому что его папаша не упустил бы случая свести меня с ума круциатусом, — тут её плечи поникли, и она обвела взглядом их всех. Раздражённые, уставшие, злые. Пережившие слишком много за одну ночь, которая не собиралась заканчиваться. Нет, им нельзя ссориться, нельзя выпускать гнев друг на друга. Джинни протёрла глаза тыльной стороной ладони, пытаясь снять напряжение. — Я не прошу прощать ему всё, я сама не простила… Я лишь говорю о том, что не стоит вешать на него лишние прегрешения или делать из него главного монстра. Он лишь пешка в этой войне, а не наш главный враг, поэтому давайте просто забудем, что он вообще был здесь, и попробуем уснуть. Пикс виновато посмотрел в пол и кивнул, а Ричи сжал её плечо. — Ты права, Джин, — тут он усмехнулся и легонько толкнул её. — Но это не значит, что мы перестанем задирать его. — И называть хорьком, — добавил Джимми. Уизли улыбнулась, почти не натянуто, почти искренне, и закатив глаза, проговорила: — Какие вы идиоты! Парни в ответ рассмеялись, а Джинни подошла к Демельзе и упала рядом с ней, положив голову на плечо подруги. Тут над ухом раздался её приглушённый голос: — Я не слепая, как Пикс и Кут. Я вижу, как он смотрит на тебя. Уизли вздрогнула, но лишь сильнее прижалась к Робинс. — Между нами ничего нет, — прошептала Джинни, надеясь поверить в это. — Конечно, — в голосе Демельзы слышалась улыбка. — Просто будь осторожна, он не тот человек, которому можно доверять. Уизли рассмеялась. Привкус горечи чувствовался на языке. — Поверь, я понимаю. И она закрыла глаза, вслушиваясь в мерное дыхание подруги. Все мысли вытекли из головы, оставляя там усталость и пустоту, и Джинни провалилась в беспокойный сон.

***

— Что с ними сделали? Такое ощущение, что они всю ночь драили школу… — Панси наклонилась к Блейзу и Драко, перейдя на шёпот и изредка поглядывая в сторону гриффиндорского стола. Был ужин, и в Большом зале не стоял привычный гул голосов. Все выглядели подавленными после того, как Уизли и компанию увели вчера в неизвестном направлении. В воздухе витало напряжение и липкое осознание: в Хогвартсе больше не безопасно. — Понятия не имею, но Кэрроу определённо постарались на славу. Не думаю, что они решатся выигрывать матч ещё раз, — так же тихо сказал Блейз. Малфой фыркнул на такое заявление друга, тем самым привлекая внимания обоих слизеринцев. Паркинсон изогнула бровь в ожидании. — Эти придурки будут пытаться выиграть даже под страхом смерти. Вы забыли, что у гриффиндорцев отсутствует инстинкт самосохранения? Про мозги я вообще молчу… — манерно растягивая слова произнёс он, а мысли до сих пор крутились вокруг рыжей девчонки, из-за которой вчера размылись границы врагов-друзей, чёрного и белого. Правильного и ошибочного. Было ли верным решением спасать её? Ввязываться во всё это… Он ведь мог остаться в стороне, как делал всегда и со всеми, кроме неё. Он должен был развернуться и уйти в башню старост, наложить заглушающие заклинания и забыть о том, что её пытают в подземелье, вот только он не сделал этого. И теперь не мог понять, что чувствует. Малфой бросил привычно надменный взгляд на гриффиндорский стол, тут же цепляясь за Уизли. Пробежался по её лицу, отмечая, что выглядит она чуть лучше своих однокурсников. Синяки под глазами не настолько яркие, а руки почти не дрожат. Внутри вдруг потеплело, а губы чуть не тронула улыбка. Совсем не уместная. Совсем не правильная. Малфой сильнее сжал челюсти и повернулся к друзьям, которые продолжали обсуждать вчерашнее. — …Да, но ты же не думала, что Кэрроу оставят их в покое? Панси шумно втянула в себя воздух, пододвигаясь ближе к Блейзу, и прищурила глаза. — Но не настолько же… В их команде второкурсник. Второкурсник, Забини! Это же безумие — пытать детей, даже для Кэрроу. Как они вообще их наказали? — Круциатус, — холодно отозвался Малфой, даже не поворачиваясь к ним. — А насчёт детей, Пэнс… Они в первую очередь пожиратели: им всё равно, сколько тебе лет. Особенно если ты гриффиндорец, перешедший им дорогу. Панси резко развернулась к Малфою, отчего короткие волосы слизеринки хлестнули её по щекам. — Ты тоже