Джинни продолжала цепляться за Малфоя, уткнувшись лицом в его плечо, а Драко понадобилась вся сила воли, чтобы отстранить гриффиндорку от себя и заглянуть в её глаза. Чёрт, почему он до одури боится снова увидеть в них панику?
Джинни немного заторможено переводит на него потерянный взгляд и ведёт плечом, будто хочет сбросить оцепенение. Малфою кажется, что он должен что-то сказать, объяснить, спросить… Что угодно, лишь бы исчезло это неловкое молчание, сковавшее их.
Он откашливается и, зарываясь рукой в волосы, чтобы унять непонятно откуда взявшееся волнение, говорит:
— Ты, кажется, хотела умыться…
Джинни рассеянно кивает и отворачивается. Ощущение, что она не видит ничего перед собой, не замечает, как красиво переливается мрамор в мягком свете люстры, как пенится вода, как от бассейна поднимается ароматный пар. Она просто начинает механическими движениями расстегивать пуговицы на рубашке, снимая её и всё ещё дрожащей рукой роняя на пол, а Малфой не может оторвать взгляд от её веснушчатой спины. И кончики пальцев начинает покалывать от воспоминаний о том, как он проводил по ней ладонями, вызывая у Джинни мурашки, в том заброшенном классе на Хэллоуин.
Чёрт, он никогда не чувствовал неловкости рядом с полуобнажённой девушкой, но сейчас он понимает, что не должен этого видеть. Ничего из этого. Её хрупкие плечи — не для него. Её рыжие волосы — не для него. Её выпирающие лопатки и тонкие лямки серого лифчика — не для него.
Она вся не для него.
И он уже готов был развернуться и уйти, как вдруг тишину разрезал её всхлип. Полоснул Малфоя по сердцу, заставляя подобраться от волнения и с напряжённым лицом подойти к гриффиндорке.
А она всхлипывает ещё раз, и новые слёзы текут по ещё не высохшим щекам. Её руки взметаются наверх, к плечам, и впиваются в них, царапая кожу. Драко на секунду замирает, с ужасом смотря, как бледные плечи покрываются красными царапинами, шумно сглатывает и в который раз обещает себе уничтожить Монтегю. Чтобы от того пустого места не осталось. Чтобы Уизли больше никогда не пришлось видеть его мерзкую рожу.
Редкие всхлипы переходят в надрывистые рыдания, выводя Малфоя из замешательства, и он парой шагов сокращает расстояние между ними, подходя к Джинни со спины, и твёрдо сжимает её руки, царапающие нежную кожу груди. Накрывает её ладони своими, не давая продолжить самоуничтожение. А она откидывает голову, упираясь затылком в его грудь, и плачет, плачет, плачет. Жалкие попытки вырваться не увенчались успехом, потому что Драко просто заключил её в кольцо своих рук, не давая сломаться.
Через какое-то время она перестаёт биться в его объятиях, затихая, и лишь рваное дыхание выдаёт её недавнюю истерику. И Малфой позволяет себе то, чего никогда бы не позволил в другой ситуации. Закрывает глаза и утыкается подбородком в её волосы. А через секунду зарывается носом в огненные пряди, пахнущие персиком и болью.
И он с удивлением замечает, как расслабляются её плечи, как сердце успокаивает свой бешеный ритм. Как Джинни делает глубокий вдох и наконец перестаёт дрожать.
Малфой даёт себе три секунды, зажмурившись и в последний раз впустив в лёгкие её аромат, а потом отпускает руки гриффиндорки. Делает шаг назад, отводя взгляд, и замирает. Снова превращается в каменное изваяние, почти ничем не отличающееся от тех, что стоят на входе в ванную. Такие же одинокие и бездушные.
Только вот Уизли теперь знает, что он тёплый. Намного теплее глупого мрамора.
Она не оборачивается. Лишь быстро скидывает с себя оставшуюся одежду и опускается в спасительную воду. Пена обволакивает её, щекоча нос, и Джинни позволяет себе в блаженстве прикрыть глаза, пока губы растягиваются в расслабленной улыбке.
А Малфой впервые добровольно упустил возможность посмотреть на голую девушку. И почему-то он не чувствует разочарования.
«Её только что чуть не изнасиловали, отвернись!»
И он продолжает сверлить взглядом пол, а мысли быстро проносятся в голове.
«Её чуть не изнасиловал Монтегю.»
