Е - Если
21 апреля 2020 г. в 13:01
Он часто задается вопросом, который присущ каждому сомневающемуся.
А что, если?..
У Чарльза много этих «если». Как всякий мыслящий человек, он ищет множество путей и вариантов. Ему интересно строить догадки и теории, а тем более их проверять. Он — ученый, а для ученого очень много исследований строится от этого простого, даже детского вопроса: «Что будет, если?..». Это как ничто другое доказывает, что ученые умы те еще дети.
Но у Чарльза все зашло несколько дальше. В его жизни было слишком много событий, много взлетов и падений, болей и невзгод, что его ученый вопрос превратился в вопрос страха и сомнений.
Когда Чарльз встретил Эрика, у него был вопрос надежды: а что, если рискнуть? Он рискнул, нисколько не жалея об этом, хотя со стороны могло казаться иначе. Когда Эрик был с ним, с трепетом и нежностью Чарльзу думал, а что, если это так будет всегда? Всегда будет сильный альфа, с тяжелым характером, но ранимой душой, всегда будут эти жестокие натруженные руки, удерживающие его без боли, всегда будут уютные вечера за шахматами, всегда будут они.
Когда Чарльз лежал на горячем песке Кубы, он думал: а что, если это все? Здесь могло все закончиться. Даже если бы он не умер от пули или от заражения крови, омега уже умирал внутри. Альфа, истинный альфа, его ранил. Он покинул раненного омегу, оставляя с одиночеством, с обжигающей непроходящей от никаких обезболивающих болью от надломленной связи. Лежа на песке Кубы, вспоминая тревожные светлые глаза, которые застилали небо, Чарльз думал, что на этом все, что дальше жизни не будет.
А потом он узнал о своей беременности.
Вопросов стало только больше, как страхов и сомнений.
Как ему быть? Что ему делать? Как он, инвалид, выдержит беременность? Как ему и ребенку пережить роды? Как ему воспитывать ребенка? Как справиться без Эрика? А потом появился с оттенком робкой надежды вопрос: а что, если Эрик узнает об этом?
Чарльз знал, как втайне его мрачный и суровый альфа мечтал о семье, и известие о его беременности могло бы утихомирить дикий нрав и не кончающуюся злобу. Но Эрик жаждал войны. И плача, прикрывая руками еще плоский живот, Чарльз понимал, что сейчас ничто в мире не остановит альфу, пожелавшего биться. Ослепленный болью, виной и одиночеством, навлеченными им же самим же на себя, в этом самоистязании Эрик ищет виноватых, ищет смысла существования, ищет того, что могло бы оправдать его хотя бы немного, хотя бы в какой-то мере. Он выбрал путь крови, чтобы самому забыться, чтобы грехов на его душе стало больше, чтобы мук было намного больше, чем у тех, кого он любит и причинил боль.
Чарльз не тешил себя ложной надеждой. Он стер все «если», приняв одну единственную позицию — это его ребенок, и ради него он сделает все. Переживет все боли и муки, сможет сам воспитать и сделать прекрасным человеком. Омега готов был положить на это жизнь, сделав это своей главной целью.
Эрик пришел неожиданно. Пришел, когда Чарльз не ждал и не надеялся. Пришел за своей целью, не зная, что его ждет. Омега не хотел возвращаться к бездумным и бессмысленным «если», выучив, что с этим альфой это не работает, лишь усложняет жизнь.
Он просто согласился. Согласился принять любое решение Эрика, не меняя своего, принять его волю, соглашаясь или отказываясь. Но больше не будет лишних надежд, а после долгих мук.
Эрик сложил оружие. Отставил в сторону шлем, открывая разум и сознание. В его голове было больше «если», чем у самого Чарльза.
Что было бы, если бы Эрик тогда не ушел? Что было бы, если бы пуля попала выше, если бы убила омегу? Что если бы Эрик своими руками в той драке, что они устроили на Кубе, убил бы своего ребенка в чреве Чарльза? Что было бы, если бы Чарльз не пережил боль от убийства Шоу? Что будет, если омега не примет его вновь?
Чарльз не отвечает. С этими многими «если» не справиться никогда, они образуют прочный костяк, называемый виной, и всю жизнь мучают обладателя. Но Чарльз мог справиться с другими.
— Ты можешь остаться с нами, Эрик, — произносит тихо омега, мягко сжимая ладонь альфы. — Если хочешь сам.
И он остался. Уже без каких-либо «если».