пожиратель, Драко, но ты же не пытаешь детей, — почти прошипела она. Малфой вздрогнул, и медленно повернувшись лицом к Паркинсон, заговорил убийственно тихим голосом, отчего у той по коже побежали мурашки. — Ты понятия не имеешь, что я делал, Пэнс, — а в глазах — ледяная стена, скрывающая слишком много эмоций. — И лучше не поднимай эту тему. Она поджимает губы и отводит взгляд, а Малфой слишком хорошо её знает, чтобы понять, что прямо сейчас она борется с желанием бросить взгляд на его предплечье, поэтому сам невольно одёргивает рукав. Тут тяжёлое молчание прерывает бархатистый голос Блейза. — Откуда ты знаешь, что это был круциатус, Драко? Малфой вскидывает на него взгляд, всматриваясь в лицо друга и пытаясь прочесть его. Но Забини лишь хитро щурит глаза, усмехаясь уголком рта. Как же Малфой хотел сейчас стереть эту чёртову ухмылку с его лица. Но он лишь снова надел непроницаемую маску, скрывая волнение, вызванное этим вопросом. — Я тебе уже говорил, что прекрасно знаю, как выглядят последствия круциатуса, поэтому не надо устраивать допрос. — Допрос? — брови Блейза поползли вверх, а губы растянулись в невинной улыбке. — Я просто уточняю. Малфой кивнул и продолжил есть овощи, всем своим видом показывая, что сегодня не настроен на разговоры. Слизеринцы, обменявшись понимающими взглядами, продолжили какую-то глупую беседу, в которую Драко даже не пытался вслушиваться. Чёрт, он становится параноиком, и всё из-за неё. Ему понадобилось титаническое усилие воли, чтобы не бросить взгляд на гриффиндорский стол. Нет, больше он не будет следить за ней, думать о ней, а уж тем более помогать ей. Лимит превышен. Всё, что будет дальше — перебор и полное безумие, которое психика Малфоя просто не выдержит. Если он хочет выжить в этой войне, то надо выкинуть сраную Уизли из головы и продолжить строить из себя послушного приспешника Тёмного Лорда. Маневрировать между сторонами — самоубийство. Причём на кону стоит не только его жизнь. Блять. Он полный идиот, если решил, что какая-то предательница крови стоит больше, чем его семья. Даже если у неё в глазах огонь, даже если она заставляет гореть и его. Даже если её губы на вкус, как табак и гроза. Попробовал и хватит, а теперь он забудет её «спасибо», слишком искреннее для него, совсем неуместное, почти нереальное. Забудет её взгляд, полный непонимания и тонкого осознания, что он, Малфой, только что не стал пытать её. Спас. Нет, больше он не будет спасать её. Никогда. Он даже не посмотрит на неё. Точка. Потому что ещё шаг — и он пропадёт. В ней.

***

Джинни думала. Всё утро, весь день и половину ужина. Думала о том, о ком не стоило думать. О слизеринце, который вдруг решил поиграть в героя, полностью сбив её с толку, и теперь она ломала себе голову, почему он так поступает. Джинни ненавидела, когда она не могла понять, что происходит. С первого курса ненавидела, и ещё тогда пообещала себе, что в случае чего будет просто идти и без прелюдий разбираться с проблемой. Вот только это очень сложно сделать, когда проблемой является Малфой. Она аккуратно посмотрела на слизеринский стол. Блондин вполоборота что-то рассказывал Паркинсон. Джинни взглядом проследила линию его челюсти, остановилась на остром подбородке, пробежалась по скулам и, мазнув по волосам, отвела взгляд. Надо что-то делать с этим. Она попыталась заставить себя поесть, но кусок не лез в горло, слишком напряжённой она была последнее время. Джинни подпёрла щёку рукой и уставилась в тарелку. Нет, так продолжаться не может! Потерять аппетит из-за Малфоя? Бред. Сейчас Джинни выпьет сок, а потом… Решение пришло само, так как платиновая макушка мелькнула в толпе, направляющейся к дверям. Уизли резко поставила стакан на стол, чуть не расплескав его содержимое, и, кивнув друзьям, устремилась к выходу. Она просто спросит его. Прижмёт к стенке и заставит выложить всё как на духу. Он не может вечно бросаться из стороны в сторону, то спасая её, то унижая. Она почти бежала, пытаясь не упустить из вида высокую фигуру слизеринца. Поворот, коридор, лестница, ещё поворот. Они оказались в менее людной части замка, когда