Пальцы сжимаются в кулак, а с зубов, наверное, слезает вся эмаль — так сильно он их стискивает.
Чёртов мудак.
И Драко очень хочет убедить себя в том, что он поступил бы так с любой другой девушкой. Помог бы любой. Дело не в том, что это Уизли. Он просто джентльмен и не должен проходить мимо плачущей девушки. Мама правильно его воспитала.
Вот только его «миссия» выполнена: Уизли больше не плачет. А он продолжает стоять в ванной старост, не в силах сдвинуть себя с места. Не в силах уйти.
«Просто удостоверюсь, что она в порядке. Что приступ больше не повторится.»
Самообман проходит на «ура», и Малфой с уже более воодушевлённым выражением лица поворачивается к бассейну. Русалка в витраже кокетливо подмигивает ему, на что парень хмыкает и снова проводит рукой по волосам, приводя их в порядок, а затем делает пару шагов к Джинни.
Её рыжие волосы ярко контрастируют с белой пеной, заставляя Малфоя на секунду залюбоваться этой картиной: покрытые веснушками плечи выглядывают из воды, а по ним струятся огненные локоны. Джинни размеренно дышит, и этот звук почему-то бальзамом ложится на сердце Драко.
Наконец-то её не пожирает паника. Наконец-то она выглядит как обычно. Даже лучше, с этой лёгкой улыбкой на губах и расслабленным лицом.
И Малфой в который раз понимает, что всё временно. Её истерика — временная, её страх — временный, её паника прошла, а боль отступила. Затаилась на время, и хотя бы сейчас всё хорошо. Он сам не понимает, почему его магнитом тянет к ней. Он просто аккуратно подходит, стараясь не стучать туфлями по мраморному полу, и присаживается на корточки у края бассейна. Рядом с Уизли.
Может, дело в успокаивающей атмосфере ванной, а может, в том, что они только что пережили, но он вдруг усмехается и совсем без яда спрашивает:
— Как водичка?
Джинни даже не вздрагивает, только медленно поворачивает голову на его голос и открывает глаза, а в них наконец-таки наступает штиль. Только это не спокойная тишина после обычного ливня. Это поломанные деревья, вырванные с корнем после урагана, это снесённые бурей дома, потопленные корабли. Это изорванные грозой цветы и выжженный молнией дом. И это покой после страшного шторма, когда лужи ещё не высохли, а трава не успела зазеленеть, но хотя бы злая стихия уже не треплет её. У неё есть время восстановиться.
Может, Джинни и продолжает улыбаться, но в этой улыбке прячутся все те чувства, что она только что пережила, и они никогда не покинут её. Притупятся, залягут на дно её подсознания, но никогда не дадут забыть о том, что с ней случилось.
Уизли откидывает голову на бортик, отчего капли воды блестят на красиво выпирающих ключицах, вот только всю картину портят ужасные кровоподтёки на её шее. Снова напоминая Драко, почему она здесь и почему он не должен пялиться на неё сейчас. И Малфой тяжело сглатывает и поспешно переводит взгляд на её лицо.
— Не изменилась с прошлого раза, — тусклый голос Джинни контрастирует с язвительностью реплики.
Малфой приподнимает бровь, а в голове начинают проноситься картинки того, как она могла приятно проводить здесь время с Поттером. Блять, он не должен об этом думать, а тем более испытывать это жалящее чувство внутри, от которого хочется лезть на стену. А Джинни усмехается и поясняет:
— Мне как капитану команды по квиддичу можно пользоваться этой ванной, так что я довольно часто бываю тут с Демельзой.
Он прочищает горло и слишком поспешно бросает:
— Мне всё равно, с кем ты тут плескаешься…
И запоздало понимает, что только что спалился, а Джинни изучает его взглядом, и теперь весело улыбаются не только её губы. Теперь этот свет распространяется и на глаза, и Малфой почти физически ощущает, как тяжёлые воспоминания постепенно отпускают её.
А после её слов внутри что-то расслабляется. Глупое воображение успокаивается, и Драко еле заметно выдыхает, пытаясь не смотреть на неё. Пытаясь держать лицо.
Но Джинни больше не обмануть пустым фарсом. Не после того, что было между ними.
Драко мысленно усмехается, потому что это всё настолько абсурдно! Чтобы Уизли так легко читала его? Чтобы он позволял ей это…
Бред.
