***
В ресторане Юнги, как этого Намджун и ожидал, было очень некомфортно. Он все время дёргает воротник своей единственной рубашки в гардеробе, боязливо наблюдает за проходящими мимо официантами, словно вот-вот и они поймут, что рамён — самое популярное блюдо на их столе, а лобстера они видели только в фильмах. — Юнги, расслабься и посмотри меню. Нам нужно что-то заказать, — Намджун ободряюще улыбается, стараясь выглядеть намного увереннее, чем это есть на самом деле. Странная дама, сидящая в конце зала уже несколько раз показывает на них пальцем. Она наклоняется к своему супругу и начинает громко обсуждать именно их, ни вкусную еду, ни хорошую работу официантов, а двух посетителей, которые всё прекрасно слышат. Намджун пропускает мимо ушей едкое «голубизна в приличном месте», и сжимает ладонь Юнги в своей. — Поверить не могу, что ты смог меня уговорить. Почему мы не у окна сели? — блондин многозначительно смотрит на Намджуна, надеясь, что они поменяют столик. Он спиной чувствует прожигающий взгляд этой женщины и её мужа. Юнги мог бы устроить скандал и заявить о своих правах, вот только выгонят из ресторана не виновницу конфликта, а Юнги с Намджуном. Потому что на их шеях нет бриллиантов и золота, потому что их пальцы ещё можно назвать «пальцами», а у неё их совсем нет, они скрыты под огромными камнями. Они заказывают запечённого цыплёнка с овощами, точнее с брокколи, как это оказалось потом. Юнги молча принимает на свою тарелку все это зелёное безобразие и тыкает вилкой руку Намджуна, когда тот, передавая брокколи, успевает подцепить кусочек сочного мяса. — А что тебе тут не нравится? Вообще-то парочкам рекомендуют садиться посередине зала, а не у окна. — Почему? — Чтобы внимание было сфокусировано только друг на друге. Юнги морщится и продолжает есть. На вкус еда оказывается более чем, просто вкусной. Ничего подобного они до этого не пробовали, и от этого почему-то становится ужасно грустно. Если бы им удалось прожить другую жизнь, и Юнги в конце концов стал бы известным писателем, он кормил бы Намджуна этим цыплёнком постоянно. Он хотел бы видеть этот детский восторг в его глазах немного дольше, чтобы запомнить, отпечатать в памяти и сделать на ней банальную пометку «Осторожно! Есть риск повышения сахара в крови». Намджун открывает бутылку красного сухого и наливает вино в бокалы. Он уже собирается сказать тост, как Юнги спрашивает: — Намджун, я понятия не имею, как вести себя здесь. Я не имею ввиду, как пользоваться вилкой или что-то ещё. Ты не замечаешь, что мы просто сюда не вписываемся? Может уйдем отсюда? Боже, мы здесь столько денег оставим… А я тебе даже помочь ничем не могу, я такой бесполезный… — Эй, Юнги, — брюнет бокал ставит на стол и поднимается с места. Ему не стыдно вот так подойти к возлюбленному и обнять его со спины, положив подбородок на макушку. Кажется, у той истерички случился припадок, потому что официантка настоятельно просит Намджуна сесть за стол. Он кивает ей, но всё равно продолжает стоять, пока Юнги на него глаза не поднимает. — Ты делаешь все возможное. Правда. Мы вместе справимся со всеми трудностями. Я пригласил тебя сюда, чтобы у нас появилось еще одно совместное воспоминание. Поверь мне, оно стоит тех денег, которые мы здесь оставим. Их взгляды пересекаются, а сердца начинают биться еще чаще, практически перебивая звук инструментальной живой музыки. Юнги касается пальцами смуглой шеи и к себе наклоняет. Они впервые целуются открыто, и Намджун думает, что это первый их самый настоящий поцелуй, в котором нет ни заигрывания, ни страсти. Кажется, что в этом простом соприкосновении губ скрыта история, которая тянется уже не первое десятилетие, настолько оно чистое и настоящее. Намджун садится напротив, растягивает пиджак и, ухмыляясь спрашивает: — Может это они все сюда не вписываются?***
— Алло? Это Чимин? — Да, это я. Ты вообще время видел? Да кто звонит в два часа ночи? — Я сдержал своё слово. Намджун с головой ныряет под одеяло, надеясь, что Юнги его не услышит. Он щурится от слишком яркого экрана на телефоне и прикрывает его ладонью, дожидаясь пока визг Чимина наконец-то закончится. — Оу, как здорово, хён. Ему было комфортно, да? Что вы делали? Ты ему подарил цветы, а на танец его приглашал? Боже, там, наверное, было очень много богатых людей? — Ну, не совсем. Юнги был очень расслабленным, кажется, он чувствовал себя как дома. — Не понял. — Набери в ютубе «smile at the bubbles». — Это песня под которую вы танцевали? О, боже, я хочу послушать. Ким вслушивается в сбивчивое дыхание Чимина, а потом улавливает знакомый звук с заставки ноутбука Пака. Больше Намджун ничего не слышит, видимо он убрал телефон, чтобы ничего не мешало. — Эм, Намджун? — Да? — Скажи мне, что это не то, что я сейчас вижу. — Я даже не вижу, что ты там смотришь. — Только не говори, что вы смотрели котика, лопающего пузыри, прямо в дорогущем ресторане. — Юнги сказал, что это было его лучшее свидание… — Конечно лучшее. Он кроме тебя больше ни с кем не встречался. — И мы танцевали. Чимин облегченно выдыхает, кажется, ещё не всё потеряно и Намджуна можно назвать романтиком. Однако Намджун продолжает: — Но подскользнулись на мыльной воде и грохнулись на пол. А потом… — Мыльной? — Черт, эм, тут такое дело… Я не учёл, что счёт получится в два раза дороже. — Намджун? Стоп, ну-ка не вешай трубку! Чимин хочет сказать ему еще пару ласковых, как видит одно входящее сообщение от Юнги. Пак удивленно всматривается в фотографию счастливого Намджуна с пеной на руках около раковины. А еще подпись внизу — «Спасибо тебе за самое лучшее свидание. Теперь мы умеем профессионально мыть посуду». А Пак понял, что умеет молиться.