Любовь по буквам

      Его многие считали жертвой. Жертвой обстоятельств, жертвой насилия и жестокого обращения. Жертвой мира, если можно так сказать.       Когда все вокруг так думают, сам невольно начинаешь так считать.       Чарльз иногда жалел себя, нагоняя на себя образ жертвы. Делал он это за закрытыми дверями своей комнаты, за зашторенными окнами, в темноте и тишине. Омега мог, спрятавшись под одеялом, позволить себе плакать, кусая губы, обнимая в слезах свой пока еще плоский живот.       Он всем говорил, что с ним все в порядке. Он отказывался признавать себя жертвой мира, продолжая улыбаться и уверять, что все хорошо, что его не угнетает его положение. Брошенный дорогими людьми? Пускай, он все равно не одинок, остается Хэнк, появляется Логан, открывается школа и его жизнь наполняется шумными будними с детьми. Теперь его судьба быть беспомощным инвалидом? Для него открываются новые возможности телепатии, да и истинно мыслящий человек не видит проблемы в физической ограниченности. Отец-одиночка? Не он первый, не он последний, многие омеги переживали такую ситуацию и прекрасно справлялись, так чем профессор генетики хуже?       Чарльз продолжал, несмотря ни на что, уверять волнующихся товарищей, что он со всем справится.       Но сомнения не исчезали. Они держались под коркой, вырываясь под конец дня, когда усталость наваливалась, захватывая действительно разбитого человека.       Когда темнота сгущалась, весь особняк погружался в сон, Чарльз, обнимая себя под плотным покрывалом, начинал себя жалеть.       Одиночество его забирало в свои когтистые лапы. Он оплакивал потерю сестры, первой, кто приняла его и стала близкой. Омега ненавидел Эрика, который бросил раненного партнера на песчаном берегу, свою истинную пару оставил беззащитным и одиноким, абсолютно пустым и уничтоженным. Это было настоящее предательство, после которого Чарльзу приходилось собирать себя по кусочкам.       Он оплакивал свою беспомощность, слабость и бесполезность. Ненавидел свою ограниченность в движениях, зависимость от окружающих. Просыпаясь каждое утро, Чарльз ненавидел себя, что не чувствует нижней части туловища, что не может просто подняться с кровати. А если вновь придется сражаться? Он станет балластом для друзей и союзником, легкой мишенью для врагов, тем, кто утянет остальных на дно.       Он оплакивал, что в этой беспомощности омега бесполезен для своего ребенка. Сам процесс родов казался ему непостижимым в его недуге, а как ему заботиться о младенце? В слабости и ограничении Чарльз ничего не сможет сделать для ребенка, только присутствовать рядом, как тень. Проще отдать сразу после рождения омеге, что может в полной мере одарить заботой и любовью.       Но в темноте под одеялом, Чарльз колотил обессиленно и немощно матрас, ненавидя себя, а главное — ненавидя Эрика.       Он проклинал чертового альфу за все.       За то, что тот ушел.       За то, что подарил Чарльзу ребенка.       За то, что Чарльз, несмотря ни на что, продолжал его прощать. — Ненавижу тебя, — плакал тихо омега по ночам, сжимая на животе ткань одежды. — Ненавижу, что продолжаю тебя любить!       Он жалел себя. Жалел так, как всегда беспомощных и глупых детей, которые вновь и вновь совершают глупость за глупостью.       Чарльз оставит ребенка себе и продолжит ждать Эрика.       Это совершеннейшие глупости. А омега полный глупец, что продолжит их совершать, делая из себя самую настоящую жертву — жертву самоистязания.