Однако он сам во всем виноват. Сам открылся ей. Врагу. Всё ещё врагу…
А Джинни продолжала довольно улыбаться, изредка проводя руками по плечам и телу, смывая этот день. Молчание затянулось, и Малфой уже который раз за сегодняшний вечер почувствовал неловкость, поэтому он решил нарушить тишину.
— Ну что, больше не будешь царапаться? — Джинни хмыкает и отрицательно качает головой. — Я, конечно, понимаю тебя: будь я Уизли — тоже хотел бы содрать с себя кожу, но ты вроде давно живешь так. Должна была привыкнуть.
Гриффиндорка закатывает глаза и раздраженно сдувает с лица прядь волос.
— Поверь, на твоём месте я бы давно скинулась с Астрономической башни.
Драко усмехается на это, а про себя думает: «Не спорю, может, однажды и сделаю так. Но пока мне есть ради кого жить». И образ матери на секунду встаёт перед глазами, тут же исчезая, потому что Уизли привстаёт так, что из воды показывается огромный синяк на груди. Желание убить Монтегю царапает грудную клетку с новой силой, и Малфой обещает себе, что тот ещё тысячу раз пожалеет обо всём, что сделал с ней.
— Принеси мне полотенце, пожалуйста.
Драко удивлённо моргает на её просьбу, а потом бросает взгляд на часы и понимает, что до отбоя осталось совсем немного времени, и ей действительно стоит возвращаться к себе в гостиную. Он молча встаёт и выполняет её просьбу, а потом снова отворачивается, чтобы она могла нормально переодеться. Или чтобы не заставлять себя опять смотреть на все её синяки…
Через какое-то время Джинни откашливается, привлекая его внимание, и когда он окидывает её нечитаемым взглядом, кивает на дверь.
— Думаю, мне пора.
Драко сглатывает и первым выходит из ванной, придерживая ей дверь. И вот сейчас им стоит разойтись в разные стороны, даже не прощаясь, но Джинни продолжает стоять в коридоре, не решаясь уйти первой.
«Ей всё ещё страшно. Монтегю всё ещё где-то в замке и наверняка очень зол», — проскальзывает в голове Малфоя, и он, пытаясь не думать, забрасывая чувство вины и сомнения подальше, делает шаг в сторону гостиной Гриффиндора. А потом ещё и ещё один, кожей чувствуя, как Уизли расслабляется и идёт за ним. Он даже может представить её лёгкую улыбку и спокойные карие глаза, из которых наконец ушёл весь страх.
А через пару поворотов она догоняет его, бросая быстрый взгляд на напряжённый профиль, и теперь они идут совсем рядом. Плечом к плечу, будто это нормально.
Малфой очень хотел бы сдержать себя, но не может, и в какой-то момент аккуратно скашивает глаза, чтобы увидеть её лицо. Она выглядит расслабленной, будто не её пару часов назад хотели изнасиловать, будто не она задыхалась на полу в туалете, будто это не она хотела содрать с себя кожу час назад. Только тёмные отметины, еле видные в тусклом освещении коридоров, напоминают, что это всё действительно произошло с ней.
Его опять передёргивает, и он отворачивается, утыкаясь взглядом в каменные стены замка, сменяющие друг друга. Так в странном молчании они доходят до лестницы, ведущей в башню Гриффиндора, и Малфой останавливается. Прячет руку в карман, а второй проводит по волосам, чтобы скрыть неловкость.
— Тебе стоит залечить синяки, — произносит ровным тоном, кивая на шею Джинни, и она соглашается.
— Викки поможет… — ведёт плечом и укладывает волосы так, чтобы они скрыли все следы пальцев Монтегю. А потом поднимает на Малфоя свои огромные карие глаза, хитро щурит их и немного хрипловато добавляет. — Не хочешь вернуть свой пиджак?
Драко усмехается и, убрав руки в карманы брюк, высокомерно тянет:
— Ты что, это жест доброй воли, благотворительность, так сказать. Может, однажды он спасёт твою нищую семейку от голодной смерти.
И прежде, чем она успевает хоть что-то ответить, разворачивается и размеренными шагами уходит от неё, скрываясь за поворотом, а Уизли стоит там ещё пару минут, смотря на то место, где только что был Малфой, а потом вздрагивает, будто пробуждаясь ото сна и, ещё раз поправив волосы, взбегает вверх по ступеням в гостиную Гриффиндора.