Джинни решилась и, схватив его за рукав, затолкнула их обоих в пустой класс. Видимо, Малфой был слишком погружён в свои мысли, раз она смогла так легко застать его врасплох, но теперь он дёрнулся, вырываясь из её хватки, и резко развернулся. — Какого хера, Уизли? На мгновение её губы тронула усмешка, так как она ощутила лёгкое дежавю. Похожий пустой класс, холодный осенний ветер и его губы. Обжигающие, требовательные. Но Джинни мотнула головой, отгоняя наваждение, и отвернулась от слизеринца, чтобы наложить запирающие заклинания на дверь. Малфой стоял, сложив руки на груди, и с насмешкой смотрел на неё. — Если ты думаешь, что эти жалкие заклятия смогут остановить меня, то хочу тебя расстроить: не выйдет. Джинни закатила глаза и повернулась к парню. — А если ты думаешь, что можешь так просто уйти без объяснений, то ошибаешься. Брови Малфоя взлетели вверх, и он рассмеялся. Джинни показалось, что в этом смехе проскользнули истеричные нотки. — Уизли, ты, видимо, себе последние мозги отшибла вчера, раз решила, что я стану перед тобой отчитываться, — он хотел было направиться к выходу, но гриффиндорка преградила ему путь. — Да, ты будешь передо мной отчитываться, потому что я могу в любой момент пойти и рассказать Кэрроу, что ты не пытал меня. Малфой замер и метнул взгляд на Уизли. Она стояла прямо перед ним и усмехалась, а в глазах читалось превосходство. И почему она попала на Гриффиндор? Шантажирует его совсем по-слизерински… Малфой моргнул, пытаясь скрыть удивление, и вернул на лицо надменную маску. — Угрожаешь мне, Уизли? — он наклонил голову вбок, будто изучая её, на что Джинни вздёрнула подбородок. — И кому же они поверят? Мне, слизеринцу и чистокровному волшебнику, или тебе, гриффиндорке и предательнице крови? Может, они решат, что ты вчера мало получила, и устроят второй сеанс? Об этом ты подумала? — Подумала, но я также подумала о том, что у меня в чемодане лежит твой пиджак, и я могу невзначай подойти к твоим дружкам и попросить их передать его тебе, — она сложила руки на груди, принимая уверенную позу. — Как думаешь, им понравится новость о том, что Малфой спал с Уизли? И как быстро она разлетится по школе? Дойдёт до Кэрроу, до твоего отца? Странно, что зубы до сих пор не сломались, так сильно он стискивал челюсти. Чёртова-чёртова-чёртова гриффиндорка! Так просто выводит его из себя своими глупыми угрозами, ничего не стоящими. Конечно, Малфой понимал, что она не сделает так, не расскажет никому о том, что случилось на Хэллоуин, но сам факт того, что она смела шантажировать его, поднял волну злости внутри, лишая самообладания. — Кто ты такая, чтобы угрожать мне, Уизли? — он подошёл ближе, надеясь уничтожить её одним взглядом, но она лишь задрала голову повыше, чтобы встретить его глаза своими, горящими уверенностью и упрямством. — Думаешь, я буду вечно прикрывать твою нищую задницу? Думаешь, я не смогу в один момент просто пройти мимо, когда ты и твои дружки будут корчиться от боли? Думаешь, мне есть дело до тебя и твоих проблем? А Джинни усмехается, не веря ни единому слову. — Думаю, что да, потому что ты до сих пор делал это. Малфой снова моргает, не веря её словам. Что она только что сказала? Он весь день и всю ночь пытался убедить себя, что ему плевать, а тут сраная Уизли рушит всю ложь, которую он успел выстроить в своём сознании. И он ведь почти поверил в неё. Нет, пошла она к чёрту, он не станет выслушивать этот бред. Малфой предпринял последнюю попытку уйти, сбежать от неё, но она уже стоит слишком близко, а в лёгкие врывается её аромат, и Малфой тонет. Тонет в девочке-огне, в девочке-грозе, понимая, что не может сделать и шагу, пока она смотрит на него так. Пока в её глазах горит янтарь, пока на губах играет усмешка, пока она чувствует себя победительницей. Нет, Уизли, я сейчас поставлю тебя на место, и всё, всё закончится, — обещает себе Драко, а в голове эхом отдаётся смех отца. — Я просто хотел спокойно поспать, крики очень мешают, знаешь ли, — да ну, Малфой, серьёзно? И это всё, на что ты способен? Только сейчас Драко понял, как глупо звучали его отговорки. А Джинни фыркает, ещё больше раздражая его, и отвечает. — Мог бы придумать что-нибудь получше… От её пренебрежительного тона сносит крышу, и Малфой сильнее сжимает кулаки, а в голове все мысли и обещания самому себе сметает шквал злости и какого-то отчаянного желания доказать ей, что она не права. — Такая умная, Уизли? Думаешь, это так просто — подойти ко мне и спросить: а чего это ты меня спасаешь, Малфой? Что ты хотела услышать, а? Что я раскаялся и теперь спасаю мелких гриффиндорок? Что я больше не служу Лорду и наплевал на свою семью? Или что я влюбился в тебя и, как какой-нибудь Поттер, буду бегать хвостиком, а? Что ты хотела услышать, Уизли? — он тяжело дышал, на щеках проступили красноватые пятна от злости, черты его лица будто бы заострились, а в глазах не осталось места холоду. Джинни мысленно усмехнулась. Да, вот чего она хотела. Увидеть настоящего Драко Малфоя и понять, что происходит. — Правду. Я хотела услышать правду. Почему ты сначала говоришь, что не хочешь войны, что тебе это всё осточертело и так далее, а потом как ни в чём ни бывало подлизываешься к Кэрроу? Почему ты то оскорбляешь меня, то спасаешь? А Малфой не смог остановить себя. Просто не смог сдержать то, что гложило его уже два месяца, нет, дольше. Намного дольше. И слова сами льются, вырываясь на волю, потому что рядом с ней он всегда становился свободным. Хочешь правды, Уизли? Получай, только не подавись. — Потому что не все действуют так открыто, как вы! Не все вообще могут действовать, Уизли. Да, я не хочу войны, но я не могу её остановить, я не могу даже противостоять ей! — его плечи слегка поникли, а голос звучал совсем не по-малфоевски, совсем надтреснуто. — У меня просто нет выбора, понимаешь? Что ты мне предлагаешь? Вступить в Орден Феникса и позволить ему убить всю мою семью? Хоть иногда думай шире, чем тебя научили на твоём сраном факультете… Джинни молчала, вглядываясь в лицо Драко, и понимала, что он не врёт. Легко понять, когда Малфой говорит искренне: вся его манерность и хорошо продуманные фразочки уходят. Речь становится сбивчивой и рваной, а глаза начинают плавиться и разгораться. И он выглядит уязвимым. — Так что просто скажи «спасибо» за то, что я не дал тебе ещё раз почувствовать на себе непростительное, и оставь меня в покое, — он наконец разорвал зрительный контакт и сделал шаг назад. Нет. Этого мало, это ничего не объясняет… Джинни вскидывает голову, думая, как не дать ему захлопнуться. — Я тебя уже благодарила, но ведь дело не в этом, Малфой, — ему кажется, или из её голоса почти ушла вся ярость? Ему кажется, или там есть отзвуки понимания? — Нельзя оставаться в стороне. Война всё равно затянет тебя на ту или иную сторону, но только ты сам можешь решить на какую. Её глаза светились надеждой и уверенностью в правильности своих слов, но Драко лишь покачал головой. — Ты ничего не знаешь, Уизли… Вдруг в ней что-то оборвалось. То ли от его безучастного голоса, то ли от безысходности, сквозившей во всей его фигуре. Но она разозлилась. Снова так привычно разозлилась, потому что ей надоело, что люди вечно считают её глупой, ничего не понимающей девочкой. Вот только эта девочка, в отличие от него, продолжала бороться за себя, свою жизнь и семью, когда он продолжал путаться в своих сомнениях и страхах. Кончики пальцев закололо, а голос стал отдавать металлом. — И чего же я не знаю, Малфой? Может, того, что ты чуть не убил Кэти Белл? Или того, что ты отравил моего брата? Или того, что ты должен был убить Дамблдора? Чего же я не знаю, Малфой? Вот оно, он тоже злится, делает отрывистый шаг к ней и опасно тихо говорит: — Заткнись. Джинни вглядывается в его глаза и снова ощущает жар, чувствует, как между ними накаляется воздух. — Может, я не знаю, как твой папаша подкинул мне дневник Реддла? Или как он пытался убить всех нас в Министерстве? Или я не знаю, что ты такой же трус, как и он? — Заткнись! Просто заткнись! Он подлетел к ней, преодолевая последние сантиметры, разделявшие их, и теперь они дышали злостью друг друга, вглядываясь в до боли знакомые радужки, пытаясь понять самих себя. Тут Уизли вдруг понижает