***
А Драко быстро шёл, снова не замечая портретов на стенах и резких поворотов, прислушиваясь к себе. Ощущая, как сердце быстро бьётся о рёбра, как живот скручивается от странного, нового чувства.
Так себя чувствует Поттер, когда из раза в раз делает что-то хорошее? Так ощущается удовлетворение от того, что ты кого-то спас? Кому-то помог…
Усмешка так и не сходила с лица Малфоя, а стук собственных шагов заглушал разрозненные мысли, но не мог заглушить тепло, разливающееся внутри него. То ли от её улыбки после слёз, то ли от того, что она сохранила пиджак, то ли от самого факта, что он сделал что-то, за что ему не стыдно.
А должно быть… Помог Уизли, а теперь как влюблённый идиот улыбается всю дорогу! Но всё завтра, завтра он изобьёт Монтегю, завтра он будет винить себя за сегодняшнюю слабость и за этих бабочек в животе, а сейчас он влетит в свою спальню, закроет шторы и будет лежать, вспоминая аромат волос Уизлетты и её тёплые глаза.
***
— Джин, ну скажи, кто это! — уже который раз отчаянно спрашивала Демельза, повернувшись к Джинни всем телом и тряся её за руку. — Он не может остаться безнаказанным, это же ужасно!
Уизли со спокойным выражением ровным голосом повторила уже заученную фразу:
— Он получил своё, поверь, больше ко мне он не сунется.
— А если к другим? — Демельза явно была не удовлетворена таким ответом. — Подумай, Джинни, что если он будет домогаться ещё до кого-то? Надо как следует проучить его!
— Не проучишь, Дем!
Она резко развернулась к подруге и впервые сорвалась на крик. Робинс чуть отпрянула, но не отвела твёрдого взгляда от лица Джинни.
— Не проучишь… — уже тише проговорила Джинни, потупив взгляд.
— Он со Слизерина, да?
Уизли вскинула голову, и в её глазах мелькнул страх, что Демельза всё откуда-то узнала и теперь полезет на рожон. Но та лишь глубоко вздохнула, придвигаясь ближе к Джинни.
— И ты не хочешь, чтобы нас опять пытали, если мы попробуем отомстить… — её взгляд потяжелел, а руки крепче сжали край скамейки, на которой они сидели за столом.
Уизли кивнула и продолжила ковырять ложкой овсянку, которую даже не собиралась есть. Аппетита не было и в помине. Демельза мочала, а Джинни осторожно бросила взгляд на слизеринский стол. Монтегю не было, собственно как и Малфоя. Она незаметно выдохнула и позволила себе расслабиться. Конечно, поесть нормально не получится, но хотя бы этот урод не будет мозолить глаза.
***
Утром весь вчерашний вечер показался Малфою сном. Истерика Уизли, её сбивчивое дыхание, глаза, полные слёз, а потом тонкая улыбка и влажные волосы, прилипшие к худым плечам. Всё это смешалось, и Малфой уже почти поверил, что всё себе придумал, вот только подсознание упрямо шептало, что он лишь пытается обмануть себя. Чтобы не испытывать чувство вины, чтобы не съедать себя изнутри за то, что опять не смог устоять перед ней и помог. В который раз помог…
— Малфой, всё нормально?
Голос Блейза выдёргивает слизеринца из размышлений, заставляя Драко осознанно посмотреть на друга, которого он успешно игнорировал всё утро. Сейчас они шли на завтрак в Большой зал, и, видимо, Забини надоело идти в тишине.
— Всё просто прекрасно, — Драко не удаётся в должной мере скрыть раздражение в голосе, и Блейз замечает это и приподнимает одну бровь.
— Я вижу… — тут он понижает голос и наклоняется ближе к Малфою. — Это из-за Нарциссы, да?
Драко пару секунд смотрит на Забини, а потом просто кивает. Врать друзьям давно вошло в привычку. Блейз смотрит понимающе и верит, потому что ему больше ничего не остаётся, кроме как верить Малфою. И переводить разговор в безопасное и бессмысленное русло, чтобы отвлечь его от навязчивых мыслей. Создавать иллюзию нормальности, потому что они просто не умеют по-другому.