голос, почти до шёпота, а глаза распахнуты, и в них нет фальши, насмешки и ненависти. Только чистое желание понять. — Вот только почему, несмотря на всё это, ты снова и снова спасаешь меня, Малфой? — и тон неожиданно серьёзный, будто ей действительно важно знать ответ на этот вопрос, будто от его ответа что-то может зависеть. И в эту секунду время будто замирает для него. Малфой смотрит в её карие глаза, ставшие неожиданно серьёзными и запоздало понимает, что выглядит как идиот. Не может ничего ответить этой яркой, немного безумной девчонке, которая раз за разом выбивает его из колеи. Всё, что он сейчас слышит — это своё сбивчивое дыхание и бешеный стук сердца от того, что он хочет сделать сейчас. Шаг. Она слишком искренняя, он не привык к такому. Ещё шаг. Почему она не отходит? Смотрит с прищуром, будто не верит, что он может так легко потерять контроль. О да, Уизли, я могу... И Драко делает последний шаг, оказываясь вплотную к ней, руки сами тянутся к её щекам, обхватывая её лицо, а губы просто врезаются друг в друга. Сталкиваясь, отвечая на вопрос. Но самое страшное то, что я хочу этого. Они оба перестают дышать, не двигаясь, ощущая тепло чужого тела совсем близко, чувствуя чужие губы на своих губах. А спустя вечность Джинни чуть приоткрывает рот, расслабляется, позволяя его языку скользнуть внутрь. И он падает, тонет, называйте, как хотите, но он просто сдаётся, перечёркивая все свои здравые доводы и аргументы, пытаясь вложить в этот поцелуй всю свою боль, все свои сомнения и желания. Всего себя. А Уизли цепляется за его рубашку, потому что её колени подкашиваются, а голова начинает кружиться. Много. Его слишком много. И она теряется в запахе мелиссы, в его горячем дыхании, чувствует, как его руки стискивают её лицо, притягивая так близко, как это вообще возможно, и она просто отдается его жёстким губам, потому что понимает, что не в силах оттолкнуть его. Что она не хочет отталкивать его. Воздуха не хватает, но они продолжают задыхаться, будто чужие губы заменили им кислород. Этот поцелуй не похож на то пьяное безумие, произошедшее три недели назад. Этот поцелуй отчаянный. Злой. Джинни не знала, что у звёзд есть вкус, пока Малфой не впился своими губами в её. Оказалось, что они ощущаются, как амбиции и огонь, как отчаяние и саморазрушение, как решимость и темнота, как парализующий страх остаться одному. Снова. И она жмурит глаза, боясь, что это всё исчезнет, сильнее сжимает рубашку и целует-целует-целует, потому что вдруг не хочет, чтобы он был один. Пальцы путаются в её волосах, мажут по линии челюсти, обводят скулы, а его язык уже давно переплёлся с её. Он знает, что сейчас его губы жёстче, чем надо, яростнее, чем были тогда, а зубы прикусывают нежную кожу, оставляя отметину, но по-другому никак. По-другому он не может выразить всю злость, всю свою слабость перед ней. Вот что ты со мной делаешь, Уизли. Вот в кого я превратился. Чёртов наркоман, который тянется за очередной дозой, обманывая себя, но уже не пытаясь сбежать. Осознание обухом бьёт по голове, и Малфой разрывает поцелуй, но не отстраняется, продолжая сжимать лицо Уизли ладонями. Всматривается в неё. Припухшие губы, румянец на щеках, оттеняющий веснушки, а веки трепещут, когда она пытается открыть глаза и прийти в себя. Поднимает на него слегка затуманенный взгляд, постепенно фокусируя его. И все обещания проносятся в голове Малфоя, ударяя в грудь, лишая возможности вздохнуть, потому что он всё просрал. Где его желание послать её подальше и забыть? Где его уверенность в том, что ему всё равно? Где чёртова ненависть? Всё рухнуло перед её янтарными радужками, в которых отражалось понимание. И это понимание выбивает почву из-под ног слизеринца, заставляя того отступить, с сожалением выпуская Джинни из кольца рук. Он закусывает губу, проводя по ней языком, ещё раз чувствуя вкус грозы, и просто вылетает из класса, на ходу снимая запирающие заклинания с двери. А Джинни медленно оседает на пол, потому что ей больше не за кого цепляться, и невесомо проводит кончиками пальцев по губам. Кажется, она получила ответ на все свои вопросы…