Драко расслабляется, и на какое-то время позволяет разговору об уроках и квиддиче унести его подальше от вчерашнего дня, но всё обрывается, когда он видит Монтегю, что-то увлечённо рассказывающего своим друзьям. Урод ухмыляется и так активно жестикулирует, будто возомнил себя лучшим комиком магической Британии, а его дружки — Уоррингтон и Блетчли — с не менее отвратительными улыбками чуть ли в рот ему не заглядывают…
Голос Блейза и шум коридора отходят на второй план, и Малфой почти что глохнет и, видимо, частично слепнет, потому что всё, что он слышит и видит сейчас — это чёртов Монтегю, сидящий на подоконнике, и отрывки его самодовольной речи: «Этой девчонке давно стоило преподать урок…», «…Слышали бы вы, как она стонала!», «Я думаю, стоит как-нибудь повторить…».
Вся ярость, весь гнев и злость, которые уже было успели остыть в нём со вчера, с новой силой вспыхивают внутри, начинают бурлить словно смертельное зелье в его грудной клетке, ядом просачиваются в кровь, застилают глаза. И этот яд заполняет всего Малфоя, заостряя черты его лица, ужесточая взгляд, стискивая челюсти.
Блейз остаётся где-то позади, не сразу замечая исчезновение друга, а когда замечает, запрокидывает голову и раздражённо бросает «блять!» себе под нос. Теперь ему придётся разгребать очередное не пойми что! И он обречённо плетётся за Малфоем, гадая, что же вызвало такой импульсивный порыв.
— Ооо, Драко! Ты тоже пришёл послушать, как я вчера развлёкся с Уизли? — Грэхем продолжает ухмыляться, но в глазах проскальзывает страх. И этой секундной слабости Малфою достаточно, чтобы острая усмешка прорезала его лицо, а надменный взгляд смерил ублюдка с ног до головы.
Мудак.
— Прости, я перестал интересоваться чужими похождениями ровно в тот момент, когда мои собственные стали намного более запоминающимися, — от его ледяного голоса напряглись все. Все, кроме Грэхема. Он лишь хмыкнул и, соскочив с подоконника, расслабленно подошёл к Малфою.
— Чем же тогда я могу тебе помочь, Драко? — ирония плещет через край, но Малфой знает, что вся эта самоуверенность напускная. Видит, как Монтегю чуть нервно поправляет галстук и смотрит по сторонам, убеждаясь, что другие ученики заметили накалившуюся обстановку в коридоре.
Молодец, Грэхем, волнуйся. Тебе стоит бояться, потому что сейчас контроль принадлежит мне.
— Ты даже себе помочь не сможешь, если ещё хоть раз распустишь свои руки, — отчётливо произносит Малфой железным тоном и вежливо улыбается. Опасно вежливо. А Монтегю, видимо, не знает, что такое инстинкт самосохранения, потому что с секунду просто смотрит на однокурсника, а затем разражается громким хохотом.
— Намекаешь на то, что я её взял силой? — он оборачивается на Уоррингтона и Блетчли. — Я? Силой?
Вытирает наигранные слёзы, а у Малфоя сводит челюсть от ненависти. Он понятия не имел, что сможет ненавидеть кого-то сильнее Поттера, но сейчас Монтегю раздражал его настолько, что хотелось свернуть слизеринцу шею.
Тут болезненная мысль разрезает сознание: «А что если он действительно сделал это? Что если он не просто домогался Уизли, а правда изнасиловал её?»
Нет, пожалуйста, нет, пусть это будет не так! Иначе Малфою сейчас действительно придётся убить Монтегю на глазах у всей школы, и тогда он сядет в Азкабан, но сейчас, когда урод так омерзительно усмехается, а воспоминания о вчерашней истерике Уизли не оставляют его, Малфой думает, что это того стоит. Она стоит того, чтобы сесть в Азкабан.
Он убьёт сначала Грэхема, а потом и себя за такие мысли.
— Да девушки сами прыгают ко мне на член, — тут Могтегю прищуривается, и из голоса уходит всё веселье. — И Уизлетта не была исключением.
Крышу сносит мгновенно, и не спасает даже рука Блейза не его плече. Не спасают взгляды доброй половины школы, направленные на них. Не спасает ничего. И Малфой просто хватает Грэхема за грудки, притягивает его на расстояние нескольких сантиметров от своего лица, почти рвёт на нём мантию, теряя самоконтроль. Лицо больше не выражает скрытую враждебность, теперь оно искажено чистой яростью, а верхняя губа подрагивает от напряжения.
И он уже открывает рот, чтобы выплюнуть очередную угрозу, когда замечает множество мелких царапин на лице Монтегю. Внутри всё на секунду замирает, и Драко с болезненной гордостью понимает, что Уизли не оставила этого ублюдка безнаказанным. Что она постояла за себя и у неё получилось отбиться от слизеринца. Что ж, видимо, Азкабан подождёт.
По коже расползается лёгкое удовлетворение от осознания, что Грэхем помучился, потому что Драко прекрасно помнит, насколько прекрасен летучемышиный сглаз в исполнении Уизли.
Это немного успокаивает Малфоя, и он решает дать Монтегю шанс.
— Осторожней, Грэхем, не испытывай моё терпение. Я сейчас очень зол, — тихо произносит Драко, вкладывая в голос весь свой лёд.
Но капитан слизеринской команды не понимает угрозы. Он уже вошёл во вкус и собирается идти до конца. Вывести Малфоя на чистую воду.
— Это потому что ты сам хотел быть на моём месте, когда я забрался Уизлетте в трусики? — шепчет, подражая тону Драко, а в глазах — провокация.
Малфой на секунду замирает, на периферии сознания понимая, что делает Грэхем. Чего он хочет добиться. Но чёртова злость, природу которой Драко отказывается понимать, оказывается сильнее здравого смысла. И он резко отталкивает Монтегю от себя, делая глубокий вдох. Тот, кажется, расслабляется и начинает смеяться, но смех обрывается, когда Малфой одним чётким ударом рассекает ему губу. Кулак бьёт точно в челюсть, разбивая слизеринцу губу с такой силой, что тот теряет равновесие.
Воцаряется тишина, а потом кто-то ахает, и гул голосов бьёт Малфою в уши, заставляя поморщиться. Блейз подбегает и хватает его за плечи, разворачивая к себе.
— Совсем сдурел, Малфой?! — он заглядывает в глаза друга, пытаясь найти объяснение его импульсивного поступка, но видит лишь привычную сталь. И удовлетворение от того, что Монтегю с глухим стуком упал на пол, ударившись о скамейку, и теперь на его лице расползается красное пятно от кулака Малфоя. — Все смотрят…
Драко криво усмехается.
— Мне плевать, — и чуть толкнув Забини плечом, уходит.
И ему правда плевать. Плевать, что столько людей увидели, как он навалял Монтегю, плевать, что тот теперь поймёт всё, плевать…
Ученики расступаются перед ним, а Блейз не перестаёт чертыхаться, еле догоняя его, и уже более спокойно говорит:
— Большой зал в другой стороне.
— Я потерял аппетит.
Забини останавливается и смотрит другу вслед, а потом, взлохматив себе волосы, бросает неприязненный взгляд на Монтегю, который уже успел подняться с пола и теперь сверлит спину Малфоя с выражением лица, не предвещающим ничего хорошего, а мерзкая усмешка растягивает его окровавленные губы.
Драко шёл не останавливаясь, пока холодный ноябрьский ветер не начал трепать его платиновые волосы, а по коже не побежали мурашки, потому что он всё ещё был одет в тонкую школьную мантию. Малфой даже не заметил, как вышел из замка, но теперь он выдохнул и высоко запрокинул голову, позволяя осеннему воздуху охладить разгорячённую кожу.
Ему бы стоит сожалеть о своём поступке, переживать за подпорченную репутацию, винить себя за опрометчивость, но единственное, что сейчас гложило Малфоя — это то, что он ударил только один раз. Нужно было избить Монтегю до потери пульса, до хруста костей, до тяжёлых переломов, чтобы из его головы навсегда вылетели все мысли о Джинни Уизли. Чтобы он побоялся даже подойти к ней.
Чёрт.
Малфой зарылся руками в волосы, стискивая их. Волнение за глупую гриффиндорку не отпускало его, и он, сам не понимая почему, пообещал себе, что будет следить за ней. За ней и за Монтегю, чтобы тот не смел приближаться к ней.
Стоило бы ударить себя по лицу за такое решение, наорать на свой конченный мозг, чтобы он запер все мысли о ней как можно глубже в подсознание Малфоя и никогда не доставал. Чтобы они сдохли там и наконец перестали сводить его с ума.
Но вместо этого он предпочёл сделать то, что у него получалось лучше всего: отрицать.
